Дуня держала в руках образцы Мотиного вязания и усиленно соображала, что надо связать, чтобы мода сдвинулась в нужную ей сторону. Если раньше она лелеяла мечту связать себе короткое прямое пальто или кофту, то сейчас стало ясно, что эта идея преждевременна. Во-первых, купленная пряжа не подходила для вязки тёплых изделий. Во-вторых, даже если бы у Дуни на руках оказалась шерстяная нить, то были сомнения, что горожане захотят носить свитера поверх рубах. Мужские рубахи имели свободной крой и надеть что-либо сверху будет затруднительно, а вязать безразмерный свитер накладно. То же самое касалось женщин. И получалось, что прежде чем вводить в обиход вязаные вещи, стоило сначала упростить моду, но и тут возникала новая проблема. Сейчас каждый элемент одежды нёс в себе сакральный смысл и защищал, привлекал удачу, дарил здоровье, благосостояние и прочее. И чтобы влезть в сложную конструкцию костюма, требовались знания, талант и бешеная мотивация. А к боярской одежде даже не подступиться. Там надо всё менять, чтобы вписалась вязаная вещь. Вот валянные телогреи подойдут, тем более если изукрасить их орнаментом, но в плане удобства она ничем не выигрывает, а вязка…
Дуня попробовала развить мысль о плавном изменении боярского наряда. Неплохо бы избавиться от длинных рукавов, ввести новые варианты потайных застёжек, чтобы женщины отдавали предпочтение приталенным сарафанам. Ещё хорошо бы уделить внимание пройме, и тогда легче станет моделировать верхнюю одежду и может появиться промежуточная в виде кофт.
Дуня поморщилась: процесс изменения моды даже теоретически оказался слишком сложным и длительным. А ей нужен результат прямо сейчас!
Но что же тогда понравится людям? Дунин взгляд скользнул по Моте, её подружке, ключнице… всё не то. Она посмотрела на икону, вздохнула… и поперхнулась. Ответ всегда был перед глазами: каждая семья старается украсить угол, где поставлена икона.
И первейшим украшением является рушник-божница!
Лицо боярышни озарила улыбка:
— А давай-ка мы попробуем обвязать края рушника, и хочешь верь, хочешь не верь, а будет шикарно!
Дуня хотела сказать, что не хуже, чем кружево, но она ни разу не видела на ком-либо кружево. Либо это слишком редкий и дорогой продукт, либо боярыни не придумали, куда его использовать, либо оно ещё только зарождалось в Европе.
Все перевели взгляд на красный угол и непонимающе уставились на Дуню. Она ещё не показывала, как создавать узоры.
Боярышня рассадила учениц в общей горнице и начала чертить простенький узор филейной вязки.
Мотина подруженька запыхтела и попятилась назад, бормоча, что не справится. Она и считать не умеет, а тут всё совсем непонятно.
Ключница хмурилась, поджимала губы и качала головой, показывая, что больно уж мудрено. А вот Матрена и, к удивлению, остальных, дворовая девица Даринка, заинтересовались.
— Я поняла… вижу рисунок! — воскликнула Мотя. — Это ж цветочки!
— Да, — улыбнулась Дуня, — и всего-то надо быть внимательными и повторять узор, распределяя его по всему краю полотна.
А в голове уже складывались подзоры для кроватей, окантовка нижних рубах полоской вязаного кружева, да и на головном уборе кружево будет хорошо смотреться, особенно рядом с жемчугом.
Матрёна начала водить пальцем по начерченным кружочкам и палочкам, что-то считая про себя.
— Попробуй вязать сначала в одну нить, но если видишь, что слишком тонко, то в две, — посоветовала Дуняша.
Матрёна согласно покивала и приосанившись, строго посмотрела на свою крошечную команду, собираясь призвать всех к работе, но вспомнила что-то важное и воскликнула:
— Дуня, а я ниточку из козьей шерсти скрутила.
— Молодец, я видела.
— Она такая легкая… что ты из неё будешь вязать?
Дуня тяжело вздохнула. Она думала, что у неё будет время, чтобы посидеть, вспомнить рисунки оренбургских платков, но ведь ни минуты покоя нет!
— Из этой пряжи можно создать узор, как паутинка, и я думаю, что женщинам понравится такой платок. Его можно будет накидывать не только на плечи, но и поверх кики, как свадебный плат. А главное, что он очень тёплый будет!
— Дунечка, покажи! Я хочу попробовать! — взмолилась подружка.
И как ни торопилась Дуня, но села и нарисовала часть схемы, которую когда-то использовала в вязании салфетки. Эту часть можно повторять, а потом придумать что-то, чтобы обвязать по краю. Должно получиться красиво и необычно. А потом уж мастерицы сами придумают новые узоры — у них мозг заточен на составление схем со смыслом.
— Ну, вот примерно так. Но ты лучше займись обвязкой для рушников. Василиса, выдели Матрене и её помощницам полотно, схожее по цвету с купленной пряжей!
Дуня повернулась к Моте:
— А ты следи, чтобы девчонки выучились и не ленились. Даринка пока при тебе побудет, да поможет. Но хорошо бы кого из твоих баб вернуть к этой работе, и тогда вязание станет неплохим подспорьем твоей семье. Если нет, то придется тебе продавать этот дом и переезжать в имение.
— Ой, нельзя продавать… тятя при смерти… мамка пропала… разве я смогу?
— Это самый крайний случай. Быть может, зимой кто из твоих родных приедет, да поможет?
Мотя обрадованно закивала, подтверждая, что родня у неё есть, но все далеко живут. Последний раз собирались все вместе, когда Ксюша родилась.
— Всё, — Дуня хлопнула в ладоши, завершая разговор. — Чему надо я тебя научила, а дальше сама. Ты умелая мастерица и лучше меня почувствуешь, как надо делать.
Она ободряюще улыбнулась подружке и строго посмотрела на Василису, чтобы та излишне не ворчала.
— Дуня, а ты куда? — как птичка встрепенулась Матрёна.
— Мне в Кремль бежать.
— А какие у тебя там дела?
— В этом году будем устраивать турнир по клюшкованию.
Мотя восторженно раскрыла глаза и прижала ладошки к щекам. Ей тоже хотелось в Кремль, но её ещё ни к кому не приглашали по малолетству, а старшей сестры, которая могла бы взять её с собой, не было. Она надеялась, что Доронины отстроят большой дом после пожара, начнут созывать девушек к себе, и тогда бы Дуня позвала её, но их имение, как и её, подверглось разграблению. И всё-таки она здесь и даже слушает новости из первых рук
— А это как? — выдохнула она. — И причём тут ты?
— Всё потом, — отмахнулась Дуня, — надо бежать, меня ждут.
Её вправду ждали — во дворе сгорал от нетерпения Семён Волк. Его отец взбеленился, услышав, что Сенька отказался поучаствовать в организации турнира, когда Дунька предложила ему. Григорий Волчара долго не мог успокоиться, обзывая сына безмозглым дураком и обещал отвести его в лес, где ему самое место среди зверья. Напоследок отвесил затрещин и пару мощных пинков по ребрам, когда Семён не удержался и упал.
А утром Григорий вышел провожать сына и дал отцовское наставление, чтобы тот сам завел разговор о турнире и твёрдо обещал, что вся семья поможет.
— Сенька, это ж новая должность при князе! Дурень ты эдакий! — наградив сына ещё одной затрещиной, Григорий обнял его и выпнул вон.
Но Семёна не особо впечатлил отцовский энтузиазм. Влезать в организацию турнира ему не хотелось, а вот служба в разбойной избе его притягивала. Поэтому он первым делом поехал не к Дорониным, а в разбойный приказ, чтобы посмотреть изображение разыскиваемого за награду человека. Ему было интересно поглядеть на картинку, списанную с живого человека, а ещё он никак не мог оставить мысль, что мог бы его найти и даже составил план действий. Для начала надо было переговорить с теми, кто знал злоумышленника.
В приказе он долго и с интересом разглядывал разыскиваемого человека, но уточнить обстоятельства дела было невозможно. Народу там… ох, сколько там народу и все трутся возле рисунка, обсуждают, лезут с вопросами… Дуня могла бы ему помочь… её там знают и не откажут в помощи! Он рванул к ней, а она, как назло, никуда не спешила.
— Едем! — выскочила она и подбежала к давно подготовленному к поездке возку. Семён даже не успел переговорить с ней насчет лиходея. С досады сильнее, чем нужно, ударил коня пятками и тот рванул вперёд, оставляя возок позади.
В Кремле Дуня первым делом побежала к деду. Она вчера рассказала ему, как князь подловил её на разговоре с княжичем, и дед пообещал узнать, будут ли последствия. И пока Дуня возилась с Мотей, он должен был разведать обстановку.
— Даже если князь осерчал на тебя за давление на сына, то ничего страшного. Недолго вам играть вместе.
— Это почему?
— Я ж тебе уже говорил! Ты растешь, он растет, должна понимать, что чем дальше, тем меньше у вас будет свободы.
Дуня об этом уже думала, но казалось, что это будет нескоро.
— А про Анну забудь. Она зимой вернется в княжество Рязанское.
— Как вернется? Разве она там уже жила? — опешила боярышня.
— Дунька, чему тебя учил отец Варфоломей? Он должен был рассказать тебе, что ещё старая княгиня устроила брак Анны и рязанского князя Василия Ивановича, росшего у нас.
— Я помню! — возмутилась она. — Но разве их уже обвенчали? Она ж совсем девочка! Когда? Я не помню, — опешила Дуня.
— Анну Васильевну повенчали три года назад. Ты маленькой была, поэтому не помнишь. Ей тогда сполнилось четырнадцать, а сейчас она в самом соку!
— А чего же княгиня Рязанская здесь живёт? — недоумевала Дуня.
— Она приехала просить помощи у брата, навестить мать, и задержалась. Сама понимаешь, сначала гостила, потом не могла уехать из-за известных тебе событий, а после похороны и неспокойная обстановка.
— Ах, вот оно что… — протянула Дуняша, вспоминая, что юная княжна всегда прятала волосы под красивым головным убором, но он мало походил на кику, скорее на шапочку, поэтому Дуня даже не подумала, что княжна уже княгиня. Хотя, стоило признать, что ей не было дела до неё. Попав в Кремль, она больше думала о себе, Машке, вредных ближних старой княгини, а Анну видела мельком и старалась смотреть в пол, чтобы не привлекать её внимания.
— Но мы о другом, — продолжил Еремей, понизив голос. — Если твой разговор с князем передадут боярам, то хорошего ждать не придётся.
Еремей сурово сверлил внучку взглядом, и та поникла, понимающе кивнула, но оба они знали, что если надо, то вновь полезут поперёк. Сам Еремей уже давно понял: как ни старайся, а всем мил не будешь, поэтому оглядывался только на Кошкина и князя, а в остальном говорил, что думал. Но Дунька лезет по велению сердца, а потом осознаёт, переживает, ест себя поедом. Так нельзя, именно так и сгорают. Еремей больше всего на свете хотел бы сейчас отослать глупышку подальше от Москвы, но ободряюще улыбнулся, тихонько похлопал её по плечу — и внучка засияла.
— Что касается твоей идеи об организации сражений клюшками, то она всем понравилась и бояре сейчас спорят, кто возглавит их.
— Спорят? Ой, мне надо к княгине бежать!
— Можешь не торопиться. Княгиня взяла покровительство над детскими командами, а князь над взрослыми. Глашатай с утра на площади кричит об этом. Как только бояре решат, кому дать возглавить организацию, то сообщат о единых правилах.
— А я Семёну предлагала, но он испугался…
— Ну, как ты говоришь, прощелкал Семён свою удачу. Другие ещё со вчерашнего вечера прознали, и свои персоны князю предлагают.
— Значит, мне действительно нечего спешить. Меня тоже задвинули.
— Тебе это не нужно. Ты зимой в Пскове будешь. Я уже отписал нашим дальним родичам, чтобы ждали нас.
— Деда, ты тоже поедешь?
— Меня князь не отпустит, а вот Славке обещал дать время погулять с семьей. Ну всё, иди, не отвлекай меня!
Дуня еле протолкалась на выход из приказной избы, так много подошло туда служивых бояр. Всем надо было отметиться, что они приехали и готовы встать под знамена князя.
Она вышла, подставила лицо солнышку. Ночью подморозило и хоть лужи уже вновь оттаяли, но изо рта шёл пар. Дуня выдохнула побольше, да пожарче, чтобы представить себя драконом.
— Дунь, — позвал её Семен.
— Чего тебе?
— Я насчет турнира…
Она посмотрела на него. Боярич выглядел смущённым и неуверенным. Ей хотелось посмеяться, что мир перевернулся и он где-то потерял свой фирменный апломб, но вместо этого всего лишь приветливо улыбнулась
— Я вчера не подумал, когда ты предложила мне…
Дуня сразу поняла, о чём Семён говорит, и не дала ему продолжать:
— Забудь. Мы в пролёте.
— Это как?
— Да всё очень просто. Пока мы спокойно почивали, бояре уже всё поделили.
— Совсем всё?
— Семён, ну ты как я! Всё ещё веришь в чудеса, — засмеялась Дуня и с удовольствием увидела ответную улыбку на обычно сосредоточенном и угрюмом лице боярича Волка.
— А и ладно! — махнул он рукой. — Не моё это.
Дуня уже направилось было ко дворцу, чтобы всё же показаться на женской половине, но Семён вновь отвлек её:
— Дунь, а ты не знаешь подробностей о том человеке, с которого список делала?
— Э-э, да не особо. Знаю, что его брат поручился за него перед купцом, а тот обворовал его.
— Мне бы с его братом поговорить…
Дуня с любопытством посмотрела на него и, понизив голос, спросила:
— Ты выследить его хочешь?
Семён замялся, но всё же кивнул и твёрдо посмотрел на неё:
— Я разного зверя выслеживал, а человек — как зверь!
— Это ты упрощаешь, — протянула боярышня, но тут же подалась к нему и азартно предложила:
— А давай поспорим, что я быстрее тебя найду лживого обманщика?
— Ты спятила, да? Не бабье это дело!
— А я смогу!
— Ты по первому снегу уедешь в Псков.
— Ах ты ж, точно. Дед только что напоминал, — расстроилась Дуня.
— А имя того купца ты знаешь? — напомнил о себе Семен.
— Имя? Нет, не знаю. Пойдем к дядьке Анисиму, он должен знать.
В разбойной избе тоже было людно. Но помимо разного люда, прибывшего посмотреть на картинку, по которой надо искать, там толклись те, кто непосредственно выслеживал и ловил татей. Они тихо обсуждали между собой новшества и с превосходством поглядывали на любопытствующих.
Дуня знала, что Борис Лукич запрашивает для своих дел воинов из княжьей дружины, и только спустя десятилетия разбойный приказ обретёт чёткую структуру полномочий и свой собственный штат, хотя необходимость назрела уже сейчас. Но всё упиралось в деньги, и князь экономил везде, где мог.
Дуня привела Семёна к дядьке Анисиму, поговорила с ним о саженцах, потом перевела разговор на тот портрет, что написала. Анисим замялся, зачем-то уточнил, не собирается ли Дуня сама искать беглеца, а когда услышал, что она хлопочет за Семёна, то с интересом посмотрел на Волка и подробно рассказал, что знал. Было во встрече с Анисимом что-то странное, но Дуня так обрадовалась, что он оказал содействие Семёну, что не придала этому значения.
Потом она всё же побежала во дворец, покрутилась возле княгини, даже удостоилась её внимания, но вскоре появилась боярыня Кошкина и увлекла её к себе.
В гостях Дуню покормили, выслушали, как она уживается с приставленным к ней бояричем Волком, какая беда случилась с семейством Совиных и что зимой уедет в Псков.
— Твой дед говорил, что присмотрел там Машеньке жениха, — покивала она с улыбкой и неожиданно сказала, что её сын приготовил Дуняше подарок.
— Он благодарен тебе за придумку с дождевиками и за ту штуку для телег. Зайди в его мастерскую, там тебя ждет зимний возок с печью, и он уже поставлен на полозья.
— Ах! — зарделась Дуня. — Это дорогой подарок!
— Петруша скоро станет отцом, — улыбаясь, сообщила боярыня.
— Прекрасная новость! Поздравляю!
— Ничего не было бы, если бы не ты.
Дуня могла бы вспомнить, что Кошкины встали на защиту её семьи, когда грозила опасность, но получился бы ненужный спор. Поэтому она встала, низко поклонилась и спросила:
— Я тогда побегу смотреть?
Боярыня расхохоталась и махнула рукой, отпуская Дуню.
И уже через час Дуняша смотрела, как новенький возок затаскивают к ней во двор. Внутри коробочки действительно стояла маленькая печечка, которая стоила дороже самого возка. Стенки возка были обиты плотной шкурой, окошки закрыты слюдой, а скамейки можно было поднять и опустить.
И вот тут Дуня пожалела, что не рассказала о рессорах. Могла бы получить первый образец себе в пользование. Но очень быстро стало не до сетований. Уже к ночи сильно понизилась температура, и дед запретил Дуне выходить из дома, потому что у неё не было подходящей одежды, а через день в Москву приехали все… мама, Маша с наставницей, Ванюша с дядькой, Аксинья, Митька, Федор, Якимка с Любкой и дитём и многие деревенские. На нескольких телегах они привезли товар и лесные заготовки.