Целитель. Назад в СССР

Глава 14

Тиэко плакала у меня на груди и я плакал тоже. Всё-таки я слишком чувствительный. Причём, к чужому, так сказать, горю. Ну, кто она мне? Э-хз-хе… Однако, я плакал и за неё, и за того, кхм, парня, что остался где-то в другом мире. Но она этого не знала и плакала от радости, что снова обрела своего Мичи Минобэ, на время потерявшего память.

— Я так долго тебя ждала, — то и дело повторяла Тиэко.

Оказалось, что они переместились в этот мир в тот год, когда Тиэко ходила беременной обоими детьми сразу. То есть, она не знала, что двумя. Здесь у ней родилась сразу двойня. Пятнадцать лет назад, да… Удивительно, но это факт! Кто бы сказал, как это получилось? Кто позаботился о психическом здоровье матери, едва не оставившая свою дочь в другом мире. Тиэко точно сошла бы с ума за эти пятнадцать лет. Сошла бы с ума и прокляла бы меня. Но, слава Богу, у неё родились двое: Мичи и Мичи! Почему и была Тиэко при наличие детей и хорошего наследства до сих пор не замужем. Она ждала меня. Все эти пятнадцать лет ждала.

Кстати, папа Тадаси сказал, что уже выправил мне гражданство Японии, но на имя Мичи Минобэ. Здесь у мальчика Мичи проявился волшебный дар рисования. Как у его отца. И он нарисовал, вернее, фотографически воспроизвёл его портрет. А Тадаси воспользовался им когда оформлял на Мичи Минобэ паспорт.

Уже сейчас многие «россияне» кинулись получать второе гражданство. Например Израиля, Германии. И я вполне себе законно мог получить гражданство Японии, при наличии здесь работы, то есть, — бизнеса. Папа Тадаси пошёл старым путём, сделав меня, названным сыном, то есть его наследником.

— Зачем? — спросил я, а он пожал плечами.

— Тут другая жизнь, — сказал я. — Тут у тебя уже был наследник — твой внук Мичи.

— Другая жизнь? Да, я это понял сразу, — кивнул головой Тадаси, — но те знания будущего, которые ты мне оставил, позволили мне развить свой бизнес и я считаю, что часть его принадлежит тебе, Мичи-сан. Тех производств процессоров, что ты организовал на Тайване в том мире, таких у меня нет, конечно, но фабрики по сборке компьютеров, и разных игровых приставок, имеют очень хороший доход. Причём я точно запомнил «архитектуру» электрических плат и смог её легко воспроизвести. И с Россией по шельфу мы ведём переговоры и судно СПГ под этот проект строится. Технологий таких не было до девяносто второго года, поэтому мы начали эти проекты поздно. А места, где нужно бурить скважины я помню.

— Там же куча денег нужна, — удивился я. — Ты вложил все средства, кхм, семьи?

— Э-э-э, так офшорные зоны, же, — сильно удивившись, уставился на меня Тадаси, словно я не знал ответа на вопрос: «сколько будет дважды два»? — Кхм, кхм… И ваше, кхм, партийное золото. Мы же вместе переводили его в деньги. Вот я и… Извини, если что не так.

Я рассмеялся и погладил маленькую Тиэко, притихшую у меня на груди, по голове.

— Всё так! Всё так! — Тадаси-сан.

— Я же говорю, что благодаря памяти о будущем, я кое что в нём изменил, а кое что повторил. Не всё мы с тобой делали неправильно. Но куча денег лежит под проценты в банках и одновременно работают, потому что, это наши с тобой банки. Ты там, Мичи Минобэ, везде, как мой партнёр.

Он с грустью и умиротворением посмотрел на нас с Тиэко.

— Хорошо, что у тебя проснулась память. А что с теми мирами?

— Там меня убили, Тадаси-сан, и меня перебросило сюда. И вас перебросило сюда. Не от меня зависит… Я не знаю, как это происходит, когда я умираю. Не я выбираю. Но я так не хотел с вами расставаться, что, наверное, поэтому и вас перекинуло сюда. Простите меня, если это принесло вам горе.

— Да, какое горе? — удивился Тадаси. — Подумаешь, начать жизнь заново… Хорошо хоть не с пелёнок! Как пришлось некоторым…

Он рассмеялся. А Тиэко «прыснула».

— Ты подарил мне моих детей! — проговорила она шёпотом и поцеловала меня в губы. _ Спасибо тебе.

— Дело в том, Мичи-сан, что мы с Тиэко там тоже, кхм, погибли. В автокатастрофе. Ты пропал и долго не появлялся. Десять лет не появлялся. А потом мы вчетвером ехали на моей машине и я не справился с управлением. Дорога была скользкой.

— Ты вернул мне моих детей, — снова прошептала Тиэко и снова поцеловала меня в губы.

Я не убирал их. Она была в своём праве на меня. Что делать, если я сам заварил такую кашу. Кхм! Сам не сам, но каша заварена. Да-а-а… Мы в ответе за тех, кого приручили. Вот уж по факту!

— Узнает Лариса, убьёт, — подумал я. — И ведь кто поверит, что это дети не мои, а какого-то другого Миши Шелеста из другого параллельного мира? Здесь никаких параллельных миров нет. Хрен докажешь! И предъявить нечего!

И вдруг меня «осенило».

— Так детям там было сколько? Во время аварии?

— Э-э-э… Так, взрослые уже. И не сосчитаю сейчас.

— И сейчас они в телах заново рождённых⁈ О, Господи! И как они?

— Нормально, — сказала и хихикнула Тиэко. — Сейчас нормально. А когда были в пелёнках и подгузниках было забавно, хи-хи… Как они ругались на тебя!

— Представляю, — крутнул я головой.

— Не-е-е… Не представляешь, — продолжала хихикать Тиэко. — Сейчас всё по-другому. Они взрослые. И оценили тот дар, который ты оставил им в виде прошлой памяти. Они ведь помнят всё. Химию, физику, другие предметы. Их тела быстро набрали нужную физическую форму, вспомнили прошлые навыки. И я тоже… Мы вместе тренировались.

— И ещё… Кхм… Не знаю, как сказать, но мы приобрели способность контролировать свои нейросети. Кхм… И даже управлять ими. И они нам сильно помогают. Словно второй разум, или компьютер в голове.

— Да… Ты много нам дал, Мичи. — сказала Тиэко. — И главное, ты нам дал вторую жизнь. И наших детей.

Она снова поцеловала меня.

А потом я встретился с Мичи и Мичи и когда увидел их, сердце так защемило, что я понял, что они мои родные, кровь от крови, плоть от плоти. Странное это было ощущение — обнимать «чужих», но таких близких, своих детей. Они подходили ко мне настороженно. Но я обнял их и мы тоже долго плакали. Плакала и Тиэко, и якудза Тадаси. Японцы такие сентиментальные люди. Даже якудзы.

— Не надо ничего менять, Тадаси-сан. Пусть всё идет так, как шло. Кто-то за нами обязательно наблюдает. И хорошо, что у меня есть Японское гражданство. Давно?

— Э-э-э… С восемьдесят седьмого. Семь лет уже. Я, почему-то, был уверен, что ты вернёшься.

— Да-а-а. Я всегда возвращаюсь, — сказал я задумчиво.

— Что? — не понял Тадаси, потому что я сказал это по-русски.

— Ерунда. Сказал, что должен был вернуться и вернулся.

Я смотрел на свой японский паспорт и на свою «фотографию» в нём.

— Как настоящая фотография. Мичи здорово рисует.

— Весь в тебя. Они оба в тебя. Хм! Они вдвоём нарисовали твои манги и мы издали их. Хорошо продаются! Они оба отличные спортсмены. Они даже в хоккей так же хорошо играют, как ты, а в своём мире не играли.

— Не понимаю, как это происходит, — честно признался я.

— Зачем пытаться понять? — пожал плечами Тадаси. — Надо принимать всё как данность. Как дар богов.

— Согласен, — кивнул головой я и, оглядев зал в Токийском доме Минобэ, облегчённо выдохнул. — Я словно вернулся к себе домой.

Тадаси прикрыл глаза веками, открыл их и сказал:

— Спасибо тебе за эти слова. Это твой дом, Мичи Минобэ.

— Ты так выглядишь, словно отдыхал, а не работал, — сказала жена, увидев меня зашедшим в её школьный кабинет. Довольный, как кот объевшийся сметаны. Мы тут со стихиями боремся, а он по Япониям разъезжает. Светится он. Надо бы мне съездить в Японию. Вон, Ким Георгий Николаевич приходил, предлагал на «Палладе» съездить.

— Сходить.

— Что?

— Сходить, милая. Сходить. На парусниках по морю ходят.

— Мне всё равно, хоть ползают! Тоже хочу в Японию.

— А я думаешь, чего свечусь?

Жена насторожилась. Я достал из сумки плотный синий пластиковый пакет на молнии, открыл его и достал четыре красных японских паспорта.

— Это что?

— Наши Японские паспорта. Теперь мы, как подданные Японии, можем свободно приезжать и в Японию, и в сто девяносто стран мира без визы. Просто, садимся в самолёт и летим. Ты куда хочешь сначала?

— Мы в Москве-то толком не были, — нахмурилась жена.

— Правильно. У нас с тобой в июле отпуск? Вот и поедем. Сорок два календарных дня! Можем полмира посмотреть!

— Устанем! — моя жена продолжала хмуриться.

Почему-то она у меня не умела радоваться, и всегда во всём искала негативную сторону. В отличие от меня. Да-а-а…

— Чем ты недовольна? — спросил я.

— Почему? Я довольна, только скажи мне, почему это мы стали вдруг японскими подданными? Мы даже японский язык не знаем. И мы — граждане России.

— У нас теперь два гражданства, — вздохнул я. — И Российское, и Японское. И в этом ничего нет предосудительного. Это разрешено Российским законодательством.

— А ты меня спросил? Хочу ли я иметь японское гражданство? И детей наших японцами сделал⁈

Я демонстративно положил паспорта обратно в пакет, закрыл его на молнию, положил пакет в сумку и вышел из кабинета заместителя директора по административно-хозяйственной работе.

Вечером Лариса сказала:

— Ты не вздумай паспорта назад сдавать!

— Что я дурак, что ли? Это гражданство стоило мне столько трудов и засунуть его коту под хвост? Ну уж дудки! Это в Израиле тебе паспорт сразу выдадут. А в Японии нужно прожить пять лет, работу иметь, язык знать. Сто девяносто стран без визы и сто пятьдесят стран с бесплатной визой по прибытию. Не хочешь путешествовать, мы с детьми поездим.

— Всё бы тебе одному, без жены по миру шарахаться! — возмутилась Лариса.

Я посмотрел на неё и только улыбнулся. Реагировать на все её «инсинуации»? Нервов не хватит.

В июне мы активно снимали огурцы в школьной теплице и кормили салатами пришкольный лагерь в котором, в основном, оставались школьники младших классов. Они же в меру сил работали в пришкольном садовом участке, пропалывая траву вокруг слив и вишен, посаженных давно, но и давно не получавших нужного ухода. Мы же их ещё по ранней весне обработали, подкормили, и теперь ждали урожай ягод и фруктов.

Мне было интересно. Лариса поначалу фыркала, кривясь от необходимости работать лопатой или тяпкой, а потом тоже втянулась. Хотя у неё было много работы по контролю побелки, покраски и другому ремонту. Крышу контролировал я сам. Но её ремонтировали мои ребята. Мы «слямзили» технологию в Японии и внедряли у нас первыми. Эта технология позволяла не только бетонировать пол идеально ровно, но и покрывать его специальной плёнкой, предохраняющей бетон от солнечных лучей и агрессивных сред, например кислотных дождей.

Но главное — на такой поверхности не было пыли и на ней можно было ставить любое чистое пищевое производство. Ну, или играть в баскетбол. И главное, это покрытие обходилось не дороже рубероида, если считать, сколько раз его нужно восстанавливать за двадцать лет гарантии армированного бетоннопласта.

Цеха по производству курток-пуховиков не останавливали работу и на каникулах. В них работали старшеклассницы, получающие за свою работу зарплату в виде продуктовых наборов, что надо сказать, было весьма востребовано, так как цены на рынках и в киосках, где торговали в основном азербайджанцы, сильно кусались. Да и не было у многих взрослых зарплаты. Например в милиции стали задерживать выплаты… Знакомые сотрудники, дети которых ходили в школу, рассказывали.

Столовая продолжала работать и кормить учеников по многоразовым ежедневным талонам, которые мы напечатали на Дальпрессе. То есть нельзя было сразу «отоварить» все талоны поменять еду а спиртное и пропить. Можно было прийти и покушать в школе. Родители не имеющие постоянного заработка, а были и такие, я трудоустраивал на свои точки или в школьные мастерские. Например в кожевенное или тоже швейное производство. Были и мужики — станочники: токари-фрезеровщики, которые, например, точили заклёпки для джинсов. А других, Олег Выходцев учил шить обувь.

Пока производство дохода не приносило, но я знал, что пуховики к зиме разойдутся, как пирожки, да и обувь тоже. Наши простейшие тёплые чуни пойдут нарасхват. Себестоимость у них была копеечной.

Да и своих учеников надо было одеть по сезону. Ветры у нас жуткие, вот мы и шили пуховики с капюшонами. И форму разработали и тоже шили. Наша, в отличие от производства фабрики «Зари» была и удобнее, и дешевле. Только не успевали наши швеи-мотористки. Пришлось даже кинуть клич по району. Главное, что было из чего шить и обувь, и пуховики с формой. Кожу, ткани и фурнитуру я возил из той же Южной Кореи. Так подошло время нашего с супругой отпуска и мы, оставив хозяйство на завучей и учителей, отправились с семейством по Японским «злачным местам». Под «злачными местами» я имею ввиду: Диснейленд, аквапарк «Круглое лето», и Парк «Си», с тематическими зонами и множеством развлечений.

В Токио мы пробыли целую неделю, но даже полностью все аттракционы Диснейленда не обошли. Пришлось задержаться ещё на неделю, а потом ещё на неделю. Ха-ха… Но дети были довольны, а значит и моя Лариса была довольна, хотя сама она многих аттракционов просто боялась.

Тадаси выделил нам апартаменты в одной из своих гостиниц и мы прекрасно провели время семьёй. Редко такое бывало раньше. Отщёлкали аж десять плёнок. Куда потом фотографии вставлять? — подумал я, но об этом подумала и Лариса и купила три больших альбома. К альбомам присоседилось ещё куча всяких подарков для Ларисиной родни и мне пришлось отправлять багаж в контейнере отдельно следующим грузом, благо вес не достигал двадцати пяти килограммов, а стоимость тысячи долларов. Обошлись без ввозной пошлины. И это ещё кое-что мы везли с собой. Чтобы сразу подарки раздать. Любит моя Лариса подарки покупать и дарить.

У меня оставалось ещё много отпускных дней, но надо было ещё отдать дань родительской даче. У отца машины не было и добирался он до и от дачного участка, что находится в почти в восьмидесяти километрах от Владивостока, на электричке, а потом пешком через сопку, которую он называл «Горячей», потому что пока влезешь на неё, согреешься. Вызревали огурцы и надо было спасать и урожай, и отцовский, отнюдь не семижильный, организм. Да и одуванчики с травой атаковали просторы десяти соток.

Это была моя «отмазка» от дел домашних, которых тоже скопилось невпроворот, но действительности мне нужно было место и время поразмыслить над, кхм, «глобальной» ситуацией.

Отец обрадовался наступившим солнечным дням и рад был проводить время на море, и переложить на сына, хоть на короткое время, дачные хлопоты. А для меня дача была как раз таким местом, чтобы подумать. Правда пару раз на дачу пришлось пригласить семью, но Лариса сразу сказала, что ей и пришкольного хозяйства «выше крыши». Я повздыхал для вида и стал ездить сам, собирая попутно и смородину и этим свою жену радовал больше всего. Очень она любила пересыпать ягоду сахаром и хранить до зимы в холодильниках.

А я ещё в Японии купил «тримеры», которые там использовались для «сенокоса», и приспособил для расправы над травой и одуванчиками. Имелся на даче кусок лужайки без грядок, активно зараставший травой. Да и сад с фруктовыми деревьями тоже нужно было содержать в чистоте.

Однако справлялся я с поставленными «родиной» и «партией» задачами в течение пары часов. Остальное время я медитировал. Медитировал по «взрослому». Медитировал не на себе, а на окружающем меня пространстве. Вбил я себе в голову, что если не пойму, что происходит, мой мир «накроется медным тазом». Этот мир. Почему я так решил, честно говоря, не знаю. Но ощущение имело место. И устойчивое такое ощущение. Приближения конца ощущение. Очень тревожно мне стало после разговора с Тадаси. Когда он про нейросеть рассказал, которая, фактически управляет его организмом.

Я посмотрел их биополя. Идеальные биополя. Даже у меня хуже биополе. Почему? Да потому, что я сам настраивал ауры своих внутренних органов, на основе своих ощущений, а у них матрицы, которые им подарил «последний». Они развились у них в полноценные комбинаторные структуры, взявшими на себя задачи управления их организмами.

У меня матрица, переданная мне «последним», так ещё не «проросла».

Однако у меня развилась другая способность — видеть внутренние и внешние поля. И теперь я концентрировался, опять же с помощью данной мне «последним» част его матрицы, на этом мире и на поиске точки перехода в тот мир, куда ушёл Флибер. Куда ушёл и не вернулся. Вот и я мог уйти и не вернуться. Именно поэтому я организовал такой насыщенный семейный отдых.

Три недели в Японии стоили мне дорого, но это же были просто деньги. А у детей останутся обо мне добрые воспоминания, если что-то вдруг случится и я не вернусь. Как это может случится я не представлял, как не представлял и как может случится мой переход в тот мир. Всем телом, или только разумом? А если разумом, то в кого? В того, в «последнего»? А он пустит меня в себя?

Мои медитации в школьной секции каратэ тоже не были бесполезны. Я и в них больше погружался не в себя, а в окружающий мир, пытаясь увидеть его внешнюю оболочку. Почему-то мне казалось, что у мира должна быть оболочка, через которую можно шагнуть в другой мир. По крайней мере, я читал про это в памяти «первого», переданной мне «последним». Естественно в ней сохранились воспоминания, как переходы совершались. Только «последний» так толком и не научился видеть миры. Не было у него такой способности видеть поля людей и этого мира, а у меня были.

После некоторых дней одиночества, выпрошенных у жены под предлогом ремонта домика, и постоянных усилий, я наконец-то увидел точку перехода «Флибера» в «иной мир». Это даже была не точка, а дыра. Она, между прочим, находилась прямо над моей головой и проявилась, когда я сконцентрировался на верхней чакре не на «вход» сила, а на «выход». Почему-то я всегда думал, что там должен быть только вход, но недавно понял, что где вход, там и выход. И наоборот. Вот и перестал искать далеко, а снова сконцентрировался на себе. Вот тут мне и помогли мои концентрации на верхней чакре.

Мне увиделся туманный след, ведущий из моей макушки далеко-далеко. И это не был мой след. Почему-то я сразу понял, что он не мой. Потому, что я никогда не тянулся этим центром далеко. Боялся. А этот след, туманной дымкой, словно дымок из жерла вулкана, устремлялся куда-то. Ну, очень далеко.

И вот как-то ночью, мне не спалось, набравшись храбрости, я потянулся за ним, и стал, как фридайвер, перебирая руками, подниматься «вверх».