Целитель. Назад в СССР

Глава 2

— Долго мне ещё лежать? — спросил я лечащего врача.

— А как вы себя чувствуете?

— Тошноты, головокружения, светобоязни нет. Что ещё нужно для счастья?

— Благодаря вам, Михаил, все сотрудники нашей больницы спасли свои деньги.

Да-а-а… Многих знакомых, а через них и не знакомых я спас от разорения.

— Мне это ничего не стоило, — пожал я плечами.

— Это намёк? — спросил Михаил Эмануилович, человек с явно семитской наружностью.

— Михаил Эммануилович! Ну как вы можете? Я же от чистого сердца. Русский — русскому помогать должен.

Ройзман впал в ступор, а потом улыбнулся.

— Я так и думал, что вы наших кровей, Миша. Как вашего папу увидел, так и понял.

Я тоже улыбнулся.

— Все мы хоть чуть-чуть братья, а некоторые даже и сёстры и даже не чуть-чуть.

— Вы так сложно выражаетесь, Миша. Вам нужно на сцену вместе с Мишей Жванецким.

— Да, что вы! Куда мне до него! Но я стремлюсь брать с него пример.

— Понял-понял! Вы специально демонстрируете свой здравый ум и трезвую память, чтобы я вас таки выписал. А вдруг следующая реформа, а вы не с нами? Может быть останетесь? Или ещё приляжете?

Я разулыбался ещё шире.

— За этот год цены поднимутся в семь — десять раз.

— Вы шутите? — нахмурился Михаил Эммануилович. — Таким нельзя шутить, Миша.

— Я не шучу, — сказал я, убрав улыбку. — Почему и рвусь домой. Закупаться буду.

— Вас осенило? — без тени юмора спросил Ройзман.

— Я знаю, Михаил Эммануилович. Только не говорите никому. В девяносто третьем году будут ходить тысячные и пятитысячные купюры. Только, прошу вас, не говорите никому. Вы мне жизнь спасли, а я спасу вас от голода.

— Но откуда?

— Я не обманул вас с обменом денег?

Ройзман покрутил головой.

— Тогда верьте мне. Хотя… Дело ваше. Можете не верить. Главное, если поверите, не создавайте ажиотаж.

— Соль, сахар, спички, консервы?

— Керосин, кирогаз. Свет отключать будут из-за неплатежей.

— Вы говорите о таких жутких вещах таким спокойным тоном, словно знаете будущее и это будущее вас не тревожит. А мне таки страшно от ваших слов.

— Сделайте, как я говорю, и вы переживёте это страшное время. А ближе к девяносто восьмому найдите меня снова.

— Что, будет ещё хуже? — с ужасом на лице спросил Ройзман.

— Ещё одна реформа. Но немного другая. Нули уберут с миллионов.

Ройзман сел ко мне на кровать. Ноги ему отказали, как и разум, который отказывался верить моим словам. Но я очень убедительно смотрел на него некоторое время.

— К тому времени копите доллары. Они подскочат в цене в несколько раз.

— Но откуда вы можете всё это знать? — со страданием всего еврейского народа на лице спросил Михаил Эммануилович.

Я только вздохнул.

— А вы проверьте меня. Ещё один раз. Двадцать третьего февраля в Москве пожар в гостинице Ленинград унесёт жизни шестнадцати человек в том числе шестнадцати пожарных. Но продуктами потихоньку начинайте запасаться уже сейчас. Потихоньку.

Ройзман встал с кушетки и молча вышел из палаты.

Неплохо себя чувствуя уже на третий день моего здесь появления, постоянно медитируя лёжа, а в последние дни, выполняя комплекс тайцзицюань, я слегка почувствовал жизненные токи. И что, характерно, на кончиках пальцев рук и ног. Такое, э-э-э, покалывание. На руках-то — ладно, а на ногах почувствовать пальцы — дорогого стоит.

Тут моё «тело» (да простит меня мой реципиент за цинизм, но, умерла, так умерла) больше налегало на манипуляции и лечение именно руками: акупрессура, массаж, попытки почувствовать «шарик между ладоней». Хотя пыталось лечить и бесконтактным способом. Хм! Учитель-то был один и тот же — Городецкий Александр. Просто у этого тела не имелось тех способностей, какие проявились у меня в том мире. Не природные, а приобретенные, да, и теперь я знал, как их нужно развивать, но без помощи Игоря я буду раскачивать это тело долго.

Выписывался я в понедельник двадцать восьмого, а потому добирался до дома сам. Сел на троллейбус, отходивший прямо от «тысячекойки», доехал до Некрасовской, пересел на трамвай номер семь и на Баляева поднялся в сопочку пешком. Почти два километра с уклоном градусов тридцать. От Дальрыбвтуза ходила и маршрутка, но, подождав немного, я решил проверить этот организм на прочность и пошёл пешком. А что? Вполне себе нормальный оказался организм! Дыша ровно, я «вспомнил», как в пургу шёл из Диомида, где работал на БТО «Суппорт», до своего дома на Сабанеева двадцать два пешком. А это, между прочим, восемь километров. Нормальный организм, пришлось признать мне, и тело ничего себе.

Сын ходил в третий класс школы, и уже находился дома, как и жена, «сидевшая» в отпуске по уходу за ребёнком и тоже была, соответственно, дома. Все мы обрадовались друг другу и долго обнимались. Особенно я радовался, потому что фактически же умер, но воскрес.

— Прикупила, что-нибудь из продуктов? — спросил я жену.

— Конечно, — сказала благоверная. — Крупы, сахару купили. А ты точно знаешь, что реформа денежная будет?

— Ну, уже же ты видела? Крупные купюры изъяли из оборота? Изъяли! Значит и другая информация правдивая.

— Ты так и не сказал, кто тебе сказал. Что за секреты от жены? Баба какая-нибудь из банка? Или бухгалтерша управленческая, которой ты массаж делаешь?

— Тихо-тихо-тихо, — поднял я перед собой руки. — Никому я давно уже массажи не белаю. Да и ты же знаешь, я в последнее время бесконтактно головную боль убирал, а больше я ничего и нее умею.- А к этим своим, экстрасексам, снова пойдёшь?

Моя Ларисочка распалялась.

— Шагу не ступлю. Скучно там. Они ещё заседают?

— А что может за двадцать дней измениться?

— Ну да, ну да, — сказал я, а сам вздохнул и подумал. — Многое, моя родная.

— Извини, не ждала тебя сегодня. Ты же говорил до конца месяца продержат.

— Кхм! Так, вроде сегодня уже конец. Двадцать восьмое ведь.

— Да? Хм! Упустила. Сходи в третий подъезд, купи что-нибудь.

— Деньги давай!

— А у тебя ничего не осталось?

— Кхм! А у тебя?

— У нас пусто! — с вызовом ответила жена. — Целый месяц жили.

— Э-э-э… Двести пятьдесят рублей я давал. Себе оставил сорок. Ты, что продуктов закупила?

— Платьев я дочке закупила на вырост и сыну рубашек. Тебе тоже.

— Понятно. Нужное дело, — сказал я, внутренне морщась.

На двести пятьдесят рублей можно было купить женских платьев десяток. Рис стоил два — пятьдесят, макароны рубль восемьдесят, молоко — пятьдесят копеек литр. Цены поползли но и зарплата у меня была под пятьсот рублей. «Я» ведь ещё и аванс брал. А денег в доме нет. Да-а-а… Известная песня. Во всех мирах одно и тоже. В руки жене деньги давать было нельзя.

Пообедали сардельками и макаронами. Поставил вариться бульон.

— Сам сварю борщ. Ты устала, наверное, постоянно готовить.

— Хм! Наверное! Сил уже нет. Стирка, уборка, готовка. Сума сойдёшь тут с вами!

Я промолчал. Капуста стояла в бочке на лоджии, которая не обогревалась, а потому подходила для хранения капусты. Картошка хранилась в ящике в коридоре на лестничной площадке. Через часок, добавил остальные ингредиенты, потом сделал зажарку с томатом.

— Да-а-а, — думал я. — Надо ехать в Сингапур. Может там, что собрать получится. «Нычки» гэбэшные я помнил. Мелочёвка там в основном, но на первое время хватит. Может машину получиться купить. Они и сейчас ещё долларов триста-четыреста стоят. Привезти, чтобы перепродать. Не нужна тачка, чтобы «жопу возить». Не баре. Н общественном транспорте поездим. А вот потаскать машины и накопить валюту до девяносто восьмого можно попробовать. В принципе, баксы можно и занять. Например у того же Кима.

Он и тут, наверняка, такой же оборотистый. Или у другого Кима, Валерия Мироныча. У того сейчас… Хм! Нет у него сейчас ни хрена… Только-только передел собственности готовится. Готовится, Майкл! ВБТРФ ещё не акционировалось. Ничто ещё не акционировалось, а значит ничего ни у кого нет. Только у Жоры Кима парусник «Паллада». В «Дальрыбвтузе», в смысле. Вот на нём уже по чуть-чуть из Японии таскают машины. Но у Жоры Кима уже сидит в боксе «Ворон». Гнездо свил, сука. Из группировки Миши Била… Хм. Весь город уже «расчерчивается» на квадратики. И Ворон с машин за охрану берёт мзду.

— Может в бандиты податься? — мелькнула мысль, но я от неё отмахнулся. — А! В бандиты — никогда не поздно. Авторитета и спортивного имени я тут никакого не имею. Ни в каратэ, ни в борьбе я тут не поднялся. Хотя, махался не плохо, но на соревнованиях и в драках не засветился. Ладно, это потом! Надо сначала «прокачать» своё тело. Не особо оно мне нравилось в плане прикладной техники. От меня того, ступеней пять, наверное. Подёргался я в больничке, да. Аккуратно, чтобы не стряхнуть мозжечок, но и плавных движений было достаточно, чтобы смотреть в зеркало и мысленно плакать.

Однако, сначала голову надо залечить. Что-то она мне не нравилась. Дырочка в неё крохотная, а что у ней внутре? Да-а-а… У ней внутре неонка. Эвристическая машина, мать её… Подтормаживала «моя» эвристическая машина. Не выдавала тех знаний, которые были в моей, как называл «Флибер» мой разум — матрице. Не понимал я, что за матрица такая, но даже английский язык из меня выходил с трудом. Выходил, конечно, но с трудом. Как говорил Вини Пух? «У меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает». Может быть я точно сильно головой к крышке люка приложился? Вернее — крышка приложилась к моей голове? Да-а-а… Хорошая голова, но, ска, тупит.

И Флибер, зараза, куда-то запропастился. У меня прошло уже двадцать дней, а его всё нет. Синхронизация? А там тогда сколько прошло дней? Что-то не то происходит в этом мире. Я «спинным мозгом» чувствовал. Хм! Точно! Такое ощущение, что я думаю не головой, а, хм, другим местом. А голова тупит, да…

Флибер говорил про разные матрицы. В своём мире я развил умение управлять матрицей жизненной силы. Её ещё называли — биополе. Она, или оно — суть сама жизнь. Она испаряется во время смерти человека, как это произошло в моём случае. Есть ещё матрица разума и памяти, управляющая самим телом, которую Флибер переместил сюда и насытив тело жизнью, оживил его. Тело не совсем утратило жизненную силу во время моего в него пришествия, но вот-вот и это свершилось бы. Вот-вот…

Это «вот-вот» смущало меня. Анализируя разные варианты перемещений «первого» разума, я не находил подобной ситуации, когда бы тело сохраняло частичку жизни. Во всех случаях предшественник испускал, так сказать, дух. Человеческая матрица, отчего-то задерживалась с покиданием тела и вот в это время и было возможно оживление.

Мои «аутогенные» тренировки и медитации, во время которых я пытался проникнуть в глубины своего биополя, подсказывали мне, что мои проблемы заключаются именно в том, что частичка биополя предыдущего «меня» задержалась в этом теле.

Меня оставили на больничном до конца недели и эти дни я посвятил дому, но больничный лист на работу отнёс. Тогда же и написал заявление об увольнении. Оказывается здешний «я» по совету маминого брата намеревался перейти в Приморское морское пароходство. Об это мне, как не странно, напомнила супруга.

— Ты когда собираешься заявление на увольнение писать и в Находку ехать? — спросила она на следующий день после моей выписки. — Сейчас как раз было бы удобно комиссию пройти.

— Да, какая мне сейчас комиссия? — удивился я. — С дыркой в голове.

— Не ври. Дырки нет. Всё заклеили очень прилично.

— Хм. Может не идти мне в море. Как вы тут без меня? Тяжёлые времена настают.

Жена посмотрела на меня укоризненно.

— Мы же хотели телевизор цветной, приодеться в заграничное. Чтобы тут это всё купить, твоей зарплаты не хватит.

— Но как ты одна с двумя справишься. То я хоть вечером ими позанимаюсь, ты отдохнёшь…

— Привыкла я уже одна. Ты то на тренировках, то ещё где.

— Я не на тренировках, а на занятиях. Деньги сами в карман не залазят, их зарабатывать трудом нужно, а я детишек после работы тренирую. Тренировал, да.

Этот «я» набрал в школе детей и создал из них платную секцию. Случайно так получилось. Во время строительства МЖК он, то есть — я, подхватил желтуху, а после неё спортом заниматься было нельзя и диета особенная требовалась. Вот «я» и обессилел слегка за год без спортзала. А потом нашёл секцию рукопашного боя, которую вел бывший офицер морской пехоты Рокитский Алексей. Год отзанимались и Алексей уехал к семье на Украину, оставив школьный спортзал бесхозным. Вот я и пристроился, на «намоленном», так сказать месте.

Деньги были ерундовые, но всё-таки прибавка к зарплате не была лишней. А жена, как всегда, хотела и мужа у юбки, и денег побольше, которыми разумно управлять учиться не хотела. А скорее — просто не могла. Не дано было ей экономить. А этот «я», по дури, отдавал все деньги жене, да-а-а…

Да и сам умный такой стал только после подселения в меня «первого» с его памятью прошлых жизней. Пролистал я его память и понял, что, если не возьму бюджет в свои руки, удачи нам в семейной жизни не видать. Потому что жена тратила всё, что попадало в её руки, сколько бы там не было денег, за один поход по магазинам. И потом удивлялась и не могла сказать на что ушли деньги. Особенно моя жена любила покупать детям игрушки. У дочери уже было штук десять кукол и других «зверей», у сына — сотня, а то и больше машинок.

Я удивился готовности жены оставаться дома одна с детьми, но, в принципе, её желание немного «прибарахлиться» поддерживал. Да и совпадало её желание с моими помыслами выскочить за границу. Я даже задумался, а не остаться ли там совсем? Стать судоремонтником. Английский я, всё-таки, знаю лучше институтского уровня. Эти мысли растревожили меня и я, созвонившись с дядей Геной, «рванул» в Находку.

Устроиться в Приморское морское пароходство для меня проблем не составляло, хоть я и не был специалистом-дизилистом. Я был механиком другого «профиля». Однако, для меня уже были «сделаны» корочки и матроса, и моториста. «Обучился» я оказывается на соответствующих курсах. И я, оказывается, уже полгода штудировал «талмуд» под названием: «Дизельные установки», взятый в библиотеке управления Владивостокской базы тралового и рефрижераторного флота.

Наука была сложной, но кое-что я в ней понял.

Я заявился прямо к дяде в управление отдела кадров, постучав в дверь с табличкой: «Начальник. Статилко Г. Н.» В приёмной сидела Верочка, которая, оказывается, меня знала.

— Здравствуйте. Проходите. Геннадий Николаевич вас ждёт.

— Здравствуйте, Верочка, — поздоровался я и сунул ей шоколадку.

— Здравствуйте, Геннадий Николаевич! — поздоровался я, открыв добротную дверь. — Разрешите войти?

— О! Миша! Ты чего это так официально? Я даже вздрогнул. Проходи, конечно. Правда, засиживаться некогда. Ты пока попьёшь чай, а я закончу начатое, и отвезу тебя в нашу поликлинику. Там тебе заведут новую медкарту и про свои травмы никому не говори. Ты же нормально себя чувствуешь?

— Нормально, — кивнул я головой.

— Старшего моториста списываем по травме. Упал, балбес при покраске мачты, а страховочный линь оказался длиннее самой грот-мачты. Они не высокие на танкерах. Короче, ему хватило, чтобы достать головой до палубы. А каска, как он сказал, слетела. Танкер стоит в ремонте в Сингапуре. Ты там можешь пригодиться со своим опытом. За это место жуткая драка, поэтому нужно как можно скорее пройти медкомиссию.

— О, как! — удивился я мысленно. — Сингапур, это хорошо.

— Они там уже месяц стоят, скоро выходят из ярда. Возьмут пальмовое масло и вернутся во Владивосток. Потом танкер до мая поработает на югах, а летом повозит ГСМ на север. Зимой снова на юг. Продержишься год — немного с профессией освоишься.

— Спасибо, Геннадий Николаевич.

Дядя удивлённо вскинул на меня глаза и приподнял брови.

— К чему такой официоз? Я дядя тебе.

— Да, как-то… Вроде, взрослый уже…

— Брось! Мне так приятнее.

Дядя Гена был высоким русоволосым красавцем-мужчиной и большим умницей. Голова у него варила — будь здоров. После окончания Владивостокского ДВИМУ он некоторое время походил на танкерах дизельным механиком, а потом его отправили на курсы программистов и назначили начальником электронно-вычислительного центра. Потом избрали секретарём парткома, а теперь вот он стал начальником управления кадров пароходства. У него была прекрасная семья, состоящая из жены и двоих детей и прекрасная четырёхкомнатная квартира. И у него уже была автомашина «Ниссан Глория». А до этого — «Жигули». И у него была такая шикарная библиотека, что я начитывался, только пробежав глазами корешки книг. Короче, дядя знал, для чего живёт и мог этого достигнуть. Я пытался брать с него пример, но был совершенно другим. Он был очень организованным, я был охламоном. И он был явно умнее меня, обыгрывая и в шахматы, и в другие интеллектуальные и не очень игры. Например, в карточного «дурака» он у меня выигрывал постоянно.

Благодаря своему росту он везде играл в баскетбол и поэтому был неплохо физически развит, хотя спорту не уделял такого внимания, как я.

Он отвёз меня на медкомиссию, которую я прошёл, на удивление легко (образцы анализов я привёз с собой). А вечером после работы мы с ним выпили коньяку, который и он, и я предпочитали водке, а потом он меня отвёз на автовокзал.