Бутлегер

Глава третья: Блефуй, даже если не уверен

День сменил ночь. Или ночь сменила день. Не знаю. Всё слилось, смешалось в кучу в этом чёртовом деревянном аду. Боль стала привычным фоном — ныло ушибленное предплечье, гудели синяки от ударов Кевина, голова раскалывалась от жажды и вони. Интересно, сколько времени Джованни провел в "ящике"? Судя по состоянию его тела – слишком много.

Однако лежать на деревянном полу и ныть – идея такое себе. Если изображать жертву, страдать, можно реально поверить в безвыходность ситуации. Как говорил один мой старый друг – все проблемы от ничего неделанья. Соответственно, просто найди, чем заняться и тогда все начнет налаживаться.

Поэтому мы с Патриком, который, видимо, мыслил так же, ковыряли грязную плесень со стен и пола тупыми обломками досок. Каждый со своей стороны, в своей клетке. Было очевидно, что задание идиотское — кому, к чёртовой матери, нужна чистота в этих «ящиках»? — однако мы оба упорно продолжали выполнять поставленную придурком Кевином задачу.

Не знаю, как для Патрика, а лично для меня дело было не в угрозах ирландца. Чёрт бы с ним. Просто обычные, механические движения отвлекали от состояния разбитой, размазанной кучи дерьма и помогали думать. Вернее, даже не так. Помогали выстраивать некое подобие плана в голове. А мне просто охренеть насколько нужен был сто́ящий, путёвый план.

Уже понятно, я реально оказался в 1925 году. Не знаю, как это расценивать. Возможно, мое падение на заброшенной турбазе закончилось гораздо плачевнее, чем могло быть, и я умер. Тогда, пожалуй, не имеет значения, какой сейчас год. Жив и слава богу.

Единственное – хорошо, что двадцатый век. Было бы хуже, окажись я в каком-нибудь средневековье, где все инородное, чуждое и непонятное очень быстро отправлялось на костер. Не факт, что где-нибудь, например, в Европе я смог бы удачно затеряться среди местных.

В любом случае, не вижу причины ныть и рвать на себе волосы. Что случилось, то случилось. Надо отталкиваться от того, что есть сейчас.

Патрик, несмотря на собственную боль и предположительно субтильное телосложение, по крайней мере я видел его в воспоминаниях Джонни именно таким, оказался крепким малым по духу. Как и я, он без остановки продолжал чистить свою «тюрьму», попутно рассказывая о зелёных холмах Ирландии, о сестре, которую надеялся вызвать в Америку, когда устроится в Нью-Йорке, о том, насколько счастливая жизнь ждёт нас на новом месте.

Его слова были единственным глотком воздуха, отвлекающим от кошмарной реальности. Чушь, конечно, редкостная. В том плане, что парень слишком уж романтично был настроен по отношению к Америке и тем возможностям, которые ему светят в Нью-Йорке. Особенно, если учесть, что там его вообще никто не ждёт. У Джованни хотя бы имелся в наличие дядя Винни. У Патрика – абсолютная неизвестность.

Я слушал рассуждения своего нового товарища фоном, как радио. Его любовь к Ирландии и к семье вдохновляла даже меня.

На следующий день Кевин не пришел. Еду нам принёс невидимый человек, присутствие которого я определил по тяжёлым шаркающим шагам. Кто это был, не знаю. Он просто открыл люк, и на ступеньке появилась тарелка с какой-то подозрительной сранью и деревянная ёмкость, которую сложно назвать кружкой. Емкость была наполнена припахивающей тухлятиной водой.

Около часа я мрачно пялился на этот «королевский» обед, пытаясь сдержать рвотные позывы. Потом ещё час уговаривал себя, что на самом деле срань в миске не так уж плоха, а воду можно выпить залпом, если зажать нос. Мне нужны были силы, чтобы действовать. А я именно так и собирался поступить. Действовать.

Не планирую загнуться в этом деревянном ящике, когда впереди замаячила реальная перспектива улучшить свое нынешнее положение. Джованни теперь — мой единственный вариант, мой новый билетик в благополучную жизнь. Поэтому на сегодняшний день главная задача — вытащить нас обоих из дерьма. Имею в виду, себя и Джованни. Ну или себя в Джованни. Не так важны слова и обороты, как сама суть.

На второй день,( смену суток я приспособился отсчитывать по изменению тусклого света в вентиляционных щелях), шаги Кевина снова раздались у моего ящика. В этот раз я сразу определил, что явился именно ирландский мудак. Тоже по шагам, кстати. Они у него были… какие-то предвкушающие, что ли.

Засов грохнул, дверца распахнулась. Свиное рыло Кевина с мерзкой ухмылкой появилось в проёме.

— Ну что, макаронник? Почистил? Или ждёшь ещё порции мандюлей? Так это мы запросто. Я задержался, видишь, какое дело. Но зато сейчас полон сил, чтоб поучить тебя уму-разуму.

Я мысленно усмехнулся. Погоди, дурачок, погоди... Посмотрим, как пойдет наша беседа.

Затем сделал серьёзное лицо, а во взгляде наоборот – позволил появится хитрым искоркам. Нужно создать интригу для Кевина, подцепить его на крючок.

Я все это время ждал одноглазого урода. Ждал и готовился к разговору, который сейчас нам предстоит, о чем Кевину пока не известно. Он наслаждается своей силой, своей значимостью, не чувствует опасности.

Это был тот самый момент, который я просчитывал и продумывал под бубнеж Патрика. Первый этап, способный привести меня в новую жизнь.

Кевин — та ещё тварь, это и ежу понятно, но у него есть один несомненный плюс, за который я готов простить ему все остальное. Он туповат.

Я понял это не только по его свиному рылу, по его поросячьим глазкам, но и по тому, как ирландец наслаждался своей властью над теми, кто слабее. Подобное поведение – самый верный признак отсутствия ума и неспособности думать. А ставка в данный момент была именно на идиотизм одноглазого.

— Кевин...

Мой голос звучал хрипло, но я вложил в него всю силу влияния и... прежние навыки коуча. Опыт, что говорится, не пропьёшь, очень надеюсь, именно он мне сейчас поможет.

В этот момент с ирландцем говорил не восемнадцатилетний Джованни, с ним говорил Макс Соколов. Человек, который не так давно мог убедить дьявола подписать договор об аренде ада за гроши. Да, я споткнулся. Ок. Споткнулся и прямо носом угодил в кучу дерьма под названием Артем Леонидович. Но эта ситуация меня кое-чему научила. Всегда нужно быть на шаг впереди. Всегда нужно быть настороже. И никогда нельзя недооценивать потенциального противника.

Поэтому я искренне надеялся, что Кевин тупой настолько, насколько мне это надо, но для перестраховки имел еще парочку вариантов в голове. На тот случай, если план "А" не сработает.

— Мы оба понимаем, что держать нас тут — пустая трата времени. Только место занимаем, — продолжил я, чувствуя, как взгляд Кевина становится более настороженным. — Особенно когда этот рейс может принести тебе реальную выгоду. Очень реальную выгоду, Кевин.

Я многозначительно замолчал, позволяя ирландецу проникнуться. Он, в свою очередь, настороженно замер, ухмылка сползла с его мерзкой рожи. Кевин явно не ожидал от меня такого тона. По его предложению я должен был, наверное, ползать на коленях, пуская слюни и сопли на пол. Должен умолять снять эту чертову цепь. А тут вдруг – совершенно другая картина – чёткий, уверенный пацан, без малейших сомнений в голосе.

— О чём ты лопочешь, щенок? Какую выгоду? От тебя, грязного вонючего макаронника?

— От моего дяди, — я снова сделал паузу, глядя прямо в тот глаз, который не был затянут шрамом. С тупыми людьми нужно говорить внятно и медленно, чтоб их мозг успевал переработать информацию. — Винченцо Скализе. Он сейчас Нью-Йорке далеко не последний человек. Ты слышал это имя? Ты должен был его слышать. Все мало-мальски приличные люди знают Винченцо Скализе.

Вообще, я, конечно, блефовал как твоюмать. Нагло и безбожно. Нет, фамилия дяди и правда была Скализе. Эту информацию я почерпнул из воспоминаний Джонни. Но вот всё остальное — полная чушь. Пацан понятия не имел, как на самом деле сложились дела у родственника. О его принадлежности к мафии он знал только из разговоров матери, которая категорически отказывалась поддерживать связь с близкими мужа.

Но при этом, я прекрасно помнил главное правило коучинга: говори с такой уверенностью, чтобы оппонент не мог отрицать твоих слов. Поэтому, конкретно в данную минуту, я вкладывал в голову Кевина мысль: если ты не знаешь Скализе, ты не «приличный человек». И Кевин, конечно же, не хотел признавать себя лохом.

Я видел, как что-то мелькнуло в его глазу. Сомнение? Интерес? Тем более, в 1925 году в Нью-Йорке имена некоторых сицилийцев уже что-то значили, и чёрт его знает, а вдруг я говорю о вполне реальных вещах и вполне реальном человеке.

— Скализе? — Кевин произнес фамилию медленно, словно пытаясь вспомнить. — Ну… Да… Вроде бы слыхал. И что с того?

— Дядя Винни… — я позволил голосу стать почти мечтательным, — Он человек влиятельный. Очень. И он ждёт меня. Иначе, с чего бы я вёл себя так нагло во время бунта? Сам подумай. Знаешь, чем он сейчас занимается, Кевин? В эти… сухие времена? — Я многозначительно приподнял брови и «поиграл» глазами, намекая на самую денежную нынче работенку.

Мысль о бутлегерстве, о больших деньгах, текущих рекой в карманы таких, как мифический дядя Винни, явно «завела» Кевина. Его свиное рыло посветлело, и я заметил, как в глазах ирландца загорелся алчный огонь. Сухой закон стал золотым дном, все это знали.

— Он будет очень... признателен, — продолжил я, все так же пялясь на Кевина. Смотреть в глаза "жертвы" – одно из важнейших условий. Прямо в глаза, да. В зрачок. — Будет признателен тому, кто помог его любимому племяннику Джованни сойти с корабля целым и невредимым. Особенно, если этот кто-то помог избежать… неприятных формальностей, связанных с недоразумением, которое возникло между нами после идиотского бунта. Мы просто не с того начали. Да, Кевин? Признательность дяди Винни измеряется не словами. Серьезные люди не занимаются пустым трёпом. Она измеряется в деньгах. И литрах хорошего виски.

Я видел, как в Кевине жадность боролась с садизмом и подозрительностью. Эти три зверя плясали дикий танец на его лице, заставив одноглазого ирландца несколько раз дернуть щекой.

— Ты врёшь, щенок. Как я узнаю, что твои обещания – действительно правда? – Выдал он, наконец, осипшим голосом. Похоже, в этой гонке все же лидировала жадность. Отлично! Мой расчет оправдался.

— Узнаешь, когда получишь наличные и ящик лучшего виски — или чего подороже — через три дня после нашего прибытия, в портовой таверне «Старый якорь». Просто скажи там моё имя. Джованни Скализе.

Я вспомнил название таверны на ходу. Оно просто всплыло в моей голове как нельзя кстати. Возможно, данное заведение фигурировало в письмах дяди Винченцо. Не знаю. Однако в памяти Джонни эта информация сто процентов имелась, и она явно была связана с родственником. В любом случае мои слова звучали правдоподобно, потому как Кевин озадачился еще больше. Значит сочетание слов "Старый якорь" ему тоже было знакомо.

— А если единственному, обожаемому племяннику никто не поможет … — я небрежно повёл плечом, давая этим жестом скромный намёк на лёгкую угрозу, — Дядя Винни будет расстроен. Он не любит, когда его семью обижают. Особенно – когда это делают замечательные парни, которые на кораблях перевозят людей в Америку. Оно ведь знаешь, как бывает. Однажды такой замечательный парень может случайно выпасть за борт. Или не вернуться на своё судно. Дядя Винни, он... У него длинные руки. Очень длинные. Подумай, Кевин. Небольшая услуга сейчас — или крупные неприятности потом. Тем более, у тебя есть все перспективы заполучить хорошую сумму денег.

Кевин замолчал. Он нависал над моей головой, выглядывая из люка, и тяжело сопел. В его голове с медленным скрипом пытались работать шестерёнки. Ключевое слово –пытались. Я слышал этот скрип даже на расстоянии.

Тупой, жадный ссыкун. Вот, кем на самом деле являлся одноглазый ирландец. Он даже не способен сообразить, что будь у Джовани реально связь с крутым дядей, вряд ли пацан путешествовал бы на каком-то вшивом суднышке, которое, судя по всему, занимается чем-то наподобие контрабанды.

Патрик, прекрасно слышавший наш разговор, замер за стеной, не дыша. В отличие от Кевина он понимал, что я несу полнейшую чушь. И это был ещё один плюсик в копилку моего положительного мнения о парнишке, попавшем в замес вместе с Джонни. Он неглупый, добрый, порядочный. Хороший набор качеств. Возможно, я смогу извлечь из этого что-нибудь полезное.

Однако конкретно в данный момент всё зависело от степени тупости и жадности Кевина. Поэтому и я, и Патрик, замерли, ожидая, повезёт ли нам.

Кевин продолжал тяжело сопеть, его взгляд лихорадочно скользил по моему лицу, пытаясь уловить ложь. Но я вещал с уверенностью человека, продавшего десяткам людей воздух в виде крипто-токенов. Я знал, как заставить поверить в то, что говорю.

— И ирландца? — вдруг спросил Кевин, кивнув в сторону конуры Патрика. — Вы же тут скорешились. Дружки, типа того. Поди и его захочешь с собой прихватить?

Ну все! Рыбка на крючке! Он мало того поверил, так еще пытается торговаться за дополнительный фактор, за Патрика.

— Его тоже, — быстро сказал я. — Он мой свидетель. Чтобы дядя Винни знал, что ты помог двоим. Двойная благодарность, Кевин. Прямо как подарок на Рождество.

Жадность окончательно и бесповоротно победила. Придурок плюнул на пол рядом со мной, а потом заявил:

— Ладно, макаронник. Я сниму твою цепь. Но запомни: если это звёздёжь… Я найду тебя в Нью-Йорке. И сделаю так, что твой «дядя» не соберёт тебя по кускам. Понял?

— Как дважды два, — я кивнул, пряча облегчение за уверенной физиономией.

Буквально через полчаса нас с Патриком, к изумлению других узников трюма, вывели из «ящиков». Цепи сняли. Кевин успел метнуться к капитану и всё с ним обговорить за какие-то двадцать минут. Настолько его распирало от желания сорвать куш. Не знаю, что он сказал своему «боссу» и, пожалуй, знать не хочу. Главное — мы с Патриком оказались на свободе.

Кевин, бубня что-то под нос, провёл нас через вонючие лабиринты трюма в чуть более приемлемое, но всё равно тесное и грязное помещение рядом с матросскими кубриками. Там были нары и даже бочка с тухлой водой. Рай по сравнению с цепью и деревянной "конурой".

— Твою ж мать, Джонни... — прошептал Патрик, когда Кевин ушел, освободив нас от своего присутствия. Ирландец плюхнулся на одну из полок, заменяющих кровать, и принялся растирать ногу, где остался след от цепи. — Как ты это провернул? Дьявол тебя побери! Ты так уверенно говорил с ним. У тебя даже голос будто изменился. Знаешь, я сам чуть было не поверил в дядюшку Винни, который готов выложить денег за шкуру любимого племянника. А ведь мне помнится, в начале нашего знакомства ты говорил совсем обратное. Что сам не знаешь, насколько крепко твой дядя обосновался в Нью-Йорке. И все ли у него на самом деле хорошо. Но этот ублюдок Кевин...он поверил! Ты наобещал ему золотые горы от могучего дяди-мафиози. От дяди, которого, возможно, не существует. Или существует, но он может совсем не обрадоваться незваному племяннику.

Патрик посмотрел на меня с уважением, которое немного все же отдавало настороженностью и опасением, а потом добавил:

— Ты... другой стал, Джонни. Тверже. Хитрее. После того, как тебя избили и как мы провели несколько дней в этой долбаной тюрьме, что-то в тебе изменилось.

"Потому что я не совсем Джонни!" — подумалось мне, но вслух я сказал совсем другое:

— Когда тебя держат на цепи и бьют дубинкой, быстро учишься изворачиваться. Расскажи лучше, что за бунт был? Я... кое-что не помню после ударов Кевина.

Патрик нахмурился.

— Мы с тобой, да ещё десяток парней из трюма. Нам же обещали — «комфортное путешествие»! Каюты! Еду! А что по факту? Темнота, вонь, теснота как селёдки в бочке. Каша с червями, вода затхлая. Люди болеют, умирают... а их просто бросают за борт! Мы не выдержали. Я начал возмущаться, ну ты и поддержал. Закричал, мол, хватит терпеть, потребовал капитана. Остальные подхватили... Потом кто-то кинул в дружка Кевина, в Томми, миской... Началась драка. Они вызвали подкрепление — матросов с ружьями и дубинками... — Голос Патрика дрогнул. — Это был ад, Джонни. Кровь, крики... Они били всех подряд. Трещали кости... Ребят, кто послабее, просто затоптали... Нас с тобой схватили, потому что мы кричали громче всех. Как зачинщиков. Тебя тогда здорово стукнули прикладом по голове... А потом — цепи и эти ящики.

Я внимательно слушал Патрика, попутно переваривая информацию.

Выходит, Джованни – идеалист. Как и этот ирландский парнишка. Наверное, поэтому они и подружились с первого дня путешествия. В то же время… отважные ребята. Их отчаяние породило безумную смелость. Хм... В принципе, мои первые мысли о Патрике были верны. Такие парни становятся преданными, верными друзьями.

— Ладно. Не переживай. – Хлопнул я по плечу товарища, как только он закончил свой рассказ. – В любом случае, теперь у нас есть шанс, что все будет хорошо. Маленький, но есть. Просто держись рядом.