Боярышня Дуняша 2

Глава 11

С княжичем Дуняша увиделась только через седмицу. Иван Иваныча вместе с товарищами увозили на охоту, ради постижения науки выслеживания зверя и выживания в лесу. Наверное, ребят планировали оставить в суровых условиях подольше, но листопад (октябрь) выдался дождливым. И каково же было удивление княжеского каравана, когда по возвращении они увидели множество цветных тканевых кругов на палочке, которыми горожане защищались от дождя. Эти диковинки делали на каждом углу и сразу же продавали. Княжич купил себе самый красивый дождевик, и как только увидел Дуньку, то сунул ей в нос ярко-красную новинку:

— Видала? — восторженно воскликнул он, прокручивая зонт и изображая, как прячется под него от дождя.

— Да вся Москва видала, — радуясь встрече, отмахнулась боярышня. — Ты лучше расскажи, где был, что делал?

Иван Иваныч рассказывал с удовольствием. Он даже не подозревал, как ему хотелось выговориться. Отец выслушал краткий отчёт, маму нельзя было пугать, а Дунька вроде тоже охала и ахала, но восторг в её глазах лишь подзуживал живописать все те ужасы, что он пережил со своими приятелями.

Княжич был счастлив вырваться из мрачного и сырого леса, но по мере своего эмоционального рассказа он неожиданно осознал, что в лесу было не так уж плохо. Вымокли и продрогли, но здорово там было! А сколькому новому он выучился?!

— Я бы потерялась в первый же день в лесу, — посетовала Дуня.

— Потому что девчонка! — самодовольно выдал Иван Иваныч.

Дуня не стала спорить, но хитро улыбнулась:

— Где твои трофеи, муж добрый и знатный? Чем угощать будешь?

— Ты чего, голодная?

— Я не голодная, но ты же, наверное, завалил кухню всеми теми стадами зверей и стаями птиц, что вы подбили своей компанией.

— Ну-у, кое-что принесли… сегодня нам чего-нибудь приготовят…

— Да ты что?! — ахнула Дуня. — Тебе что, некого угощать собственноручно подбитым мясом? А как же я? — личико боярышни скривилось в плаксивой гримаске, но в глазах завели танец чертята. — Все мужи одинаковы: наплетут с три короба, а как накормить, так сразу кто-нибудь чего-нибудь что-то где-то сделает, — передразнила она. — А как сделает, я тебя спрашиваю?

— Да откуда я знаю? Чего ты пристала?

— А я тебе скажу — кулеш сделают и не поймешь, что ешь.

— Главное, что вкусно будет!

— Ты же теперь охотник, и хоть одно блюдо должен сам приготовить. Это как бы подвести итог, поставить подпись в конце текста.

— Но я не умею готовить!

— А вот это ты зря. Надо знать хотя бы основы готовки. Вдруг в походе твои холопы полягут, защищая тебя, а товарищи будут ранены?

— Если полягут, то я попаду в плен.

— Тьфу на тебя! Но бывают же сложные ситуации, когда все вымотались, едва на ногах стоят, а тут ты… свежий и румяный! Люди падают с ног, ты смотришь на них и не можешь даже напоить. Сидишь и ждёшь, когда кто-то доползет до тебя и кашку приготовит.

— Дунька, я тебя побью! До чего же ты вредная!

— Я не вредная. Идём, я научу тебя двум фирменным блюдам, которые будешь уметь делать только ты, и возвращаясь с охоты, порадуешь маму с отцом. Вот и получится: сам поймал дичь, сам разделал и сам приготовил.

— Что значит «фирменным»?

— Ну я же говорю, что только твои рецепты, и готовить их будешь только из того мяса, что поймал.

Сказано — сделано! Вместе с дядькой княжича они отправились на кухню и отобрав себе подходящие кусочки, замариновали мясо на шашлык. Чтобы не скучать, дожидаясь, пока мясо промаринуется, взялись обжаривать в панировке филе дичи, лук, сыр, капусту, морковку… да даже кусочки застывшей каши залепили кляром и кинули в масло ради интереса. Княжич подустал, но новыми блюдами заинтересовался боярин Палка и помог довести до ума шашлык.

Так Дуня впервые отобедала вместе с семьёй князя на женской половине. Мария Борисовна сияла и много смеялась. Нечасто князю удавалось вырваться к ней в течение дня. На людях они трапезничали по всем правилам, и это больше походило на мероприятие, а чтобы вот так… в небольшой горнице, да только ближние боярыни рядом, чтобы подать чего… Но сын с Дуней что-то секретное учудили, и даже Никифор не выдал их тайну, говоря, что все сами увидят и попробуют.

Иван Васильевич выгнул бровь, услышав, что его сын сам приготовил мясо, но княжич выдал целую философию о фирменных блюдах да так, что Дуня тоже заслушалась. Вот чего не отнять у княжича, так это его умение умно, да складно говорить.

Иван Иваныч вскоре вновь начал рассказывать о своей охоте и теперь уже дичь была размером с него, а кабаны больше изб. Дуня и княгиня смеялись, переживали за него, а князь улыбался и с сожалением оглядел опустевший стол.

— Ну что ж, спасибо сынок. Накормил, повеселил, а теперь пора за работу. Провожай свою гостью и приходи в палаты. У нас с тобой ещё дела.

Дуня обещала заскочить к княжичу завтра, чинно раскланялась и упорхнула. У неё тоже были дела. Сейчас как раз лекарка должна была закончить втирать масло в голову Наталии, а Дуня отвезёт Катерину домой. По дороге лекарка начинала учить боярышню, а дома уже было что-то вроде практического занятия по изготовлению лекарств.

Кого-либо лечить и тем более трогать Дуне было строго-настрого запрещено, и за этим следил не только Гришка, но и Семён Волк. Боярич исправно каждое утро приходил во двор Дорониных и уходил, когда Еремей Профыч возвращался из приказа, а бывало, что задерживался.

Как-то так получилось, что Дуньке после занятий с лекаркой надо было всё повторить, а ключница не всегда соглашалась сидеть и слушать, тогда Семён был назначен ею «свободными ушами».

Сначала ему было смешно. Боярышня принимала чопорный вид, брала в руки палочку, сажала его за стол, а сама с умным видом расхаживала, что-то говорила о цветочках, размахивая палочкой. Потом она стала тыкать своей указкой в него и пояснять, что если он будет ранен в это место… Вот тут Семён стал прислушиваться и… увлёкся.

Девчонка рассказывала очень нужные и важные вещи. Удивительно, как она всё запоминала? Ему приходилось просить её повторить, пояснить ещё раз, а лучше показать. Они вместе измельчали травы, варили отвары, ставили настойки, делали мази. Она рассказывала всё легко, не таясь. Другие бы берегли секреты, а она радовалась, что может поделиться тем, что знает.

А чего не ожидал Семён, так это того, что старшие братья начнут завидовать ему! Он же теперь часто ожидал боярышню в Кремле и вольно-невольно попадался многим важным людям на глаза. Его спрашивали, что он тут делает, а когда слышали о Дуньке, то улыбались. Ничего не говорили, но лица их делались приветливыми.

И как-то так получилось, что теперь о братьях говорили одно, а Семён словно бы наособицу. У него необычное послушание, и он при Дуньке или она при нём, но все соглашались, что нелишне сопровождать её не простому холопу, а бояричу. Её зарисовки будущего Кремля разместили в общем зале дворца, взяв в пример опыт женского монастыря. Теперь уже все знали, что случившиеся там перемены связаны с ней, и отношение к маленькой боярышне складывалось, как к княжичу. Он же тоже ребёнок, но он княжич и его слово имело вес, так и Дунина деятельность приобрела заслуживавшую внимания значимость.

Для Дуняши этот день не отличался от других. Ну разве что отобедала с князем, и дед был очень горд. Отучившись у лекарки и всё повторив с Семёном, она села за стол, чтобы раскидать по страничкам тетради полученные знания. Катерина давала материал, исходя из своих соображений, а Дуня всё классифицировала.

Травоведение отдельно, отравления входят в раздел «лечения болезней», уход за ранами ближе к хирургии. Катерина редко бралась за нож, но иногда требовалось достать наконечник стрелы или осколки. Никаких других операций она не делала, и раздел хирургии у Дуни оставался почти пустым. Катерина могла многое вылечить, если приступала к лечению вовремя, и слово «вовремя» было ключевым.

К сожалению, в большинстве своём люди обращались к ней, катастрофически запустив болезнь, и лекарка бессильно разводила руками, сильно подрывая свою репутацию. В таких запущенных случаях она честно признавалась, что может только унять боль, но не вылечить.

Зато иноземные лекари дарили надежду, придумывали способ лечения, а когда пациент умирал, то всегда отвечали одно и тоже: что на все воля божия.

Дуня достаточно долго наблюдала за Катериной и видела, что та умеет определять зарождающие болезни и устраняет их на зачаточном этапе. Именно так она помогла самой Дуне, подметив какой-то застой в деснах, и чтобы впоследствии у неё не было проблем с зубами, Катерина взялась лечить. Она в течение недели становилась позади неё и прижимала пальцами какие-то точки на голове, а после сказала, что больше нет угрозы воспаления внутри зубов, но Дуне надо защищать их снаружи. Боярышня расшифровала для себя это как предотвращение проблем с зубными нервами, а вот с кариесом предстоит самой бороться методом недопущения.

И вот в таком подходе к болезням крылась непопулярность Катерины. Люди не понимали, что она не даёт им заболеть и укрепляет сердце до того, как они хватаются за него; нормализует работу желудка, не дожидаясь жалоб… и так в большинстве случаев. В результате ошибочно считалось, что она лучший лекарь для лечения ран, так как там всё было наглядно, а для остального искали других. И всё же, проходило время и доверившиеся ей люди подмечали, что несмотря на годы, чувствуют себя хорошо, тогда как ровесники, имевшие когда-то схожие признаки лёгкого недомогания, превращались в страдающие развалины.

Вот и выглядевшего здоровым деда Дуня заставила провериться у Катерины — и не зря! Лекарка прямо ему сказала, что если он прямо сейчас не начнет принимать меры по бережению своего сердца и кровяных каналов, то год от года будет сдавать свои позиции, которые уже ничем не восстановишь. Она как могла объяснила ему, что сейчас ещё можно зафиксировать имеющийся уровень самочувствия, а это немало, и надо ценить.

В меру ворча, Еремей стал принимать разные отвары, но уговорить его на пешие прогулки никак не удавалось. Да и где гулять? Разве что Кремль обойти раз-другой.

Дуня испугалась за деда и с тех пор начала активно пропагандировать подвижный образ жизни. В один из таких дней ключница сообщила, что приехал не кто иной, как сам Фёдор.

— Федька? — обеспокоенно подскочил Еремей. — В имении что-то случилось? Нападение? Тати?

— Чего меня пытаешь? Иди и спроси сам! — прикрикнула на него Василиса.

— Ах ты ж змея! Пригрел на своей груди аспида!

— Да где эта грудь? Век не видала её, — буркнула сердитая ключница.

Еремей погрозил ей кулаком, но поспешил навстречу управляющему имением, а Дуня вопросительно посмотрела на Василису.

— Ты чего шумишь? — спросила она её.

Ключница устало присела и пожаловалась:

— Надо бы еды на зиму закупить. На имение нет надежды, там сами впроголодь жить будут.

— А двадцать рублей?

— Так корм лошадям купили, к коновалу лечиться водили, кого-то перековали, да упряжь пришлось обновить.

— Погоди немного, скоро будут деньги… — Дуня не договорила.

В горницу вошли Фёдор и дед.

— Вот! — дед торжественно плюхнул мешочек с серебром на стол, а Фёдор вытащил из-за пазухи ещё четыре мешочка, и счастливо улыбаясь, бухнул их рядом.

— Монастырские! — объявил он. — Расплатились!

— А-а-а-а! — радостно завопила Дуня и бросилась обниматься с ключницей, с дедом, с Фёдором. — Будем жить!

— Деньжищи какие! — воскликнула Василиса. — Федька, и не побоялся их везти?

— Твоя правда, Василисушка, всю дорогу трясся от страха.

— Молодец, Федька! — громогласно похвалил боярин. — Васька, вели девкам дать Фёдору чистое, а эту одежку пусть почистят и посушат. Да собирай на стол. Надо отпраздновать!

— Тебе нельзя, — вскинулась ключница. — У меня всё записано, что лекарка велела

— Ты… цыц! Будет мне тут командовать.

— А вот и покомандую! За тобой не проследишь, так угробишь себя раньше времени, а нам что делать? На кого нас оставишь?! — запричитала Василиса.

— Васенька, а ты ему сырничков на стол поставь, — посоветовала Дуня. — Вроде еда, но без вреда.

— Надоели ваши сырники. Неси острого сальца и хлеба.

— Творожка со сметанкой тебе подам, а Фёдору мяса порежу и хватит вам.

— Дожили, — проворчал Еремей, но взглянув на мешочки с серебром, расцвёл.

Фёдора быстро привели в порядок, и он коротко рассказал, как почерневший от усталости старший Петрович вернулся из монастыря с полной телегой яблок и деньгами.

— Мы всё положенное отвезли в монастырь, а они, значитца, расплатились. Петрович гнал, как мог. Ни с кем не разговаривал, нигде на людях не останавливался. Когда застревал на дороге, то готов был яблоки скинуть, но побоялся привлечь внимание пустой телегой. Так и доехал, настрадавшись.

— Наградил за старание?

— Не взыщи, наградил, — наклонив голову, признался Фёдор.

— Правильно сделал. Ты мне вот что скажи, как там у вас дела? Как Милослава с моими внуками? Не болеют ли они? Как люди?

Фёдор приосанился и начал отвечать по порядку:

— Все живы-здоровы, слава богу. Запасы собрали, какие сумели. Много ягод, грибов, трав посушили. Давеча охота удалась и мяса вдоволь наелись. Рыбка не переводится. А вот соли нету.

— Купим. Поедешь обратно, повезешь соль.

— Благодарствую.

— Как артель?

— Сообщество, деда, — поправила его Дуня.

— Один хрен.

— Игрушек полные короба. Надо в город везти, да дожди проклятущие…

— Да, дороги как никогда развезло. Но надо поспеть до заморозков. Как дорога подмёрзнет, так купцы разъезжаться начнут кто куда.

— Деда, одни уедут, другие, наоборот, приедут.

— Права, Евдокия Вячеславна. Гружёная телега сейчас не пройдет. Надо подождать морозца.

— Плохо, — проворчал Еремей. — Я ж за две лавки плачу, а торговли нет. Ко мне уже подходили спрашивали, не продам ли хотя бы одну лавку. Один купец даже не саму лавку спрашивал, а место.

— Деда, а ты сдай ему место на пару седмиц. Как раз до заморозков получится.

— Может, и правда сдать?.. — задумался Еремей. — Так и обговорю: две седмицы.

Дуня, Фёдор и стоявшая в уголке Василиса усиленно закивали — лишняя копеечка всегда пригодится!

Ну, а дальше начались разговоры, касающиеся дел насущных. Обговорили княжий заказ на брусчатку, посчитали, сколько надо выплатить Якиму. Работы у него теперь до весны, если не до лета, полно.

— Ты только выплати всё чин по чину, — строго наставляла Дуня Фёдора. — Мы все обязаны Якиму.

— Да нешто я не понимаю! Да и Любка баба не промах, всё посчитает и молчать не станет.

— Вот! — наставительно поддержала Дуня и одновременно этим выразила свою поддержку бывшей няньке. — И за соль с них лишнего не бери, пусть Любаша рыбки впрок наготовит. Сам знаешь, огорода у них нет, на охоту не ходят.

— Не беспокойся о них, боярышня. Любка знала, что ты денежку их семье выделишь и заранее обсказала, что им купить надобно.

— Вот и хорошо. Ты перескажи Василисе, что тебя просили купить. Она поможет, — Дуня посмотрела на ключницу, и та согласно кивнула.

— Фёдор, а яблочки сушишь? — встрепенулась боярышня.

Лицо Фёдора перекосило.

— Смотреть на яблоки не могу! Везде они! — в сердцах выпалил управляющий. — Целыми днями девки режут их и сушат, а мальчишки коробочки плетут для них.

— Это хорошо. Всё сюда вези и береги от влаги.

— Да берегу! Люди хуже устроены, чем сушёные яблоки, — ворчал управляющий, но Дуня в ответ поджала губы.

Еремей взвешивал на руке мешочки, что-то подсчитывал и слабо прислушивался к беседе. Но наконец он поднялся, подхватил серебро, и прежде чем уйти, велел Фёдору предложить деревенской ребятне пойти в боевые холопы.

— Из тех, кто пожелает, отберёшь самых сметливых, да упёртых и привезёшь сюда. Жаль, что Веденея нет, хороший был учитель. Но я найду, кого им в дядьки поставить. Зиму ребята у меня побудут, уму-разуму поучатся, а я посмотрю, кто чего стоит и тогда ряд подпишем… или не подпишем. Сам понимаешь, не каждый годен к ратной службе и не всякого в семью пустишь, а боевой холоп — это на всю жизнь.

— Всё сделаю, батюшка. А сколько ребят тебе потребно?

— Двоих думаю оставить, но ты отбери троих-четверых.

— Ясно. Наберу.

— Дунька, чего уши растопырила? Иди-ка ты к себе. Устала поди. Вася, проследи за ней, а то совсем девка от рук отбилась.

Дуня улыбнулась, чмокнула деда в щёку и поплелась в девичью. Действительно, набегалась за день, устала, а завтра новые дела.