Будни феодала

Глава 12

Глава двенадцатая

Вопль, с которым я вскочил на ноги, вполне мог бы сойти и за трубный глас, возвещающий о конце света. Я ошалело водил по сторонам выпученными глазами, а сабля и пистоль в моей руке менялись местами быстрее, чем я успевал как следует сжать ладонью рукоять.

— Тише, тише…

— Успокойся…

Тихий, нежный женский голос обладает успокоительным эффектом независимо от причины возбуждения. Особенно, нашептывания в ухо. А если при этом к тебе еще и прижимаются с двух сторон, ненавязчиво поглаживая в соответствующих местах, то и вовсе исцеляющий.

Мысли угомонились и оружие перестало прыгать в руки. Оставалось вздохнуть и задать классический вопрос: «Что это было?».

Ага, совсем за дурака меня держите. Раз спросишь, другой… глядишь, уже и смирительную рубашку несут.

— Все хорошо, девочки. Я в норме… Сон приснился… Очень яркий… Блин, как наяву.

— Сон, говоришь… — невесть откуда возникшая Оксана раздвинула «сестричек» по сторонам одним движением бровей и взяла мою голову в ладони.

Ух, ты! Ладошки у ведуньи как лед, лучше для компресса и не придумать. Особенно, после серьезного застолья. Надо запомнить и взять на вооружение.

— Это не сон, атаман… — Оксана выглядела встревоженной. — Это либо воспоминания, либо пророчество. Расскажешь, что увидел?

Хотел отмахнуться, но посмотрев вокруг, убедился, что разбудил всех. И не только девушек. Значит, надо как-то компенсировать. Чтобы не считали командира полоумным и припадочным. Плохо для имиджа.

— Ну, раз мы уж все равно не спим… Только, чур время зря не терять. Кто слушает — тот слушает, остальным готовить завтрак и собираться в путь. Мамай, как считаешь: до обеда к Маслову броду доскачем?

На этот раз характерник даже палец облизывать не стал, просто кивнул.

— Отлично… Тогда, слушайте…

Руководствуясь правилом, что если рассказывать, то обо всем, иначе запутаешься — стал излагать товарищам все три сна. Предварительно указав, что это никоим образом не связано с моим прошлым, потому что ничего такого я о себе не помню.

Реакция, как и следовало ожидать, у всех была разная.

Испанец, проворчав что-то по смыслу схожее с «Влюбиться тебе надо, атаман. По-настоящему. Кровь от головы и отхлынет», — после чего потерял интерес к разговору и пошел к лошадям. Раньше чем я успел уточнить: а куда она прихлынет? Хотя, глядя на мечтательное лицо Виктора, и без ответа было ясно — к сердцу. Ага, тому самому куску мяса, не наделенному даже нервными окончаниями, не говоря уже о мыслительных способностях. Которому нифига не прикажешь, зато оно заставляет глаза глядеть только на то, что ему мило. Ладно, проехали. Вполне предсказуемо. У влюбленных и сумасшедших симптомы одинаковые.

Остальные слушатели разбились на две группы. Мамай и Оксана, Иридия и Мелисса. Характерник и ведунья отошли в сторону и зашептались, время от времени поглядывая в мою сторону. С характерной для лекарей озабоченностью на лицах. А вот «сестрички» — наоборот, присели рядышком. Переглянулись и черная монашка кивнула амазонке:

— Говори ты…

Иридия отпираться не стала.

— Сны твои, атаман Антон, о Амазонии. Очень уж много узнаваемого, так что сомневаться не приходится. Но, не из прошлого — это я наверняка могу сказать. Да, мы, как водиться между соседями, время от времени сражаемся с Черным Собором. Ну а стычки и битвы не обходятся без трупов, пленных, сожженных селений и прочих неприглядных спутников войны. Но ни разу за всю историю ни одна из сторон не устраивала карательных экспедиций и показательных казней. Наоборот — всем, независимо от звания и чина, предоставляется возможность выкупиться. Это даже вменяется победителю — составить список пленников и отправить сюзерену проигравшего сражение воеводы. Чтобы Императрица или Архиепископ могли заплатить за своих подданных или оповестить родственников.

Мелисса кивнула, подтверждая слова амазонки. И продолжила сама:

— А что до того ужасного места, вход в которое охраняли черные монахи и красные священники, то между послушниками Собора ходит легенда, о существовании тайной тюрьмы, которую где-то в землях Амазонии создала Инквизиция. Но, до сих пор никто точно этого не подтвердил. Слухи и не больше.

— Погодите… Я запутался во всех ваших церквях, соборах… Инквизиция — это же организация католическая?

— Да, атаман. Все верно… Католические страны, науськиваемые папами, объявили земли Амазонии проклятыми.

— Ну, они и православных схизматиками считают… Между разными конфессиями такое сплошь и рядом. Каждая церковь утверждает, что именно она является истинной, а все прочие — ложные.

— Тут другое, атаман. Вселенский Собор принял решение, что земли Амазонии заселены не язычниками, ни даже еретиками. Все мы признаны прямыми слугами дьявола. Не заблудшими душами, а проклятыми. Которых уже нельзя перевоспитать и наставить на путь истинной веры, а надлежит лишь уничтожать. Каждые два-три года Папа объявляет крестовый поход, и войска крестоносцев вторгаются в Амазонию, огнем и мечом уничтожая все живое на своем пути. А помимо них, тем же самым занимается множество отрядов под предводительством рыцарей-отступников. Действующих, якобы по собственному разумению, а на самом деле — с негласного благословения папы и кардиналов. Поскольку в каждом, даже самом маленьком отряде всегда есть инквизитор. А то и не один.

— М-да, весело у вас…

— Очень весело, атаман Антон, — потемнели глаза у Иридии. — Но, вернемся к тайной тюрьме. Мы тоже слышали о ее существовании, но за все время, даже самым лучшим следопытам, не удалось ее разыскать. Ты — первый.

— Это не считается.

— Почему?

От такого вопроса я даже растерялся. Что значит «почему»? Мало ли что человеку присниться? Как там по определению? Невероятная комбинация реальных фактов. Вот… Я бы иначе спросил: откуда у меня эти факты, если я вообще из другого мира? А главное — сон к карте не приложишь и отметку не сделаешь.

Восприняв молчание, как согласие и отсутствие аргументов для продолжения спора, обе сестрички многозначительно покивали и в свою очередь подались к лошадям, уступая место следующей паре.

— Честно скажу, атаман… — начал беседу Мамай, — не думал, что на этом свете меня еще чем-то можно удивить.

Судя по взволнованному румянцу на щечках Оксаны — ее воображение мне тоже удалось поразить. Это хорошо. Хочешь завоевать женщину — привлеки внимание, заставь думать о себе, остальное она сделает сама. Я, пока, не собирался заводить гарем, но то дело такое — чем черт не шутит. Иридия слишком независима, для приятного времяпровождения, секс с ней — тот же спарринг, а Мелисса — хоть и нежна, как шелк, чересчур таинственна. Все эти Черные мессы и прочая тьма не лучшая подоплека для длительных отношений. Ведунья, правда, тоже не вариант. Блин… В этом мире, вообще, есть обычные женщины? А то даже такая беззащитная с виду Настенька и та ведьмой оказалась.

Это я не отвлекаюсь, с умной мордой паузу тяну. Жду продолжения. Взяли себе манеру, вокруг да около вытанцовывать.

— Я думал, ты соберешь отряд отчаянных рубак, потеснишь какого-то паныча, как с Замошьем, да и будешь очередное гнездо вить. Потом, пристанешь на службу к одному из вельмож рангом повыше и на этом угомонишься. В самых смелых предположениях — уйдешь как Зборовский на Запорожье, да над казаками поверховодишь. С благословения Хмеля. А то и по собственной воле. На Низу всегда наберется пара-тройка сотен неусидчивых, готовых хоть куда, хоть бы с кем — лишь бы в поход.

Я продолжал хранить молчание. Время от времени придавая лицу задумчивое выражение. Размышления о поведении девушек этому очень способствуют. Даже лучше чем умножать в уме трехзначные числа.

— Скажи честно, ты оттуда пришел? Да? Чтобы добровольцев против очередного крестового похода собрать?

Вот так оно и происходит… Когда у людей нет информации, они выводы придумывают, сообразно своему представлению о происходящем. А мне лучше и дальше молчать, пока не пойму, какой ответ они хотели бы услышать.

— Всегда вы мужчины так, — вмешалась в разговор Оксана, отодвигая казака. — Чего пристал к человеку, как тать, с ножом к горлу. Вот, прям сейчас, вынь да полож тебе ответ. А что атаман наш, мог клятву дать, что в тайне свою миссию сохранит, в твою чубатую голову не приходило? Видишь же, что молчит? Значит, врать нам не хочет, а правду сказать не может.

— Верно ведунья сказывает? — Мамай все же хотел ясности. Но, теперь и я знал, какой ответ правильный. И, глядя в глава казаку, едва заметно кивнул.

— Слава Богу, — перекрестился тот. Оксана тоже. — Тогда и мне, слова нарушать не придется. Я с тобой, атаман. Аж до конца. Можешь не сомневаться.

— И я… — ведунья аж помолодела… Если можно так выразиться о двадцатилетней девушке.

М-да… Еще одна тайна на мою голову. Но не будем сейчас терять время на ее решение. Просто воспользуемся результатом. А в «что, где, когда» сыграем позже.

— Спасибо, — прибавляю в голос соответствующей моменту торжественности. — Я в вас и не сомневался. Знаю — не подведете. А теперь, если все готовы, может, перекусим и продолжим путь? Очень мне желательно, еще нынче покончить со всеми делами в Масловом броде.

* * *

«Деревня Маслов Брод принадлежит полковнику Золотаренко. Войско Запорожское. Жителям нет до вас никакого дела. Ходят слухи, будто семьи погорельцев, которых недавно приютил староста, с нечистью знаются. Припозднившиеся с гулянья парочки уже несколько раз видели, как к ним в избу после полуночи кто-то шастает».

Спасибо. Значит, адресом не ошибся.

— Разбивайте лагерь, я к старосте. Вернусь — будем совет держать. Вы двое… — позвал недавних джур, — со мной.

Свита не для солидности нужна, как принято считать, а чтоб всегда был под рукой посыльный. Мало ли, что-то кому-то сообщить надо или срочно позвать, не самому ж бегать. А до мобильной связи еще не одно столетие… Да и кабыздохов отгонять, чужаков не признавших, атаману тоже не почину. А я должен быть солидным, как новенький червонец… М-да, не впечатляет сравнение. Твою ж краснознаменную, какая инфляция произошла, чтобы такую шикарную цитату убить напрочь. И даже замена червонца на пять тысяч «амурских муравьев» ее уже не воскресит.

Староста Маслова брода занимал привычное рабочее место каждого сельского начальника — скамейку перед своим домом. А солидная горка шелухи под ногами указывали, что трудится староста аж с самого утра.

— Доброго дня, пане… — встать не поленился и даже шапку снял.

Ну, так и я за последнее время прибархлился неплохо. Приобрел новенький жупан с кольчужной подкладкой, богатые сапоги из желтой телячьей кожи. За широким кушаком — солидный пистоль, дорогая сабля. Гусарский шлем за мной один из новиков несет. У второго в руках казацкое копье, но не простое, а с подвязанными возле жала парой цветных лент. То ли — для баловства, то ли — вместо бунчука. Сразу и не разберешь.

— И тебе того же желаю. Ты здешний староста будешь?

— Я, ваша милость, — еще раз поклонился тот, но шапку надел. Как бы подчеркивая некую официальность дальнейшей беседы. — Уже почти третий десяток, как общество избрало. А ты, пане, кем будешь, если позволено спросить?

— Спросить дозволено, а отвечать или нет, с этим погодим, — раздул я щеки. — Как разговор пойдет. Поймем один другого, можно и представиться. А нет — разойдемся и забудем, что виделись. Согласен?

Такой подход старосту впечатлил.

— Да, ваша милость. Смекаю, не просто так вы мимо нас проезжали. И не коней напоить свернули.

— Правильно смекаешь… Важное у меня дело, поэтому спрашиваю, кто в деревне верховодит? Сам все решаешь или еще кого для разговора позовем? Чтобы языком напрасно не мести?

Староста поглядел внимательнее, затылок поскреб. Потом — подбородок.

— Вообще-то, до сих пор слушались, но… похоже, в этот раз закавыка посложнее встанет. Эй! Малой! — окликнул первого попавшегося на глаза мальчугана. — Мухой в кузницу! Скажи Степану, чтоб бросал все и к нам шел.

— Погодь! — остановил я паренька. Приходилось в кузнице работать и я отлично знал, что если заготовка в огне, хороший кузнец даже Смерть, пришедшую за ним, пошлет куда подальше. И не выйдет из кузницы, пока работу не закончит. Пережечь железо дело не хитрое, переделать сложнее.

— Думаю, староста, нам с тобой немного прогуляться не помешает… Засиделись оба… — кивнул на шелуху. — Чего зря человека от работы отрывать? Заодно, гляну что за мастер и спрошу, сколько возьмет, чтобы всем лошадям подковы поправить.

— Это можно, ваша милость, — согласился староста. — Степан работник золотой. Пока никто не обижался. Он в Черкассах на оружейника обучался, да только денег на вступление в цех не хватило. А в подмастерьях еще на три года оставаться не захотел.

Кузница, как водится, стояла за околицей. Оно и вонь не так донимает, и огонь, если что, не село перебросится. Небольшая, задымленная до черноты, но аккуратная, ухоженная. Перезвона молотков и буханья тяжелого молота не слышалось, да и дымок над дымарем не вился. Это хорошо, не придется ждать.

— Эй, Степан! Покажись людям! — окликнул кузнеца староста.

Изнутри послышались тяжелые шаги и в дверном проеме показался мощный детина. Плечи аккурат как створка. Голова повыше притолоки. Хитер старик. Такая поддержка, разом решит все споры в пользу единомышленника.

— Чего звал, староста?

— Разговор имеется. Выходи, выходи… не обидим.

Кузнец пожал плечищами, мол, да я не против — можете попробовать, если здоровья не жалко. Но наружу вышел, вытирая руки о кожаный передник.

— Если разговор долгий, то пойдем в тень…

Неподалеку от кузницы росла старая груша. Раскинув толстые ветви, что шатер. К стволу был придвинут небольшой стол и несколько чурбаков.

— Присаживайтесь, угощайтесь, говорите…

Кузнец исполняя обязанности хозяина быстро наполнил из кувшина чем-то пенным три кружки и от пил из одной. В кружке оказался чуть забродивший ягодный взвар. Кажется, его еще морсом называют. Точно не знаю.

— Теперь можно, ваша милость,— сообщил староста, имея в виду, что в такой компании мои слова уже не пропадут зря.

— Хорошо… Слушайте… Новость у меня для вас не так чтоб очень плохая, но неприятная. Проведали лазутчики ляхов, что в Масловом броде прячет родных сам Хмель. И всем воеводам король повелел отыскать наемников среди православного воинства, которые взялись бы деревню сжечь, а семью гетмана извести.

— И это ты, ваша милость, считаешь не очень дурной вестью? — всплеснул ладонями староста. — Какая же тогда — плохая?

— А то, что Смоленский воевода Юрий Обухович, такого человека уже отыскал, подговорил и к вам направил.

Староста буквально подпрыгнул.

— Где ж такой Иуда нашелся?! Знаешь его, ваша милость?

— Как не знать, если он перед тобой сейчас сидит…

Староста онемел, а кузнец — напротив. Увалень увальнем, а метнулся ко мне, как молния. Хорошо, я ждал этого и был готов. Он еще только приподнимался, а я уже завалился на бок и пистоль выхватил.

— Тихо. Без глупостей. Староста, угомони Степана. Он, конечно, крепкий, но пуля и быка уложит. Пораскинь мозгами — стал бы я вам открываться, если б со злым умыслом пожаловал?

Взгляд старика стал более осмысленный.

— Гм… Верно. Ты… это… Степушка… сядь, Христа ради. И не скачи, аки пардус взрыкивающий. А ты, ваша милость, чем людей пугать, лучше обскажи все за порядком.

— Так я и рассказываю… — первый раунд мой. Отхлебнул еще с кружки и продолжил. — А издалека начал, чтоб вы поняли: то что предложить хочу, единственное решение.

Кузнец, похоже, вообще многословием не страдал, а староста промолчал — проникся, значит.

— Маслов брод придется сжечь.

— Помилуй Бог, ваша милость! — вскричал старик. — Это как же?!

— Так, чтоб и сомнения ни у кого не зародилось. Не обязательно все избы, но ту — где беглецы прятались — до основания. Уверен, лазутчики ляхов точно знают, где их поселили и… может быть, даже сейчас за деревней следят.

Староста беспокойно заерзал, явно борясь с желанием оглядеться.

— И если я уйду, ничего не сделав, — седмицы не пройдет, как Обухович о том узнает. Это, если у них почтовых голубей нет. И что сделает воевода? Правильно, пошлет других наемников. А те уже предупреждать вас вряд ли станут. Смекаешь?

Старик удрученно кивнул. Потом мысль мелькнула, и он вскинул голову.

— Не надо жечь! Я гонца к гетману отправлю, он охрану пришлет. Вот ляхи и не сунутся больше.

— Считаешь Хмельницкого глупее себя? — вздел брови. — Что ж он до сих пор этого не сделал? Объясняю… Во-первых, — скольких охранников будет достаточно? Полсотни? Сотня? Полк? Где их расселить, чем кормить? Во-вторых, — враг всегда сможет прислать воинов больше. Нападут ночью. Защищать деревню, вокруг которой даже частокола нет — все равно, что в засаду угодить. Все полягут. А в-третьих, — война близко, и нет у гетмана лишнего отряда казаков. Особенно таких, которым как себе верить можно. Десяток-два, может, и собрал бы из ветеранов и долечивающихся, но это ничего не изменит. Нет надежнее способа уберечь что-то ценное, как спрятать понадежнее.

— Верно… — согласился с моими доводами староста. — Но, об этом, ваша милость, ты пока ни слова не сказал.

— Говорю. У вас будет целый день, чтобы подготовиться к отъезду. Никого не удивит, что я на деревню ночью нападу. Которые избы жечь — сами укажете. Но, не меньше пяти… И кузницу… тоже было бы неплохо. Любой налетчик с нее и начал бы. Мужики ничего и не заподозрили б — обычное дело, кузница полыхнула. Небось, не реже чем раз в год горит, верно?

Степан кивнул.

— Вот… Бросились бы огонь тушить. Тут их и повязали бы всех. А после по хатам прошлись, домочадцев да добро собирая.

— Так явственно рассказываешь, ваша милость, что сразу видно — большую сноровку в этом деле имеешь… — с чего-то решил подколоть меня староста.

— Угадал, старик. Ратное дело от разбойничьего только в том отлично, что ратники чужих бьют, а разбойники всяких, — спокойно ответил я. — Слушай дальше… Как хаты запылают, составим обоз, как бы из пленных, скота, телеги вашим скарбом нагрузим, и уйдем. В любую сторону, куда укажешь. Можем вас хоть в Чигирин сопроводить. Или в Полтаву… Сами выбирайте, где осесть хотите и можете. А вот с этим — уже гонца к гетману высылай не мешкая. Чем быстрее пришлет вам на новое место охрану, тем быстрее я в Смоленск вернусь и сообщу, что задание выполнен. А стало быть — больше семью Хмельницкого искать не станут.

Староста снова почесал затылок, неуверенно на меня поглядывая.

— Будем дальше лясы точить или делом займемся? День-то уж за полдень перевалил.

— Прости, ваша милость, но больно складно все получается. Если правду сказываешь — честь тебе и хвала. А если нет? Это что ж получится? Мужики сами свое добро на телеги уложат, повяжут друг дружку и вместе с домочадцами отдадутся в твои руки… Хочешь — милуй, хочешь — в неволю гони. Не гневайся, но страшно мне такое решение принять. Ведь, если ошибусь — навек проклят буду.

Гм… Разумно. Этого я не учел. А ведь и в самом деле, развод покруче МММ мог бы получиться.

— Понимаю и не обижаюсь. Более того — вот тебе способ для спокойствия… — я протянул старосте руки. — Вяжи меня. И пусть Степан будет рядом неотлучно. Решишь, что обман — руби голову или пулю в живот. Как хочешь… Только не торопись… — я широко перекрестился. — Бог мне свидетель, добра вам желаю и лжи не задумал.

* * *

Позади небосклон все еще подсвечивали отблески пожарища, когда впереди показался отряд всадников. Остановил обоз, приказал готовиться к обороне, а сам двинулся навстречу. Когда у тебя на руках куча баб с ребятней, любые переговоры — это дополнительное время на подготовку.

«Сотник Кураш, — сообщил секретарь. — Отряд тридцать сабель»

Вряд ли казаки станут бесчинствовать в своих же землях, но a la guerre comme a la guerre* (*фр., — на войне как на войне), а береженного и Бог бережет.

Увидев мой маневр, сотник тоже дал знак своим остановится и дальше поскакал один.

— Челом, вацьпан! Ты ли будешь атаман Антон?! — прокричал еще издали.

— Поклон и тебе, вацьпан… Я — Антон. А кто спрашивает?

— Чигиринского полка сотник Кураш. Послан к тебе гетманом Хмельницким.

— Что-то быстро… — недоверчиво покрутил я головой. — И дня не прошло, как гонца отправили. Ему бы только до Умани добраться. Да и то…

— Верно говоришь… Да только случилось так, что гетман аккурат из Умани на Сечь отправился. Вот гонца с письмом на полпути и перехватили. Да ты не сомневайся. Я с Хмелем не первый год казакую. Меня и родня его признает, и староста Масловский видел, когда мы их к нему на постой отвозили.

— Это меняет дело, — я подал знак продолжать движение. — Рад знакомству. Повод не самый приятный, но тем не менее.

— Благодарствую, атаман. Взаимно. Вот, прими в знак благодарности от гетмана небольшую награду.

Сотник отвязал от седла весьма увесистый кожаный мешочек.

— Ровно десять тысяч золотом. Гетман и больше отсыпал бы, да аккурат перед этим скарбничий с нашими союзниками расчет произвел… — Кураш нахмурился. — Да, дорого казне союз с Гиреем обходится. Ну да ничего… Расправимся с ляхами — после и с татар спросим. А в добавок гетман велел передать, что вручает тебе чин сотника Войска Запорожского Низового, с правом набирать под свою руку казаков во всех землях Войска. И еще… велено добавить, что если соберешь добрый отряд, да в бою себя покажешь, то и полковничий пернач незадолго в руки возьмешь.

— Спасибо. Передай гетману, что я всей душой с ним, и как только смогу, присоединюсь к его войску. Но, сейчас, должен — как можно скорее в Смоленск ехать. Не будет покоя родным Хмельницкого, покуда ляхи не поверят, что я выполнил поручение. А поверят они только после того, как я за наградой прибуду.

Кураш понимающе кивнул.

— Благослови тебя Бог, Антон. Если позволишь, дам совет. Уже не по поручению, от сердца.

— Буду признателен и охотно ему последую.

— Вижу, отряд у тебя небольшой, но серьезный. Справные хлопцы… Девок только зря за собой таскаете, ну да то не мое дело, в каждом монастыре свой устав… — сотник подергал себя за ус. — Что сказать хочу… Есть способ и денег заработать и отряд набрать быстро. И главное — не наемников или голытьбу какую, а воинов добрых и преданных. Что правдой и верой тебе служить станут.

Интересно. Такой совет и в самом деле стоит внимательно выслушать.

— Как только сможешь, скачи прямиком к Перекопу. Выбери удобное место, мимо которого татары не пройдут. Лучше всего, неподалеку от брода через Днепр. Нынче у нас с басурманами мир, так что они засад не опасаются. До того иной раз доходит, что вдесятером ясырь гонят.

— Как же так? — удивился я. — И казаки это терпят?

— По уговору с ханом, они пленных только в Польше брать должны, — объяснил Кураш. — Но бывает всяко…

— Я понял тебя, сотник. И еще раз благодарю. Советом воспользуюсь. Вот только в полон больше девок да ребятню берут, чем воинов. Что мне со всеми ними потом делать.

— Карта есть? Давай, отмечу… — Кураш за не имением пера, просто проткнул в пергаменте дырку. — Здесь деревня Пороги. Отправляй всех туда. Скрывать не стану, моя деревня. Поэтому, за каждого переселенца, как встретимся добавлю тебе два талера. По рукам?

— По рукам…

«Вы выполнили задание «Сжечь деревню Маслов Брод». Вы заработали 400 очков опыта. Вы заработали известность «+10». Ваше взаимоотношение с Речь Посполита улучшилось до «15». Вы заработали уважение воеводы Федора Обуховича «+5». Вы заработали уважение гетмана Зиновия Хмельницкого «+10». Вы заработали уважение сотника Ивана Кураша «+5». Ваши отношения с Войском Запорожским улучшилось до «10».

Вот как?! Это же здорово! И даже великолепно.

Если я правильно понимаю механику игры, то подобное объявление, сопровождающееся бренчанием бандуры произносится только после выполнения всех условий. Значит, в Смоленск ехать не надо. Голов или отрезанных ушей на обмен все равно нет, а о сожжении деревни воевода уже извещен. То есть, на данный момент, я свободен от любых обязательств и волен поступать, как посчитаю нужным.

А как именно я считаю?

Давай, прикинем, пока обоз проходит мимо, а крестьяне прощаются с моим отрядом и благодарят за спасение. Вежливая улыбка и кивание мыслительному процессу не мешают.

Первое, — независимо от того, останусь я Хмелю помогать или в Амазонию отправлюсь, отряд пора увеличивать. Причем, существенно. А если с учетом укрепления Замошья, так тем более.

Второе, — денежки. Десять тысяч, базара нет, солидное подспорье, но далеко не предел мечтаний начинающего феодала. Которому не меньше полсотни тысяч только на старте нужны.

Вывод, — сотник Кураш, дай Бог ему здоровья, действительно указал мне на золотую жилу. И не воспользоваться случаем, надо быть полным идиотом. Так что помашем еще разок на прощанье и в путь… За деньгами и бойцами.

Мамай, на правах войскового товарища выслушав мои соображения, только крякнул и полез обниматься. Чем привел в некоторое смущение испанца.

А раз так, то и нечего прохлаждаться. Пришло время опять делить отряд. Не возиться ж по степи с такими деньжищами, когда в Замошье каждый талер на счету. В общем, почесал в затылке и решил доверить доставку денег Федоту. Ему лишний раз домой наведаться не помешает. Тем более, задание очень ответственное. А в сопровождение Стрельцу выделил обоих новиков, запорожского кавалериста и московского дружинника.

Еще одно прощание и заверения в скором времени свидеться. После чего нас осталось шестеро… Зато, самых лучших. Ну, или как-то так… Бой покажет. А что маловато, так это даже хорошо. За каждый выигранный бой, в зависимости от силы врага, мне начисляются те самые очки известности. А каждые двадцать пять очков добавляют еще одно место в отряде. Сейчас, к примеру, я могу принять под свою руку «86» воинов. О, только заметил — пятерых мне значок сотника добавил. Мелочь, но приятно.

Мамай в очередной раз послюнявил палец и указал на юго-запад.

Гикнули, свистнули и понеслись… примерно час… А там, словно по заказу увидали небольшое облако пыли. Как раз соответствующее небольшому отряду. И двигающееся на юг.

«Беслы* (*тат., — конница, из местного населения для охраны пограничных городов. Отряды из лучших всадников совершали набеги на территорию противника) — объявил секретарь, когда мы приблизились на расстояние прямой видимости. — В отряде «25» воинов. Раненых «18». В плену «2» панцирных казака. «6» крестьян и «4» селянки».

Отлично! То что доктор прописал! В бой смогут вступить только семеро, а с таким количеством мы уж как-нибудь справимся.

— Атакуем!

Татары, завидев нас, не особо забеспокоились. Привыкли, голомозые, что им теперь тут раздолье. Даже руками приветственно замахали, как между союзниками водится. А может, наоборот, оскорбления выкрикивали, пользуясь безнаказанностью. Так что пятерых мы уложили с ходу. Всего по разу выстрелили. Кроме Оксаны, разумеется. Они и понять ничего не успели. Ну а тех двоих, что таки успели и даже сабли достали — Мамай и Виктор срубили, как лозу на выгуле.

«Победа. Вы получили 630 талеров. Вы получили 380 очков опыта. С отрядом разделено 198 очков. Вы освободили из плена «2» панцирных казака, «6» крестьян и «4» селянки». Вами захвачено в плен «18» беслы».

А вот и первые пленники. Правда, все лежачие, пока. Но, судя по тому, как за них взялась Оксана — скоро пойдут на поправку.

— Челом, батька! — освобожденные из плена казаки поклонились в пояс. — Прими под свою руку. Душа горит, с басурманами поквитаться.

— В плен как попали?

— Нога в стремени застряла, конем и придавило, — объяснил тот что волосами светлее. — Побратим спешился, чтобы помочь. Тут басурмане и наскочили. Три аркана Василий срубил, больше не смог. Прими, батька. Не пожалеешь. Вот те крест… — оба размашисто перекрестились. — Кто хоть раз в неволе побывал, второй раз живым не дастся. Не подведем…

— Добро. Ступайте к Мамаю, он над вами старшим будет. А в бою посмотрим — чего стоите.