Боксер-7: назад в СССР

Глава 22

Перед самым выходом на бой в раздевалке повисла тяжёлая, вязкая тишина. Я сидел на скамейке, ощущая, как сердце с каждым ударом отдаётся в груди, а дыхание становится неглубоким и рваным. Воздух казался тяжёлым, пропитанным запахом разогревающей мази и пота. Свет от лампы на потолке раздражал глаза, отражаясь в зеркале на стене.

Внезапно дверь с тихим скрипом открылась, и в раздевалку вошли мои близкие. Первым появился Сеня, он быстро шагнул ко мне, молча и неуклюже обнял, затем кашлянув, сказал с волнением:

— Мишаня, давай там… красиво сделай, а? Ну, ты понимаешь, чтобы без вопросов.

Я улыбнулся, пытаясь разрядить его напряжение. Внутри от слов друга стало немного теплее.

Лёва, не теряя времени, шагнул вперёд, подмигнул мне и крепко пожал руку, чуть встряхнув, будто проверяя, не потерял ли я уверенность перед самым главным боем:

— Ты уж постарайся, брат. Я на твою победу спор заключил. Если не выиграешь полтинник проспорю.

Я усмехнулся в ответ и коротко кивнул, давая понять, что сделаю всё возможное.

Следом подошёл Колян, его улыбка была широкой и искренней, но глаза смотрели серьёзно и внимательно. Он по-братски похлопал меня по плечу и произнёс громче остальных, чтобы разрядить атмосферу:

— Миша, там общага вся на ушах стоит, давай, не подведи нас! Порвёшь его, кубинца этого, сто процентов!

Я благодарно кивнул, чувствуя, как их вера наполняет меня дополнительными силами и уверенностью.

Яна стояла чуть позади ребят, волнуясь и перебирая в руках край своего платья. Я сделал шаг к ней навстречу, она быстро приблизилась, взяла мою ладонь и легко сжала её холодными пальцами. Её глаза заблестели от волнения, голос чуть дрогнул:

— Ты только осторожнее там, Миш, пожалуйста… Я буду смотреть на тебя с трибуны и ждать. Помни об этом.

— Всё будет хорошо, — улыбнулся я, стараясь успокоить её. — Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.

Яна улыбнулась в ответ, коротко, но так тепло и искренне, что сердце пропустило удар.

Друзья двинулись к выходу, шумно обсуждая, кто где будет сидеть и откуда лучше всего смотреть бой. Семёныч остался последним, ожидая, пока дверь за ними плотно закроется. Он подошёл вплотную и положил свою ладонь мне на плечо, чуть наклонившись вперёд, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Михаил, это не просто бой, ты знаешь. Это бой за честь, за твоё имя, за всех нас. Кубинец будет ломать, провоцировать и давить. Но ты уже проходил такое. Ты уже доказал себе, что можешь преодолевать трудности. Сейчас самое важное — не потерять голову. Действуй холодно, жёстко и чётко. Запомни, что я тебе говорил: в этом бою победит не только сила, но и воля. А воли у тебя хватит.

Я внимательно слушал, впитывая каждое слово тренера, чувствуя, как его уверенность наполняет меня изнутри.

— Я понял, Семёныч. Я сделаю всё, что могу.

Он слегка сжал моё плечо, затем повернулся и вышел из раздевалки, уверенный в том, что оставил меня с правильными словами и правильным настроем.

Оставшись наедине, я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и почувствовал, как напряжение исчезает, уступая место холодной уверенности и готовности выйти на ринг. Теперь я был готов.

После того как дверь закрылась за Семёнычем, я снова остался наедине с собой. В раздевалке повисла тяжёлая, почти осязаемая тишина, и я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Через несколько секунд дверь вдруг снова отворилась, и тренер быстро вошёл обратно. Он молча подошёл ко мне, сел на скамейку напротив и внимательно, по-отечески, посмотрел мне прямо в глаза.

— Михаил, я специально вернулся, чтобы сказать тебе кое-что важное, — его голос звучал тихо, но твёрдо. — Ты много прошёл, чтобы оказаться здесь, и я горжусь тобой. Но сейчас забудь об этом. Всё, что было, уже не имеет значения. Важны только эти три раунда. Соперник силён, и он будет драться до конца. Он готов убивать на ринге, но и ты тоже.

Он помолчал, позволив словам проникнуть глубже, затем продолжил ещё увереннее:

— Слушай внимательно. Когда будет тяжело, вспомни, как мы гоняли тебя по утрам. Вспомни, как тебе казалось, что больше не можешь, что сил не осталось. И вспомни, как вставал и продолжал биться. Сегодня будет то же самое. Не дай ему поверить, что он сильнее. Ты уже знаешь его слабости, используешь их. Просто делай свою работу и держи темп. Не вступай в драку, веди бой умно, заставь его ошибаться.

Семёныч остановился, посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, и я понял, что это его последнее и самое важное наставление.

— Запомни, Миша: побеждает не тот, кто сильнее бьёт, а тот, кто дольше держится на ногах. Ты готов держаться до последней секунды?

Я молча кивнул, глядя ему прямо в глаза и чувствуя, как каждая его фраза становится частью моей внутренней решимости.

— Тогда иди и покажи всем, кто здесь настоящий чемпион. Я верю в тебя. Просто сделай это красиво.

Семёныч ещё раз внимательно посмотрел на меня, затем улыбнулся краем губ, развернулся и вышел, оставив после себя ощущение твёрдой уверенности и решимости, которые наполняли меня до краёв.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как сердце начинает биться чаще с каждым шагом к выходу из раздевалки. Коридор казался длинным и непривычно тихим, словно пространство вокруг меня сузилось до одной единственной точки — ринга. Каждый шаг отзывался эхом в груди, каждый вдох становился чуть тяжелее, но сознание оставалось ясным и холодным.

Когда я вышел в зал, свет прожекторов ударил в глаза, а рёв трибун оглушил меня, как внезапный шквал. Я на мгновение замер, позволив взгляду скользнуть по зрителям. С трибуны раздались оглушительные крики поддержки: Сеня стоял, размахивая каким-то шарфом, Лёва что-то свистел и громко хлопал в ладоши, а Колян неистово махал кулаком, подбадривая меня. Яна напряжённо стояла рядом, её взгляд неотрывно был прикован ко мне. На мгновение наши глаза встретились, и я увидел в них всю силу её переживаний и веры.

Рядом с друзьями сидели мои родители. Отец, обычно сдержанный и строгий, сейчас поднялся и гордо, с лёгкой улыбкой, смотрел на меня, размахивая руками в знак поддержки. Мама прижала руку ко рту, глаза её блестели от волнения, но и в её взгляде я чувствовал безусловную веру и тепло, которые согревали моё сердце даже сейчас, в самый напряжённый момент жизни.

Я ступил на ступеньки, ведущие на ринг, перешагнул через канаты и почувствовал под ногами упругий, знакомый настил, на котором я провёл столько часов тренировок и боёв. Вдохнул полной грудью пропитанный адреналином воздух и медленно повернулся, взглянув в противоположный угол, где стоял мой соперник — кубинец, спокойный и уверенный, словно каменная стена.

Рефери подозвал нас в центр ринга. Я шагнул вперёд, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, уступая место холодной решимости и ясному пониманию, что сейчас произойдёт главный бой моей жизни. Я поднял глаза к трибунам в последний раз, ещё раз нашёл взглядом всех близких, и, коротко кивнув им, снова переключился на соперника.

— Покажите все на что вы способны, удачи! — напутствовал рецепт.

Мы с соперником поприветствовали друг друга и разошлись по углам.

Прозвучал гонг и начался бой.

С первых секунд кубинец бросился вперёд, словно хотел сразу же доказать своё превосходство. Его глаза были холодными и расчётливыми, а удары — жёсткими и быстрыми, почти незаметными для глаз. Я едва успел уклониться, почувствовав, как перчатка соперника пронеслась буквально в сантиметре от моего лица, обдав кожу горячим потоком воздуха. Трибуны глухо ахнули, словно почувствовав всю мощь его атаки, а моё сердце учащённо забилось.

Я отступил на шаг, затем резко сменил направление, уйдя от следующего удара, и провёл свою первую комбинацию: короткий джеб, правый прямой — кубинец спокойно ушёл, словно предвидя мои действия заранее. Каждое движение давалось с трудом, его защита казалась почти непроницаемой, но я не собирался уступать инициативу. В голове звучал голос Семёныча: «Не дай ему диктовать темп. Работай на ногах, постоянно двигайся».

Во втором раунде соперник увеличил натиск. Теперь это был уже не просто бокс — это была настоящая битва на выживание. Кубинец начал агрессивно работать в клинчах, умело маскируя удары локтями и плечами. В один момент, когда мы снова сцепились, я почувствовал сильный удар локтем по подбородку — перед глазами помутнело, в ушах зазвенело, а ноги на мгновение стали ватными.

«Не падай, держись!» — яростно прокричал я самому себе, встряхнув головой и отталкиваясь от соперника, пытаясь восстановить дистанцию и дыхание. Толпа на трибунах гудела, реагируя на каждое столкновение. Я снова услышал голос Сени, разрывающийся где-то наверху:

— Мишка, терпи! Терпи!

На лице кубинца мелькнула усмешка, он почувствовал моё состояние и бросился вперёд, стараясь окончательно сломить меня. Но именно в этот момент я вспомнил слова Семёныча о терпении и холодном расчёте, заставил себя успокоиться, выровнять дыхание и двигаться по рингу, не позволяя загнать себя в угол.

Третий раунд начался для меня тяжело, я чувствовал, что силы постепенно покидают тело, руки стали тяжелее, движения замедлились. Кубинец выглядел уверенно, он шёл вперёд, нанося удары, которые с трудом удавалось блокировать. И вдруг, когда очередной хук почти достал меня, я заметил небольшое движение его плеча перед ударом. Эта мелочь стала ключом. Я мгновенно сместился в сторону и вложил все оставшиеся силы в мощный ответный удар справа.

Перчатка с глухим, тяжёлым звуком достигла цели. Кубинец пошатнулся, его глаза на мгновение растерялись, а публика взорвалась громогласными криками. Я ощутил прилив энергии, кровь бурлила в венах, словно в теле открылся второй резерв. Теперь уже я начал наступать, быстро и уверенно проводя комбинации, заставляя соперника защищаться и отступать. Время на часах почти истекло, секунды стремительно таяли, а я продолжал атаковать.

Последние мгновения боя стали самыми тяжёлыми и напряжёнными. Оба мы пошли в обмен ударами, уже не думая о защите, о тактике, о последствиях. Каждый мой удар достигал цели, каждый его удар больно отдавался в теле, но я стоял, сжав зубы, понимая, что если сейчас отступлю — проиграю.

Гонг прозвучал оглушительно резко, и зал мгновенно погрузился в гнетущую тишину, словно кто-то выключил звук. Я медленно подошёл к центру ринга и остановился рядом с соперником. Тело моё было будто чужим — мышцы гудели от напряжения и боли, руки тяжело свисали вниз, а ноги едва держали меня. Я чувствовал, как с висков стекает пот, смешиваясь с кровью из разбитой губы, и каплями падает на настил ринга. Каждый вдох отдавался болью в груди, воздух казался горячим и плотным, как кипящая смола, но взгляд мой был устремлён только вперёд, к судьям, чьё решение сейчас решало всю мою жизнь.

Рефери медленно взял наши руки, и я почувствовал его твёрдую хватку на запястье, словно он боялся, что я упаду. Я краем глаза посмотрел на кубинца: он тоже тяжело дышал, его грудь ходила ходуном, но глаза всё ещё были холодны и собраны, а челюсть напряжена. Он не собирался показывать слабость, и это вызывало у меня невольное уважение.

С трибуны донёсся приглушённый шум, шелест напряжённых голосов, и я поднял глаза наверх, пытаясь отыскать лица близких. Сеня замер на месте, одной рукой сжимая край своего шарфа. Лёва и Колян стояли чуть впереди, молча и напряжённо, их плечи были напряжены, кулаки сжаты, словно они сами стояли на ринге. Яна стояла неподвижно, прикрывая рот рукой и глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых читалась вся её тревога, вся её нежность и надежда. Мои родители были здесь же: мама нервно прижимала руки к груди, а отец впервые поднялся во весь рост и смотрел на меня с гордостью и глубоким, почти торжественным уважением.

Наконец голос диктора прорвался сквозь напряжение, громкий, отчётливый, эхом отдаваясь под сводами зала:

— Победителем и олимпийским чемпионом становится…

Зал взорвался так громко и так неожиданно, что я буквально вздрогнул. Рефери поднял руку мне. Тело пронзила острая, пьянящая волна эмоций, заставившая забыть о боли и усталости. Я запрокинул голову вверх, закрыв глаза и чувствуя, как слёзы счастья жгут лицо, смешиваясь с потом и кровью.

Первым рядом оказался Семёныч. Обычно сдержанный и строгий тренер на этот раз не выдержал: его глаза тоже были влажными, и он, не скрывая эмоций, обнял меня так крепко, что дыхание перехватило:

— Ты сделал это, Миша, сделал! — голос его звучал надрывно, охрипло, почти по-отечески. — Я горжусь тобой, сынок!

Следом, едва не сбив нас с ног, влетели друзья. Колян кричал что-то неразборчивое, срывая голос, Лёва прыгал рядом, размахивая руками и пытаясь поднять меня на плечи, Сеня обнимал всех подряд и громко всхлипывал, не в силах скрыть эмоций. Их радость была настолько яркой и искренней, что я не мог не улыбнуться сквозь слёзы.

Яна нерешительно шагнула ко мне последней, остановилась в шаге, потом вдруг резко подошла и прижалась ко мне всем телом, обнимая крепко и нежно. Я почувствовал её горячее дыхание на своей шее и услышал едва различимый, дрожащий шёпот:

— Я всегда верила в тебя, Мишенька. Ты мой чемпион.

Церемония награждения проходила словно в замедленном сне. Поднявшись на пьедестал, я ощутил, как всё тело покрылось лёгкой дрожью. На мою шею аккуратно подвесили медаль, и я почувствовал её приятную тяжесть, её холодное прикосновение к разгорячённой коже. Подняв медаль в ладони, я увидел, как золото ярко переливается под светом прожекторов, и ощутил невероятное счастье и облегчение.

Когда заиграл гимн Советского Союза, я медленно поднял взгляд вверх, на трибуны, и увидел, как все мои близкие, мои друзья, родители и тренер, стояли в едином порыве, положив руку на сердце и смотря прямо на меня с восхищением, гордостью и радостью. Сеня уже открыто вытирал слёзы, не пытаясь спрятать своё волнение, Лёва и Колян широко улыбались, выкрикивая моё имя и хлопая в ладоши изо всех сил. Яна стояла тихо, держа ладонь у груди, а её глаза смотрели прямо на меня, полные слёз и нежности. Родители стояли вместе, рука в руке, глядя на меня так, словно именно сейчас осуществилась их самая заветная мечта.

Гимн звучал величественно, заполняя собой весь зал и моё сердце. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как этот момент навсегда отпечатывается в моей памяти. Это была моя самая важная, самая настоящая победа, ради которой стоило пройти через все испытания и боль. И теперь, стоя на высшей ступени пьедестала, я точно знал — этот миг останется со мной навсегда.