Бутлегер

Глава десятая: Случайности не случайны

Следующие несколько дней слились для меня в одно долгое, изматывающее и очень вонючее путешествие по задворкам Нью-Йорка. Мы с Патриком, как два оленя Санта-Клауса, носились по узким улицам и переулкам, раздавая "плохим мальчикам" подарки, которые они заслужили. Только вместо саней, забитых мешками с игрушками, у нас в наличие имелись корзины, "благоухающие" так, что даже крысы смотрели в нашу сторону с сочувствием.

"Город возможностей" раскрылся перед нами с новой, еще более грязной и абсолютно неприглядной стороны. Не зря говорят, хорошо там, где нас нет. А когда мы "там" есть, то картинка становится уже не столь привлекательной.

Я, если честно, не особо переживал по этому поводу, потому что изначально не выстраивал воздушных замков. На корабле, плывущим в Нью-Йорк, я оказался по крайне удивительному стечению обстоятельств, соответственно, вообще не имел никаких ожиданий. Значит, и разочарований у меня тоже быть не могло.

А вот Патрик с мечтами расставался тяжело. Его сказка о благополучной жизни в Нью-Йорке рассыпалась прямо на глазах, как карточный домик. Но самое главное, он понял, что с приездом сестры точно придётся повременить. И слава богу. Нам сейчас только девчонки в довесок не хватало. К тому же, ирландской девчонки.

Правда, горевать или предаваться тоскливым размышлениям было некогда. Мы крутились, как две белки в колесе. Лавка Салли Рыбы теперь стала нашим центром мироздания, вся наша жизнь сосредоточилась вокруг нее.

Каждое утро мы являлись к открытию, получали список адресов и корзины, от которых иной раз слезились глаза, а желудок исполнял невероятные кульбиты, грозя явить миру скудный завтрак.

Затем хватали товар и бежали по маршруту, обозначенному Салли. Мы больше не таскали по одной корзине на двоих, брали сразу две. Одну нес я, другую – Патрик. Это позволяло сократить время, которое мы тратили, возвращаясь за очередным товаром.

Как говорится, человек такая скотина, он ко всему привыкает. Мы даже научились не замечать смрада, ставшего нашим постоянным спутником, хотя он, мне кажется, намертво въелся в кожу, в волосы, в единственную одежду, которая у нас имелась.

Надо признать, маршруты Салли выглядели продуманными до мелочей. Он, как паук, сидел в центре своей паутины, а мы были его ногами, распространявшими "яд" практически по всему Бруклину и Маленькой Италии. «Уголок Неаполя», «Таверна у старого моста», «Барбершоп Луиджи» — названия точек стали привычными, как собственное имя.

Но даже в этом бесконечном калейдоскопе увеселительных заведений и подпольных пивнушек, было место, которое запомнилось мне больше остальных – «Версаль».

За пафосным названием скрывался убогий публичный дом, расположенный в одном из кирпичных зданий неподалёку от Одиннадцатой авеню.

— Ничего себе «Версаль»... Французские короли в гробу перевернулись бы, — фыркнул Патрик, когда мы впервые остановились у заветной двери.

О том, что происходит внутри, совсем несложно было догадаться. Из приоткрытых окон доносился женский смех, звуки музыки и пьяные мужские голоса.

— Да черт с ними, с королями, давай уже закинем товар и пойдем дальше. Хочу сегодня снова перевыполнить план. – Хмуро ответил я Патрику.

Чтоб попасть в бордель, нам нужно было воспользоваться не парадным входом, а чёрным, что мы, собственно говоря, и сделали.

Когда позвонили в колокольчик, висевший со стороны улицы, дверь открыла высокая, статная женщина лет сорока. Я бы назвал ее слегка полноватой, но, что удивительно, лишний вес незнакомку вообще никак не портил. Наоборот, придавал некую "аппетитность". Формы у дамочки были просто на заглядение. Лет через сто таких, как она, назовут "милфами".

А вот лицо... Лицо выглядело немного отекшим, что ли, помятым. Под глазами виднелись мешки, на щеках – сеть лопнувших капилляров. Я бы сказал, она либо много пьет, либо мало спит.

Дамочка, конечно, всю эту "красоту" постаралась замаскировать пудрой, но косметика ситуацию не улучшила. Даже наоборот – подчеркнула недостатки.

Незнакомка оперлась о дверной косяк, позволяя пеньюару съехать с плеча вниз. Пеньюар, кстати, навевал какие угодно мысли, только не эротического характера. Когда-то он был небесно-голубого цвета, но сейчас выглядел как нечто серое, засаленное, с пятнами неясного происхождения. Ткань на груди дамочки натянулась до предела. Казалось, она того и гляди лопнет. Ткань имею в виду.

Хотя грудь, надо признать, была зачетной. Пожалуй, ради такой груди женщине можно простить и возраст, и любые другие изъяны.

— Чё надо? — буркнула мадам, окинув нас с Патриком мрачным взглядом.

– Матильда нужна. – Спокойно ответил я, игнорируя откровенную грубость женщины. – Хозяйка этой богадельни.

Дамочка в ответ молча уставилась на меня. Затем подняла руку, затянулась зажатой в пальцах сигаретой, выпустила дым мне прямо в лицо и, как ни в чем ни бывало, заявила:

– Ну, я Матильда. Вернемся к моему вопросу. Чё надо?

— Мы от Салли Рыбы, — отрапортовал я, показывая на корзину. — Груз.

— А, ну сразу и говорили бы. — Лицо хозяйки борделя смягчилось, превратившись из просто отталкивающего в отталкивающе-благосклонное. — И что тогда бестолковитесь? Проходите.

Дамочка развернулась и двинулась по коридору, который скрывался за дверью, куда-то вглубь заведения. Мы проскользнули следом.

Коридор оказался узким, слабо освещенным. Стены были обтянуты дешёвой тканью с выцветшими розами, а по обеим сторонам тянулась череда дверей. Отовсюду раздавались сдержанные стоны, смешки, чьи-то сдавленные рыдания. Воздух ощущался спёртым, густым от запахов разгоряченных тел, пота, алкоголя и чего-то ещё, сладковато-приторного.

— Живее, живей, — подгоняла нас Матильда, хотя мы вообще-то от нее не отставали ни на шаг.

Она проводила нас в маленькую подсобку, заставленную тюками с бельём.

— Сюда ставьте. – Матильда указала сигаретой на один из углов комнаты. Затем сунула руку в декольте и вытащила оттуда... доллар. – Держите.

Я удивленно посмотрел сначала на купюру, потом на Матильду. Для оплаты за алкоголь это было слишком мало, да и потом, все расчеты шли через Салли.

– Матерь божья! Такой симпатичный и такой несообразительный. – Усмехнулась хозяйка заведения, потом зажала сигарету зубами, протянула освободившуюся руку и ухватила меня пальцами за подбородок, вынуждая поднять лицо к свету тусклой лампы. – Ммммм... Хорошенький... Воздух у вас, что ли, в Италии такой. Что ни макаронник – чистый леденец на палочке... Это чаевые, дурачок. Просто благодарность.

Матильда сунула купюру мне в карман пиджака, а потом игриво подмигнула. Я не стал ломаться и отказываться от денег. Целый доллар! В нынешних реалиях это – весьма приличная сумма, полученная просто так.

Мы с Патриком поблагодарили хозяйку борделя, попрощались и вышли из подсобки, собираясь покинуть это чудное место. Тем более, за стеной кто-то активно перешел к воплощению своих фантазий, стоны превратились в страстные крики, и мой друг моментально залился краской до самых кончиков ушей.

Его невинная ирландская натура никак не могла принять до конца реальность того мира, в котором мы оказались. Ну и еще, если честно, думаю, Патрик в некотором роде... как бы это сказать... Невинен не только помыслами, но и телом.

В этот момент дверь одной из комнат распахнулась и оттуда вышла девушка. Лет восемнадцать, не больше.

Ее кожа казалось слишком светлой, почти прозрачной, а губы – наоборот, ярко-красными. Будто на снег плеснули кровью. Даже в полумраке я заметил, как у висков незнакомки выступают тонкие вены, что свидетельствовало о некоторых проблемах со здоровьем.

Длинные темные волосы волной спадали на худые плечи. Этакий типаж Белоснежки, которая долго голодала.

Но больше всего выделялись глаза — огромные, карие, с неестественно расширенными зрачками, полные такой бездонной усталости и тоски, что смотреть в них было больно.

Ну и еще... Пожалуй, я бы сказал, девица эта пребывала в очень "несвежем" состоянии. Похоже, в заведении Матильды в ход идёт не только алкоголь, но и другая "запрещенка".

На девушке, прямо на голое тело, был одет потрёпанный шелковый халатик, короткий, едва прекрывающий задницу. При каждом движении полы разъезжались в стороны, позволяя рассмотреть те части тела, которые, по идее, она должна показывать только за определенную плату.

Девчонка остановилась и посмотрела на нас. В её взгляде я увидел внезапный проблеск разумности и что-то вроде понимания. С точки зрения жрицы любви, мы с ней были из одного мира — мира грязи и отбросов. Она молча усмехнулась, а потом шустро скользнула в соседнюю дверь.

— Шевелитесь, мальчики, у меня дела, — Раздался за нашими спинами насмешливый голос Матильды. – И нечего глазеть на Роззи. Не доросли еще до такого уровня. Деньжат не хватит.

Патрик резко сорвался с места и выскочил на улицу. Я последовал за ним, оставив слова Матильды без ответа. Вполне понятно, она над нами просто глумилась.

Как только оказались на свежем... ну, ладно, на относительно свежем воздухе, Патрик резко остановился, посмотрел мне в глаза, а затем на одном дыхании выпалил:

— Господи, Джонни... Эта девушка... Она почти как моя сестра... Такая же молодая и...

— Это ее работа, — Перебил я друга, – И это ее выбор. Кто мы такие, чтоб осуждать девчонку или лезть с нравоучениями.

Не хватало еще, чтоб Патрик из лучших побуждений начал спасать проституток. А он может, с него станется. Я прямо кожей почувствовал, как в нем просыпается рыцарь на белом коне, готовый броситься на помощь незнакомке.

– Это не работа. – Мрачно ответил ирландец, – Это просто ад. Ты заметил, как она выглядит? Словно приведение.

Я ничего не сказал Патрику в ответ. Просто молча двинулся в сторону "склада" Салли, чтоб взять следующий груз. Мы уже отдали две корзины и нам срочно нужно было снова затариться.

Но в чем-то с ирландцем я был согласен. Реальность, с которой мы сталкивались каждую минуту, кувалдой била по голове, заставлял еще отчаяние думать о том, как улучшить свою жизнь.

Однако, запомнился мне "Версаль" совсем по другой причине. Именно там случилось то, что послужило первым толчком к переменам, о которых мы пока ещё не могли даже подумать. Бордель стал отправной точкой событий, перевернувших все с ног на голову. Хотя, тогда я этого еще не понимал.

Второй наш визит в "Версаль" приключился прямо на следующий день. Похоже, алкоголь там улетал как горячие пирожки, что, в принципе, не удивительно.

Все началось как обычно: звонок у черного входа, недовольная физиономия матроны Матильды, спертый воздух коридора. Мы уже поставили корзину в подсобке, когда хозяйка вдруг повернулась и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд вспыхнул откровенным интересом. Я молча усмехнулся и еле заметно покачал головой.

Матильда нахмурилась, капризно надув губы. Она прекрасно поняла мой ответ. Я дал ей понять, что не испытываю интереса. Дамочку это расстроило, но не остановило. Она посмотрела на Патрика, подумала буквально секунду, а затем медовым голосом протянула:

— Ты, рыжий, возьми-ка вон ту коробку со стола, донеси до моей комнаты. По коридору до самого конца, слева – дверь.

Патрик покорно кивнул, схватил со стола ящик, набитый какими-то банками, и направился к выходу из подсобки. Матильда бросила в мою сторону хитрый взгляд, а потом, приспустив пеньюар с плеч, двинулась вслед за ирландцем

Я замер, соображая, стоит ли мне вмешаться в то, что происходит. Просто... Насколько я знаю женщин, а я их знаю очень хорошо, Патрик имеет все шансы в ближайшие пять минут лишиться невинности и душевной, и телесной. Похоже, хозяйке борделя стало скучно и она решила вспомнить прошлое, но чисто по велению души.

В итоге я промолчал. Подумал, что это не мое дело. Патрик не маленький мальчик, а я ему не "мамочка" и не наставник по жизни. В конце концов, сам решит, принимать внезапно проснувшееся желание Матильды или отказаться.

Я выждал пару минут и вышел в коридор, который вполне ожидаемо оказался пустым. Приглушенные звуки за дверями, скрип половиц, да где-то вдалеке фальшивый звук рояля – все. Я двинулся к выходу, решив подождать друга на улице.

И вот тогда услышал их. Не привычные для этого места женские смешки или стоны, а низкие, властные мужские голоса со стальными нотками.

Эти голоса доносились из-за двери, которая находилась ближе к черному входу. Створка оказалась прикрыта не до конца. Я замедлил шаг. А потом...

Не могу объяснить, что мной руководило. Думаю, это была интуиция, смешанная с врожденным идиотизмом. Я прижался ухом к щели, но разобрать слова было почти невозможно — мешал гул голосов и музыка из соседней комнаты. Тогда я опустился на корточки, пытаясь заглянуть в замочную скважину. Идея была блестящей, если бы не одна деталь: с обратной стороны двери кто-то вставил ключ, который нагло перекрывал весь обзор.

«Великолепно, — подумал я. — Прирожденный шпион. Меня спалит какая-нибудь проститутка, потому что я буду тут сидеть на корточках, словно собираюсь нагадить прямо посреди коридора".

Нужен был другой план. И он пришел мне в голову с дурацкой скоростью. Окно. Комната находилась на первом этаже, а окна первого этажа «Версаля» выходили в узкий, замусоренный внутренний дворик. Если я выйду на улицу и проберусь туда...

Не дав себе времени передумать (иначе обязательно передумал бы), я выскользнул через черный вход на улицу и рысью поскакал за угол, чтоб попасть во двор, который оказался именно таким, каким и должен быть: грязным, вонючим, абсолютно безлюдным. Под нужным окном валялась перевернутая старая деревянная бочка. Я решил, что это – знак свыше.

Осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, я перевернул бочку в удобное положение и вскарабкался на нее. Бочка подозрительно скрипела, грозя в любой момент развалиться под моим весом. Я поймал равновесие, упершись руками в шершавую кирпичную стену, а затем, практически не дыша, заглянул в окно.

Комната была окутана сизым дымом сигар. В центре, за массивным столом из темного дерева, лицом к лицу, сидели двое мужчин. Атмосфера казалась настолько плотной, настолько напряжённой, что ее можно было резать ножом. Поначалу я не понял, кто эти люди, но по их уверенным лицам и дорогим костюмам было ясно — большие шишки. Очень большие.

По одну сторону стола восседал грузный, могучего телосложения мужчина лет пятидесяти. Его лицо с квадратной, словно высеченной из гранита челюстью и густыми седыми бакенбардами выглядело непоколебимо уверенным и холодно жестоким.

Костюм из дорогой ткани явно стоил целое состояние, но сидел на мощной фигуре мужика мешковато, выдавая в незнакомце не столько любителя моды, сколько солдата, напялившего непривычный для себя образ.

Его толстые пальцы с отполированными ногтями барабанили по столу, каждый жест был весомым и значительным, как у человека, привыкшего повелевать.

Напротив мужика с "баками", откинувшись на спинку стула с показной, какой-то хищной небрежностью, сидел другой — моложе, лет тридцати с небольшим.

Его темные волосы были тщательно умаслены и зачесаны назад, открывая высокий лоб. Лицо — умное, с заострёнными скулами и пронзительными глазами — было отмечено шрамом, тянувшимся от края брови до щеки. Этот шрам придавал его внешности опасную, почти зловещую притягательность. На этом мужчине, в отличие от первого, костюм из темной ткани сидел безупречно.

Кроме того, в комнате присутствовала "свита". За спиной обоих мужчин, отступив на два шага, замерли по двое телохранителей. Это были не просто крепкие парни, а настоящие громилы с каменными, непроницаемыми лицами. Все четверо держали в руках оружие — новенькие пистолеты-пулеметы Томпсона с дисковыми магазинами. Стволы были направлены в пол, но пальцы лежали на спусковых скобах.

Забавный способ вести переговоры. Пожалуй, более логично было обеим сторонам прийти без оружия, но мужчины, похоже, думали иначе. Такое чувство, что телохранители выполняли роль некоего угрожающего фактора, создающего равновесие сил

— ...и не понимаю твоих колебаний, — продолжил беседу тот, что старше. Его голос был густым, как сироп. — Он — бык. Сильный и тупой. Он мыслит категориями вчерашнего дня. Он не видит будущего, которое строим мы. Он не видит, что это cosca (семья), а не лавка его зятя, где можно делать все, что взбредет в голову!

— Будущее – дело тонкое, — парировал молодой. Его голос звучал ровно, почти лениво, — Будущее легко спутать с миражом. Особенно когда ветер меняет направление. А Джо, он мне как padre (отец), понимаете?

— Padre?! — старший фыркнул, его бакенбарды затряслись, будто смеялись сами по себе, без участия хозяина. Дым сигары клубился прямо над его головой — Я говорю тебе о деле! Я говорю тебе о настоящей силе! О порядке! А ты мне про сентименты! Capisci? (Понимаешь?)

В этот момент один из телохранителей молодого, коренастый детина с туповатым лицом, от скуки или нервного напряжения, начал неосознанно приподнимать дуло своего «томми», наводя его куда-то в район стола. Молодой босс, не поворачивая головы и даже не меняя позы, рявкнул, прервав диалог:

— Майки, Madre’ Dio (матерь божья!) опусти ты уже ствол! Ты мне или синьору Маранцано ноги хочешь прострелить? Если ты случайно кого-нибудь подстрелишь, я сознательно тебя пристрелю, а если ты подстрелишь меня, я тебя прибью, твою мать. Мы же здесь ospiti invitati (приглашённые гости)! Мы разговариваем, а не воюем.

Стоило мне услышать имя, сердце ёкнуло и заколотилось так, что я начал опасаться, как бы этот стук не услышали в комнате. Маранцано...Так вот, кто этот буйвол. Тот самый новый мафиози, о котором рассказывал Фредо.

Майки, покраснел, виновато насупился, опустил ствол и тихо пробормотал:

– Mi scusi signor Lucano. (Извините сеньор Лучано)

Молодой босс покачал головой и с театральным вздохом снова обратился к собеседнику:

— Mamma mia, Сальваторе, прости этого осла. Он из Катании, там у них со скоростью мышления проблемы. Что-то ты говорил о порядке?

— Я говорил, что Джо Массерия – лишь первая преграда. Он живет в пошлом и не готов к будущему. — продолжил Маранцано, с явным неудовольствием. — Я предлагаю тебе, самому умному из... молодых, занять место моей правой руки. Золотые горы – не фигура речи. Это мое предложение. Но оно не вечно.

— Джо многому меня научил, – заметил молодой, и в его голосе я уловил легкое, едва заметное сомнение.

— Он научил тебя заливать кровью тротуар! – вспылил Маранцано. – А я научу заливать деньги на банковский счет! Подумай.

В этот момент где-то сверху скрипнула рама. Я инстинктивно отпрянул от окна, едва не кувыркнувшись с бочки, и глянул наверх.

Из окна второго этажа, облокотившись на подоконник, на меня смотрела та самая худая девушка с уставшими глазами. В её взгляде не было ни удивления, ни подозрения. Был лишь тупой, наркотический интерес, словно она наблюдала за странным, но не особо занимательным насекомым. Она медленно поднесла ко рту тонкую папиросу, затянулась и выпустила струйку дыма в мою сторону.

Мозг заработал с бешеной скоростью. Меня только что буквально поймали на месте преступления, причем поймала та, чье внимание привлечь было хуже некуда. Я стоял на бочке под окном, где два мафиозных босса решали судьбы города, а теперь за мной наблюдала девица, которая в любой момент могла что-нибудь сказать. Делать нечего – оставалось только наглеть еще больше.

Я изобразил самую дурацкую и виноватую улыбку, на какую был способен, подмигнул девушке и приложил палец к губам, делая вид, что подслушиваю из озорства, дабы потом похвастаться перед друзьями пикантными подробностями. Мол, там кто-то просто предается утехам и разврату, а я тут скромно собираю сплетни. Вот такой я извращенец.

Девушка заторможенно, словно в замедленной съемке, кивнула. Это был мой сигнал к отступлению. Я сполз с бочки так быстро, как только мог, стараясь опять не издавать вообще никаких звуков. Каждую мышцу ломило от ожидания окрика. Но моя комедия для девицы с верхнего этажа, похоже, сработала. Или второй вариант – она настолько была погружена в состояние кайфа, что плохо соображала.

Я отряхнулся, сделал вид, что так и надо, ничего из ряда вон выходящего не происходит, а затем быстрым шагом, стараясь не переходить на бег, двинулся прочь. В тот момент, я даже близко не представлял, к чему приведет вся эта ситуация.