Боярышня Дуняша 2

Глава 21

Дуню потряхивало от волнения. Она без раздумий влезла командовать, почувствовав неуверенность мужчин и утекающее сквозь пальцы время. Конечно, без неё сообразили бы, что делать, но отцов знакомец выглядел скорее мёртвым, чем живым, и тут важно было как можно скорее оказать помощь.

Он был ужасно бледен, и Дуня подумала, что мужчина истекает кровью или замерз, но оказалось, что это вторично: бедолагу действительно ранили, и скорее всего, принудили спешиться, но основную боль ему причиняли сломанные ноги.

Дуня догадалась, что ноги мужчине ломали специально и ломали, застав его в нелепом укрытии, но как ему удалось расправится со своими мучителями, это может рассказать только он сам. Однако ему суждено было погибнуть вместе с ними. Он явно до последнего не оставлял попытки встать, невзирая на боль, и сесть на коня. Сдался воин только тогда, когда животное почуяло яблочный запах и сбежало. Или можно сказать, побежало за помощью. Так тоже можно трактовать. И вот, он в безопасности, смотрит безумными глазами на своих спасителей и… впадает в беспамятство.

— Разморило сердешного, — жалостливо прошептала Светланка, подкладывая подушечку ему под голову.

— Мам, надо что-то сделать? Он же ранен, — робко спросила Маша.

— Довезём до двора и там обиходим, — изобразив уверенность, объявила Милослава — и только Дуня поняла, что мама плохо представляет, что делать с подкидышем.

Точнее, она не могла не знать, как позаботиться о ране, но дело касалось чужого мужа, а дворовых девок не было, которым можно было поручить уход. Да и не при дочерях же щупать и раздевать постороннего! Это отец не увидел проблемы в быстром лекарском осмотре дочерью, потому что в тех обстоятельствах ни у кого дурной мысли не возникло, но стоит хоть кому-то брякнуть о невместности — и всё, тупик.

— Мам, у него сломаны ноги, и необходимо, чтобы они были надежно зафиксированы, — ровно произнесла Дуня, останавливая руку Светланки с новой подушечкой.

— Да как же мы это сделаем? Ничего же нет, — оглядывая возок, всполошилась Милослава.

И она была права.

Может, надо было всё же задержаться и найти подходящие жердины… Дуня посмотрела в окошко. Снаружи видимости никакой, ветер воет словно в рог дудит, а они всё ещё не добрались до двора.

Взгляд невольно перескочил на печку: если придётся ночевать в лесу, то она не даст им всем замерзнуть, но смогут ли они без потерь отбиться от волков?

Или страшнее поутру не найти дороги?

Глупые мысли! Отец не даст никому пропасть. Он опытный путешественник. Но всё же лучше провести ночь под защитой стен.

— Мам, важно, чтобы отцов товарищ ровно лежал, а когда его будут выносить из повозки, не шевелить его. По приезде ноги надо будет… — Дуня запнулась, боясь спугнуть мать, но быстро нашлась, — …выровнять и наложить гипсовую повязку. Она надежно облепит сломанные кости, и они правильно срастутся.

— Это тебя Катерина научила?

— Да. Только я не знаю, получится ли у меня вернуть кости в прежнее состояние. Катерина умеет чувствовать тело больного, а я — нет. От правильности складывания зависит, останется ли калекой отцов товарищ или нет.

— Он будет в любом случае благодарен, что жив, — успокаивающе заметила Машина наставница, и Дуня была благодарна ей за эти слова.

Милослава же хмурилась, догадавшись, что дочери придётся щупать голые ноги взрослого мужа, и если об этом кто-то узнает, то пойдут нехорошие слухи. Испуганные Машины глаза подсказывали, что старшенькая об этом же подумала.

— Не помочь ему мы не можем, — медленно произнесла боярыня и строго посмотрела на Светланку. — Ты возьмешь на себя уход за боярином, а мы с Дуней… рядом постоим. Поняла? — Милослава буквально придавила взглядом наставницу, и та быстро закивала:

— Всё исполню, не волнуйся матушка-боярыня, и если что, то всем так и скажу, что твои рученьки и Дуняшины не касались чужого воя.

— Вот и хорошо, — кусая губы, пробормотала Милослава. — А как всё нужное сделаем, так наймём девку и обяжем её смотреть за ним, — откидываясь на подушки, облегчённо добавила она.

— А где мы гипс возьмем? — спросила Маша.

— Там же где известь, — отмахнулась она.

Весь остаток пути сидели молча, придерживая нежданного гостя. При резких толчках повозки он стонал, но в себя не приходил. Дуня прикладывала ладошку к его лбу, думая обнаружить жар или испарину, чтобы заранее составить порядок сопутствующего лечения, но боярин просто оставался в беспамятстве.

Что с этим делать, она не знала. Опасно это или нет? А с другой стороны, как складывать ему ноги, если он придёт в себя?

Дуня уже готова была проклясть несчастные яблоки, из-за которых всё случилось. Но всё рано или поздно заканчивается, и вскоре их караван остановился на постоялом дворе, Афанасия вынесли и разместили в отдельной горнице. Вячеслав лишь сильнее стиснул зубы, отсчитывая плату за постой.

Пока женщины обустраивались, он спросил у хозяина гипс, сфагнум, дешёвое полотно и травы. Гипс остался у владельца двора со времен строительства, сфагнум и полотно принесла его жёнка, а вот из перечисленных трав оказалась только ромашка и клевер. Их заваривали для питья. Может, были и другие травы, но назывались иначе, чем сказала Дуня, а Вячеслав уточнять не стал, решив, что этого хватит.

А дальше всё было очень нервно: Вячеслав с Семёном сами раздели раненого и вышли. Милослава предупреждающе посмотрела на Светланку, та кивнула, показывая, что помнит о договоре и на всякий случай встала у дверей, чтобы никто не вошёл. Дуня же взялась осматривать ноги Афанасия.

Открытых переломов не было, но в остальном… Она осторожно скользила пальцами по поверхности ног, ища припухлости. Женщины молча наблюдали за ней и не мешали.

Дуня почувствовала себя уверенней и решила попробовать сделать так, как делала Катерина. Она взяла Афанасия за запястья и начала слушать его пульс так, как будто ничего важнее этого не было в мире. В какой-то момент ей показалось, что она полностью растворилась в подрагивании энергии чужого тела, и тогда приступила к складыванию костей

Её движения причиняли боль Афанасию, но без этого было не обойтись. Она нащупывала смещение костей, возвращала их на место, чувствуя себя мясником и едва удерживала себя в состоянии некой высочайшей чувствительности, помогавшей ей ощущать изменения в теле боярина. Возможно, всё это было самообманом, но высокая степень концентрации на том, что она делала, была достигнута, и Дуня сумела чётко сделать то, чему её учили.

Уже на грани самообладания она проверила работу нервных окончаний и приступила к наложению гипса. Никакого единения с биением пульса Афанасия она больше не чувствовала. Её собственное сердце бухало как ненормальное, и Дуне оставалось только надеяться, что она не ляжет сейчас рядом с пациентом.

Катерина была права, говоря, что требуется многолетний опыт, чтобы нутром чувствовать раны и болезни в других людях.

До ран отцова приятеля на шее и руке Дуня не добралась. Милослава, видя состояние дочери, сама их обработала и перевязала. Дуня еле слышно успела пробормотать последние указания:

— Теперь ему лежать в гипсе и ждать срастания костей. А как они срастутся… не знаю. Если я упустила какой-то осколок, то всё будет плохо. Если неправильно сложила кость, то Афанасий станет калекой. Если…

— Хватит! — оборвала её мать.

— Хватит, — одновременно с Милославой, рявкнул вошедший Вячеслав. — Афонька уже дважды мёртв. Первый раз в лесу. Мы чудом его нашли, и если бы не запах яблок, привлекший лошадей, то уже сейчас мой товарищ был бы мёртв. А второй раз спасли сейчас. Я нигде не видел, чтобы так лечили и оборачивали в гипс сломанные ноги, и все знают, что редкая удача, если можно потом будет ходить без хромоты. А ты тут наговариваешь на себя не бог весть чего!

Дуня благодарно кивнула и, поддерживаемая Машиной наставницей, побрела к сестре и брату. Ванюшка уже спал, а вот Маша ждала её.

— Ну как?

— А, — выдохнула Дуня и повалилась на кровать, позволяя Маше позаботиться о себе.

Отдаться в заботливые ручки сестры было чертовски приятно. А та ещё ласково ворковала над ней, и Дуня не заметила, как расслабилась и уснула.

О своём пациенте она вспомнила только на следующий день после позднего завтрака и поняла, что нет у неё призвания быть лекарем. Отругав себя за забывчивость и жестокосердность, она побежала проведать Афанасия.

К её ужасу, он чувствовал себя плохо, и утренняя расслабленность слетела с Дуни. Началась борьба за его жизнь. Три дня она поила его разными травами, боясь снять гипс и посмотреть, что там. С другими ранами всё было в порядке, оставалось грешить на ноги. Видно, что-то там она не углядела и из-за этого Афанасий горит! Из-за неуверенности в себе Дуня даже не подумала, что мужчина мог переохладиться или его организм так отреагировал на всё произошедшее с ним.

И когда утихла метель, а торговые караваны проторили дорогу, отец сказал, что надо ехать дальше. Все понимали, что задержка стоила денег, которых нет. Теперь надо было решать, везти с собой Афанасия или оставлять.

С тяжелым сердцем заходил Вячеслав к товарищу. За ним оставили отдельную комнатку, чтобы без чужих глаз ухаживать за ним, как велела Дуняшка. И как же рад был Вячеслав, увидев настороженный взгляд Афанасия.

— Друже, где мы? — прохрипел он.

Вячеслав сразу подал воды и заорал:

— Афонька! Очнулся! А мы уж думали… Радость-то какая!

Лицо Афанасия расслабилось, и он усмехнулся в ответ:

— Видно, не по душе я пришёлся на том свете, — пошутил он. — Не приняли меня. Иди, говорят, греши дальше!

— Всё так же остёр на язык! — засмеялся Вячеслав.

— Так где мы? Понимаю, что на постоялом дворе, но как далеко от Москвы?

— А ты не помнишь, где мы тебя нашли? Так поблизости и остались. Метель всем велела по домам сидеть. Вот и сидим.

— Ясно. Слушай, а ты куда ехал? В Москву или из неё родимой?

— Я с семьей во Псков.

— Жаль. Мне бы в Москву, да побыстрее.

— Со мной вряд ли, а один ты не ездок. Ноги-то у тебя сломаны.

Афанасий помрачнел и постучал костяшками пальцев по гипсу.

— Помню я, как мне их ломали. А как заворачивали вот в это не помню. Зачем это?

— Так дочка моя… хм, ну… ближняя моей боярыни лечила тебя. Гипс же… Что я могу сказать… вроде так теперь делают при переломах, чтобы кость никуда не сместилась.

— Передай мою благодарность… ближней твоей боярыне. Не забуду добра.

— Так сам передашь! Она сюда сама вскоре прискачет… тьфу ты, ближняя, говорю придёт, поспрашивает тебя о здоровье, наставленья даст. Ты это… только не смейся над ней, а то из шалости подшутит над тобой, — совсем запутался Вячеслав и смутившись, видя недоуменное лицо товарища, буркнул: — Увидишь её, сам поймешь.

Оба мужчины помолчали.

— Расскажешь, что тем душегубам от тебя надо было? — тихо спросил Доронин.

В горнице по соседству, прилипшая ухом к стене Дуня недовольно поджала губы. Вот чего отец на шепот перешёл? Не разобрать!

Мама погрозила ей кулаком, а Маша сделала большие глаза: но кто виноват, что тут слышимость, как в театре?

Все эти дни они вынуждены были слушать стоны Афанасия, а сейчас невольно подслушивали. Поначалу все обрадовались, осознав, что княжий посланник пришёл в себя, а потом неловко стало признаваться, что через перегородку всё слышно, да и любопытно стало.

Совсем притихли и старательнее прислушались. Хорошо ещё, что Светланка повела Ванюшку во двор проведать дядьку и коняшек.

— То тайна великая есть, — торжественно ответил Афанасий и боярыня с девочками перестали даже дышать, чтобы ничего не пропустить, но дождались только длительной паузы.

— Ну-ну, храни свою тайну. Только знай, что тебя в Кремле считают перебежчиком. Ну ладно, я рад, что выжил, а нам надо ехать, — чуть обижено произнёс Вячеслав и стало слышно, как он выходит.

— Славка, погоди! — остановил его Афанасий.

— Чего?

— Не держи обиды… не моя тайна. Я сам всего не знаю, а чуть головы не лишился.

— Вот то-то и оно, что найдут тебя те, кто посылал по твоему следу убийц и доделают чёрное дело, а тайна с тобой умрёт или расскажешь всё своему врагу, когда пытать будут.

— Твоя правда, будут искать. Надо мне в Москву ехать, к князю.

— Коней твоих сохранили. Езжай.

— А это как? — Афанасий показал на ноги.

— Через три седмицы снимать.

— А раньше никак?

— Да хоть сейчас! Только со сломанными ногами ты даже до двери не дойдешь.

Дуня согласно кивнула и мысленно добавила, что боярин замучается её гипс снимать. Там всё так надежно, что она сама не знает, как потом всё это снимет.

— Славка, ты пойми, важная весть у меня! — принялся уговаривать Афанасий. — Мне к князю надо.

— Я в дороге две седмицы вместе с семьей, и ты думаешь, что сейчас разверну всех и скажу, что мы едем обратно? Впервые за десять лет выехал с семьей по важным делам, и для меня ничего важнее этого нет.

— Да погоди ты! Выслушай хотя бы! — воззвал товарищ. — Только никому! — предупредил он. — Крест на том поцелуешь!

— Афоня. Ты дурак? Я тебя с бояричем Волком на пару три дня мою. Твой мешочек с золотым песком мы сразу прибрали. Сейчас принесу его.

Дуня посмотрела на мать и всем своим видом показала, что жуть как интересно. Милослава согласно кивнула, а Маша принялась грызть ногти. Они услышали, как отец вышел, но вскоре вновь послышались шаги, и к Афанасию зашел не только Вячеслав, а ещё Семён. Какое-то время все пыхтели, дальше пошло крестоцелование и уверение, что в случае гибели Афанасия тайну раскроют князю.

И наконец, разговор пошёл по существу. Теперь уже Милослава с Машей тоже прижались к стене, чтобы быть в курсе мужских дел.

— Михайло Носиков из житьих людей Новгорода. Честный муж и зело учёный, — начал рассказ Афанасий. — Я с ним сошёлся, когда передавал грамотки от нашего князя тысяцкому Несину. Слово за слово, и мы подружились с Михайло. Потом на меня оговор был и посадили в поруб. Михайло поддерживал меня, Несин же… дрянь человек. Отвернулся он от князя. Михайло же обещал весточку в Москву послать, что меня в порубе держат.

— Не было вестей. Князь сам посылал человека в Новгород поспрашивать тебя там, но ты как сквозь землю провалился.

— Теперь уж знаю, что Михайловы послания перехватывали, — вздохнул Афанасий. — Он со мной подружился, надеясь через меня найти защиту у нашего князя, да недруги его догадливые оказались. Меня по надуманному оговору задержали, а его в осаду взяли.

— Ничего не понимаю.

— А вот причина всему, — Афанасий потряс мешочком. — Всё из-за него, проклятого! Нет больше Михайло, его жёнки и детишек, как и всех его людей. Ночью всех порезали, а когда опомнились, что не с кого тайну спрашивать, было поздно.

Вячеслав посмотрел на мешочек, а его товарищ продолжил рассказ:

— Михайло кого-то подкупил и тайком вывел меня из узилища. Ему надо было, ещё когда я в порубе сидел, всё мне рассказать и из города выпроводить, раз уж получилось освободить. А он меня в дом привёл и только там поведал, зачем дружбу со мной свёл и что я должен был передать князю. Но пока мы с ним говорили, гнилой человишка из его окружения доложил о нас его недругам. Той же ночью на двор напали лихие люди. Я выжил потому, что Михайло думал на рассвете вывезти меня из города, а пока спрятал в укрытии возле псовой будки.

Вячеслав с Семёном слушали внимательно и хмурились, а Афанасий продолжил рассказывать:

— Тати были наняты, и убив всех, принялись грабить. Предатель же ругался на них, что всех убили. Я видел, как он метался по двору, рвя бороду. По всему выходило, что ему поручено было тайну вызнать, а не с кого стало спрашивать.

Афанасий устало прикрыл глаза, но с завидным упорством продолжил говорить:

— А потом гнида догадался, что я где-то прячусь, и двор начали обыскивать. Вот тогда я с боем прорвался к конюшне и бежать. Слышал, как паскуда орал, что меня обязательно живым надо брать. Неделю меня гнали, как зайца. Я понял, что не уйти, решил спрятаться на дороге, пропустить их вперед и сзади напасть, но оплошал. Выследили. Бились. Одного я сразу… второго ранил, а третий меня спешил… и всё же правда на моей стороне, и я здесь, а тати зверьё кормят.

Афанасий был ещё слаб и речь постепенно становилась всё менее связной.

Вячеслав понял, что друг заговаривается и повторяет свои беды.

— Афанасий, но при чём тут золото? Его слишком мало, чтобы житьего человека лишали жизни вместе со всей семьей! А ты говоришь, что тебя из-за него преследовали.

— А я не сказал? Михайло нашёл золотой рудник.

— Не может быть, — не удержался боярич Семён Волк.

— Не где-нибудь, — Афанасий прикрыл глаза, но всё же закончил фразу, — а на новгородских землях.

— Во дела! — поскреб затылок Вячеслав. — Немыслимо!

— Михайло сразу понял, что не дадут ему владеть рудником и стал думать, как поступить. Не знаю, с кем он до меня пытался договориться, но, видно, неудачно. Как он ни осторожничал, а поставил всю семью под угрозу.

— Так ты знаешь, где нашли золото? — нетерпеливо спросил Вячеслав.

— Нет. Михайло только князю сказал бы.

— Так что же получается, никто теперь не знает, где рудник? — удивился Семён.

— Никто.

— Тьфу ты, — сплюнул Вячеслав. — И толку от этой тайны?

— Но я знаю, что это в землях тыщи озёр.

— Э, так это шведская земля?

— Нет, ею новгородцы володеют.

— От ведь ушкуйники, куда добрались!

— И где ж там искать?

Ответа никто не услышал. Милослава с сожалением поджала губы. Если бы удалось сказать точное местоположение золота князю, то он всех одарил бы серебром, а так… Она посмотрела на Машу и решила, что сделает ей внушение, чтобы та не разболтала лишнего по секрету своему ненаглядному Ванечке.

Потом перевела взгляд на Дуню — эта егоза себе на уме. Вроде много болтает, но всё удаётся обернуть семье на пользу. Хотя лучше бы держала язык за зубами

А Дуня никак не могла сообразить, что это за земли тысячи озёр? Где-то она это слышала.

Сибирь? Там же должно быть золото? Прямо везде лежит, в каждом ручейке или врут писатели?

Эх, кабы туда было легко добраться, уж она бы организовала экспедицию, но Московскому княжеству не повезло. Насколько она помнит, единственный золотой рудник поблизости был найден в Карелии, и то в восемнадцатом веке! А знает это она потому, что в прошлой жизни думала туда съездить с экскурсией. Вообще-то она хотела съездить на Валаам, но с деньгами было туго и на глаза попался Воицкий рудник. До него можно было быстро добраться. Но не поехала, хотя почитала о нём, даже маршрут разузнала.

— Дунь? Ты чего? — едва слышно спросила Милослава, и Дуня ничего не смогла ответить, боясь расплескать свои знания.

Боже, она знает, где лежит это золото!

Как знает и то, что разрабатывался Воицкий рудник со слезами, потому что он постоянно подтапливался, и добыча золота не оправдала себя, но там была ещё медь!

Ой, в конце-то концов можно же никому не говорить, что рудник проблемный, и сдать его в аренду по предоплате или вовсе продать врагам. Пусть другие мучаются с ним. Вот только как указать на него и плюшки получить?