— И что мне сейчас делать? — снова подумал я. — Возвращаться в «тот» мир? А как? По какой нити ползти. Из нижней чакры, хм, сиреневый дымок не идёт. И никакая «нить» не свисает, ха-ха! А вот из верхнего центра «нить Флибера» куда-то ведёт, да… Только мне, почему-то, не хочется по ней «ползти». Вот, совсем-совсем не хочется. Просто не представляю, куда она может меня привести? В какой мир?
— Посижу-ка я здесь пока, — решил я.
Ну, не здесь в Тайланде, а здесь, в этом мире. Там за меня прежний «я» справится. Наблюдал же он за тем, что происходит. И матрицу его я подкачал. А я пока здесь пособираю свои матрицы. У людей их уже отнять можно. Всё равно они уже должны были скопировать и перенести им в разум то, что нужно исполнителям. Вразумить, так сказать. «Последний» через матрицы контролировал мир, а мне он без Флибера совсем не нужен. Не собираюсь я в нём задерживаться. Если один раз пытались ликвидировать, то и ещё раз попытаются. Лучше оставить в этом теле одну из «простых» матриц, и вернуться назад.
Я не верил, что если Флибер не нашёлся сейчас, то найдётся позже. Не знаю почему, но не верил. Хм! Вернутся назад! Легко сказать, но как сделать. Я-то на Флибера рассчитывал. А сам я по мирам прыгать не могу. Может «последнего» дождаться? Когда он сюда вернётся. Тот-то умеет перемещаться по мирам. Хм! А как он вернётся? Я же тут! Не думаю, что у него получится «запрыгнуть» в это же тело.
Его снова выкинуло из моего мира и моего первого тела потому, что его тут, скорее всего, реанимировали. А сейчас я здесь нарисовался и не дал тонкому телу растаять. Хм! И как он тогда будет жить во мне? Там же моя матрица. Они же спорили между собой! Млять! Ничего не понимаю! Совсем запутался! Моя матрица со мной переместилась в иной, кхм, в смысле другой мир. И сейчас она со мной, тогда какая матрица там? М-м-м… Да, наверное, никакая. Она была, пока я там был, а ушёл и растает она. Это же след от неё. Так, наверное. И поэтому «последний», так и хочется продолжить: «герой», да-а-а, останется там, пока я снова туда не вернусь.
А в том моём теле? Во втором? В последнем? Похоже, что та его родная матрица не исчезла. Проявилась она, да! Я почувствовал! Хм! Так и это не плохо! Я ведь не подумал, что станет с тем телом. Или подспудно подумал про первого его хозяина? Подумал-подумал… Хм!
Значит все тела при матрицах, кроме… Да, нет! Все при матрицах! Это мы с «последним» поменялись телами. И, честно говоря, мне что в этом не хочется оставаться, что в то переходить. Ссыкотно мне с нашей российской мафией в прятки-догонялки играть. Без Флибера-то. Да-а-а… Ситуёвина. Интересно, кто тут меня «заказал»? Кто-то из мирового правительства, не иначе. Масоны, мать их в душу так!
Мог бы я прыгать по мирам и в этом мире, я бы им показал, где раком зимуют. Я так… Сейчас не знаю, как во Владик вернуться? Самолётом, что ли? Так не улетал я с родины. И паспорта, наверное, тут нет. Хм! Надо посмотреть…
Я ещё раз посмотрел на себя в зеркало и вернулся в «кабинет».
— Поесть бы чего, — подумал я и снова увидел аккуратное отверстие в панорамном оконном стекле и подумал. — Зеркальной плёнкой нужно заклеить. А то…
Прозвенел звонок стационарного телефона.
— Слушаю, — сказал я по-английски.
— Мистер Минобэ, а вас всё в порядке? Сработала система охраны периметра у вас в кабинете. Прислать контролёра?
— Не надо.
— Тогда прошу вас назвать кодовое слово.
— Хризантема.
— Хорошего дня мистер Минобэ.
— И вам спокойной службы.
Повесив трубку я удовлетворённо хмыкнул, вспомнив, что в помещениях помимо объёмной сигнализации, контролирующей нахождение сторонних объектов, имеется и периферийная. В стекло окна встроена тонкая сетка и стоят вибрационные датчики. Вот они и сработали. Так тело и нашли. Причём, я двигался и переместился в санузел, вот охрана и не стала сразу звонить. Хм! Работает система охраны.
Снова почувствовав голод, вспомнил номер телефона кухни и набрал его.
— Чен? Добрый день! Что у нас сегодня на обед? Пришлёшь Милу? Отлично!
Ми-Лу пришла через пять минут с папками меню. Полистав его, я выбрал себе обед, отметив галочками, что хотел бы съесть и вернул карту. Сам прошёл к холодильнику и взяв бутылку простой воды, сел в кресло и, откинувшись в нём, положил ноги на рабочий стол с клавиатурой и плоским монитором, и стал думать. От моих действий экран осветился и на нём появилась таблица с постоянно меняющимися цифрами. Производственный процесс, «вспомнил» я.
Пробежав глазами по «рядам и колоннам» доблестных тружеников учёта и контроля' (моё любимая цитата Владимира Ильича Ленина), имеются ввиду цифры, я глубоко вздохнул. Вникать в глобальные проекты предшественника не хотелось от слова «совсем».
— А чем тогда заняться? — спросил я сам себя и тут же ответил. — Как, чем? Я тут сижу, а у меня шведы Кемь взяли! Ска! Сходил за хлебушком и не вернулся!
Я нервно дёрнулся из-за стола и метнулся к окну, моему излюбленному месту для «подумать» во всех мирах и жизнях. Упрусь так в стекло лбом и стою. Хм! Вот и хотели «поймать» меня на такой позиции. «Позишн намбер ван». А «последнему» что-то вдруг приспичило разглядеть сразу под домом. Интересно, что? А? И не интересно! До окна не добежал. Остановился.
Мой кабинет находился в двухэтажном здании «моего» персонального особняка. Только моего и ничьего больше. Сюда я «прихоил», отсюда «уходил». Охранники все были ботами, а потому никого из них не смущали мои таинственные возникновения и исчезания. Появился здесь, прислонил палец к считывателю, глянул в бинокуляры доступа, сиди работай. Или встречайся с кем надо. Или на море иди купайся.
— Сейчас и на море хрен покупаешься, — буркнул я, видя, как Ми-Лу закатывает тележку с омаром, лёгкими овощными салатами и напитками: зелёным чаем и простой водой. Омар уже был разделан и на тарелке лежало только его мясо. Не хотел я его сегодня вскрывать. Щипцы. Бр-р-р… В памяти всё ещё звучали слова хирурга: «Вскрываем грудину». И стук стального молотка по большому ампутационному скальпелю. Бр-р-р-р…
— Приятного, млять, аппетита! — сказал я своей матрице.
— Приятного, вам, аппетита, — сказала Ми-Лу.
— Кхм! Спасибо!
Мясо омара, политое специальным соусом, было великолепным и моё настроение улучшилось. В конце концов, что-нибудь да получится.
Ко мне пришло понимание, что проход во Владивосток отсюда «стандартный» через «дверь» в соседней комнате, предназначенной для отдыха. Значит, «домой» я вернусь. А там с масонской мафией должно быть попроще в эти годы. И, кстати, Григорьеву надо бы рассказать про покушение. Камеры наружного наблюдения надо проверить. Где там мой начальник службы безопасности?
Вызвав Лао Цзы, я рассказал ему о случившемся. У этого бота стояла матрица «первого», который всю жизнь служил в контрразведке комитета госбезопасности СССР и дослужился до начальника службы Приморского управления и генеральских погон.
— Всё понятно, мистер Минобэ. Займёмся. Стекло постоянно срабатывает. Надо менять.
— Меняйте, — сказал я и подумал. — Хорошо хоть я от «аквариума» отказался. А ведь хотел устроить себе вид на море на всю стену… Вот бы сейчас хлопот было стёклышко поменять.
— И ещё… Сделайте мне «похороны». Скромные. И обязательно камень поставьте. Как положено. И я теперь сюда не буду приезжать. Будет приезжать мистер Смит. Джон Смит. Надо будет на него допуски оформить.
— Прибудет, оформим. В кодовое слово помните?
Я кивнул.
— Называл уже сегодня.
— Если называли, поменяем. Какое выберете? Напишите.
Я написал. Лао Цзы бумажку забрал.
— Ок. Свободен?
— Работайте! И надо расширять агентурную сеть.
— Надо. Мы расширим план мероприятий.
— Ок, — сказал я, а сам подумал, о том, что крепкий лоб — это хорошо, но как и, главное, чем,, если что вдруг случись, мне будут делать, хм, вскрытие. И ведь не усилишь кость до нужной прочности. Мозг вскипит от температуры. Заварится. Хотя надо бы поработать над теплоотдачей.
— Тьфу! — «сплюнул» я. — Миша, о чём ты думаешь⁈ О чём я думаю⁈ Тебе нужно нырять поглубже и не высовываться. Имитация смерти — это хорошо. Но ведь суть даже не в тебе, а в том, что СССР сейчас развивается благодаря технологиям и производству раскручиваемому здесь, на Тайване. И, кстати, в самом СССР. Не позволят ему развиться. Я у них лишь первый в очереди. Сейчас в ход пойдёт всё: санкции, политический прессинг, какая-нибудь эпидемия. Ковид какой-нибудь… С биологическим-бактериологическим оружием штатовцы и британцы как баловались, так и балуются. Да и Французы… Человеконенавистнички…
— Ладно, пора домой, — решил я и перешёл комнату отдыха. — Или поваляться — подумать?
Посмотрев на уютную тахту, я понял, что после такого обеда проваляюсь до вечера и лучше это будет делать с семьёй. «Перейдя» во Владивосток, я «перешёл» в свой дом «своего» мира на берегу бухты Новгородской. Хорошая бухта! Закрытая! И берег низкий и ровный. А оленей тут сколько! Диких кабанов! И тигры, да. Где еда, там и тигры. Водоплавающих птиц и фазанов видимо невидимо! «Мои» китайцы их сотнями на силки ловят. Маринуют, коптят… Удивительно вкусный продукт получается. И тигров регулярно охотники отстреливали. Очень много в округе было этих хищников. Хоть и забор стоял высокий, однако, не они тут хозяева, а мы. Кстати, мясо тигриное очень неплохое на вкус. Жилистое немного. Но котлеты из него великолепные.
Змей, да, много, но «последний» понавёз южноафриканских мангустов и выпустил их на волю. Получилось очень полезное соседство. Мангусты понаделали нор и прекрасно зимовали. Кстати, и шубы, я знал, из их шкурок неплохие получатся, но до до промышленных количеств их поголовье ещё не расплодилось.
Поигрался с четырёхлетним сыном, забавно. Забыл уже какой он был. С ним же и поспал на тёплой веранде. Здесь начинался декабрь, вьюжило, было очень красиво, а во Владивостоке начинался сырой июнь.
— Что там у нас на стройках народного хозяйства? — спросила Лариса.
— Пуско-наладка линий крабовых палочек идёт в Находке, — «вспомнил» я.
— Да-а-а… Это ты здорово с фаршем сурими придумал. Очень вовремя.
— Ты же знаешь, что это не я придумал из него крабовые палочки делать.
— Не важно! Главное, у нас будут производить такую вкуснятину. Крабов на всех не хватает.
— Хм! Тебе ли быть в печали из-за отсутствия краба?
Лариса посмотрела на меня с удивлением, вскинув вверх тонкие брови.
— Я не о себе забочусь, а о наших гражданах. Мало ли что у нас есть. Мы же не о себе думаем, а о том, что будет на прилавках наших магазинов. В смысле — городских магазинов.
Я улыбнулся.
— Конечно-конечно, дорогая. Позволь мне на недельку на рыбалку съездить на Бикин? Мужики Лучегорские зовут.
— Да, и езжай, — пожала плечами жена. — Только рыбу свою домой сырой не привози. Копчёную — пожалуйста, а…
— А когда я её сырой привозил? — удивился я.
— Как когда? Прошлый раз. Решил проверить, как коптит наша коптильня.
— Так это проверить… Не стоит выделка свеч.
— На машине поедешь?
— Да. Прокачусь по нашим ухабистым дорогам. О! Надо, кстати, ходовую проверить и передние амортизаторы заменить… Хоть коня из стойла вывести. Загрустил мой конь в белом полюшке. Без меня ему тоскливо на волюшке. Так скачи родной, позови друзей, приведи жену, приведи детей… — пропел я.
— Ты это чтой-то? Не знаешь, что ли, как я не люблю эту песню[1]? — вдруг 'взъерипенилась жена. — На дорожку беду кличешь?
Жена погрозила мне кулаком. И в который уже раз посмотрела на мою забинтованную голову. Объяснил, что об открытую дверцу стенного кухонного шкафа задел. Жена просила пониже повесить, вот я и бьюсь об эти дверки постоянно головой. Об углы. А кость лобная хоть и твёрдая, а всё равно больно. Но жена знала, что раны у меня быстро заживают. У нас у всех быстро заживают.
— Когда собираешься поехать?
— В следующую пятницу. До аэропорта Дальнереченского, а там самолётом.
— Хорошо, когда есть хобби, — вздохнула Лариса.
— Рыбалка не моё хобби. Я в это время года люблю тайгой дышать. Сижу на бережку, дышу. Всё цветёт! Елки и кедры новые иголки выпустили… Такие запахи! С ними хорошо чай пить. Ни сахара не нужно, ни заварки. Иголок заваришь и всё…
— Да-а-а… Иголки кедровые мне понравились. Привези ещё.
— Если не забуду, Солнце моё.
— Я тебе за… Как ты меня назвал?
Я прикусил язык. Так Я называл свою жену, а не «последний».
— Солнце. А что, плохо? Ты же для меня — солнышко лесное, — сказал я словами любимой Ларисиной песни.
— Не плохо. Просто ты сказал так, словно всегда так меня называешь. Или кого-то, хм, другую.
— Окстись, Лорик.
— Во-во, Я у тебя всегда Лорик, а тут вдруг… Ну ка говори, стервец: бабу себе нашёл?
— Э-э-э, — завис я. — Побойся Бога, Солнце. Тьфу! Лорик!
— А! Вот опять! — возопила жена. — Плюёшься уже!
— Да, стояла ты, напротив солнца и мне показалась ты, как солнце. Понравилось слово. Ты же огонь по гороскопу! Значит солнце. А я — вода! Мне и одного солнца за гланды!
Я постепенно вскипал. Вода же. Жена заметила. И прищурила на меня левый глаз. Я нахмурился. Орать всё равно бесполезно. Только себе печень рвать. Здесь-то у меня энергетические центры вообще не регулированы.
— Как хочешь думай, — сказал я, вздохнув, — но ты у меня одна, словно в ночи луна… И ты это, свети-свети…
Ни на какую рыбалку я, естественно, не поехал. Что мне там делать на той рыбалке, когда Родина в опасности? А то, что это было именно так, я спинным мозгом и всей кожей, как рыба чувствовал. Колебания эфирные, да. Экстрасенс я, или одно из двух? Хм! Вот и проверим, какой я тут экстрасенс… Энергетические поля и жены, и сына, и других окружающих меня людей я видел так же, как и в своём мире, и в последнем. А тут ещё родная матрица этого тела совместилась с моей и я увидел не только энергетические поля, но и нейронные сети.
Дело в том, что хотя матрица и улетела, когда в лоб этому телу прилетела пуля, в его тонкой биоэнергетической оболочке осталась её копия. Вот мне она передалась. Моя матрица «автоматом» сканирует и считывает всю информацию по объекту. А если учесть, что память дублируется ещё и в нейросеть, то у меня получилось управлять ею сразу. Ну, как же, хм. Попробовать же надо было. Как раз на лбу поотмирало миллионов пять нейронов. Вот их я и попытался восстановить в ускоренном темпе и в ручном режиме, так сказать.
И так, на рыбалку я не ехал, а ехал не на рыбалку, но на Бикин. На Бикин, но не на рыбалку. И не ехал, а летел. Но не на самолёте, а на космическом челноке. На реке и вправду мне очень хорошо думалось и погружалось в… Не знаю куда. Особенно — на Бикине. Не знаю, может коренными народами эта река «намолена», но там я и в самом своём худшем уровне сознания достигал интересных результатов. И там, я точно знал, что-то такое, или кто-то такой обитает. Дух, не дух, тайги, или реки? Бог его знает, кто. Но что-то, или кого-то я даже «видел», своим внутренним взором. Ну, в смысле, не я, конечно, а кто-то из тех «я», которыми случилось быть «первому» я. Первому нашему «танатанафту»[10], хе-хе.
Я решил воспользоваться космическим челноком пришельцев, чтобы побыть одному и соединиться с природой и послушать её. Одно дело тупо медитировать, когда ничего не умеешь, а другое дело, как я сейчас… А трястись четыреста километров до аэродрома, когда их можно преодолеть с комфортом, без шума и пыли — глупо. Причём, связь с челноком тоже осуществлялась не только через плазмоидов, на которых я сейчас повлиять никак не мог, но и через одну из «моих» матриц, оставленную в искусственном интеллекте челнока. Я просто отдал ему команду и челнок уже висел над городом прямо над крышей моего дома-гаража на бухте Тихой. Мне оставалось только выйти на площадку и шагнуть в, хм, снова в «сиреневый туман»? Нет, в серый туман! В серый! Не стану врать! Я и жене не соврал, что лечу на Бикин. Только не самолётом и не с мужиками.
Меркнет свет в очах, руки в стороны,
Надо мной кружат черны вороны,
Ох, не сдюжу я вьюгу злобную,
Отлетит душа в Станицу загробную.
Загрустил мой конь в белом полюшке,
Без меня ему тоскливо на волюшке,
Так скачи родной, позови друзей,
Приведи жену, приведи детей…
Пусть поставят мне поминальный крест,
Чтоб видать его было всем окрест.
Чтобы легче было мне помирать,
На чужбине в Диком поле лежать.
А весной взойдет буйна травушка,
Да задёрнется небушко тучами,
Помяни меня ты, Русь-Матушка,
Проливными дождями секучими!
Не пристало казаку слезы лить,
Не пристало горевать да тужить,
Напоследок погляжу на коня,
Помолюся — да и будет с меня!
Свет в очах погас, руки в стороны,
Стерегут добычу вещие вороны,
Не мети так зло, вьюга снежная,
Уж отмаялась душа безутешная…[11]