Боярышня Дуняша 2

Глава 10

На следующий день вновь было пасмурно.

— Зарядили дожди, — вздохнула ключница, выйдя на крыльцо и провожая боярина на работу. — Надо бы нашей Дуняше тёплой одежки пошить. Та, что осталась в имении, всё равно будет мала ей.

— Пусть дома сидит, — буркнул Еремей.

— Так кто ж её удержит?

— Деда, ты чего рано? — выскочила Дуня. — Подожди меня, я с тобой!

— Куда?! Смотри, непогода какая!

— Так к Марии Борисовне надо заглянуть, узнать, как там мой проект, потом княжича проведать, а напоследок к лекарке заскочить.

— Ишь, деловая какая. А ждут ли тебя?

— Да как же меня не ждать? — рассмеялась Дуня и непонятно было, шутит она или серьёзно.

Еремей укоризненно покачал головой:

— Ох, егоза, взлетела ты, как бы падать не пришлось.

— Деда, я всё понимаю, — она перестала смеяться и проникновенно заглянула в его глаза, — только все свои страхи прячу вот здесь, — она постучала себя по лбу, — а людям кажу, что на сердце. Мне нравится, когда в ответ на мою улыбку они улыбаются и их глаза теплеют. И ты можешь мне не верить, но я чувствую, как очерствевшие души рядом со мной приотпускает, а мне радостно от этого.

— Глупая ты ещё, — нахмурился Еремей, но рука его потянулась к голове внучке, чтобы погладить. — Из-за очерствевших душ, как ты их называешь, можешь погибнуть.

— Да кто ж на нашу Дуняшу осмелится руку поднять? — замахала руками ключница.

— Ещё одна глупая баба на мою голову! — осерчал Еремей и встал на подставку, чтобы залезть на лошадь.

— Деда, а я? Как же я? Сади меня рядом, а я зонтик над нами подержу.

— Какой зонтик?

— Покажу, когда рядом посадишь, — поставила ультиматум Дуня.

— Вот репей! Иди садись в возок. Боярич Семён его вновь нам одолжил.

— Бегу!

— Васька, — обратился Еремей к ключнице, — что за зонтик у Дуньки? Почему я не знаю?

— Так батюшка, ты поздно вчера…

— Цыц, про зонтик говори.

Уже скрывшаяся в доме Дуня вернулась и открыла зонт. Лошадь, на которой уже сидел Еремей, всхрапнула и попыталась отшатнуться, но дедов холоп удержал её.

— Ох ты ж, наказание на мою голову! — проворчал дьяк.

— Деда, надо держать эту штуку над головой.

— А скотину кто держать будет?

— Так одной рукой…

— Ладно, не тараторь… дай сюда.

Лошадь проводила зонт нервным взглядом, но когда Еремей приподнял его над собой, то перестала замечать.

— Хм, чудно… не опозорюсь ли с этой штуковиной? — Еремей осторожно закрыл и открыл зонт. — Нет, лучше чуть вымокну, — и он сунул диковинку в руки ключницы.

Дуня осуждающе посмотрела на деда и по-бабьи вздохнула, переглядываясь с ключницей. Но тут же налёт недовольства слетел с её лица, и она уже кричала стоявшему под навесом бояричу Волку:

— Семён, ты со мной?

Тот отвечать не стал, а быстро вскочил в седло.

— Деда, может, ты в возке поедешь? Чего мокнуть-то?

Еремей был бы рад, но под чуть насмешливым взглядом сына Григория Волчары приосанился и отмахнулся. Дуня замахала руками своему Гришеньке, тот ловко подхватил её, посадил в возок и, скалясь во весь рот, оседлал своего мерина.

Ехали медленно. Местами с трудом выбирались из грязи, но чем ближе было к Кремлю, тем чаще попадались добросовестные хозяева, замостившие свой участок улицы плашками, а лужи там сгонялись к сливным канавкам.

— Боярин, ты глянь! — услышала Дуня дедова боевого холопа, повсюду его сопровождавшего.

Она тут же сунула нос в открытое окошечко, чтобы посмотреть, что удивило бывалого воина. В узкую полоску она ничего не увидела и поэтому осторожно приоткрыла дверцу и высунулась наружу, при этом невольно клацнув зубами из-за того, что возок наехал колесом на камень. Её глазам предстал ехавший впереди ближний человек старшего Кошкина, и он держал в руке зонт!!!

Дуня чуть не вывалилась, но её вовремя втолкнул внутрь Гришка и укоряя взглядом, захлопнул дверцу.

А Еремей, непроизвольно выпучив глаза, смотрел, как ближний Кошкина наслаждается вниманием и не особо торопится в Кремль. Изредка он отвечал, что такие укрыватели от дождя теперь делают в мастерской, принадлежащей сыну Кошкина Кошкину-Ноге. Но заказы ограничены, так как спрос превышает предложения.

Последнее услышала и Дуня, когда её возок обгонял говорящую рекламу. Неожиданно обзор кто-то загородил, она подняла глаза и увидела мокрого деда.

— Дунька! — рявкнул он и она скрылась внутри, задвигая деревяшку.

Ну, а что? Кто мог подумать, что зонтик может стать выгодным товаром? Дед-то забраковал его! Может, и другие тоже… забракуют и изобретателя на смех поднимут…

И как дед себе представляет производство? Вот есть у неё идея с рессорами, но куда с ней пойти? И рессору хотя бы не каждый мастер сможет повторить, а зонтик любой умелец сделает!

И всё же Дуня расстроилась. Чтобы не выдавать идеи, надо постоянно молчать, а если не молчать, то анализировать и думать, что говоришь…

— П-ф-фу — она шумно выдохнула. Если бы существовало авторское право, то как бы это облегчило её жизнь. Она не в состоянии вспомнить и изложить что-то сложное, не в состоянии устроить производство чего-то сложного, а простое любому легко понять и перенять для своей пользы. Вот и получается, что у неё ничего не получается.

— Дунька, это же ты придумала? — тихо спросил за дверцей дед.

— Не то, чтобы я, потому что в далёкой Сине такими штуками защищаются от палящих солнечных лучей, но сказала я…

— Дурище ты у меня.

— Какая уж есть, — печально согласилась она.

— Ну ничего, я высмею этого бахаря…

— Не надо, это же ближний Кошкина. Нам не нужна ссора с ними.

Еремей запыхтел, а потом Дуня услышала, как он понукает свою Ласточку шевелить копытами.

Чтобы не сидеть в темноте, она вновь отодвинула плашку и постаралась сориентироваться, как долго ещё трястись в этой коробчонке. Её взгляд пересекся с изучающим взглядом Семёна. Он явно всё слышал, да и вчера он всё видел своими глазами, так что ему не нужны объяснения. Дуня не могла понять его задумчивости и словно бы какого-то ожидания, но на всякий случай беззаботно улыбнулась и небрежно бросила:

— Пусть делают зонты-дождевики и продают! Мне не жалко.

Семён хмыкнул, а Дуня спряталась в тени. Ей хотелось думать, что боярич поддержал её и согласился, что всех денег не заработаешь, или подумал о том, что Дорониным эта идея могла стать только обузой, но кажется, он счёл её пустоголовой трещоткой.

Семён же просто пытался скрыть своё непонимание, замешанное с удивлением. Эта маленькая боярышня вчера утёрла нос всем мастерам Кошкиных и заносчивому Петьке в том числе.

Она вихрем пронеслась по прославившемуся на всю Москву подворью и перевернула там всё вверх дном, даже не заметив этого. А Семён всё подметил. Он видел ошалелые глаза именитого розмысла, видел, как чесали головы лучшие мастера, как встряхнулся разжиревший Кошкин и как кланялись ей вслед те, кто пришёл в мастерскую за протезом. Им шепнули, что всё началось с неё и благодаря её влиянию цены на протезы держатся низкими.

И Семён слышал от отца Кирилла, что Кошкины благоволят не только роду Дорониных, но лично Дуньке, а теперь убедился в этом. Петька был не только ласков с девчонкой, но стерпел от неё дерзкие слова. Если бы Семён не видел этого своими глазами, то не поверил бы. А ей всё нипочем. Одинаково лыбится боярину, мастеру и дворовому, не боясь уронить своего достоинства.

Семёну было бы проще признать Дуню блаженной. Они все с придурью, но люди говорят, что боярышня крайне разборчива в раздаче милостыни, а то и вовсе жадной называют. На большее у Семёна не хватало фантазии.

Он делил людей просто: на хищников и травоядных, и на особицу стояли дурачки из бабьих сказаний. Дунька не влезала ни в один ряд. Её было много, и она рушила его устоявшийся взгляд на жизнь. Семёна это обескураживало и сердило.

Он считал себя бояричем с твёрдыми позициями и поэтому душеспасительные разговоры с отцом Кириллом его не затронули. Он сразу определил священника в ряд хищников, притворяющимся безобидным, а раз так, то Семён тоже притворился и был покорен. Жаль, что отец Кирилл не оставил его в покое. Хотя с Дорониной интереснее, чем с ним, и если она дружит с княжьей семьей, то знакомство с ней будет полезным.

Семён довольно улыбнулся. Наконец-то всё улеглось в его голове, и он вновь почувствовал себя умным и коварным хищником.

Дуня вылезла из возка, открыла свой страшненький зонт и проводила деда до приказа.

— Обсушись, прежде чем сесть работать, — строго наставляла она его, но не видя отклика, всё же заглянула в приказ и велела дедову холопу Прошке помочь боярину.

Еремей молча принял заботу внучки и даже поцеловал её, кряхтя, что она его горе луковое.

— Всем хорошего дня! — крикнула она на прощание офисному планктону приказной избы и выбежала вон. Во дворе Гришаня поднял её на руки, ворча, что в таком солидном месте не сгоняют лужи, и понёс к княжьему дворцу. Дуня увидела, как знакомую ей боярышню тоже несут на руках и приветственно помахала ей рукой.

— Дунь, когда Машка вернется в город? — спросила та у неё.

— Как дороги подморозит! — крикнула ей Дуня.

— Ещё долго… поскорее бы, а мы сейчас только золотом шьём…

Знакомая не договорила, так как её опустили на крыльцо и она, ещё раз махнув рукой Дуне, поспешила внутрь.

— Семён, ты где? — Дуня закрутила головой. — Тебя на женскую половину не пустят. Гришенька будет ждать меня здесь, а ты… не знаю. Езжай домой, что ли.

— Я тоже подожду.

— Но это долго…

— Подожду.

Дуня пожала плечами:

— Поступай как считаешь нужным, — и взбежала по ступенькам, чтобы исчезнуть за тяжелыми дверями женской половины.

— Дуняша! Куда ты пропала? — такими словами встретила её Мария Борисовна.

— Так я же…

— Сегодня Иван Васильевич представит тебя боярской думе, как составителя проекта будущего строительства и наградит.

— Как? Но я же… как же… да что же…

— Ну что ты зажужжала, как пчела! — рассмеялась княгиня и тут Дуня увидела выемку между её зубов. Совсем небольшую, но уже заметную. Раньше этого не было! Правда, ей раньше не доводилось стоять напротив княгини, и чтобы та смеялась, показывая зубы. Они всё чаще бок о бок рассматривали рисунки, но как можно было так испортить зубы?

— Мария Борисовна, милая и славная! — воскликнула Дуня. — Ты что же золотую нить меж зубов тянешь?

— Что? — растерялась княгиня.

— Я говорю, что многие рукодельницы тянут нить меж зубов, чтобы она не путалась и вообще… Я не мастерица, но видела, что так многие делают.

— И я так делаю.

— Только, похоже, ты не учла, что золотая нить не сравнится с простой. Ты же себе зубы сточила! Неужели в отражении не видела?

— Сточила?

Княгиня метнулась к начищенному серебряному подносу и принялась рассматривать себя, но изображение там было специфическим, и тогда Дуня схватила первый попавшийся свиток, повернула его неисписанной стороной к себе и угольком в несколько штрихов нарисовала контур лица княгини, а на зубах поставила точку.

— Ты такая утонченная, зубки у тебя ровненькие и беленькие, но теперь там эта дурацкая выемка!

Мария Борисовне посмотрела на стоявшую рядом Наталию, и та озабоченно кивнула.

— Совсем махонькая, но есть, — подтвердила она.

— Что же делать?

— Тщательно чистить зубы, но это ты и так делаешь. Иначе бы там застревала пища. И боле не тянуть в рот ничего лишнего, — строго наставляла Дуня и княгиня грустно улыбнулась.

— И не портила бы ты кожу белилами, — не удержалась она. — Говорят, что туда толченые косточки мёртвых крыс подмешивают, а какая от мертвечины может быть красота?

— Раньше ты рассказывала, что там есть вредные вещества, — укоризненно произнесла Мария Борисовна.

— А кто меня слушает, когда я говорю умные вещи? — возмутилась Дуня. — Тут одна боярыня сверкала ослепительно белыми зубами…

Княгиня и Наталия кивнули, а их глаза загорелись. Им явно хотелось так же слепить белоснежной улыбкой, которую они приметили у одной из боярынь. Та была как все, а потом вдруг её зубы забелели ярче жемчуга!

— Плещеева, — назвала Наталия ту боярыню.

Дуня кивнула. Именно старшая Плещеева попалась ей на глаза. Очень богатый и знатный род, эти Плещеевы.

— Так вот, думаю, что её не предупредили, что через полгода — много через год — её зубы станут грязно-серыми, а чтобы вернуть белизну, то надо будет вновь делать ядовитые примочки.

— И что? Надо будет, так сделает, — пожала плечами княгиня, — серебро на это есть.

— На третий раз от зубов останутся чёрные пеньки и нечего будет отбеливать.

— Дуня! У тех, кто предлагает подобные услуги, есть рекомендации, и они очень весомы, — наставительно произнесла Наталия, но девочка быстро нашлась с ответом:

— Сейчас боярыня Плещеева тоже может дать благожелательную рекомендацию и вполне искреннюю, но что она скажет год-два спустя? Кто вернёт ей зубы? Пусть жёлтые, но крепкие зубы! Те примочки, что ей делали для отбеливания крайне вредны.

— Дуняша, ты несносна! Но если права, то это ужасно, — озадаченно пробормотала княгиня, переглядываясь с Наталией. — Столько обманутых женщин! Но я же видела рекомендательное письмо от ханши.

Дуня развела руками. Сейчас её больше волновало, как она будет стоять перед всей думой и как бы не осрамиться.

Княгиня покрутила в руках свиток со своим изображением, но оно уже смазалось. Пощупала пальцем выемку, и наконец взялась за свою протеже. Она подала знак Наталии, и та чинно вынесла сложенную шубку*. (не зимняя шуба, а шубка — разновидность утепленного верхнего платья с меховой отделкой)

— Дарую тебе со своего плеча, — торжественно произнесла Мария Борисовна и велела: — Примерь!

Шубка была обшита узорчатым сафьяном, рукава были до пола, а застежки серебряные. И была эта шубка по размеру Дуни. А она, грешным делом, раньше думала, что надо буквально понимать, что дарящий снимает одежду со своего плеча.

Доронина обрадованно покрутилась и принялась благодарить.

— Это ещё не все. Вот тебе налобные украшения.

Дуня от воодушевления захлопала в ладоши. У неё получался образ маленькой славянской княжны. Это была мечта! Машка мечтала о большом красивом кокошнике, а Дуня с ужасом ждала того момента, когда вынуждена будет надеть его на свою голову. Бытовой вариант ещё ничего, а праздничный… на любителя.

Позабыв обо всем, она даже немного поскакала, чтобы услышать, как звенят подвески, а потом уставилась счастливыми глазами на улыбающихся женщин. Обе они выглядели утомлёнными. Правда, взгляд у княгини стал живым, завораживающим, но Наталия словно бы пыталась жить, а ей не хватало сил.

Сейчас было неуместно спрашивать про лекарку, которую Дуня советовала пригласить, но сегодня она собиралась к ней зайти, и вот тогда поспрашивает.

Княгиня уделила Дуне ещё немного времени, а потом велела сенной девушке проводить боярышню в большой зал и передать её под присмотр боярина Палки.

Не сказать, что наставник княжича был счастлив её видеть, но на приветствие ответил благосклонно и прикрыл от любопытных взглядов.

— С князем не спорь, молчи, да кланяйся, — тихо поучал он её.

— А если кто-то нехорошее про меня скажет?

— Молчи. Там будет твой дед, он и ответит.

— А если князь спросит меня, довольна ли я наградой?

— Он знает, что ты довольна.

— А если кто другой начнёт меня спрашивать?

— Не реагируй.

— А меня там посохом не огреют?

— Там есть головы покрепче, чтобы посохом получать, — невозмутимо ответил боярин. — Больше не придумала вопросов? — насмешливо спросил теперь уже он и дождавшись Дуниного отрицательного покачивания головой, велел:

— Тогда стой и молчи, тренируйся.

И Дуня встала, полностью скопировав боярина и многозначительно молчала. Никифор хмыкнул, но боле ничего не сказал.

Наконец, низенькая дверца открылась, и она прошла в зал вместе с боярином. Он остался у входа и подтолкнул её вперёд.

Дуня шла с гордо поднятой головой в красивой шубке, накинутой поверх её собственного платья. Увидев деда, она просияла и чуть позвенела подвесками. Многие ей улыбались, другие смотрели оценивающе, но были и те, кто не скрывал зависти. В их глазах читалось, почему она, а не моя кровиночка вышагивает здесь.

Дуня сделала всё, как положено, и Иван Васильевич улыбнулся ей.

— Вижу, что моя княгинюшка тоже решила наградить тебя. Одобряю. А теперь прими мой подарок.

К Дуне подошёл человек и вручил ей мешочек с серебром.

— Двадцать рублей, — громко объявил князь.

Дуня поблагодарила, хотя это было платой, которая должна была состояться, если князь положительно оценит проект. И вот он оценил, а плату совместил с наградой.

У такого снега зимой не выпросишь. Но двадцать рублей означали, что князь всё же купит у неё брусчатку! А это уже другие деньги. Ура!

Ни о чём Дуню не спрашивали, и ей оставалось вновь поклонится и уйти.

Много позже княжич рассказал, что её проект вызвал нешуточные споры между бояр. Они умудрились всё раскритиковать и всё одобрить. Бояре были бы рады реализовать этот проект, но на строительство не было средств, а ещё вновь остро повисал вопрос со стеклом.

Дуня поняла, что её проект для многих стал мечтой, которую не суждено увидеть. И они были правы. Можно построить храм и грановитую палату, но остальные здания слишком опережают это время. И всё же… всё же надо мечтать, ставить цели и пусть маленькими шажками, но двигаться вперёд!..