И всё-таки в «моих» мирах творилось что-то необычное. Об этом скулил и скулил Флибер, предрекая скорую их кончину. Удивительно, как изменился моё сознание после того, как в меня перешли матрицы того, кхм, «меня», который первым перешёл из своего мира в другой. Конечно же я понимал, что это не я, и это не мои матрицы, и не моя в них жизнь и опыт, но они так слились со мной, что разницы между моим прошлым и чужим я не чувствовал. А какая разница? Это ведь всё равно прошлое, которое можно, в принципе и выдумать. Как выдумывают себе легенду разведчики-шпионы, вживаясь в чужую жизнь и нереальное «своё» прошлое.
Так и у меня всё перемешалось в голове. А главное, мне вдруг стало казаться, что я уже сделал всё, чтобы сохранить СССР, чтобы в магазинах не исчезла еда, чтобы людям платили зарплату, чтобы не закрывались предприятия и люди не оставались безработными, чтобы, чтобы, чтобы…
Но вернувшись к реальности я понимал, что ничего этого я не сделал и сделать физически не могу, так как не могу побороть алчность и жажду наживы одних и пассивность и ожидание «манны небесной» других.
Я сохранил рабочие места для пятидесяти тысяч «тружеников моря», но ведь я понимал, что управленческий аппарат и кадровый состав береговых служб слишком раздут и моему предприятию нужны сокращения. А я не хотел этим заниматься. Жалко было народ, привыкший работать в половину, или даже треть, силы. Работать кое-как, пьянствовать на рабочем месте, как делали большинство слесарей-судоремонтников, и не думать о качестве, допуская приписки.
Перестройка на производстве, нужна была давно, и мы её кое-как осуществляли ещё до перестройки СССР в Россию. Теперь «процесс пошёл» ещё активней. Имелись недовольные, но куда, как говорится, деваться, когда предприятие стало вдруг частной собственностью. Некоторые этого ещё не поняли, год-то всего прошёл, но постепенно начинали прозревать и чувствовать разницу.
Но мне всё это было абсолютно не интересно. Не было стимула. Я и в «простом мире» не стремился забраться на высокую гору раньше других и плюнуть вниз. Даже скалолазанием я занимался больше для тела, а не ради того, чтобы посмотреть на мир свысока. Как и САМБО, как и каратэ. Не ради побед над кем-то, а ради победы над собой, над своей человеческой немощью. А сейчас и в этом не надо было напрягаться. Куда развиваться? Как «расти над собой»? Куда выше-то? На уровень Бога? А где тот уровень?
Шло время.
Мы проводили производственные совещания. Большие — с Григорьевым и руководителями управлений, малые — на «моём» судоремонтном заводе. Но я лично не чувствовал интереса к происходящему. Всё мне вдруг «обрыдло». Интересное, кстати, слово «обрыдло». В своём «первосмысле» означало «обостилось». То есть, — накопленные неприятия бытия обострилось до невозможности терпения.
Я вдруг почувствовал себя одиноким. Даже самые, казалось бы, близкие люди стали мне чужими. Даже в этом мире, где я родился и вырос. Среди именно этих людей вырос и жил. Почему так? Да потому, как-то понял я, что понемногу оставлял часть своей души, которую называл матрицей, другим родным, близким и друзьям.
Это как иметь «кучу» постоянных любовниц. Как бы ты к ним не относился, а всё равно часть себя ты им отдаёшь. Причём постоянно, а не один раз. Тонкая связь, даже если мужчина расстался с женщиной, всё равно остаётся. Мужчина так устроен, потому, что, как самец, полигамен по природе своей.
Вот и я, чувствовал, что у меня не одна жена, а тысячи. И я физически ощущал с ними связь, потому что они продолжали существовать даже в тех мирах, которые мой «предок» уже прожил. И я, млять, переживал за них! Переживал за те миры, которые оставались только для меня реальностью, а на самом деле уже давно изменились и ушли в небытие.
Странно, но почему-то предыдущий «я» таких метаний не испытывал. Наверное, потому, что у него имелось конкретное дело, цель если не сохранить СССР, то хотя бы существенно помочь, перестроить. Я же выбрал «простой» путь по сохранению СССР в пределах ВБРТФ.
Почему он нашёл себя в своём мире, даже путешествуя по другим больше меня, а мне вдруг всё резко наскучило? Я поразмышлял некоторое время, продолжая ежеутренние и ежевечерние медитации, и пришёл к выводу, что лично я слишком зациклился на познании как себя нематериального, так и нематериальности миров. Астрал, то, сё… Вредно это для человеческого бытия. А меня так и тянуло, хм, помедитировать и «уйти в астрал». Там было прикольно, да… И не надо было заниматься мирскими скучными делами. Я даже, грешным делом, подумывал о переходе в какой-нибудь из миров, или даже в этом, и отдаться медитации полностью. Но это означало оставить семью, жену, детей… Не был готов я на такое, кхм, предательство.
Побродив по мирам и помедитировав там, мне не удалось найти причины беспокойства Флибера, хотя я уже чувствовал торсионные связи между мирами. И, по-моему, они были стабильными. К сожалению, мне не с чем было сравнить их состояние, но вибрации, от них исходящие, не вызывали у меня возмущение. Они не отличались от вибраций моего мира. И это говорило, что в других мирах или всё хорошо, или всё плохо и в моём мире.
Однако, безоблачным моё пребывание в этом мире назвать было нельзя. В любом из миров были те же самые люди, с теми же самыми «жуками» в головах. Везде в это время были бандиты, те, кому я, в принципе, не нравился, те, кто завидовали и хотели «справедливости», ну, или просто сумасшедшие.
Был тут и свой Коля Пеньков, сошедший с ума в том, одна тысяча девятьсот девяносто втором году. Здесь мы тоже с ним работали вместе «на комсомоле» и здесь он тоже был отличным спортсменом и добрейшим парнем. До того, как сошёл с ума…
Но здесь мы с ним не встретились случайно. Здесь он пришёл ко мне, как к руководителю ВБТРФ, но по дружбе, так сказать. Как к бывшему сослуживцу. Запросто! Ко мне многие так заходили. Знакомых было много. Вот и Коля зашёл. Кхм! Хотел трудоустроиться на какой-нибудь пароход. Но ведь я-то знал, что с ним станет в этом году. А он не знал, и чувствовал себя превосходно.
— У тебя я слышал, ноги больные, — утвердительно сообщил я.
— Ноги? — удивился он. — От кого слышал? Ольга моя растрепалась? Вот я ей!
Коля улыбнулся.
— Справлялся я о тебе, да. Так, что у тебя с ногами? Комиссию пройдёшь?
— Да, в порядке всё! Застудил немного на зимней рыбалке. Под лёд провалился и вылезти не мог, представляешь? Думал и член там оставлю. Яйца аж звенели, когда меня вытащили. Смирнов, знакомый, помог. Он директором угольного разреза был. Сейчас у него свой бизнес. С Китаем торгует. Меня к себе зовёт, но я ведь не торгаш.
До его «кризиса» оставалось совсем немного времени. Коля уже был в дурдоме на Шепеткова, но об этом пока умалчивал.
— Интересно, как он собирается проходить комиссию? — подумал я. — Ведь справку нужно брать. Что не состоишь на учёте…
— Ты, короче, иди в кадры. Тебе дадут направление на комиссию. Признают годным к работе в море, посажу на лучший пароход.
— Вот, спасибо, Мишка! — искренне обрадовался Коля.
— Да не за что, пока. Давай, заходи!
И мы пожали друг другу руки. А я подумал, что вот ещё одна угроза обществу и, в частности, моему здешнему и моих родных существованию. Вот я и подумал, а не попробовать ли «исцелить» Николая Ивановича Пенкова? Пока он ещё не шагнул за черту очередного безумия.
— Кстати, — подумал я. — А не получилось ли так, что из-за того, что его не взяли на работу, как тут говорили, «в моря», Коля и сошёл с ума. Ольга — его жена — так и говорила, что Колю не взяли в море из-за его ног, вот он и сорвался с катушек. Он же спокоен раньше был, как скала. А в тихом омуте, ясно кто водится. А тут…
Я не помнил, чтобы Пеньков приходил проситься на работу. Все входящие кадры шли через меня. Я просто пробегал списки глазами. Мне этого было достаточно, чтобы вычленить, тех, кого знал раньше и запомнить всех. Не было Коли Пенькова в тех списках. Да и Ольга бы зашла ко мне, если бы его не брали.
Я набрал номер зама по кадрам ВБТРФ. Хоть и курировал я завод, но всё-таки был президентом компании.
— Слушай, Егор Кузьмич. Тут к тебе в кадры должен Пеньков зайти Николай Иванович. Это мой бывший сослуживец по комсомолу, но пусть его наша эсбэ проверит получше. Тщательнее. Парень он был надёжный и планирую я его продвинуть, но всё течёт всё меняется. Вдруг болел он чем-то, или связи порочащие заимел, хе-хе… Ну, понимаешь?
— Понимаю, Михаил Васильевич. Исполним.
— Спасибо.
Потом я позвонил заму Григорьева по безопасности.
— Такое дело, Игорь… Запиши фамилию: Смирнов Георгий Леонидович, бывший директор угольного разреза в Новошахтинске. Узнать про него всё.
— Принято. Срочность?
— Пока — неделя. Дальше видно будет.
— Есть.
Я повесил трубку. Почему я не озадачился этим раньше? Вот убей Бог, не знаю. Заморочился сначала Баулом, потом Ларионовыми. Да и времени-то здесь прошло не так уж много. Два месяца всего…
Вот это меня больше всего угнетало и даже раздражало. Все мои «достижения» в постижении астрала и секретов собственного бытия и бытия окружающего мира, ну никак не помогали мне в простейших бытовых проблемах материального мира. От слова «совсем никак».
К слову сказать, аура у «здешнего» Коли Пенькова не была такой насыщенно фиолетовой. Слегка гипертрофирована, да, но не слишком. Другое меня смутило в его биополе — наличие торсионных нитей, ведущих в другой мир. Вот это меня сильно насторожило, но я ещё не понимал толком, что это значило. Не мог я поверить, что кто-то ещё кроме меня обладал способностью хождения по мирам. Да и Флибер с полной уверенностью в том, что говорил, сообщил мне, что такое, без его помощи не возможно.
Меня «пробило» через три дня. Никак не выходил Коля Пеньков у меня из головы.
— Э-э-э… Флибер, дружище, а не может тут быть ещё парочка таких же, как и ты, Флиберов?
Флибер даже взял серьёзную паузу перед ответом, так я его озадачил.
— В принципе, это возможно, но тогда это должен быть чей-то злой умысел.
— И-и-и…
— Что и?
— И чей это может быть злой умысел?
— Не знаю.
Меня аж подбросило от такого ответа. Дело происходило вечером. Мы гуляли с сыном на детской площадке. Вернее, он гулял, гоняя на двухколёсном велосипеде по дорожкам велодрома, а я сидел и щурился на заходящее солнце.
— Ты, что, старик! А кто должен знать, я что ли? Кто у нас космическо-аналитический умище? Кто должен знать своих братьев по разуму? Уж точно не я. Но я могу предложить вариант.
— Ты? — удивился Флибер.'
— Ага. Это могут быть те, кого вы с тем мной «прижали» в том мире. Кто охотился на «беглеца».
— Вотнаты? — спросил Флибер.
— Ну… Могут?
— Хм. Почему бы и нет?
Почему бы и нет? — передразнил его я. — Почему я должен дальше тебя думать⁈
— Потому, что ты — хуман, — спокойно, с полной уверенностью, в своей правоте ответил Флибер.