Боярышня Дуняша 2

Глава 25

Дуня сидела на женской половине, беззаботно лузгала семечки и слушала из уст забежавшей к Посниковым гостьи сказ про то, как она яблоки продавала. История обрела красочность вкупе с иносказательностью, и по словам свидетелей на мосту стояла царевна, раздававшая благочестивому люду райские фрукты. Самым приятным в данный момент для Дуни было то, что вся семья уже знала подлинную историю, и поэтому женщины наслаждались враками, всячески способствуя их приукрашиванию.

— Ох, дивное то было угощение! — восклицала гостья, свысока посматривая на слушательниц.

— Тебе откель знать? — насмешливо спросила её дочь хозяйки дома.

— Так пробовала я его! Дивная дева прямо в руки мне вложила гостинец и сказала: «Попробуй, Степанидушка, не побрезгуй!»

Дуня фыркнула, заслужив укоризненный взгляд Степанидушки, но вскоре сплетница ушла, а Соломония велела всем угомониться.

— Ишь ты, какие слухи интересные ходят, — чуть помолчав, произнесла она. — Но нам они лишние, так что не болтайте.

Все согласно закивали, а тем, кто не понял, почему не болтать, отвесили подзатыльники и повторили приказ. Дуня притихла, а боярыня молвила:

— Повезло тебе, Милослава, с Дунькой. За неё можешь быть спокойна. Не пропадёт девка, а с ней и муж её добро наживать будет.

Милослава благодарно обозначила поклон головой, но Соломония уже смотрела на Машу:

— Рановато сватаете Машеньку.

Дуня с удовольствием пожала бы руку старой боярыне, но никто не понял бы её порыва. Машка вся затрепетала от намёка на осуждение, а мама занервничала.

— Девка ладная растёт, да и мастерица она видная. Моим дурехам уже столько нового показала, чему ни в одном доме не научат!

— Так оказия вышла, вот и… — начала оправдываться Милослава.

— Понимаю, — закивала Соломония. — Это правильно, но ныне-то не в ваших интересах хвататься за оказию. Я не просто так похвалила Марию. С каждым годом её ценность как невесты будет только расти, и женихи сами начнут приходить в ваш дом. А сейчас как выйдет? — со вздохом закончила говорить боярыня, а её дочь продолжила:

— Пучинковы — знатный и богатый род. Харитон Алексеевич муж зело серьёзный, и слово своё держит, но по рукам вы не ударили?

— Не ударили, — согласилась Милослава, а Маша совсем поникла.

— А женка Харитона Алексеевича вряд ли одобрит выбор сына и мужа.

— Но разве жена не следует за мужем во всём? — удивилась Милослава.

— Сурово у вас там, на Москве-то, — зацокали языками женщины.

— Да нормально у нас, — влезла Дуня, — отец всё по-маминому делает, а дед только грозит, но без нас как без рук!

— Дуня! — воскликнула Милослава, но женщины засмеялись.

— Добро, — улыбнулась Соломония и кивнула дочери, чтобы та продолжила разъяснять положение.

— Вот и за Пестинеей Ядвиговной будет последнее слово в семье Пучинковых, а Маша ей не понравится уже тем, что не она выбрала её. Но это полбеды. Хуже другое: сейчас Пестинея нацелена взять в невестки княжну.

— Княжну? — ахнула Милослава и сочувственно посмотрела на Машу. — Но как же? Кто же отдаст за них саму княжну?

— Так княжны разные бывают, — засмеялись женщины. — У некоторых ни кола ни двора, а только заросшая тропинка в монастырь. Вот и думай, как встретит тебя Пестинея.

— Но мой свёкор не последний боярин на Москве и наши дела выправляются, — попробовала набить себе цену Милослава, но женщины лишь переглянулись и опустили глаза.

Дуня понимала, какую мысль они хотели донести до мамы, но та никак не могла посмотреть на ситуацию со стороны и уж тем более увидеть Машкины перспективы. Милослава буквально тонула в текущих делах и волнениях, а Маша зациклилась на юном Пучинкове. Было в сестре что-то жертвенное! Иван Харитонович в ней нуждался, и она почувствовала свою необходимость, а дальше прилепилось множество разных других новых эмоций.

Дуня корила себя, что не разобралась сразу с чувствами Маши. В прошлой жизни она долго была одна, а когда захотела что-то поменять, то не справилась. Вроде бы умела общаться, но как только появлялась симпатия, то проявлялась зажатость, которая с возрастом стала совсем уж нелепой. Сейчас она учится быть другой и сама себе кажется красочной, радостной, но вот опыта в некоторых вопросах не хватает. И ситуация с сестрой оказалась сложной для неё. Сейчас уже понятно, что надо было Машку тащить с собой в монастырь к бабушкам. Там бы сестра увидела много нового, сменила род деятельности и послушала бы женщин, у которых очень интересно сложились судьбы, а не корпела бы целыми днями над приданым. А все и рады, что девочка спокойная и занята рукоделием.

— Пс, пс-с, — Дуня увидела, как Машку зовёт самая маленькая их родственница, та с ковшиком стояла при их приезде.

Женщины переключились на обсуждение достатка Пучинковых и неприятных черт Пестинеи Ядвиговны, а Маша уже выскользнула и, наклонившись к малявке, слушала её. Потом воровато оглянулась и убежала.

Дуня еле успела поймать малышку, чтобы выведать, что она передала сестре.

— Жених ейный ждёт её, — радостно сообщила кроха.

Дуня рванула за Машкой, но видно побежала куда-то не туда, а потом вовсе в косяк влетела в темноте. Со стоном потирая ушиб, она вернулась, нашла мелкую и выяснила, где назначена встреча.

Наспех одевшись, она выбежала во двор и с грустью наблюдала, как возле приоткрытой калиточки, ведущей на какую-то чёрную улицу, стоят Маша и Иван. Они стояли и молчали, а потом он робко взял её за руку, и кажется, что им было хорошо так стоять.

— Кхм, — раздалось рядом с нею. — Боярышня, может прогнать молодца? — тихо спросил её слуга.

— Да, пожалуй, — нехотя согласилась она и быстро добавила: — Только без шума. Окликни Машу, будто ищешь по дому. Не нужно пугать ни её, ни кавалера.

— Не беспокойся, боярышня, всё понимаю.

А вскоре раздался негромкий возглас, спрашивающий, где Мария Вячеславна. Дуня видела, как вздрогнула Маша, как расстроился Иван и оба они вдруг поняли, что не успели ничего сказать друг другу.

Дуня долго не могла уснуть, вспоминая увиденное и спорила сама с собой. У неё была масса доводов за то, чтобы всеми силами попытаться сберечь нечаянную влюбленность сестры и не меньше доводов за то, что ничего, кроме несчастья, эта влюбленность не принесёт. И как ни поступи, всё плохо будет.

А ранним утром всех подняли, чтобы посетить храм. Дуняша всю дорогу ворчала, ссылалась на утренний озноб, но когда увидела множество храмов на небольшой территории, то обо всем забыла. К тому же раннее солнышко красиво подсветило постройки, и засияли купола…

— Невыразимо прекрасно, — наконец выдохнула она свои впечатления — и родственницы одобрительно закивали.

— Пусть все наши враги видят, что здесь живёт бог, и нападая на нас, они нападают на бога, — строго произнесла одна из женщин и её поддержали окружающие. Потом послышались вопросы по поводу того, кого привели с собой Посниковы.

Служба Дуне не понравилась. Точнее, всё было отлично и на удивление проникновенно, но она ничего, кроме чужих спин, не видела. А всё потому, что самые родовитые стояли впереди, а дальше остальные. В этот раз к остальным относилась семья Дорониных. На выходе боярыня Соломония вдруг повела женщин в сторону, и Дуня не сразу увидела, что они движутся к отдельно стоящей группе женщин.

— Здрава будь, Пестинея Ядвиговна! — громко поприветствовала Соломония.

— И тебе здравствовать, Соломония Евстахиевна! — с уважением ответила Пучинкова.

Дуняша подобралась, постаралась сделать умное лицо и не зевать, а главное, не дрожать. В храме было душно, а когда вышли на улицу, вновь пробрал озноб.

— Радость у меня, — сообщила Соломония, — родня из Москвы приехала.

— Наслышана уже.

— Давно просила приехать их, чтобы повидаться, а то умру и не увижу внучек сестры моей.

Кто-то подтолкнул Дуню вперёд, и она внезапно оказалась перед носом Пучинковой. Маша с достоинством поклонилась, и Дуня повторила за ней.

— Красивые у тебя внучки, — милостиво сообщила мать Ивана Харитоныча.

Маша стояла, не поднимая глаз, а Дуня с интересом разглядывала возможную Машкину свекровь и, прижав горячую ладонь к носу, грела его, а то из носа потекла водица, а шмыгать неприлично.

Тут подошли мужчины и завязался разговор. Все вместе двинулись в одну сторону, и Дуню оттеснили.

Дома отогрелись, поснедали, начали обсуждать встречу, но ничего интересного Дуня не услышала. Во дворе она увидела, как отец вновь собирается пройтись по торгу, а боярина Афанасия забрала Светланка, чтобы подправить ему бороду. Она каждые два дня скребла ему подбородок, чтобы сложный рисунок бороды не зарастал.

— Семён, а ты чего слоняешься без дела? — ни с того ни с сего взъелась на него Дуня.

— А какие у меня без тебя дела? — огрызнулся он.

— У тебя полно писанины! Неплохо бы тебе с моим отцом по торгу прогуляться, записать цены и посмотреть, что иноземцы больше всего закупают.

— Это и без меня князю напишут.

— А ты свои выводы сделай и приложи, — не отставала она.

— Я что, купец? — вскинулся Волк.

— Ты слепец, если не умеешь видеть, что стоит за продажей стратегически важных товаров, — напустилась на него Дуня.

— Ты… — Волков зло сплюнул, но взял себя в руки, — ну и язык у тебя! Не можешь толком всё объяснить?

— А ты сам не допускай пренебрежения к людям иного сословия. Ты слово «купец» сказал, как выплюнул, а меж тем они важнейшая часть нашего княжества.

— Торгаши-то?

— Знаешь, Сеня, я же тебе уже говорила, что проще всего сравнить княжество с телом. Вот есть в теле сердце, и оно архи важно, но какой толк от сердца, если по жилам к нему не потечёт кровь? Или в теле вдруг перестанет работать желудок… ну, я хотела сказать, что в животе у тебя перестанет перевариваться пища и начнутся всякие проблемы.

— Скажешь тоже…

— Говорю, — согласилась Дуня, — а ты не слышишь. Каждая часть очень важна, но воспевают почему-то только сердце. Так и в княжестве все сословия очень важны и каждое решает определенные задачи. Княжество будет процветать, если все будут уважительно взаимодействовать друг с другом. Я понимаю, что тебе очень лестно и приятно, что общество вознесло бояр над собой, но это всего лишь морок. Завтра князь перестанет воевать и все обратят свои взоры на купцов. Для процветания княжества нужны деньги и купцы их дадут. А потом закончится гонка за деньгами, и все обратят внимание на основу нашего государства, на ремесленников и крестьян. Вот и получается, что важны абсолютно все.

— Ох, и любишь же ты разглагольствовать, — фыркнул Семён.

— И то верно, — засмеялась Дуня. — Надо же мне на ком-то учиться красиво говорить! Вдруг деда в думе сменю?

— Ты-то?

— Я-то!

— А что, ты сможешь, особенно, если посох тебе потяжелее дать.

— Так что же насчёт отчетов? Не хочешь подумать, почему вдруг вырос спрос на канаты?

— А он вырос?

— Говорят, что они хорошо продаются, и год от года их везут сюда на продажу иноземцам всё больше и больше.

— Хм, и к чему это?

— Быть может, кто-то корабли строит?

— Тогда покупали бы… — Волк осёкся и восхищенно присвистнул: — Головастая ты! Это ж надо, как всё интересно получается, а всего-то надо…

— Вот и иди, собери сведения и сделай выводы, о которых напишешь. Покажи всем, что ты умеешь видеть не только то, что лежит перед носом, но и дальше.

— А ты?

— Сегодня дома побуду, разговоры послушаю.

Дуня посмотрела, как боярич засобирался на торг. Отца ему уже не догнать, но не маленький, прогуляется, посмотрит на людей, поразмыслит. Сама же боярышня вернулась в дом и даже занялась рукоделием, показывая всем, что умеет всё делать не хуже других. Женщины положительно оценили её мастерство и посетовали, что она не любит этим заниматься. Дуня же сказала, что больше всего любит рисовать, и к её удовольствию в доме нашлись краски.

— Мы когда печь белили, то решили её расписать цветами.

— Я видела, красиво, — искренне похвалила Дуняша.

— Бери и рисуй, — протянула банки с краской одна из родственниц. — Мы много купили, потому что так дешевле было. Но у нас всего три цвета.

— Мне хватит, но бумаги ведь нет?

Женщины огорченно подтвердили, что бумаги в доме нет. Точнее, она есть, но только у бабушки и мужчин.

Дуня задумалась. Вырученные за яблоки деньги она отдала матери. Та кое-что передала Соломонии, чтобы родственникам не было тяжело кормить столько лишнего народу. А ещё необходимо было что-то прикупить для себя, чтобы хоть немного чувствовать себя увереннее в глазах Пучинковых. И… тут Дуня понимала, что много чего ещё надо, а деньги быстро растратятся. А ей прямо хоть выходи на площадь и рисуй портреты за малую денежку. Жаль, что это не боярское дело. Но краски Дуня прибрала и поблагодарила за подарок.

Незаметно прошёл день и закончился он приглашением к Пучинковым. Харитон Алексеевич хотел поблагодарить Дорониных за спасение сына и… ничего больше на словах передано не было. Женщины многозначительно переглянулись, Милослава поджала губы, а Маша продолжала витать в облаках.

Дуня же вспомнила кое-что и побежала спросить у ключницы кусочек мыла. Получив его, она внимательно рассмотрела его, принюхалась. Особого запаха у мыла не было, а вот буковка «Б» была.

— Дорогое, — с гордостью сказала ключница. — Из княжества литовского привезли. Раньше оттуда только чёрное возили, а у нас его тоже варят.

— Да? Не знала, что у вас варят. В Москве со всяким мылом плохо. Только жидкое есть.

— Ну, такого, — женщина показала на белое мыло, — у нас никогда не было, а чёрное варят из золы и жира. Только дрянное оно.

Дуня вспомнила Бокеева Василия Семёныча, которому она передала рецепт варки хорошего мыла. И кажется, у него получилось наладить дело! Теперь он с большей уверенностью сможет призвать к себе своих людей, лучше обустроиться на чужбине и в итоге заняться тем, что ему любо. Нищета больше ему не грозит. Жаль, что на Русь Бокееву не вернуться, поскольку грех на нём тяжкий, но и озлобленным скитальцем ему уже не быть! И кто знает, может в следующей жизни он вернётся в родные края…

Дуня отложила кусочек мыла. Была у неё мысль сварить тут мыло и потихоньку продавать, но пусть Бокеев остаётся пока эксклюзивным поставщиком мыла.

Умилившись своему великодушию, боярышня вновь задумалась, как поддержать семью, и мысли в который раз закрутились вокруг бумаги. У неё было стойкое убеждение, что разгадка качественных листов не должна быть сложной. Дуня мысленно застряла на отбеливании сырья при помощи хлорки, но теперь она знает, что если использовать отбеленный солнцем лен или коноплю в качестве сырья, то цвет будет вполне достойным. Однако оставалась проблема в рыхлости. Всё, что делали монахини или сама Дуня было больше похоже на промокашку. Но ромейцы как-то же решили эту проблему! Исследовать бы их бумагу под микроскопом, но его нет. Или попробовать на вкус? Хм, а вдруг они сырьё в дерьме вымачивают, а она его жевать будет!

Поблагодарив ключницу, Дуня побрела перекусить вкусненького, чтобы подкормить мозг. Нужны были мелкие, но полезные идеи, но визит к Пучинковым взволновал и мешал разбежаться мыслям в правильном направлении.

— Придется пережить поход в гости, а потом уже… — проворчала Дуня и вернулась на женскую половину. Там взялись готовить Машин наряд на завтра и бурно обсуждали, красить ли боярышне лицо или нет. Милослава напряженно посмотрела на вернувшуюся Дуню и поспешно отказалась.

— И то верно, мала она ещё, — согласились женщины.

Они ещё что-то говорили, но Дуняшу поймала неспокойная кроха, потребовала сказку — и как-то незаметно они обе сомлели за рассказом, проспали до утра.