Боярышня Дуняша 2

Глава 14

— Опасная работа у нашего боярина-батюшки, — вздыхала Василиса, вернувшаяся из приказа, куда бегала, чтобы приложить кусок мяса к глазу боярина.

Дуня фыркнула прямо в кружку и отпрянула от брызг: деду на заседании в думе подбили глаз, и он вызвал ключницу, чтобы та «что-то сделала». Сама же Дуняша без дела не сидела и успела испечь солёные палочки. Точнее, сначала это были крошечные крендельки, но ей быстро надоела возня с лепкой и крендельки превратились в палочки. Но на этом она не успокоилась и велела Даринке с подружкой на скорую руку сшить маленькие мешочки.

— Сложу в них угощение, чтобы было культурно! — пояснила Дуня и услышала, как девки прыснули от смеха.

Кухарка хотела было сказать, что ключница будет в ярости от бесполезной траты полотна, но Дуня угрожающе потрясла пальцем и пояснила девицам, чтобы шили из обрезков. Дав поручение, она помчалась проверить, как скручивают нить соседские челядинки. А когда вернулась Василиса, то ей было не до траты обрезков на придумки боярышни, которые неизвестно когда ещё пригодились бы.

Зато у Дуни вся испечённая соломка была расфасована в мешочки и наружу торчали только вершинки, чтобы удобно было вытаскивать за них.

— Я в Кремль! — важно сообщила она и упорхнула.

Василиса недовольно поджала губы, видя, как боярышня садится в возок, а боярич Семён с Гришкой выезжают следом.

— Вот будет нам всем от боярыни, когда она вернётся, — проворчала ключница, заранее чувствуя головную боль от одного только взгляда Милославы. Но пусть боярыня сама разбирается, как у Дуняшки вместо наставницы оказался дядька, и та по всему городу катается, когда вздумает!

Евдокия ехала и пыталась составить план действий. Как-то незаметно у неё образовалось много хлопот, а реализовать всё стало сложно. Челядинки Совиных оказались не приучены к прядению и рукоделию. Теоретически женщины умели это делать, но профессиональных мастериц среди них не было. Только Мотя ловко управлялась с пряжей и быстро сообразила, как вязать. За ней смогла угнаться девочка-челядинка, с которой боярышня сдружилась в период беды.

Василиса, как только вернулась от боярина-батюшки, посмотрела, ладится ли работа у новобранцев в вязальном деле — и без церемоний спровадила одну из баб в помощь кухарке, другую поставила стирать бельё.

— Эти тебе только нить испортят, — пояснила она Дуне, и та не стала спорить.

Надо было сразу приставить их к делу попроще, но Совиным был жизненно необходим заработок, а на стирке и чистке овощей не заработаешь. Вот Дуня и понадеялась, что женщины хоть как-то освоят вязание, но крючок постоянно выпадал у них из рук, а сами они никак не могли запомнить, куда его поворачивать и что тянуть. Пока Мотя смотрела на них и проговаривала, что делать, то у них что-то получалось, но стоило ей заняться своей работой, то женщины путались, пугались, начинали плакать и просить привычную им работу.

Ключница напоила Дуню ягодным взваром, прежде чем она умчалась в Кремль. И сейчас боярышня ехала, гоняя мысли по кругу, стараясь придумать, чем теперь жить Совиным. Её сердце тронула беда соседей, но было ещё что-то такое в глазах Моти, что не давало покоя.

Белобрысая подруженька очень внимательно слушала всё, что говорила Дуня и беспрекословно выполняла все её наставления. Но не это удивительно, а то, что Мотя верила Дуне. Верила так, что даже страшно было. Наверное, эта вера образовалась из-за того, что взрослые вдруг оказались не такими сильными и надежными, как ей думалось, но Дуня теперь боялась обмануть доверие Моти.

Ворчащая на свою боярышню ключница присоединилась к Матрёне, чтобы посмотреть, чему же Дуняшка научила её.

— Чудно, — произнесла она, глядя на быстро хватающий нить крючок. — Это что ж такое будет?

— Пока ничего, мы учимся.

Ключница строго посмотрела на помощницу соседской боярышни и погрозила ей пальцем:

— Ты бы нить из старого полотна вытащила, чтобы новую не портить, — упрекнула она девчонку, и та вся сжалась.

— Дуня сказала на этой пряже учиться, — нахмурилась Мотя.

— Ну, раз Евдокия Вячеславна сказала, то тогда ладно, — согласилась ключница, — но нить берегите, чай деньга за неё уплачена.

Дуняша уже подъехала к Кремлю.

— Боярышня, приехали! — сообщил Гришка, открывая дверцу.

— Так быстро? — удивилась она, но тут же махнула рукой, увидев приподнятую бровь боярича Семёна. — Задумалась и не заметила, как доехали, — пояснила она обоим сопровождающим.

А она и правда задумалась. Была мысль навестить Евпраксию Елизаровну и спросить совета по поводу Совиных. Узнать хотя бы, чей род им покровительствует. Ведь Кошкины помогли в трудную минуту Дорониным, так, может, есть кому помочь и Совиным? Но об этом можно было спросить деда.

А вообще-то Совины пострадали на княжьей службе и надо к нему идти с этой проблемой. Но тут барьером встало знание о скупости князя и предложение о возможных пенсиях, не успев оформиться, быстро растаяло. Князь и выплаты — несовместимы. Вот на этом моменте возок остановился, и Дуня переключилась на другие заботы.

Первым делом она побежала к деду, чтобы посмотреть на фингал, пожалеть его и угостить соломкой. Не дожидаясь благодарности, рванула к княжичу, пока его не заняли чем-либо после занятий. Иван Иваныч играл с приятелями в… хоккей!

Дуня остановилась как вкопанная.

— Ты чего? — встревоженно спросил её Семён Волк.

— Во что это они играют?

— Клюшкуют. Чего? Никогда не видела? Видишь у них в руках клюшки?

— Ага.

— Отсюда название: клюшкование.

— А шайба где?

— Какая шайба? Они маленьким плетеным мячом играют. Вообще-то это зимняя забава и чаще играют кусочком льда, но княжичу, видно, невтерпеж, вот и придумал по двору бегать.

— Да что ты говоришь? — расцветая, протянула она. — А где ворота?

— Какие ворота?

— А судья?

— Вроде по-русски говоришь, но не пойму я тебя.

Дуня подалась вперёд и видя, что её заметили, бросила Семена.

— И болельщиков не вижу, — пробормотала она, но боярич услышал.

— Так все здоровы, — растерялся он и посмотрел на Гришку. Может, тот понимает свою хозяйку?

— Сейчас я всех научу, как правильно! Всё покажу, — вдохновенно воскликнула Дуня и побежала нести свет в массы.

Казалось, что её ноги не касаются земли, так легко она бежала. Тело обрадовалось движению и насыщало мозг эйфорией. Да она сейчас в восторг пришла бы, вели ей кто пробежать кросс в двадцать километров, столько силы и энергии было в организме.

— Дунька! Чего у тебя в корзине? — облепили её боярчата с княжичем.

— А угощение! Но сейчас не дам. Кто выигрывает? Куда мячик надо бить? А давайте не просто туда, а ворота! Мы Сашку на ворота поставим и будем защищать его.

— Ты чего раскомандовалась? — тут же зашипели княжичевы приятели.

— Так у меня же угощение, — улыбаясь, ответила Дуня и всё-таки дала ребятам вытянуть по соломке.

— Вкусно, но это не даёт тебе права…

— А кто судит? — прервала возможные прения Дуня.

— Дядька Никифор.

— А как называются команды?

Дуня не давала опомниться и быстро втянула мальчишек в обсуждения. Боярин Палка посмотрел на вытаращившего глаза Семёна Волка и наставительно произнес:

— Вот так живешь, думаешь, что сам себе князь и управитель, а потом приходит… — тут боярин запнулся, но по его взгляду было понятно, что приходит баба, — …и всё.

— Чего «всё»? — не понял Семён, а вот Гришка только понимающе хмыкнул.

— Хана свободе, вот чего, — отрезал наставник княжича и подключился к обсуждению новых правил.

— А я буду болельщицей! — услышал он завершающее слово.

— Это как? — посыпались вопросы.

— Увидите! Вы, главное, играйте! — Дуня захлопала в ладоши и послала всех на «поле».

Зрителей и до этого было немало, но теперь остановилось посмотреть ещё больше народу. Игра началась, но интереснее было посмотреть, как мечется по краю поля маленькая боярышня, машет руками, прыгает, и выкрикивает потешные словечки:

— «Княжич — не робей, по чужим воротам бей!»

— «Мы команда хоть куда, выносим с поля на ура!»

Очень быстро зрители разделились и стали активно поддерживать команды. Шум стоял невообразимый, а раскрасневшиеся, взмокшие боярчата носились, как ветер.

— Всё, прекращаем! — гаркнул боярин Палка и начал выводить ребят.

Такая же красная Дуня подскочила к нему, сунула в руки корзинку и сказала, что подождет княжича у княгини.

Народ расходиться не желал и остался обсуждать игру. Многие сетовали, что ещё рано играть, но хотелось бы.

— Так надо тренироваться уже сейчас, чтобы зимой показать достойный результат! — влезла с поучениями маленькая боярышня. — Вот если устроить состязания между командами на убыль, то я бы от лица Дорониных наградила наилучшую команду валенками!

— Это как?

— А вот так! Шесть пар Доронинских валенок команде-победителю!

— Так это обсудить надо. Кто возглавит… где биться будем…

— Кто будет участвовать?

— Да, команды надо заявить заранее и согласовать правила, а ещё возраст участников, — влезла Дуня.

— А это зачем?

— Ну, правила понятно, а возраст? — поддержали остальные.

— Так может княжич тоже захочет поучаствовать, а как ему со взрослыми мужами сражаться? — удивилась непонятливости боярышня.

— А Доронинские валенки кому достанутся? Взрослым или ребятишкам? — обеспокоился народ.

Тут Дуня призадумалась и… сдулась. Шесть пар валенок в награду дед ещё стерпит, но больше вряд ли.

— Семён, — она повернулась к бояричу Волку, — а не хочешь ли ты заняться организацией турнира и привлечь наших бояр к наградам?

— Это как рыцарский турнир? — спросил Семён, но не дожидаясь ответа, испуганно замотал головой. — Я не умею… не знаю, как это делать… не моё это…

— Не попробуешь — не узнаешь, — не отставала Дуня.

— Нет, — он даже сделал шаг назад. — Опозорюсь.

— Ну, как знаешь! — разочарованно бросила она и громко крикнула:

— Народ! Я поговорю с великой княгиней и спрошу у неё совета, а завтра здесь вывешу её ответ.

— Добро, — послышалось со всех сторон.

Дуня побежала во дворец, а Семён остался отвечать на вопросы. Он ничего не понимал, но что-то говорил, даже спорил. Он так переволновался, что после ничего не мог вспомнить.

Дуняше не сразу удалось завладеть внимание княгини. Сначала Дуню передали сенным девушкам, чтобы те помогли ей привести себя в порядок. Её раздели, обтёрли, сунули в руки пирожок, а рубашку положили сушиться на печи, и только после этого привели к княгине.

Та уже была в курсе весело прошедшей игры и того, что Дуня собиралась предложить ей провести турнир. К большому Дуниному удовольствию, интерес к этой затее проявила Наталия Полуэктова. В этот раз боярыня выглядела посвежевшей, а легкая худоба омолодила её. Потом уже Дуня узнает у Катерины, что на голове Наталии появился пушок, восстановился месячный цикл и с энергией в теле всё в порядке.

— Но хорошо ли это будет? Развлечение всё же и к тому же там участвуют мужи, — сомневалась княгиня.

— За отдыхом своего народа надо следить, а лучше руководить им, — наставительно произнесла Дуня, вызывая улыбку у женщин. — Это очень важная часть нашей жизни и нельзя упускать её. Хорошо, когда гуляния происходят по обычаям. Это песни, пляски, душевные разговоры. А что делать тем, у кого силы больше, чем ума? — закончила свою речь строгим вопросом.

— Они на речку ходят и там бьются, — со смехом отозвалась одна из ближних княгини.

— Правильно! За этим люди приглядывают и все соблюдают правила. Но почему бы не возглавить это почетное дело? Огородить место, поставить лавки, пустить туда сбитенщиков, торговцев пирожками или повелеть княжьей кухне устроить пирожковое торжище.

— Угощение?

— Нет, это же не свадебный пир. Пусть пекут пирожки и выставляют их на продажу во время турнира, хвалясь своим мастерством. Но тут надо подумать. Быть может, лучше за небольшую плату пустить туда торговать городских продавцов.

— Ох, Дуняша, ты спешишь! Надо с Иван Васильевичем посоветоваться. Всё же это мужские игры.

— А ты, княгинюшка, обрати внимание на детские команды. Пусть ребятня собирается, играет, а лучшие заявят себя в турнире. Ну, скажем, есть двадцать команд, которые сумели найти клюшки, сшили одинаковые шапки и особые накидки на одежку.

— А это зачем?

— Чтобы отличаться друг от друга по командам, — нетерпеливо отозвалась Дуня. — И вот, несколько дней играют эти команды и народ просто смотрит, а потом повсюду вывешивают объявление, что осталось две или четыре самые сильные команды и теперь вход на их игры только за плату.

Дуня долго отвечала на самые разные вопросы, даже что-то рисовала и спас её от дальнейших расспросов Иван Иваныч. Он влетел в палаты, поцеловал мать, взбудоражил всех своим рассказом о состоявшейся игре и потащил Дуню на нейтральную территорию, чтобы похвастать, что сегодня он сидел в думе и видел, как бояре дрались. А ещё отец берёт его в зимний поход на Казань.

Дуня вспомнила, что военное противостояние с Казанским ханством тянется с лета. Иван Васильевич многое сделал, чтобы посадить на казанский стол своего ставленника, но всё пошло наперекосяк с самого начала. И вот, теперь прямого столкновения не миновать. Об этом она потом расспросит у деда, а вот про боярскую драку ей было интересно послушать со слов княжича.

— Из-за чего они сцепились? — предвкушая нечто забавное, спросила она.

— Да из-за смердов, — довольно пренебрежительно бросил Иван Иваныч.

— А чего с ними не так?

— Да всё с ними не так! Приходят на землю, когда хотят, уходят, куда ветер дует!

Дуня даже не нашлась что ответить. Что значит «приходят, когда хотят и уходят, когда в мозгах засвистело»? Как будто это так просто! Неужели княжич не понимает, что пришёл — значит, осел на землю, обработал её, поставил дом и глядишь, уже четверть жизни прошла. Столько труда вложено! И уйдешь с этой землицы только от отчаяния. Поди начни жизнь заново, да после того, как поскитаешься с семьей, ища разумного владельца земли, чтобы осесть при нём.

Дуня попробовала объяснить это, и Иван Иваныч попритих.

— Да знаю я, — неохотно буркнул он. — Меня отец на первый день жатвы всегда берёт, да и зерно езжу смотреть. Надо же понимать, что там да как, чем живут, о чем думают.

— Значит, осознаешь, что у радивого хозяина не может быть проблем с вольными крестьянами. Они будут сидеть на попе ровно на его земле, платить всё, что положено, и помогать в защите по мере сил.

Княжич долго молчал, а потом высказался по-другому:

— Бояре хотят, чтобы отец прописал закон, что крестьяне могут уходить только в Юрьев день, а ещё лучше, чтобы они никуда не уходили. Закрепить их на земле и пусть пашут.

— Так Юрьев день все соблюдают. Это неписанный закон, — удивилась Дуня.

— Раз бояре подняли этот вопрос, значит, не все, — наставительно произнёс Иван Иваныч. — А по государеву приказу можно будет ловить тех, кто сбежал.

— Если неписанные законы дублировать в судебнике, то придется записать туда, что негоже тухлыми пирожками торговать, а то ведь торгуют, ироды!

— Смеешься, да? — насупился княжич.

— Да не до смеха мне! Это же стоит начать прописывать всё то, что неписанным правилом считается, так не остановится будет.

Дуня хмуро смотрела на княжича и никак не могла сообразить, откуда у бояр взялись все эти пожелания? Она же такая же боярышня и самой незначительной проблемой на земле был уход крестьян. Да это вообще не проблема!

Если есть конфликт с осевшей на земле семьей, то легче помахать ей ручкой, чем каждую осень спорить по разным поводам. Некоторым и приплатить хочется, только чтобы свалили побыстрее и не портили жизнь обществу.

Но похоже, не с каждым боярином люди осмеливаются спорить. А ведь есть ещё рядовичи (работающие по ряду) и закупы (взявшие ссуду). Эти вообще пикнуть не посмеют, пока не рассчитаются с долгами.

Кусая губы, она бросила взгляд на княжича, непонимающего всей серьёзности поднятого в думе вопроса. Видно, он отвлёкся на эмоции, ведь не каждый день увидишь, как бояре посохами свою правду отстаивают, а после подумать обо всём у него не было времени.

— Погоди, — поправив туго повязанный налобник, Дуня постаралась донести важность вопроса до Иван Иваныча. — Юрьев день… ладно, он есть и народ его примет. Хотя не следовать ему, это как при всех в носу ковырять и есть козявки. Но раз надо, то пусть будет прописан.

Княжич даже возмущенно надул щеки от такого сравнения и хотел сказать, что не бабам рассуждать о государственных делах, но Дунька уже тараторила дальше:

— Всем удобно проводить расчёт по осени. Но ты говорил о закреплении крестьян на земле, а это значит, что при любом хозяине земли они вынуждены будут оставаться. Понимаешь, при лю-бом!

— Конечно, понимаю! А ты понимаешь, что крестьяне целыми деревнями снимаются с места и уходят, разоряя владельцев земли! Вон, у Алексашки и Епифана до бунта дошло, все разом уйти захотели. А если их прикрепить к месту, то будет порядок. Да и учёт вести легче, а то один год одно, другой год другое.

— Вот слушаю я тебя, Иван Иваныч, и не верю, что ты это говоришь. Словно сглазили тебя! Какое «легче вести учёт»? Люди рождаются и умирают, погода преподносит нам сюрприз за сюрпризом, появляются тати, случаются пожары, и надеяться на то, что все будет как в прошлом году — идиотизм! — разошлась Дуня. — А то, что бедовые хозяева хотят силой людей закабалить, так это страшное дело! Ты только вдумайся, — боярышня постучала по лбу княжича, — что будет, если князь встанет на сторону тех, кому не хватило ума грамотно вести своё хозяйство? Все поймут, что не надо учиться управлению людьми и ведению дел в имении, а надо только в думе горло драть и требовать, грозить кулаком, брызгать слюной, клевеща на других и вновь требовать, потому что если один раз получилось вытребовать, то и второй получится.

— Дунь, ты чего разошлась? — обиженно спросил княжич, потирая лоб.

— От жадных и неумных управленцев бегут, чтобы выжить, а если князь даст кнут в руки нерадивым хозяевам, то они быстро превратят привязанных к ним людей в жалких рабов.

— Почему сразу в рабов?

— Да потому, что бегут только от тех хозяев, кто требует платить всё больше и больше, загоняет в долги, притесняет, обворовывает, не соблюдает закон…

Дуня смолкла, нахмурилась и совершенно спокойно сказала:

— Кстати, надо бы навести порядок в законах, а то уж больно путано, да и вообще…

Она вновь остановилась, пробормотала:

— О чём я говорила? А! Так вот, если болванам дать больше власти, то они уверятся в своем могуществе, — Дуня эмоционально потрясла кулаками, изображая тех самых болванов, — и уже разойдутся так, что легче умереть, чем дойти до князя со своей бедой!

Она глубоко вздохнула и, посмотрев на насупившегося княжича, с горечью добавила:

— И сейчас-то таких горе-бояр не урезонишь, а если от них ещё нельзя будет уйти, то кто выживет у них? Всех ведь запорют по жадности и злобе своей!

Дуня не могла спокойно говорить. Это было то, за что она готова была биться до последнего. Она ведь даже не подозревала, что вопрос о крепостничестве начал решаться так рано. Ей казалось, что это было много позже. Быть может, во времена правления Петра Первого или даже Екатерины, а оказывается, эти государи пришли уже на готовенькое и дожимали крестьян…

— Дунь, хватит лаяться, — огрызнулся княжич.

— Нельзя насильно оставлять людей там, где они не хотят быть!

— Дунь… — позвал её княжич.

— Закрепостить — это заложить основу рабства! Дуракам, которые не умеют управлять своими землями, будет мало силком удержать подле себя людей, и они через время вновь начнут что-нибудь требовать, а люди проклянут твоего отца и пойдут в Новгород, Псков или к Вятичам.

Тут Дуня наконец обратила внимание, что княжич смотрит не на неё, а ей за спину. Она обернулась и увидела князя с сестрой. Иван Васильевич недобро щурился, а Анна криво улыбалась.

— Ой!