Бездушиш

Глава девятая Облава

Вот и что теперь делать? Онуфрий, конечно, тот еще гад — убил моими руками обидчика — но при этом старик принёс мне извинения, оставил все деньги и свои комнаты в пользование. Сюда он, понятное дело, уже не вернётся. У деда своя воровская честь. Или это он просто так попытался задобрить меня, чтобы я не стал ему мстить?

В любом случае тратить время на поиски сбежавшего хитреца я не буду. Не до него мне сейчас. Никодим — ещё ладно. Если смерть купца и сочтут убийством, что вряд ли, то со мной её связать не получится. А вот поиски бездушного, которые завтра начнутся в Полеске, если дед мне хоть здесь не соврал, для меня представляют опасность. Окажись на двери дедова жилища замок, я бы точно попробовал бы сдёрнуть из города, но теперь сомневаюсь, что мне это надо.

Тут ведь дело даже не в том, что само по себе бегство — риск и немалый. Поймать — едва ли поймают, но могут заметить и устроить погоню. Тогда я пропал. Но, допустим, всё гладко пройдёт. Мне же снова придётся по лесам прятаться и второй раз в Полесок заходить, когда облава закончится и город снова откроют. Тут уже в дом Онуфрия вернуться не выйдет. Соседи, небось, сразу сдадут страже где-то шлявшегося во время поисков бездушного пацана. А скорее, хозяин комнат, которые снимал старик, так и вовсе повесит на двери другой замок или даже успеет сюда новых жильцов заселить. Придётся искать себе новый угол и окрестности дедова дома, где меня смогут узнать, обходить стороной.

В общем, что бы я ни выбрал — всё плохо. Как ни крути, везде риск. Только где его больше? Остаться, конечно, заманчиво. Дед говорил, что нас с ним проверять не станут — не тянем мы на бездушных. Вдруг пронесёт?

Не, ну его к йоку. Полесок — не единственный город, в каком я могу получить ответы на так и не заданные вопросы. Начну свои поиски в другом месте. Оно, конечно, не хочется оставлять непроверенной ещё одну путеводную нить, про наличие которой мне точно известно, но не ври себе, Китя — шансы на то, что здешний нестареющий князь присосался именно к Тишке, малы. Этот риск самый меньший из всех.

До рассвета ещё пара часов. Пока темнота меня прячет, попробую незаметно удрать. По идее успею. Сунув в карман записку и деньги, я вышел из дома и закрыл за собой дверь на замок. Пусть соседи считают, что мы с дедом куда-то ушли по делам. Теперь переулками к ближайшим воротам. Город всё ещё спит. Патрулей не видать, не слыхать. Зря старик меня стражей пугал.

Вот, зараза! Так вот, где вся княжья дружина… По вершине стены частой цепью горят огоньки. И не просто горят — они двигаются. Это фонари в солдатских руках. Наверху тьма народу. Йока с два незамеченным на ту сторону спустишься. Тут попробуй за эту минуту невидимости хотя бы подняться на стену. У входа в башню, внутри которой прячется лестница, двое охранников. Наверняка, и в других местах так же.

А что ворота? Проскочил переулком к ведущей к ним улице и осторожно выглянул из-за угла. Куда там. Мало того, что закрыты, так ещё и солдат возле них больше дюжины. Не похоже, что в ближайшее время ворота собираются открывать.

Да уж… Удрал из города. Тут моя невидимость только в паре с даром полёта сработает. Выбор сделан за меня — остаюсь. Либо так, либо прорываться с боем, что совершенно бессмысленно. Ноги в руки — и живо обратно, пока соседи замок на двери не заметили. Местный князь не дурак. Спрятавшемуся в Полеске бездушному так просто сбежать не дадут. Зря я дёргался. Можно было догадаться, что из этого ничего не получится.

Вернувшись к дому старика, потихоньку снял замок и мышкой проскользнул внутрь. Запирать за собой дверь смысла нет — только лишнее внимание к себе привлеку. Когда всё начнётся, в запертые двери будут ломиться в первую очередь. Жаль, не выведал у Онуфрия, как оно происходит обычно. Может, лучше на время облавы, и вовсе, из дома уйти? Как бездушных тут ловят?

А что, это мысль. Пойду в нужник утром, подстерегу там кого из соседей и расспрошу потихоньку, стерев потом тот разговор из памяти человека. Если всех перед проверкой загоняют по домам — это дело одно, если же народ ловят на улицах, постепенно перекрывая квартал за кварталом — это уже по-другому вести себя надо.

Лёг на лавку. Спать, конечно, не буду, но до наступления утра снаружи мне делать нечего. Обдумаю пока варианты. Тут есть над чем голову поломать.

— Внимание, внимание! В городе ищут бездушного! На улицу не выходить! Всем сидеть по домам! Нарушители будут наказаны!

Чем-то усиленный голос глашатая, внезапно раздавшийся снаружи, заставил меня вскочить с лавки.

Так рано? Темно же ещё. Только-только сереть за окном начало. Вот тебе и сбегал в нужник. Теперь туда идти смысла нет. Если и проскользну незаметно во внутренний двор, кого-то из соседей там встретить едва ли получится.

— Внимание, внимание! В городе ищут бездушного! На улицу не выходить! Всем сидеть по домам! Нарушители будут наказаны!

А это уже куда ближе. Ещё один глашатай орёт как бы не прямо на нашей улице. Голос другой, но такой же раскатистый — словно эхо играет в какой-то трубе. Или это не эхо? Те же самые фразы отголосками только что прозвучавшего прилетают со всех сторон разом. Так они же всему городу побудку устраивают. По Полеску таких крикунов разбрелось больше дюжины. Отовсюду орут в свои трубы.

Что же делать? Бежать, сидеть, прятаться? Тише, Китя, спокойнее. Дёргаться сейчас точно не стоит. Ты — обычный мальчишка. Не бывает таких юных бездушных. Тебя проверять не станут.

А вот и топот солдатских сапог. По нашей улице торопливо шагает приличных размеров отряд. Эх… Жаль окна на переулок выходят — выглядывать бесполезно.

— Сидеть по домам! Никому не высовываться!

Это уже обычные, ничем не усиленные голоса. Стража занимает позиции. Неужели тот Видящий будет в каждый дом заходить? Да нет, вряд ли. Облава же на седмицу растянется. Так долго взаперти люд не сможет сидеть. Не у всех есть запасы еды и воды. Тут, спасибо Онуфрию — у меня и того, и другого в избытке. По крайней мере, голод с жаждой лично мне не грозят.

По проулку, мимо моих окон, протопало трое солдат. Тот же самый приказ повторяется снова и снова.

— Милок, а не знаешь, нас скоро построят?

Это сверху. Похоже, выглянувшая из своего окна пожилая соседка Онуфрия, которую я узнал по голосу, обращается к стражнику.

— Да откуда мне знать, бабусь? Может, с этого края начнут. Может, с подречного.

— Лишь бы не с гончарной слободки, — вздохнула старуха. — Столько дел… Поскорее бы свою печать получить. Если нашу улицу до обеда не откроют, я того бездушного гада сама найду. Этот поганец за всё мне ответит.

— Забудь, тётя Фрося, — раздался левее другой женский голос. — До обеда не выпустят. Когда они с наших кварталов начинали? Загублен день.

— Тишина! — зычно гаркнули с улицы. — Никаких разговоров!

Видать, командир. Соседки Онуфрия тотчас замолчали. Что ещё за печати? А из домов, стало быть, горожан по частям выпускать собираются. Но речь про дни не идёт. Со слов женщин я понял, что со всем должны за сегодня управиться.

Ожидание потянулось. Час сидим, два. Я уже и позавтракал. Снаружи то и дело доносятся крики, призывающие горожан набраться терпения. Наконец, что-то новое — на другом краю улицы шум. Вроде как, начинают людей выводить. Глухо хлопают двери, топочет куда-то спешащий народ, голосит малышня, гудят встревоженные голоса взрослых.

Разрастающаяся суета приближается. Волна оной катится по нашей улице от окраин города к центру. Вот сейчас и до нас доберётся. Попробовать что ли удрать невидимкой в соседний квартал? И что дальше? Спокойнее, Китя. Решил положиться на свой юный возраст, так и нечего дёргаться. Всё будет хорошо.

— Все на выход! Выходим! Выходим!

Это уже нам. Ор у нашего дома — не спутать. Записку я сжёг, а вот деньги оставлю в кармане. И складной ножик тоже. Вдруг придётся бежать? Открыл дверь, осторожно выглянул наружу. И тут же столкнулся взглядом с Воином Создателя, стоящим напротив входа в проулок.

Тот же серый балахон, в каких Светлые прыгали тогда со стены. Только огромного оружия нет. И понятно — те орясины нужны, чтобы самую здоровую нечисть рубить. Здесь этим богатырям и обычного оружия хватит, какое запросто можно спрятать под широкими полами свободной одежды. Впрочем, с такой силушкой и голые руки — оружие.

— Давай, давай, парень, — поманил он меня. — Остальных зови тоже.

— Я один.

— Проверить, — приказал кому-то Светлый, и из-за угла тут же выскочили двое дружинников.

— Показывай, — кивнул мне один из них на дверь.

Я послушно пропустил солдат внутрь. Обыск в моём присутствии. Чтобы не сказал потом, что они у меня что-то украли. Судя по топоту над головой, все другие части общего дома сейчас тоже осматривают.

— Один живёшь? — подозрительно прищурился солдат.

— С дедом. Он с ночи ещё по делам ушёл. Не успел вернуться.

— Теперь уже с печатью вернётся, когда всё закончится, — пробурчал дружинник, заглядывая в распашную часть шкафа.

— Никого, — сообщил второй солдат, вышедший из дедовой спальни. — Пошли, малый.

Мы вместе вышли в проулок, и один из дружинников подтолкнул меня дальше, указывая мне направление, куда нужно идти. Возле главного входа в наш дом толпился народ. Почти все жильцы, включая стариков и детей, уже здесь. Кого нет — продолжают выходить из раскрытых дверей, сопровождаемые солдатами.

Последних тут много — целый отряд. Десятники подгоняют дружинников, заканчивающих обшаривать дом. Воин Создателя наблюдает за всей суетой, стоя чуть в стороне. У одного из соседних домов происходит всё то же самое, а вот до другого очередь ещё не дошла — там осмотр не начат. На противоположной же стороне улицы обыски уже завершились, и люди стоят ровным строем под присмотром солдат.

Но то взрослые. Ребятня, от орущих в руках старших братишек, сестрёнок грудничков, до подростков, собрана в отдельные кучки. К одной из таких как раз подъезжает какая-то повозка. Всё, остановилась. Повинуясь приказу солдата, дети подходят к ней и тут же отходят. Что-то там с ними делают, но, что именно, мне отсюда не видно.

— Детвора — сюда, остальные — сюда, — начал командир стражников разделять и соседей Онуфрия.

— А чего это — только детвора? — возмутилась похожая на огромную перезревшую грушу бабка, которую, как я теперь знал, звали Фросей. — Я тоже хочу побыстрее печать получить. Давайте, пачкайте лоб — и я пошла в дом. С каких это пор старикам стало нужно в общем строе стоять?

Так вот, что там, у повозки, делают — какие-то печати детворе на лбы ставят. Я опять бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Так и есть — получившие свою метку малые возвращаются в дом. Потому и не видно детей, там, где повозка прошла. Весь дальний край улицы по противоположной от нас стороне уже избавлен от малышни.

— С тех пор, как из Тёмного отряда Зареченска сбежал Брут, — внезапно произнёс Светлый. — Тот самый, знаменитый Брут, который постоянно сбегает. Среди его даров есть Личина, так что сегодня Видящие посмотрят всех.

И снова Онуфрий соврал. Хотя, тут дед, скорее, ошибся. Вор не мог знать, что правила обычной облавы изменятся. Личина — дар редкий, но раз уж какой-то там Брут недалече отсюда пустился в бега, точно будет нелишним проверить и стариков. Ну, хоть детвору не трогают. Повезло мне. Теперь можно расслабиться. Пронесло.

Хорошо, что я ростом не вышел и лицом худ. Одарённый, обернувшийся другим человеком, не может существенно менять свои рост и вес. Нам с Ло о том ещё Крам в своё время рассказывал. Моих мышц под свободной одеждой не видно. Любой, кто посмотрит, ни за что не поверит, что перед ним изменивший свои лицо и фигуру взрослый мужик.

Тут, скорее, на бабу подумаешь. Какая-нибудь Идущая, очень изящных форм, могла бы попробовать притвориться тщедушным подростком. Правда, именно что притвориться. Менять пол этот дар не даёт. О том снова же Крам говорил. Хотя… Раз и толстую бабку желают проверить, значит Личина у этого Брута на двушке. Видать, там уже и чресла менять можно даром, и груди отращивать.

— Тётя Фрося — бездушный? — фыркнула какая-то баба, которую я раньше не видел. — Ой, не смешите. Она в нашем доме уже который десяток годов живёт.

— Может, живёт, а может, жила, — пожал Светлый плечами. — Брут очень хитёр. Ему ничего не стоит человека убить и его место занять. У нас приказ — всех, кроме детей, проверять. Потерпите. Видящий скоро появится. На Ткацкой уже заканчивают. После сюда повернут.

— Дети, дети… — недовольно пробурчала старуха. — Пожилых жалеть надо. Малолеткам-то как раз лишние полчаса на ногах постоять — только польза одна. Вон, пошлите хоть в дом пацана, — неожиданно направила она на меня скрюченный палец с обломанным ногтем, — пусть мне стул принесёт.

Вот же, старая… Удружила, так удружила. Стоял себе тихо в сторонке, среди детворы, какой на весь дом больше дюжины душ, и тут на тебе — все взгляды направлены на меня. А я, как назло, самый старший из всех. Даже, плечи сведя и ссутулившись, выделяюсь размерами. Только девка одна чутка выше меня, но та тощая, словно жердь — по ней сразу видно, что ребёнок ребёнком.

— Не положено стул, — покачал головой Светлый. — Это только лежачих больных на носилках выносят. Постоите, бабуся. Тут недолго осталось. Если что, пусть соседи поддержат.

В этот момент с дальнего конца улицы до нас донёсся взволнованный людской гомон. Я, как и все, повернулся на звук. Со стороны городской стены сюда заворачивал новый отряд. Несколько Светлых, дружинники, двое одетых во всё чёрное мужиков. Последние — явно бездушные из княжеского Тёмного отряда. Один из них — Видящий.

— Зря ты, парень, себя в ребятню записал. Староват ты уже с малышнёй стоять. Давай, иди к взрослым.

Вот и приехали… Подставила-таки меня бабка, привлекла ко мне внимание Воина Создателя. Теперь всё — не отвертишься. Пропал я. И, что теперь делать? Бежать? Куда? Как? Всем городом же будут ловить. Даже, если на невидимости сейчас удеру, мне не спрятаться. Пока не поймают, стену с воротами пуще прежнего будут стеречь. Как же быть…

Новый дар! Может, он мне поможет? Подотру тому Тёмному память. Как только дотронется до меня, так я тут же ему несколько секунд назад отмотаю. Даже дёрнуться не успеет. Вдруг решит, что уже проверил меня? Всё равно других мыслей нет. Надо пробовать.

— Можно? — изобразил я на лице радость. — К взрослым?

Юлить, отпираться, противиться — только ещё больше внимания к себе привлекать. Ни у Светлого, ни у кого-либо ещё не должно возникнуть ни капли сомнений. Я быстро перескочил к взрослым, выстроившимся в линию вдоль края дороги, проходящей по улице, и пристроился с краю, встав возле лохматого коренастого дядьки.

— Поздравляю! — улыбнулся мне тот. — Считай, в мужики записали.

Тем временем возглавляемый Светлым отряд с нашим домом закончил и отправился дальше. Возле нас оставили следить за порядком лишь пару солдат. Стоим смотрим, как повозка, возле которой детям ставят печати, медленно ползёт по другой стороне улицы. Совсем скоро она упрётся в тупик-перекрёсток и, развернувшись, поедет обратно, уже мимо нас.

Походу, я, наконец, разобрался, как тут всё устроено. Возглавляемые Воинами Создателя два крупных отряда солдат идут первыми, осматривая дома и выгоняя оттуда жильцов. Следом за ними, немного отстав, едет повозка с печатями. Сопровождающие её дружинники помечают детей и отправляют их внутрь, чтобы не мешали замыкающему занятое поисками бездушного шествие Видящему проверять взрослых.

Одетый во всё чёрное одарённый уже шагает в окружении Светлых и стражи вдоль выстроившихся у края дороги людей. Начал он само собой с того конца улицы, где прежде прошла повозка. Чтобы добраться до нас, ему нужно сделать круг, обойдя все дома, какие обыскали до нашего. У меня минут двадцать, а, может, и меньше. Совсем скоро мне предстоит проявить чудеса расторопности в обращении с даром. Благо, потренироваться успел — в один миг призову циферблат и крутну назад стрелку.

Народ тихо шушукается. Часть стариков возмущается, остальным же разыгрывающееся на улице представление в радость. Видать, не так часто здесь ловят бездушных. Какое-никакое, а развлечение.

Я тоже стараюсь казаться довольным. Кручу головой в любопытстве. Спокойнее, Китя, спокойнее. Не дело так нервничать. Пусть сердце в груди незаметно для прочих колотится, но раскрасневшееся от переживаний лицо может выдать волнение. Ну, чем я рискую? Не станут же меня убивать. Раз тот Брут постоянно сбегает, значит ловят его и на место вертают. Куда? Да, наверное, в тот же Тёмный отряд. И я тоже сбегу. Кто меня тут удержит?

Хватит! Мыслями сдался уже. Пусть сначала поймают. Вон, как быстро тот Видящий в чёрном вдоль строя идёт, скользя взглядом по людям. Дотрагивается до протянутых к нему рук на ходу и даже не останавливается. Что он смотрит? Отмер? Троерост? Ни того, ни другого у местных нет. Ох, боюсь, не успеть мне его даром на упреждение жахнуть. Там у меня и секунды не будет. Ерунду я придумал. Ничего у меня не получится. Нужно что-то другое. Вари, голова, вари. Фух… Трясёт аж всего. Успокоиться надо.

— А зачем эти печати нужны? — негромко спросил я соседа, чтобы отвлечься от беспорядочно скачущих мыслей.

Может, так в голове прояснится. Время у меня ещё есть. Вон, идущие следом за Тёмным солдаты всех проверенных Видящим тоже чем-то в лоб тычут. Наверное, ставят печати. Помеченный люд тут же возвращается в дома, куда раньше уже были отправлены дети.

— А, ты же не местный, — вспомнил, что я у них появился недавно, мужик. — Дед не рассказывал, что ли? Печать — это пропуск. Сейчас тут закончат, и улицу сразу откроют. Станет можно ходить куда хочешь. И не только у нас, а везде, где проверка закончена. Оно ведь весь Полесок под стражей держать — никакой дружины не хватит. Постепенно народ выпускают. Отсидел своё взаперти, постоял у дороги, показал себя Тёмному — и можешь заниматься своими делами. Хочешь в лавку иди, хочешь в цех, в мастерскую — тут кому куда надо. Правила всего два: пока город весь целиком не откроют, печать не смывай и лоб открытым держи, чтобы ту было издали видно.

— Понятно, — поблагодарил я кивком мужика. — А долго с печатью придётся ходить?

— Дня два, три, — пожал дядька плечами. — Либо, если бездушного быстро поймают, то сразу объявят, и можно смывать. Кстати, то не так просто. Когда время придёт, заходите ко мне вместе с дедом. У меня одно мыльце есть годное.

И, осуждающе покачав головой, дядька со вздохом добавил:

— Вот Онуфрий даёт. Нашёл время слинять спозаранку. Всех, на улице пойманных, гонят в застенки. Просидит теперь с беспризорной босотой весь день. Их в последнюю очередь проверять таких станут.

Я сочувственно вздохнул. Ага, как же. Старый вор прекрасно знал, что облава с рассветом начнётся. Поди, успел в какую другую конуру перебраться. Сидит сейчас себе спокойно, ждёт обыска. А то уже и с печатью на лбу побежал ловить слухи про скоропостижную кончину главы купеческой гильдии. У Онуфрия свои страхи и чаяния.

Так, повозка уже развернулась на конце улицы и теперь ползёт в нашу сторону. Отряд, что обыскивал один из соседних домов, своё дело закончил и отправился дальше. Возглавляющий его Светлый провёл своих бойцов сначала мимо нас, а потом и мимо солдат того Воина Создателя, что недавно занимался нами.

Этим снова достался дом меньших размеров — всего два этажа. Опять с ним быстрее управятся. Уже выгнали на улицу наших соседей. Начинают выстраивать взрослых вдоль улицы.

Ха! И снова какая-то бабка бузит. Светлый держится стойко. Без крика и ругани утихомирил старуху. У него за сегодня то, наверное, уже в сотый раз. А вот и пример того, что мой случай — не внезапная прихоть Воина Создателя. Моего погодку, пристроившегося было к малым, гонят в строй, к краю улицы. И не только пацана сочли взрослым. Конопатая дородная деваха с солидными формами, годов так четырнадцати, что держала на руках ляльку, тоже глянулась Светлому. Тот её манит жестом.

— Я буду жаловаться! Где это видано, чтобы болезных старцев заставляли с остальными стоять? Знаешь, сколько мне лет? Меня уже ноги не держат.

Обрюзгший сгорбленный стрик, опираясь на клюку, выходил из обыскиваемого дома, придерживаемый солдатом под локоть.

— Прости, отец — приказ князя.

— Не верю! Наш княже добр. Он бы так над стариками не стал издеваться.

— Не гневись, дедушка, — присоединился к уговорам старика Светлый. — Пятнадцать минут постоишь, и отпустят. Сегодня так надо.

— Да я и пяти не простою, — зло прошамкал старик. — Я тут посижу, на приступке. Подъедут печатники — так и быть, подойду к возу. На это мне сил хватит.

— Извини, дедушка. Придётся тебе Тёмного дождаться.

Воин Создателя подал солдатам знак, и двое дружинников, подхватив строптивого деда под мышки, мигом подтащили старца к дороге, где вручили его соседям.

— Поможете ему стоять, — приказал Светлый двум дядькам покрепче. — Тут недолго уже.

И, не слушая протесты возмущённого старика, Воин Создателя повёл свой отряд к следующему дому.

— Суров паладин, — пробормотал мой сосед. — И понятно — по вине того Брута, которого ищут, несколько Братьев Светлого под стенами полегло. Чудо, что ещё улыбается. Не даром их в Ордене ещё и спокойствию учат.

И мне бы его спокойствия каплю. От напускного и то не откажусь. Отряд Видящего как раз проходит мимо нас по противоположной стороне улицы. Не отрывая взгляда, слежу за шагающим вдоль очередного людского строя одарённым. Одетый во всё чёрное человек ведёт своей ладонью по протянутым к нему чужим, небрежно касаясь их. Рядом с ним топает Воин Создателя, внимательно следящий за происходящим. Ещё трое Светлых и второй Тёмный идут чуть поодаль, среди солдат, которых здесь пара десятков.

Минут через пять доберутся до конца улицы и повернут к нам. Дыши, Китя. Спокойно и ровно. Второй попытки не будет. Мне нужно сделать всё быстро и чётко.

— Детишки, сюда!

Увлёкшись разглядыванием Видящего, я не заметил, как до нашего дома добралась повозка. Вот бабка! Не подставь меня старая Фрося, сейчас для меня уже всё закончилось бы. И закончилось бы хорошо.

Детвора радостно подбежала к повозке, и вот уже первые мелкие, сияя улыбками, возвращаются в дом с красными кружками на лбах. А узор там причудлив и тонок. Сам такое йока с два нарисуешь. Да, небось, ещё и краска специальная. Я завистливо проводил взглядом малолетних счастливчиков и вернулся к своим потугам предельно сосредоточиться на предстоящем.

Только новый дар, только стирание памяти. Бежать глупо — тут точно поймают — а ничего другого мне в голову так и не пришло. Вдруг, да получится смутить Видящего? Слишком быстро он людям по ладошкам стучит. Я ведь первым с этого края стою. Если за секунду ему из памяти эту самую секунду сотру, он, глядишь, и не поймёт, что меня не проверил. У него перед взором который час уже люди гирляндой мелькают. Не успеет моргнуть, как уже перед ним мой лохматый сосед. А там эта «мельница» снова раскрутится — и пойди вспомни, что там было у того мальчишки, который первым стоял.

К моему удивлению, эти мысли немного меня успокоили. Сердце чуть слабее колотится, уши больше не горят, вспотевшие прежде ладони подсохли. Хвала мне. Не все так умеют. Препиравшийся у соседнего дома со Светлым старик продолжает бухтеть, наседая с угрозами и проклятиями на солдат, оставленных присматривать за стоящим у края дороги народом. Есть такие люди, которым важна сама ругань, а на предмет спора им с высокого дуба плевать. Этот сгорбленный дед будет требовать, чтобы его отпустили, даже за миг до того, как Видящий к нему подойдёт.

А вот старая Фрося смирилась. Повисла на руках тёток, что поддерживают её с двух сторон, и что-то им негромко рассказывает. Если тихо, без криков, то болтать в строю можно. В ожидании своей очереди быть осмотренными народ вовсю чешет языки. Сам того не желая, я к их разговорам прислушиваюсь. В основном, пустой трёп, но нет-нет проскальзывает и что-то интересное для меня.

Например, про Брута того же. Одна моложавая баба слыхала, что, помимо Личины, у того беглеца есть ещё целый ворох даров. И огнём он плюётся, и колет руками, и морозит, и ветром толкает, и нюхом, что волк, и глазом орёл, и кузнечиком прыгает. А старый какой… Годов триста ему. Может, даже и больше. Он ведь в Княжествах только уже как век с гаком, а прежде какому-то лорду в Королевствах служил. Старожил Ойкумены.

— Зря только нас мучают, — пробурчал мой сосед. — Такого бездушного вовек не поймать.

— Так ловили уже, — не согласился с ним другой дядька, помладше. — В Царьграде, в Луговске в Зареченске. Вон он сколько уже Тёмных отрядов сменил. Глядишь, теперь и нашему князю послужит. Павел наш Мудрый Никитич, поди, крылышки-то этой вольной пташке обломит. Не таких ломал.

— Это да, — согласился с ним грузный, но совсем ещё не дряхлый дед с окладистой седой бородой. — Наш княже умеет укрощать строптивых бездушных. За свои века научился. Вечной нашему Павлу Мудрому молодости. Пусть правит и правит.

За века значит… Местный князь — очень опытная «пиявка». Вот с ним бы потолковать по душам… Хотя, на нём ведь, небось, тоже запрет. Тут лучше Источника по ниточке отыскать и про него уже у старых княжьих слуг спрашивать. Так, поди, выйдет больше узнать.

Но о чём я? Мне сейчас к тому князю не попасть бы раньше времени в гости. А то, кто ещё кого расспрашивать станет. До давно уже развернувшегося отряда Видящего всего-ничего осталось. Два дома — и они будут здесь. Соберись, Китя! Все лишние мысли долой! Сейчас всё решится.

Тьфу напасть! Снова дрожью трясти начинает. Дышать, дышать. Не смотри на него. Насмотрелся уже. И так уже Видящий въелся мне в память — не вытравить. Высокий, худой, темноглазый. Длинные чёрные волосы, словно у бабы, распущены. На высоком лбу лента, которая эти патлы поддерживает. Нос крючком, губы тонкие, бледные. Нехорошее лицо, неприятное.

Всё, подходят. Зевнув, Тёмный небрежно протягивает ко мне руку. Мы свои уже прежде подняли и держим открытыми ладонями к Видящему, как делали наши соседи до нас, а до них их соседи. Тринадцать человек, тринадцать шагов и, надеюсь, тринадцать секунд. Всё закончится быстро. Вот только чем?

Я окончательно взял себя в руки. Спокойствие с моего лица теперь точно не смыть. Стою улыбаюсь. Узкая длиннопалая ладонь приближается к моей. Сейчас мы коснёмся друг друга…

Есть! Циферблат появился едва ли не раньше, чем наши ладони встретились. Двойное приближение, стрелка назад…

Йок! Какого… Вместо того, чтобы быстро дотронуться до моей ладони и, скользнув по ней, перенести руку дальше, Тёмный внезапно вцепился в неё. Сотру ему память, и он тут же по новой увидит мои возраст с отмером. Уверен, что этот урод смотрит именно их. Больно морда противная. С такой только детей воровать. Давай, отпускай… Отпускай!

А сам улыбаюсь. Его же скривило. На ещё сильнее побледневшем лице: удивление, растерянность, страх. Рот открыл, но молчит. Может, выдернуть руку? Мол, больно сдавил. Ну, давай! Отпускай уже! Как отпустишь, всё сразу забудешь. Ищи своего беглеца. Ты же видишь, что я не тот Брут. Полсекунды, секунда…

Ой! Куда⁈ Циферблат пропал, дар пропал. Все дары. Меня словно глушью накрыло. Неужели, это он виноват? Тот, шагавший рядом с Видящим Светлый, который только что вскинул руку с направленной на меня открытой ладонью.

— Единый! Плетение слил! Ты, что творишь?

Злые возгласы Воина Создателя привели одарённого в чувства. Вцепившиеся в мою ладонь пальцы Видящего резко разжались. Отпустил. Только толку теперь? Он, похоже, ещё и Душитель. Или это всё Светлый?

— На сына моего похож, — растерянно пробормотал Тёмный.

И всё? Он не выдаст меня? Правда, что ли? Вот же внешность обманчива… С виду гад гадом, а пожалел меня. Он же Брута искал, а мальчишка-бездушный — не враг ему. Вот же мне повезло. На радостях даже не выдержал, незаметно подмигнул Видящему.

— Соберись, Мусаил, — произнёс другой Светлый. — Плести запрет на волшбу — это сложно и долго. Мне придётся заменить Брата Якова. Впредь не нужно так дёргаться. Мы же бдим. Спускать сложные плетения на простых мирян — то ещё расточительство.

— Извини, Брате, — признавая свою вину, вздохнул Видящий и, как ни в чём небывало, зашагал дальше, несильно ударяя рукой по протянутым к нему ладоням.

Обалдеть… Пронесло! Вон ко мне уже и солдат с печатью идёт. Ничего себе — Светлые! Взмахнул рукой в твою сторону — и на тебя тут же словно душилки надели. Теперь понятно, отчего они сразу забыли про меня. Видать, будь я Брутом, с меня бы личина тотчас же слетела бы. Раз мальчишка остался мальчишкой, значит он не бездушный. А ведь так даже Душитель не может. Тут просто лишить дара мало. Ну и силища…

— Запрет — ладно. Как-никак с нами несколько Светлых, — раздалось впереди.

Второй Тёмный определённо обращался к Видящему, и так как шли они с Мусаилом на приличном отдалении друг от друга, то одарённому приходилось кричать на всю улицу.

— А, представь, я бы на пацана Связку кинул? — невесело хохотнул одетый во всё чёрное здоровяк. — Этот дар перезаряжается долго. Брута потом уже не посадишь на привязь. Князь сильно бы осерчал. Он этого умника ждёт не дождётся.

Ох, йок! Вот это прыжок. Одним махом и сразу на крышу дома. А ведь в том целых два этажа. Ай, да дед…

— Это он! Окружай! Лови!

Вот и найден хитрец. Видать, Бруту ну очень уж сильно не пришлись по душе прозвучавшие только что слова одарённого.

— Кто полезет — убью!

Ни горба, ни свисающих складок морщинистой кожи, ни седины больше нет. Вместо дряхлого деда, только что проклинавшего всех и вся у соседнего дома, по крыше бежит крепкий лысый мужик в стариковских обносках.

— Вяжите своей Связкой друг друга! Не дамся!

Так вот, что его так испугало. Видать, Брут не знал, что в княжьем Тёмном отряде есть боец с таким даром. Тут уже не сбежишь, если схватят.

— Далеко! Не попасть!

Опустив вскинутую было руку, выкрикнувший это Светлый бросается к дому. Остальные Воины Создателя тоже срываются с места. И это не всё. Спутник Видящего, невольно спугнувший бездушного — ещё и Летун. Тёмный птицей взмывает вверх и уносится куда-то за край злополучной крыши. Раз — и его уже отсюда не видно. Как, впрочем, и Брута, который секунду назад умчал дальше очередным сумасшедшим прыжком.

— Вот это дела… — бормочет мой сосед, задравший вверх голову, как то сделала сейчас и вся улица от велика до мала.

Только двое из всех здесь собравшихся не прилипли взглядами к крыше, на которую уже взбираются Светлые. Я смотрю на него, он на меня. На моём лице всё та же улыбка с прищуром, он же дико серьёзен и словно бы чем-то напуган. Я киваю. Он…

И, как это понимать? Почему сейчас Видящий прижал к сердцу кулак и коротко мне поклонился? Миг — и одарённый по имени Мусаил, подгоняя и так уже бросившихся в погоню за Брутом солдат, устремляется к ближайшему переулку.

— Эй, куда? А печать? — кричит кто-то из соседей Онуфрия рванувшемуся догонять своих дружиннику, который помечал людям лбы.

— А всё, не нужны нам печати, — одёргивает мужика бабка Фрося. — Нашли же гадёныша. Можно идти по домам. Скоро город откроют.

И столько уверенности было в словах старой женщины, что я сразу поверил ей. Как бы не был хорош этот Брут, а теперь его точно поймают. Не завидую я ему. Связка — это конец.

Но не мой. У меня как раз всё замечательно. Пронесло. Впредь я буду умнее. Никаких разноцветных шаров. Больше так не подставлюсь. Теперь я учёный — спасибо Единому.

Впрочем, нет. Благодарность Создателю выразить никогда лишним не будет, но сегодня по-настоящему большое спасибо от меня заслужил Мусаил. Хороший он человек — помог мне, не стал выдавать. Может, я, и правда, на его сына похож?