Глава 9

Город превращался в картину постапокалипсиса и одновременно на сумасшедший дом. Люди растеряно блуждали в поисках пропитания. Некоторые сначала пытались что-нибудь продать. Возникли стихийные «блошиные» рынки на всех ключевых трамвайных остановках. Торговали всем, что имелось в доме. В основном хрусталём и книгами. И тут я ещё острее прочувствовал фразу из фильма «Кавказская пленница»: «Ты видишь жизнь из окна моего персонального автомобиля!». Если ездить на автомобиле, то вроде всё хорошо, а если на трамвае, то — беда-беда.

Сходили с ума подростки, сбивающиеся в группировки и девочки понявшие, что на пропитание могут заработать своим телом. И тех и других «подогревали» и наставляли на путь истинный ответственные за район.

Наш дом был по-своему уникальным. В него вселились люди примерно одного возраста. Вернее — двух поколений: таких как я — тридцатилетних и сорокалетних. Плюс-минус, да… И у всех нас имелись дети. Соответствующего возраста. И вот представьте, сколько во дворе вдруг оказалось подрастающих потенциальных «бандитов». Ведь большинству нравилась игра в «полицейского и вора», и понятно роль кого они применяли на себя с большей охотой.

Сын в девяносто втором был десятилетним ребёнком, попавшим под пресс «старшаков», пытавшихся перемолоть отказников под свои понятия и пристроить к «делу». Да, во дворе были те, кто не хотел становиться ворами и бандитами. Хотя, откровенно сказать, таких было немного. Дом имел девять подъездов по десять этажей и по четыре квартиры на каждом. Сто восемьдесят квартир с двумя и более детьми, и сто восемьдесят с одним ребёнком. Всего больше пятисот детей. Около двухсот — совсем малыши. Остается триста человек вполне пригодных для обработки сознания и из них примерно половина мальчишек.

Рота малолетних бойцов, пообещавших как-то мне, что «подтянут меня на стрелку с Биллом», когда я попытался их, шумящих в подъезде, где проходил один из сеансов, утихомирить. Натурально грозили Биллом, обещая, что он точно придёт меня поучить! Не пришёл, да… Странно, было бы если бы случилось наоборот.

После этого инцидента некоторые пацаны стали со мной здороваться, а некоторые окрысились на моего сына. Детям не объяснишь, кто такой «целитель» и что он может их твёрдый стул превратить в мягкий. Да и много их и дети они, хоть и великовозрастные. Вот и стал я задумываться о том, что в этой войне нужно чётко позиционировать себя, на какой ты стороне. Пока только задумываться, не представляя, в каком качестве именно я могу проявить себя в этой криминальной войне.

И тут однажды встречаю я своего бывшего коллегу по комсомольской работе Николая Пенькова. Я крутился в Диамиде, пытаясь вербануть ещё несколько нормальных специалистов для работы в Японии. Оставались ещё такие, а работы для них становилось всё меньше и меньше. Вовремя я сбежал из судоремонта.

— О, Мишка, привет! — обрадовался он нашей встрече. — Что тут делаешь?

Коля был выпускником Дальрыбвтуза, спортсменом-каратистом и работал вместе со мной в комитете комсомола ВБТРФ, исполняя роль секретаря комсомольской организации добывающего флота.

Я рассказал.

— Эх, жаль, что я технолог. Но и я при деле. Пресервный цех собираюсь строить.

— Ого себе! — удивился я. — Дорогое удовольствие. Кого грабанул?

— Не-е-е…

Коля смутился, и его, только что бывшее жизнерадостным, чуть курносое простецкое лицо, «подвяло».

— Не себе. Пригласил человек один. Бывший директор угольного разреза. Клёвый мужик!

— И что ты тут делаешь? — спросил я. — Тоже ищешь рабочую силу?

— Хм! Как ты догадался? — удивился он. — Механика себе ищу. Одному не справиться. А ты ведь механик «тэо»[4] был?

— Был, да. Но я сам по горло в делах.

— Жаль, а так бы мы с тобой…

Он не смог выразить словами что бы мы с ним и просто сжал кулак правой руки.

— Хороший кулак, — отметил я мысленно и спросил. — Тренируешься?

— По чуть-чуть. В «Труде» у Миши Бунакова. Слышал?

Я покрутил головой.

— Тебя куда подвезти? — спросил я. — Мне уже ехать надо.

— Мне на молочный комбинат. С руководством встречаться. Там будем строить цех.

— Пресервный цех на молочном комбинате? — удивился я. — Это же несовместимые производства. У них даже канализация не должна пересекаться. Хранение сырья… Вы хорошо подумали?

— Вот видишь! — восхитился Николай. — Ты даже это знаешь, а не технолог!

— У меня мама технолог, я столько за свою жизнь услышал, что никакие профессора не смогли бы… Короче! Мне на Баляева, могу подвезти.

— Спасибо! — обрадовался Николай.

Знал бы я, что мне принесёт эта встреча, рвал бы от него «когти» со страшной силой. Но, почему-то чужая память в этот раз молчала.

Николай, когда мы работали «на комсомоле», был очень тихим и безобидным парнем. Он был младше меня на год и относился ко мне с большим уважением, потому сто, как оказалось, тоже ездил в стройотряд на Шикотан и имел возможность наблюдать, как я отбивался от целой толпы «калининградцев», напавших, с какой-то стати, на барак «иркутян». А я пришёл иркутян спасать, так как мы с ними «дружили», а с «калининградцами» нет. Да-а-а… Молодёжь…

После увиденного боя одного со многими противниками, Николай активно увлёкся каратэ и в восемьдесят шестом уже был довольно сильным спортсменом, однако, по моему мнению, он слишком увлекался силовыми упражнениями, «перекачивая» мышцы.

То, что я знал его «безобидным» и сыграло со мной недобрую «шутку». Я не посмотрел его ауру. Не любил я заглядывать людям в души. К этому времени меня от людских душ подташнивало. Слава Богу, что поток страждущих исцеления сильно истощился. Вылечил я всех, что ли?

Довёз я Николая до молочного комбината, что находился на улице Жигура, ниже Баляева и поехал домой, обменявшись с ним номерами телефонов и забыл про него. Однако примерно через месяц вспомнил. Просто мне стало интересно, умер их проект или нет? У меня всё шло стабильно. Я ежемесячно ездил в Японию, проверял бизнес, затариваясь вкусняшками и контролируя процесс перемещения автомобилей через Японское море, предварительно согласовав и организовав встречу на родном берегу, а бизнес приносил мне стабильный небольшой, откровенно говоря, доход. Рук и ртов было много и делить пирог, чтобы не обижать никого, приходилось на много-много частей. Но всё в этой жизни относительно и то, что для меня было 'небольшим доходом, для основной народной массы было доходом запредельным.

— Привет! Как дела? — спросил я, дождавшись ответа.

Честно говоря, я после встречи с Пеньковым, сам стал загораться мыслью построить что-нибудь рыбоперерабатывающее, но не в России, а в Японии, и, помня, что он человек дотошный и скрупулёзный, готов был предложить Николаю должность технолога.

— Хорошо, — ответил Николай, — только я так и не нашёл себе механика. Справляюсь я со всем сам, но Смирнов требует чтобы я нашёл себе зама по механической части. Он хочет, чтобы всё было как на советском производстве.

— А проект согласовали? — с недоверием в голосе спросил я.

— Согласовали, — радостно сообщил Пеньков.

— Ни хрена себе. И СЭСка?

— И СЭСка. А ты почему интересуешься? Не надумал ко мне? Мы бы с тобой сработались.

— Хм! Не знаю-не знаю, как на счёт сработались бы. Мне многое не нравится в вашем проекте. Например то, что вы хотите красную солёную рыбу катать в жестяные банки. Это ведь деликатесный продукт. Он всегда в стеклянных банках выпускался.

— Мы в Якутск будем её отправлять. Там, Смирнов говорит, есть уже нечего.

— Там, что в Лене рыба кончилась? — удивился я.

— Тебе бы со Смирновым пообщаться. Это его задумка.

— Странная, на мой взгляд, задумка, — буркнул я. — но почему бы и не пообщаться.

— Ну так приезжай. Я сейчас как раз собираюсь на работу.

— Куда ехать?

— Дзержинского, ой, то есть — Фонтанная, 6[5]. Там, где городское ГАИ.

— Понятно. Сам как доедешь?

— Я машину купил. Смирнов денег занял.

— Нормально, — одобрил я, понимая, что у «прожектёра» какие-то деньги есть.

Так и оказалось. У Смирнова было торговое предприятие, продающее китайцам всё, что не попадя, в основном бронзовую трубную арматуру. В смысле: вентили, заглушки, переходники. Ну, что ж. Не мне их судить. На таком товаре «поднимались» сейчас многие, да-а-а…

Смирнов мне понравился. Это был круглолицый, темноволосый кучерявый и кареглазый человек. Он и сам, как оказалось, был родом из Якутска, но на якута походил только круглым лицом. Он говорил тихо, не особо стремясь артикулировать, поэтому его речь иногда сходила на бубнёж. В нём чувствовалось влияние партийной работы и я, как потом оказалось, не ошибся.

Смирнов аргументировал своё решение о строительстве именно такого заводика тем, что некие японцы готовы вложиться в строительство во Владивостоке большого рыбоперерабатывабщего комплекса, если у него, у Смирнова, получится самостоятельно построить малый и подобрать хорошую «команду». Смирнов сказал: «коллектив».

— Обманут, — уверенным тоном сказал я. — Вернее… Они же вам ничего не обещали, да? Докажите, что можете, наверняка сказали они. А доказать и м что-то не получится. Поэтому, нужно исходить из того, что этот проект — билет в один конец. Что не будет ничего после него. Не будет японских субсидий. Да и не пустит их сюда никто. Кому тут японцы нужны? Конкурировать?

— Ну… Вы верно рассуждаете, Михаил Васильевич, сказал Григорий Леонидович. Поэтому мы, помимо японцев, рассчитываем и на другие источники финансирования. Какие — это наш секрет.

— Мне ваши тайные источники финансирования не интересны, хотя, самое простое это взять кредит под залог производства. Но для этого нужно показать хорошие объёмы и торговые обороты. А для этого нужно солидное производство. А как рассказал Николай Иванович, вам выделяют совсем не большое помещение, где и разместить минимальное количество оборудование весьма проблематично.

— Поясните, — попросил Смирнов, нахмурившись.

— В технологии есть такое понятие, как пересечение процессов. То есть, приёмка сырья, его подготовка и разделка не должны соседствовать с укладкой. А на тех площадях это сделать проблематично.

Смирнов посмотрел на Пенькова.

— Я вам говорил, — сказал он, пожимая плечами. — Вы сами настояли.

— Я настоял потому, что другого помещения вы так и не нашли и проект уже сделан под него.

— Проект, извините, ущербный изначально, — сказал я. — Пресервы — продукт скоропортящийся и требующий абсолютной чистоты производства. Везти его в Якутск? Из Владивостока? На чём? Самолётами Аэрофлота? Извините, но это какой-то блеф.

— Спасибо, Михаил Васильевич, за беседу и высказанное мнение, — поднялся из-за стола Смирнов. — Был рад познакомиться.

— И вам спасибо, за оказанный приём, — улыбнулся я, а сам подумал: — Что-то тут не чисто.

Не похож Смирнов на наивного «якутского мальчика». Он был похож на «хитрого еврея», задумавшего долгосрочную перспективную аферу и, скорее всего, действительно с японцами. Уже через полчаса я забыл о нашей встрече, погрузившись в свои «заморочки». Однако вечером мне позвонил Пеньков.

— Ну, ты и выдал, Мишка! — жизнерадостно заявил тот не здороваясь. А что, виделись же. — Смирнов весь день рвал и метал. Я-то уехал на Молочный комбинат. Мне ведь и кабинет выделили.

В голосе Николая слышались нотки торжества. Он, видимо, ждал от меня реакции,типа: «Ух, ты! Кабинет⁈ С телефоном?»

— С телефоном, — добавил он.

— Отлично, — сказал я. — Чего звонишь? Мы уже спать нацелились.

— А! Да? Извини! Смирнов сказал, что если ты примешь предложение, даст тебе приличную зарплату.

— Какую? — вздохнул я начиная с самого простого.

— Восемь тысяч. У меня — десять. Это очень хорошая зарплата!

Я помолчал, раздумывая. В принципе, пока идёт стройка, можно «повалять ваньку». За восемь тысяч-то. Это и впрямь были очень приличные деньги.

— Коль, там у вас, чтобы оно работало, весь проект нужно переделывать.

— Ну и переделывай, — сказал он жизнерадостно. — Я ему всё тоже самое говорил, что и ты… Ну, почти… А он не слушал. Якуты — то, якуты — сё… Они и юколу едят…

— Но ведь как туда возить-то?

— Железную дорогу скоро достроят.

— Ты шутишь? — спросил я. — Её-то и при СССР не очень строили, а сейчас вообще строительство остановлено.

— Откуда знаешь?

— От верблюда. Ладно, Коля, только чтобы тебя выручить, а то я так думаю, тебя Смирнов сгрызёт.

— Это да. Он, как начнёт нудить… Хоть вешайся.

— А как он хоть, как начальник?

— Очень требовательный к выполнению плана. Достал меня с проектом. Сам навязывает нереальные сроки, а потом нудит.

— Хм! — хмыкнул я неопределённо. — И какие у вас планы по строительству? Сроки?

— Год.

— Год? — удивился я. — Это много.

— Там запущенное строение.

— Давай завтра посмотрим и я дам ответ.

Назавтра посмотрели «объект». Хм! Часть первого этажа творожного цеха стояла заброшенной, с отсутствующими окнами и дверьми.

— Так тут всё в грибке, Коля! — охренел я от увиденного. — тут стены нужно отдирать от краски, обрабатывать… Это пиз*ец, сколько работы!

— Поэтому и год…

— Тогда понятно.

Спустились в подвал, который тоже отдавали в аренду. На кафельном полу в луже сыворотки, подтекающей из сточной трубы, ползали опарыши. Я вздохнул и сказал:

— Я согласен.

Почему согласился?

— Да пофиг! — подумалось мне тогда. — Это их игра. Что надо построим. Зато будет определённый опыт коллективной работы и коммуникации с надзирающими структурами.

— Скоро самому себе строить, а пока обзаведусь контактами и знакомствами, — решил я. — Ещё и зарплату платить будут за бесценный опыт. Приличную зарплату, между прочим.

Мы съездили к Смирнову и переговорили с ним уже по существу производственных взаимоотношений. Он показал пальцем на Пенькова и сказал: «Вот ваш начальник цеха. Все вопросы к нему».

— Понятно, — сказал я.

Загрузка...