Целитель. Назад в СССР

Глава 20

На столе дежурного звякнул телефон.

— Так точно! — сказал в трубку дежурный. — Есть, запустить.

Он положил трубку. Следующая дверь тоже клацнула.

— Проходите! Вас ожидают!

Я прошёл. Меня безо всякого смущения обыскали, разув, раздев, тщательно прощупав одежду и осмотрев обувь. Вынули из карманов всё. В том числе и паспорт. Я не возмущался., а терпеливо ожидал. Хотел пошутить на счёт «а не раздвинуть ягодицы», но подумал, что могут не правильно понять и, не дай Бог, принять предложение. Объясняй потом, кхм, что пошутил.

Я оделся. Мне вернули паспорт, остальное обещали вернуть, если я вернусь. Дежурный позволил себе ухмыльнуться, и я понял, что это у них такой специфический юмор. Проводили по коридору до крайней, тоже стальной, двери, за которой оказалась большая приёмная с секретарём — мужского пола. Он ещё раз погладил меня со всех сторон и приоткрыл дверь.

— Входите, — сказал он.

Я вошёл в помещение с окнами, закрытыми изнутри стальными ставнями.

— Вот дурдом, — подумал я. — Шепеткова отдыхает.

— Вижу, удивлены такой безопасностью, — сказал Полубояринов, улыбаясь. — Берите на вооружение. Ваш ЧОП можно взять штурмом за пять секунд. Не успеют оружейку открыть.

— Да-да… Вполне возможно. Но зачем же гостей так тщательно обыскивать? Это, кхм, как-то, кхм, унижает.

— Гостей мы не обыскиваем, — снова улыбнувшись, проговорил Полубояринов. — А тех кто пришёл с неожиданным визитом, не грех и прощупать.

— А-а-а… Не званный гость хуже татарина⁈ — усмехнулся и я. — Ну-ну! Вы такого принципа придерживаетесь?

— Однозначно! — кивнул головой мой собеседник.

Все остальные присутствующие в этом помещении, а их было четверо, просто разглядывали меня, как некое диковинное животное в зоопарке.

— Так, зачем же вы пришли, Михаил Васильевич?

— Я пришёл спросить вас, зачем вы устроили на меня покушение?

У Полубояринова даже приоткрылся рот, а брови полезли наверх.

— Почему вы считаете, что это мы? — спросил он.

— Я не считаю, я точно знаю, что это устроили вы, Владимир Иванович. И даже знаю по чьей просьбе. У нас тоже все ходы записаны. И чужие тоже. Причём записаны так, что мы их можем предъявить в компетентные органы.

Полубояринов посмотрел на меня пренебрежительно. Другие четверо никакого интереса к моим словам не проявили.

— Во-первых, — сказал Полубояринов, — никакого покушения мы не организовывали, а во-вторых, — если бы вы действительно знали, кто стоит за «системой», сидели бы засунув язык в задницу. Так как то, что делаем мы, дело государственной важности. А то, что делаете вы и ваши отставные друзья — самодеятельность. А если станете распространятся о том, что я вам сейчас сказал, никакая мнимая гэбэшная крыша вам не поможет. Нет сейчас реальных рычагов ни у Григорьева, ни у Дроздова.

— Попал я из нашей больницы прямиком в центр регенерации, который нахоится в Соединённых Штатах в городе Дейтоне. Это тоже дело государственной важности?

Полубояринов вздрогнул и нахмурился.

— А ведь действительно! Как ты оттуда выбрался?

— А нет теперь этого центра по исследованию регенерации. За сколько вы меня продали американцам, Владимир Иванович? Государственно важности вы человечище…

Полубояринов выхватил из-под левой руки пистолет Макарова и выстрелил в мою сторону. Довернув тело против часовой стрелки, уворачиваясь, таким образом, от пули, я выбросил правую руку, пальцами стряхивая заряд плазмы. Бам-бам, слились два «выстрела». Только мой «бам», звучит, когда плазма соприкасается с препятствием. И таким препятствием оказался лоб Полубояринова, в котором образовалось «девятимиллиметровое» отверстие.

— Бам-бам-бам-бам, — прозвучало ещё четыре попадания и ещё четыре тела обмякли на стульях, стоящих вдоль длинного стола, за которым они сидели все пятеро в ряд. Это был третий вариант наших переговоров.

— Даже и не думайте, — сказал я, по очереди направляя на оставшихся свой указательный палец.

— Ни х*я себе! — выдохнул старший Ларионов. — Это что сейчас было?

— Это было вот что, — я снова шевельнул пальцами.

По ним пробежала электрическая дуга и я «катнул» в его сторону плазменный шарик. Все четверо моментально ожили и нырнули под длинный стол, за которым они сидели все в ряд. Хотя… Тело Полубояринова под стол свалилось несколько раньше.

— Всё-всё-всё-всё, — заверещал помощник Полубояринова по диверсионной работе. — Мы-то тут причём? Это он сам. Мы и не знали о его инициативе.

— Тогда вылазьте, — сказал я спокойно. — Плазмоид вас не тронет. Он послушный.

Четверо выглянули из-за стола и с ужасом посмотрели на висящие над столом шарики. Как раз четыре штуки. По одного на каждого. Я крутнул пальцем и шарики закружились хороводом. Красиво так, завораживающе.

— Уберите пожалуйста, это, — попросил младший Ларионов. — Мы, действительно, не причастны к покушению на вас.

Я почесал затылок тем же пальцем, которым выпускал и закручивал шарики.

— Мы, действительно, выполняем задачу по внедрению, поставленную нам ГРУ, — сказал Гольдберг.

— Хм.

Я втянул плазменные шарики в другую руку.

— Ладно, — сказал я со вздохом. — Вы и вправду не причём. Я же сказал, что контора пишет. Знаю я про ваше государственное задание. И про то, что старики, чьи квартиры вы продали, не пропали без вести, а живут себе припеваючи.

Все четверо активно закивали.

Только нихрена не жили старики припеваючи. И с государственным заданием тоже всё было не так однозначно. Под предлогом задач творился беспредел. А зачем я затеял переговоры? Не знаю. Не мог я вот так просто убить наших граждан. Преступники они или нет. Сложно казнить людей. А ведь я, фактически, их казнил. Ведь они мне сделать ничего не могли. Они не знали этого и пытались меня убить. Но я-то знал.

Бам-бам, слились два «выстрела», Полубояринова и мой. Бам-бам-бам-бам ответили мне из-за стола.

— Молодцы мужики! Наловчились! Матрица, млять! — подумал я, наблюдая, как летящие кучно пули проскальзывают мимо.

Стреляли все, даже действующий офицер спецназа ГРУ Самойлов. На рефлексе? Ну-ну…

Бам-бам-бам-бам, прозвучали мои ответные «выстрелы».

— Бам-бам-бам-бам, — сказал я и вздохнул.

Когда приехала милиция и я открыл дверь, встав лицом к стене и поставив на неё руки (в правой был паспорт), картина им в кабинете открылась прелюбопытная.

Действующий сотрудник ГРУ лежал у входной двери расстрелянный из четырёх пистолетов.

— Что тут произошло? — спросил у меня милиционер.

— Они повздорили, — сказал я, пожимая плечами. — Этот сразу вышел ко мне. Я обвинил Полубояринова в организации на меня покушения. Тот выстрелил в меня. А этот стрельнул в него. А те открыли огонь по нему. А он по ним.

— А вы?

— А я? — я снова пожал плечами, — Стоял и смотрел. Что мне оставалось делать. Всё быстро произошло.

— Так и зачем вы сюда пришли?

— Поговорить.

— Поговорили? — хмыкнул опер.

— Поговорили, — вздохнул я.

— А у вас оружия не было?

— Да, откуда? Меня же обыскали. До трусов раздевали.

— До трусов⁈ — удивился опер и оглянулся на местного дежурного.

— Приказ такой поступил, — буркнул тот, косясь на «беспорядок» в комнате. — Он не врёт. Не было у него ничего, кроме паспорта.

Меня опросили под запись и отвезли в Первомайский отдел милиции, где закрыли в «обезъянник», в котором я «добросовестно» намеревался просидеть до возвращения следственной группы. Мог бы оставить какую-нибудь матрицу, чтобы время двигалось, и свинтить в какой-нибудь другой мир, но мне было интересно, как я поведу себя в таких необычных условиях. Чем-то же надо себя развлекать, а новое — какое-никакое, а развлечение.

Однако долго поразвлекаться не удалось. Пришёл начальник управления, с которым мы неоднократно пили коньяк в его кабинете, который и отремонтирован был за счёт моей ВБТРФ. Да и многие меня тут просто знали с восемьдесят шестого года: ОКОД[12], ДНД[13], тренировал я многих…

— Чего же ты, Михаил Васильевич, не маякнул оперу, чтобы тебя ко мне отправили. Зачем же в антисанитарии…

Я посмотрел на Леонидыча и он запнулся.

— Чаю, кофе, или что покрепче?

— Потом-потом… Хотя… Налей граммов сто. Что-то отойти не могу от той стрельбы, что они учинили.

— Сейчас Константиныч твой приедет, — сообщил начальник районной милиции. — И он удивлён, что ты отправился к этим… Без охраны…

— Да, что-то вдруг… спонтанно…

— Мы, это, запись вашего разговора послушали. Записывали они его. Всё так и было, как ты говорил, только не могу я понять, из чего они стреляли? Эксперты руками разводят. Выстрелов на записи больше, чем пуль и гильз.

Я пожал плечами.

— Ты меня, Леонидыч, спрашиваешь? Я не эксперт. Там не до счёта выстрелов было! Такой грохот стоял. А я сидел зажмурившись. Чуть-чуть не обделался!

— Чуть-чуть — не считается. Ты на удивление хорошо держишься. Ребята рассказывали, что стоял спокойный, как удав.

— Медитация, — вздохнул я. — Меня словно там и не было. Словно со стороны наблюдал за собой.

— Да-да! Есть такое дело! Бывает в стрессовых ситуациях.

— Как будто бы ты, Илья Леонидович, стоял под градом пуль, — подумал я. — Не было у тебя ещё войны.

А мне пришлось поуворачиваться сегодня изрядно, прежде чем получилось найти нужную комбинацию положений и выстрелов. И попадало в меня сегодня не раз и не два. Неприятные, скажу я вам, испытал я ощущения от пулевых ранений. Да-а-а… Пренепреятнейшие ощущения, когда дырявится тело.

— Ключ нашли в столе кабинета. Допросили всех. Оказалось — от адреса арендуемой квартиры. Приехали, а там целый арсенал: автоматы, пистолеты, пластид, патроны в цинках, гранаты, шпионская и радиоаппаратура. Вот это улов ты нам обеспечил, Михаил Васильевич. Спасибо тебе. Если бы не подставился ты, то не знаю, кого бы они взрывали и убивали.

— А я знаю, — подумал я. — Знаю, но это уже никому не интересно. Потому что, уже не случится.

Не смоглось мне сделать тотальную «зачистку» банды Ларионовых. В ней как раз назревал кризис. Некоторые «спецназеры» уже стали прозревать, что их деятельность не коррелируется с моральным обликом защитника Родины и это должно было вылиться в ликвидацию девяти несогласных бандитствовать, тех, которые отказались давать присягу «чужой кровью». Я опередил события буквально на пару дней. Вот так-то. Эти-то девятеро и давали показания против остальных. Очень серьёзные показания. Так и свершилась моя месть за покушение. С одной стороны, я с удовольствием и многократно убил моих недоброжелателей, а с другой стороны в глазах остальных остался «белым и пушистым». Только Григорьев на меня как-то странно стал посматривать. И я понимал его. Сам бы напрягся, если бы он учудил такое. То, освобождение из рук американских спецслужб, то массовое самоубийство конкурентов. Фантастика.