Брелок желаний

ГЛАВА 18 «ЯПОНИЯ»

Мы летели в Японию — бодрые, выспавшиеся, и при этом абсолютно не уверенные, как мы до сих пор не в розыске. Отдохнули, называется. Отпраздновали, оторвались, открестились от реальности и вот теперь, прижав к виску подушку самолёта, в полубессознательном состоянии летим за последним артефактом, как будто это обычный понедельник.

Первые четыре дня отпуска прошли… как бы это сказать… в режиме “Ctrl+Alt+Delete”. Я до сих пор не помню, как они заканчивались. Помню: просыпаюсь — Пайка рядом, у неё волосы в виде торнадо и улыбка как у дамы, выигравшей суд у самой смерти. Потом завтрак, обед, алкоголь, потеря памяти, технический сбой в коре головного мозга. Всё. Амнезия. Как отрезало. Полное отключение реальности. Если бы не Боб — наш не пьющий телохранитель, который каким-то чудом не только не сдался, но и умудрялся нас оберегать от нашего же веселья, нас бы с острова турнули к чёртовой бабушке. С мигалками.

Но Боб держался. Пока мы с Пайкой устраивали богемный шабаш в режиме «пляшем до потери паспорта», он бдил. В результате интернет разорвало: ролики с поющим котом, исполняющим «Рюмку водки на столе» на русском, завирусились быстрее, чем новый челлендж из TikTok. Люди визжали. Мемы полетели. Фанаты Пайки моментально узнали голос — мастер-аутентификация произошла по мяуканью. Григорий стал звездой. Почётный кот, бессмертный бард. Второй после Пайки. А по просмотрам — уже и первый.

А теперь мы в небе, над океаном. Направляемся в Киото. Не Токио, не Осака, а именно туда — потому что Гриша сказал. Якобы последний брелок лежит именно там. Точка. Прямо под храмом, в хранилище, в коробке, под слоем сигнализации и технологического пофигизма.

Пайка вся в телефоне: на связи с адом — согласует наряды, пиротехнику, танцоров, даже форму фейерверков. Всё через неё. Даже, подозреваю, капли для ушей осветителя. Я в это не лез. Умный стал.

— Что не спишь, задрот? — спросил мой кот, не отрываясь от игры на портативной консоли, которую он каким-то образом достал у нашего пилота.

— Да твою мать, Гриша, — вздохнул я. — Хватит так меня называть. Сколько можно?

— Ладно, ладно, проехали, Смоленская моя головушка. О чём думаешь? Вид у тебя такой, будто внутри мозга репетиция челябинского театра абсурда.

— Вот никак не пойму, — начал я с тоской философа, потерявшего смысл понедельника. — Если мы такая отсталая цивилизация, то нафига нас тянут за уши вверх? А потом — под Прайд подставляют? Это что, гуманистический развод на апгрейд с последующей утилизацией?

Гриша крякнул, поджал усы и выдал:

— Не знаю, Матвей. С Древней Расой не болтал. Они просто мяукнули в мозг: «Нам нужна помощь», — и отключились. Без вида на жительство, без картинок, без информации. Даже фотку с их Галактического Инстаграма не прислали.

— Ну вот! — я разозлился. — И ты, и я — прокачали мозги с помощью этих чертовых брелоков, теперь не можем спокойно заснуть, потому что в голове пазл, который не складывается! А Боб, собака сутулая, храпит, как будто мы летим в Турцию на ол-инклюзив.

— Не трогай Боба. Он на Гавайях такое отгребал... Пока мы с Пайкой пели «Рюмку водки» в дуэте, он пытался уговорить полицию, что мы — послы культуры. Пусть теперь поспит. У него нервы из мармелада.

— А план есть?

— У кого?

— Ну у нас. Мы же всегда прилетали, и у Боба был план! Он выкатывал стратегию, как будто родился в КГБ и вырос в Массачусетсе.

— Да не нужен там план. Это ж Япония. Там всё уже придумано за нас. Брелок — в коробке, в хранилище, под охраной. Там настолько всё защищено, что любой наш план в сравнении с их системой безопасности — это как деревяшка против термоядерного автомата.

— И чё делать?

— Пока не знаю. Что-то придумаем. Или не придумаем. Главное — концерт Пайки. Ну и заодно попробуем не попасть в местные новости.

— Тебе что, концерта на Гавайях не хватило? Где вы в два голоса вопили “Рюмка водки на столе”, пока пол острова не начали записывать завещания?

— Успокойся. Я просто… артист. Глубокая натура. Я вжился.

Я вздохнул и посмотрел в иллюминатор. Впереди маячила Япония, древняя, техногенная, как будто одновременно из будущего и из мифа. А мы летели туда — с котом, певицей и спящем телохранителем. Не команда, а какая-то странная вариация «Один дома», но в космическом масштабе.

Что нас ждёт — не знал никто. Но точно будет весело. Или очень плохо. Или и то и другое.

«ОСАКА. МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ КАНСАЙ»

Я всегда думал, что аэропорты делятся на два типа: “куда-то ты опаздываешь” и “куда-то тебя везут в мешке”. Всё. Больше никаких вариантов. Но Кансай… этот чертов аэропорт не влезал ни в одну из этих категорий. Он был из другой лиги. Из мира, где делают здания не чтобы "прилететь-улететь", а чтобы ты, падла, охренел, понял тщетность своей жизни и захотел здесь остаться хотя бы в качестве табуретки.

Кансай — это не аэропорт. Это научная фантастика на бетоне, облитая миллиардами долларов и сверху политая сакральной японской точностью. Его построили в океане. Не "у берега", не "на островке", а прямо в МАТЬ ЕГО ОКЕАНЕ. Японцы решили: “А давайте мы построим хаб в бухте, где тайфуны, землетрясения и чертова карасьева метель!” — и построили. На всякий случай на искусственном острове, потому что естественных уже было мало.

— Боб, — сказал я, оглядывая этот техно-приход в стиле дзен-киберпанка, — это что? Геймерский рай? Или финальная локация из какой-то футуристической JRPG?

— Это — Кансай, — отозвался Боб, глядя на монорельс, снующий между терминалами, как хвост у кота на Red Bull’е. — Самый дорогой аэропорт в истории человечества. 20 миллиардов долларов, если по-честному. В нём больше инженерных решений, чем в твоей квартире розеток. И все работают.

Всё тут было ненормальным. Стены — из стекла, настолько прозрачного, что я пару раз врезался лбом, думая, что передо мной воздух. Потолки, настолько высокие, что, если туда плюнуть — слюна вернётся пенсионером. Напольное покрытие — такой гладкости, что мои кроссовки стали лыжами. А туалеты... Туалеты, чёрт возьми!

Я зашёл туда просто пописать. Вышел — человеком другой касты. Унитаз говорил со мной, мыл, сушил, кланялся и напоследок пожелал удачи. Где-то в процессе я задумался, а не захочет ли он взять мой номер.

— Чувствуешь? — шепнул кот, уткнувшись мордой в аромат стойки duty-free, от которой пахло сакурой и деньгами. — Это не просто аэропорт. Это портал в мир, где всё правильно. Где даже автоматы с лапшой тебя уважают.

— Я боюсь что-то испортить, — прошептал я, наблюдая, как робот с голосом, будто из японского аниме, убирает крошку от печенья. За крошкой тут реально следят! Крошку! Она упала — и её сожрал робот с грустью, будто она испачкала ему честь рода.

На информационном табло висел список рейсов:

Киото — по расписанию. Токио — по расписанию. Будущее — без задержек.

Пайка где-то уже бегала по бутикам, обсуждая с дизайнером форму для выхода на сцену. Боб делал вид, что не спит стоя. А я стоял посреди самого эпичного аэропорта на Земле, среди людей, которые выглядели как модели из реклам “Жизнь удалась”, и понимал только одно:

Я слишком нищий для этого здания.

Тут даже Wi-Fi раздавался с извинениями:

«Извините, что мы ещё не передали сигнал телепатически. Мы работаем над этим».

— Гриша, — сказал я шёпотом. — У меня ощущение, что я попал в будущее, в котором я вообще не главный герой. Я максимум NPC, и то второго плана.

— Успокойся. Ты тут для важной миссии. Как минимум — жрать бесплатные моти (рисовое пирожное) с дегустации, пока охрана отвернулась, — прошипел он, уже зацепив моти в лапы и закрыв половину морды.

И в этот момент я понял — мы не просто прилетели в страну.

Мы прилетели в другую реальность.

Сверхточную, вылизанную до пикселя, где каждая гайка думает быстрее меня.

Где даже кофе в автомате пахнет как "приз получателю Гран-при по поэзии".

И где нас ждал последний брелок.

И параллельно с этим — гала-концерт Пайки в Киото.

А пока… я просто стоял, жевал бесплатную Марукаву (сакуровую жвачку), и думал, что, возможно, влюбился в здание, раз и на всю жизнь.

«ГОРОД КИОТО»

Япония — она как дорогой чай: сначала не понимаешь, зачем, потом пробуешь — и осознаёшь, что до этого пил тёплую жижу из пакетика.

Город был тихий, ухоженный и как будто нарисованный. Всё настолько симметрично и упорядоченно, что моя славянская душа почувствовала угрызения совести за всю свою кривизну.

— Вот здесь, — сказал Боб, — под храмом Фусими-Инари, внизу, в техническом блоке, лежит коробка. А в ней — брелок. И охрана. И камеры. И дрон-охранник. И… возможно, парочка автоматических катан.

— Класс. Значит, чтобы достать брелок, надо сначала стать невидимкой, ниндзя и программистом.

— Или котом, — вставил Григорий, и глаза у него блеснули, как у генерала, который только что придумал новый способ завоевать Европу с одним танком и паяльником.

Мы поселились в рёкан — традиционный японский отель. Татами, рисовая бумага, тишина, чай, фраза «пожалуйста, не кричите после десяти» в каждом углу.

Пайка сразу ушла на подготовку концерта: у неё был стадион на двадцать тысяч человек, шоу-дизайнер из Осаки и неонасекомое, программирующее световую проекцию прямо в воздухе. Мы остались втроём: я, Боб и Григорий — обсуждать, как изящно не сесть в японскую тюрьму.

— У меня есть идея, — сказал Григорий, залезая в большую коробку из-под лапши, будто это был командный пункт. — Завтра ночью. Я в костюме обычного японского кота. Ты, Матвей, — турист, потерявшийся в храме. Боб — техник по вентиляции.

— А зачем ты в костюме обычного кота, если ты и так кот?

— Ты бы удивился, сколько тут необычных котов, Матвей. Тут даже робот-кот в Макдональдсе доставляет заказы. Я должен быть максимально черным и незаметным. Как философия дзен, только с хвостом.

Я тяжело выдохнул.

— А если нас поймают?

— Мы скажем, что Пайка готовит шоу и хочет устроить сюрприз. Ну, шоу с брелоком, древней силой и небольшой порцией галлюцинаций.

— Хорошо. Но если завтра кто-то из нас окажется в японской газете — ты переводишь заголовок.

— Не вопрос. Главное, чтобы там не было слова «международный скандал».

Ночь. Храм Фусими-Инари. Киото.

— Начинаем, — произнёс Григорий и поправил ворот кимоно. Оно ему не шло, как вся эта поездка не шла мне. Шёл он, как профессор дзен-минимализма, только с манерами московского бармена.

Я огляделся. Улица пустая. Фонари блекло светят между проходами, словно намекая: «Сейчас не время для туризма, дружочек».

— Боб, готов? — спросил я.

— Угу, — ответил он, чиркнув по дисплею девайса, который визуально напоминал калькулятор, но стоил, по его словам, как мопед. — Камеры на цикле, сигнализация — в спящем режиме. У нас ровно восемь минут, пока система безопасности храма думает, что она в отпуске.

— Вперёд, — кивнул я.

Мы вошли в главный павильон. Сквозь красные колонны тянулись тени — длинные, как старые долги. Григорий не шёл — он скользил. Грациозно. Глухо. Нервно щёлкал когтями по полу, как дирижёр, у которого под ногами оркестр мин.

— Остановитесь, — скомандовал он через пару шагов.

Мы замерли. Кот выдвинул коготь, провёл по полу и прищурился.

— Лазерные ловушки. Вертикальная сетка. Микродатчики движения. Работают на тепло и контраст. Если подбросить мандарин — превратится в салат.

— А если пройти пониже? — спросил Боб.

— Тогда ты просто умрёшь ниже, — ответил кот, вытаскивая что-то, похожее на шариковую ручку.

Нажал. Из наконечника вышел тонкий луч. Лазерный сканер. Провёл им вдоль стены — проявилась решётка. Плотная, как раскадровка экшн-сцены.

— Проход только один. Узкий. Меньше метра между лучами в самом углу у пола. Такое чувство, что этот участок специально оставили для котов.

Я — пройду. Вы нет — если только не жрали бургер перед вылетом, — сказал Гриша.

Григорий грациозно прошёл вперёд. Выглядело это так, будто он танцует балет для тех, кто устал жить. Остановился, подмигнул.

Мы с Бобом следом. Руки вдоль тела. Не дышать, не чесаться, не думать. Особенно не думать о налогах. Они самые тяжёлые.

Прошли. Медленно. С грохочущим сердцем. В какой-то момент я чуть не задел один из лучей капюшоном. Кот бросил на меня взгляд, которым обычно смотрят рецензенты на любительский театр.

— Осторожней. У меня нервы не титаново-керамические.

Позади ловушки. Впереди — тишина. До поры.

Мы подошли к массивной двери. Без ручек. Только глянцевый экран.

— Биометрия? — предположил Боб.

— Нет. Анализ походки, тембра дыхания и длины шланга между ног, — фыркнул Григорий. — Стандарт для японских архивов повышенного уровня.

Он мяукнул. Специфично. Глубоко. Почти театрально.

На экране всплыло:

“Приветствие распознано. Хранитель подтверждён. Доступ разрешён.”

— У тебя там что, приватный аккаунт? — выдохнул я.

— Я просто харизматичный, — ответил кот и шагнул внутрь.

Внутри — подземный коридор. Холодный. Обитый полимерными панелями с ламинированной структурой. Неоновые подсветки. Лёгкий запах пыли, электроники и... страха. Стены — с маркировками на японском:

«Не касаться без перчаток».

«Если вы здесь — вы либо спецагент, либо покойник».

— Ещё одна секция, — сказал Григорий, — и начнётся веселье.

Мы двинулись дальше.

На повороте с потолка выдвинулись две автоматические турели. Быстро. Без звука. Только механическое "чик" — и мы оказались в зоне поражения.

— Стоять, — рявкнул Григорий. — Не дёргаться. Они вас ещё не видят.

Он ткнул в пол.

— Давление. Сенсоры под плиткой. Сейчас я… — он подошёл к стене и встал на задние лапы, прижавшись к панели, — ...вот сюда.

Нажал. Турели щёлкнули. Моргнули. Вернулись назад.

— Обходной режим. Спасибо монаху-идиоту, который поставил систему из 2016 года и не обновлял прошивку, — прокомментировал Гриша.

— Откуда ты вообще знаешь все эти вещи? — спросил я.

— Потому что пока вы спали в самолёте и ели "Доширак", я читал технические планы этого места. На японском. Без гугла. Под мизансцену Шопена.

Последний коридор. Напольные плиты. Подозрительно ровные.

— Осторожно, — сказал Григорий, и резко остановился. — Тут нажимные панели. Старый стиль, но эффективный. Один шаг — и сверху упадёт… да что угодно. От ножей до обидных твитов и оскорблений.

Он пошёл первым. Каждый шаг — как партия в шахматы. Мы следовали. Лоб покрывался испариной.

На финальном участке сработал сенсор. Плита чуть щёлкнула под моей ногой.

— Назад! — скомандовал кот.

С потолка вылетел тонкий стержень. Блеснуло лезвие. Но Григорий уже прыгал, перехватывая его в полёте, как самурай в коме. Лезвие ударилось о стену. Сухой звон.

— Вы оба — туристы в музее смерти, — процедил кот. — А я тут главный экскурсовод.

В конце туннеля — дверь. Хранилище. Гладкая панель.

— Мы на месте, — сказал он.

— А брелок?

— За дверью. Но сначала — я отключу финальный сканер. Он проверяет, не врёт ли тебе твоя биометрия. А вы оба — ходячие фальсификации.

Щёлк. Панель открылась.

— Прошу, — сказал Григорий. — Только не сломайте ничего. Это Япония. Здесь даже катастрофы происходят с уважением к архитектуре.

Мы стояли у дверей хранилища. Григорий уже достал отмычку — или, как он это называл, «хвостовую мини-лазейку», — и начал щёлкать ею с такой скоростью, будто собирался вскрыть сейф Бонда за пять секунд.

— Боб нервничает, — сказал я, глядя на его бледное лицо.

— Я не нервничаю, — ответил Боб, — у меня просто… легкий приступ паники.

— Это разные вещи, — заметил кот, не отрываясь от замка. — Главное, чтобы у нас был план, когда дверь хлопнет, а за ней окажутся не чайные сервизы, а люди с автоматами.

Отмычка щёлкнула. Замок сдался.

Дверь открылась медленно, с приглушённым скрипом — словно храм сам не хотел нас отпускать.

Внутри — темнота и лёгкий запах сырости и старого оборудования.

Григорий шагнул вперёд, и тут же раздался сигнал тревоги — тонкий, резкий писк, который заставил меня подергаться, как будто меня током ударили.

— Вот оно, — сказал кот, — поздравляю. Теперь нас официально не ждут.

С потолка с грохотом выдвинулись стальные панели, закрывая вход.

Внезапно — на стенах зажглись красные огни, а в воздухе — звук шагов. К нам направлялись охранники. Не шутка — три, может четыре человека, все в чёрном с бронежилетами и автоматами.

— Это шоу начинается, — прохрипел я, доставая пистолет.

Григорий, не спеша, обернулся.

— У меня для вас новость: я — кот, и я не люблю стрельбу. Особенно когда надо объяснять полиции, почему кот стрелял в людей и при этом матерился на русском языке.

Один из охранников бросился вперёд, но кот в прыжке запрыгнул ему на лицо и впился когтями в броню.

— Кто тут ориентал-киллер? — мяукнул Гриша.

Охранники замерли, удивлённые таким ходом.

Тем временем Боб запустил небольшой дымовой гранатомёт — или то, что он называл «дымовой шашкой для начинающих террористов». В помещении моментально повисла густая дымка.

Мы воспользовались хаосом и рванули к ящику.

Григорий одним движением лапы перевернул крышку. Внутри — черный брелок с красной кнопкой.

— О, красавец, — прошептал кот, — твоё время пришло.

В этот момент за нашей спиной послышались крики.

— Время закончить спектакль, — сказал я.

— Как всегда, — ответил он, — я — кот с характером. Погнали!

Как только ящик с брелоком приподнялся, помещение моментально ожило — и это не потому, что тут кто-то зажег свет.

С потолка с лязгом выкатились турели — не те, что в старых шутерах, а современные, с инфракрасными датчиками, словно они не просто охраняли храм, а собирались снять сериал «Как поймать отряд из певицы, кота и параноика».

— Ну привет, — пробурчал Григорий, прячась за мной. — Я и не думал, что сегодня придется играть в «Прятки с железками». Ножные ловушки, лазеры, сканеры — настоящий квест уровня "Индиана Джонса, только без шаманских танцев".

На полу вспыхнули красные линии — лазерные лучи, которые немедленно начали отслеживать наши движения.

— Кто-нибудь, скажите, что у нас есть противолазерные очки! — воскликнул Боб, и я увидел, как он пытается суетливо что-то найти в своем рюкзаке.

Турели начали вращаться, сканируя пространство, пытаясь «вычислить цель».

— Отлично, — сказал я, — теперь осталось только не попасть в эту мясорубку и не превратиться в пару решеток с нашими трупами.

Кот, тем временем, подошёл к одной из лазерных линий, спокойно провёл лапой по светящемуся лучу — и он мигнул, отключившись.

— Это не просто датчики, — объяснил он, — а тупые сенсоры, которые по каким-то причинам не умеют отличать мою лапу от грубой взломки. Лайфхак.

Он быстро проделал то же с остальными лазерами, вырубая их по очереди и вызывая у охраны новый приступ паники.

— Мы не можем тут задерживаться, — сказал Боб, — турели теперь настроены на звуковой режим, если услышат движение — будут стрелять.

— Тогда бежим, — коротко сказал я.

Мы рванули по узкому коридору, в темноте вспыхивали красные огни предупреждения.

Кот, словно спецназовец с шестым чувством, метался между турелями, заранее обходя ловушки и ножные датчики.

— У меня в ушах звенит, — сказал я, — а у тебя, Гриша, наверное, шестое чувство?

— Шестое чувство — это когда ты не умер, — отозвался кот. — А у меня просто пара дюжин часов в разведке.

Вдруг за нами послышался громкий грохот — турели начали стрелять очередями в стену позади.

— Нам надо укрыться, — крикнул Боб, — здесь тупик!

Мы влетели в маленькую комнату с огромным шкафом и панелью управления.

— Дайте-ка мне, — сказал Григорий и запрыгнул на панель.

Лапами он быстро печатал что-то на сенсорном экране — за ним Боб и я забегали вокруг, прячась от очередной волны выстрелов.

— Вот это я понимаю командная работа, — усмехнулся кот.

Спустя несколько секунд дверь с грохотом распахнулась — турели отключились.

— Халява! — выдохнул Боб.

— Еще бы, — сказал я, — только теперь надо найти выход.

И тут началась погоня.

Турели снова включились, лучи света рвали воздух.

Мы мчались коридорами, взрываясь от адреналина и дикой паники.

Кот, прыгал с полки на полку, метко сбивая датчики.

Боб кидал в турели глушители из импровизированных взрывных устройств, которые пахли чем-то между сгоревшим пластиком и отчаянием.

Я бежал, пытаясь не падать и не наступать на все эти отвратительные ловушки.

Наконец, после сотен поворотов и падений, мы выскочили на улицу — в ночной воздух Киото.

— Мы живы, — сказал я и упал на асфальт.

— Да, — согласился кот, облизываясь, — но ненадолго. Приключения только начались.

Мы вылетели из подземелья храма, как герои дешевого боевика, только без шикарных замедленных движений и с гораздо меньшим количеством выстрелов в лицо.

За нами грохотали турели, словно недовольные диджеи на рейве — стреляли в каждую тень и каждый звук, пытаясь нас поймать. По темным улицам Киото мчались двое на мопедах — очевидно, охранники, сражённые нашим внезапным взрывом из подземного ада.

— Боб, у тебя есть что-то по мощнее, чем эти тряпочные взрывпакеты? — спросил я, пытаясь держать дыхание и не удариться об асфальт.

— Есть, — ответил он и из рюкзака вытащил самодельный электрошокер с дальностью метра в десять. — Пока это, но скоро надо будет апгрейдить.

— Отлично, — сказал я, — это нам поможет, если охрана захочет на световой скорости догнать.

Григорий в это время как обычно был на высоте: он беззвучно запрыгнул на крышу припаркованной машины и с холодным расчётом начал метать мелкие шарики с липкой массой, которые моментально прилипали к колесам преследователей.

— Хитрее меня только ФСБ, — буркнул кот, — но даже они не любят скользкие колеса.

Мопеды стали вилять, один едва не упал — мы уже почувствовали, что можем оторваться.

В темноте, не разбирая дороги, мы свернули на узкий переулок, где прямо перед нами выросла старая, покосившаяся деревянная дверь — типичный проход, который укажет, что ты в серьёзной жопе.

— Ну, это наш шанс, — сказал я и толкнул дверь, которая с визгом открылась на лабиринт переулков и тесных ходов.

Охранники, естественно, не ожидали такого смелого манёвра — и на мопедах резко затормозили.

— Гриша, дай свет! — крикнул я.

Кот вытащил из-под кимоно мини-фонарик, но не простой — с лазерной указкой и ультразвуковым подавителем, который активировал сразу, чтобы сбить их технику с толку.

— Лазеры, гады! — выругался Боб, — теперь они в полной темноте, как на американских горках.

Мы бежали, петляя между домами, перескакивали через мусорные баки, чуть не попали в ловушку с провалами под ногами — там кот среагировал молниеносно и буквально вытащил нас из пасти бетонной ловушки.

— Моя лапа — мой щит, — усмехнулся он.

Наконец, добежав до парка, где уже поджидал наш арендованный автомобиль, мы влетели внутрь, захлопнули двери и рванули.

В это время в темноте улиц послышался возмущённый рев моторов — охрана не собиралась сдаваться.

— Пацаны, — сказал я, — если выживем, я куплю каждому по огромному пиву.

— Я предпочитаю виски, — сказал кот, устроившись на заднем сидении, — и никаких вопросов.

Мы рванули по ночным улицам Киото, прячась от фар и камер.

Вдалеке, как в лучших триллерах, вдали замелькали полицейские машины.

— Вот это и есть выход из жопы, — сказал я, крутя руль и мчась к свободе.

Когда мы наконец пересекли городскую границу, оставив за собой храмы, турели, дроны и охранников с лицами, как у людей, которым недоплатили за переработки, я не чувствовал облегчения. Я чувствовал выживание. Словно сердце ещё билось по инерции, а реальность казалась слишком хрупкой, чтобы в неё поверить.

Мы встретились с Пайкой в условленном месте — у стоянки заброшенного караоке-бара на окраине Осаки. Она уже ждала. Стояла у машины в солнцезащитных очках, хотя солнце ещё даже не вставало. Крутая. Как будто она — не певица, а глава японской мафии, и мы только что у неё в долг попросили сто тысяч долларов и немного счастья.

— Ну как? — спросила она, когда мы вышли из машины, пахнущие гарью, пылью и лёгкой паранойей.

— Хранилище нашли. Брелок на месте, охрану обманули, ухо статуи по-прежнему оторвано, — буркнул Григорий, на ходу стряхивая с лап пыль из-под японского подземелья. — Всё как планировали. Почти.

— Кроме того, что за нами теперь охотятся и, возможно, мы официально в списке террористов, — добавил Боб.

Пайка кивнула. Улыбнулась. Как будто знала, что так и будет. Потом открыла багажник.

— Лезьте. Там спальники, вода и… доширак. Вы заслужили.

Мы переждали день. В мотеле у берега. Вдали от камер, людей и храмов. В комнате, где пахло морем, стиральным порошком и чем-то отдалённо напоминающим детство.

Я не спал. Я смотрел в окно. На улицу. На небо. На Пайку, которая репетировала в наушниках, не зная, что я на неё смотрю. Японское солнце медленно вставало, как будто у него была тяжёлая смена, и оно тоже хотело остаться в кровати.

Я был жив. Мы были живы. И у нас был артефакт.

Но главное — был момент. Ощущение, что всё — не зря.

Вечером был её концерт.

Стадион на двадцать тысяч человек. Огни. Шоу. Лазеры, голограммы, экран размером с дом. Я стоял сбоку, в технической зоне, в капюшоне, со значком "служба безопасности".

И, чёрт возьми… Я такого не видел никогда.

Она вышла — не как девушка, которую я знал. А как легенда. Как ураган. Пела, кричала, танцевала, словно держала мир на кончиках пальцев. Толпа ревела. Я стоял, и внутри меня всё горело — от восторга, от гордости, от желания подойти к ней и сказать всё. Всё, что накопилось с того дня, когда мы встретились.

Но не сказал.

Потому что знал — пока рано. Она в огне. А я ещё не готов быть тем, кто в этот огонь войдёт.

Я просто смотрел. И полюбил Японию. Всей душой.

Как любил её. Ту, что сейчас светилась на сцене. Ту, что не знала.

Пока.