Бастион. Чувство ранга. Том 1

Глава 17

— Да, ты прям, неутомим! — послышался голос из соседней камеры. — Эта прям, ух! Я не большой любитель всех этих развлечений с эльфийками, но с этой я бы постарался найти общий язык!

Сейчас болтовня Кемраса мне ни к чему, не хватало еще пропустить условный знак от бойцов Эфелиты. Хотя, сон понемногу одолевал меня и, поэтому, разговор с пленным орком помог бы мне не уснуть.

— А какие женщины у вас? — спросил я.

— Разные, есть красивые, есть не очень.

— А у остальных, у гномов, гоблинов?

— У гномов тоже разные, а у гоблинов, хе-хе, да ты должен насмотреться был вдоволь.

— Это как?

— Они же тут все, и мужчины, и женщины, их на глаз не отличишь. У них и разницы в занятиях нету, живут в пещерах да болотах, охотятся вместе. Вот и воюют вместе.

Любопытная информация.

— А есть у вас там, люди?

— Кто?

— Ну, что-то среднее между эльфами и лоталли, только уши круглые.

— Круглые уши? Уродство что ли какое-то?

— Да нет, не важно, в общем.

Людей, судя по всему, в этом мире нет. Да и незачем они мне. Просто так спросил. Я ведь — эльф. Теперь.

— Гун, я слышал та красавица, что последней приходила, произнесла имя Макорх.

— Маленкорх?

— Да, язык сломаешь, сожри чума этого Ма-лен-кор-га.

— Ну и что?

— Это ведь один из ваших вождей, мы слышали о нем.

Откуда они о нем слышали я догадывался. Не повезло эльфам, торчащим в дальних дозорах.

— Да.

Я решил слишком не распространяться. С этого Кемраса, по его же словам, будут сдирать кожу, наверное, и вопросы разные задавать. И мне вовсе не хочется, чтобы он выдал, как Гунальф Веспар, рассказал ему все о внутреннем устройстве Гарнизона, имена вождей, кто в какой Гильдии и прочее.

— Ты служишь ему? — спросил Кемрас.

— Нет, — ответил я и ядовито добавил, — он мне как брат.

— Ясно, — вздохнул орк.

Из его камеры донёсся скрип, орк лег на лежанку. Больше он не пытался заговорить со мной. Я тоже лег. Время тянулось невообразимо медленно. Несколько раз я ловил себя за тем, что дремал. Казалось, вот-вот должно наступить утро. А никаких камушков сверху никто не кидал. Ко мне даже закралась мысль, не были ли слова Эфелиты, своего рода, изощренным издевательством. От этой гарпии можно ожидать что угодно.

Но вот что-то ударилось об пол, несколько раз подпрыгнуло и покатилось. Вслед за первым камнем полетел второй. Время пришло!

Я встал. Нащупал ключ, крохотную надежду, способную открыть мне путь к свободе. Еще раз прокрутил в голове свой план. Надо быть готовым вступить в бой сразу же, как поднимусь наверх.

Я нащупал замок. Заметил, как дрожат мои руки. Попробовал вставить ключ в замок. Метал тихонько заскреб по металлу. Черт, в подземелье даже эльфийское зрение бесполезно! Я попробовал еще раз, но ключ вновь соскользнул. Я остановился. Глубоко вздохнул. Спокойнее! Сейчас все получится.

— Гун!

От неожиданности я чуть не выронил ключ.

— Гун, слышишь?

Шепот Кемраса едва долетал до меня.

— Слышу, — так же тихо ответил я.

— Когда доберешься до Макорха, скажи ему, король Гурвар все еще ждет и будет ждать еще несколько дней!

Ключ выпал из руки и зазвенел по полу. Я стоял, стараясь переварить услышанное.

Король Гурвар, предводитель нынешнего «крестового» похода. И он ждет. Значит не ошибся я и Охренуэль не плод моего воображения. И предательство Маленкорха куда глубже. Вот же, седой хрыч, заставил меня сомневаться в собственной адекватности. Зря я тут самоедством занимался, не я, Малекнкорх подвел меня к смертной казни. И остальные трое: Дуэндал, Глендрик и Эфелита.

Надо решать, что делать: выйти и попытаться бежать или остаться. Зачем оставаться, чтобы завтра шагнуть на эшафот? Думай, Игорь, думай! Эфелита, она разгадка к этой головоломке. Зачем она принесла ключ? Устроить охоту за мной? Реализует какой-нибудь свой план? Или появилась новая информация. Да такая, что мою казнь отложат или вовсе отменят?

Я попытался поставить себя на место целительницы. Но не вышло. Я просто не знал, что твориться у нее в голове. Может быть ей просто скучно. «Мальчик», хе! Но вот, что бесспорно — у меня появился козырь. Там в соседней камере. Пускай допросят Кемраса, его участь уже предрешена. Так почему бы не воспользоваться этим?

Каким-то шестым чувством я понимал, бежать нельзя. Тогда все обернётся куда хуже, хуже, чем казнь. Я поежился. Нашарил на полу ключ и сел на лежанку. Нет, я буду до последнего биться за доброе имя Гунальфа Веспара. Свое имя! И заставлю Маленкорха заплатить за все, и остальных тоже.

Я лег. Кемрас больше не заговаривал со мной, он понял, его план провалился. Но я восхищался им! На пороге страшной смерти, он искал возможность спастись и не просто спастись, но и обеспечить победу своим. Он целый день пытался разговорить меня. Какие женщины! Ух, ты и молодец, Гун! А как у вас, а у нас вот так все устроено! Хитер. Его подвело знание языка, не уловил он иронии в моих словах, что Маленкорх мне как брат. За чистую монету принял. Но попытка была знатная.

Под эти мысли я провалился в сон и тут же услышал:

— Наконец-то! Я думал ты вовсе спать не собираешься!

Передо мной возвышался Гунальф Веспар, то есть Охренуэль. А я снова находился в своем человеческом теле. Мы стояли во тьме, где-то посреди Лабиринта Грез.

— Боишься, что твоя тушка плохо будет выглядеть перед казнью? — съязвил я.

— Боюсь, что по своей тупости ты угробишь нас обоих, не воспользовавшись шансом на спасение.

Это про который он: атаку лоталли, план Эфелиты или допрос Кемраса?

— Хотя, — продолжил эльф, — хорошо уже, что ты не послушал Эфелиту.

— Правда? А что она задумала? Ты ведь подглядывал за ней?

Гунальф смерил меня взглядом:

— Ее план прост. Или ты пошел бы убивать Маленкорха, как она просила и погиб бы сам.

— Ну уж дудки, туда я точно не собирался идти.

— Вот и она так подумала. Тебя бы изловили, приволокли к ней в подвал, и поверь, по сравнению с тем, что творится у неё в голове, любая казнь покажется пустяком. Все-таки хорошо, что у тебя хватило мозгов не угробить мое тело таким образом.

Твое, ага, сейчас. Нет уж, Охренуэльчик, оно теперь мое!

— Ладно, давай про спасение.

Тут Гунальф замешкался, и я с удивлением увидел на его лице смущение. О чем это он хочет говорить?

— Ты ведь знаешь, что тебя приговорили к казни с последней надеждой?

— И в чем заключается последняя надежда?

— Перед тем, как нам отрубят голову, глашатай спросит: «Кто скажет, почему нужно сохранить жизнь обвиняемому?»

— И это все?

— Да.

— Надежный план, ага. И что мне следует сказать? Пускай допросят пленного орка, он подтвердит предательство Маленкорха?

— Ты уже наговорил себе меньше на одну голову, и мне тоже.

— Ладно, в чем смысл этой «последней надежды»?

— На казни с последней надеждой обязаны присутствовать судьи, — вздохнул Гунальф.

Ну вот, мне еще перед смертью на эти рожи смотреть! Эльф продолжил:

— Они могут изменить свое решение, но не просто так. Когда прозвучат слова глашатая, кто-нибудь может назвать причину, причина правда должна быть веской.

— Все равно не понимаю, как это спасет нас?

— Перед казнью тебе надо будет надеть перчатки.

— Чего?

— Перчатки говорю, оглох совсем что ли.

— Да где я возьму их?

— Не знаю, раздобудь. Попроси у стражи, скажи, что всегда мечтал умереть в перчатках.

— И как это должно помочь?

Мне вдруг пришла в голову мысль, что Охренуэль просто бредит, выдумывая полную чушь. Но ни на бредящего, ни на обезумевшего от страха он не походил.

— Когда скажут, ну все это, про последнюю надежду, ты должен картинно снять перчатки.

— Это как? — прифигевшим голосом спросил я.

— Вот так!

Гунальф вытянул вперед руку, а второй принялся снимать воображаемую перчатку. Он поочередно стянул «перчатку» с каждого пальца, а затем «освободил» ладонь.

— И с другой руки так же, — хмуро добавил он. — Правда, я не уверен, что это сработает, но шансы высоки.

— Может ты объяснишь смысл этого, как вообще оно должно сработать?

— Нет.

На каменном лице эльфа вновь появилось смущение.

— Почему?

— Не-хо-чу!

Только тут я заметил, что весь наш разговор сопровождают чавкающие и всхлипывающие звуки. Я огляделся, но ничего не увидел рядом.

— И еще, — добавил эльф, — не называй меня Охренуэлем, мне это не нравится.

Я хихикнул. Вышло глупо.

— Но и Гунальфом тебя называть нельзя.

Он пристально посмотрел на меня. В его глазах мерцал холодный свет, от которого по коже пошли мурашки.

— Перчатки, это главное!

Он внезапно исчез, а я вновь оказался в камере. Перчатки? Ерунда какая-то. Если Маленкорх в самом деле оказался предателем, это еще не значит, что Охренуэль, ой, его же, видите ли, нельзя теперь так называть, не плод моего воображения. Дождусь стражи и скажу, что пленный орк, вполне сносно болтает по-нашему, и ждет не дождется, когда Маленкорх впустит воинство Тьмы внутрь Бастиона.

Остаток ночи я проспал тревожным, прерывистым сном. Сквозь сон я услышал шаги. Ко мне спускались, неужели пришло время? Сердце заколотилось в груди. Сейчас все зависит от того, смогу ли я убедить начальника караула, что орк может доказать мою невиновность.

Свет чадящего факела. Бледные, безразличные лица. Они приближались ко мне. Проходя мимо камеры орка, тот, что нес факел, посветил туда.

— Эй, что это с ним?

Двое остальных тоже подошли к решетке.

— Открывай! — скомандовал старший.

Послышался звук открывающегося замка, возня.

— Демоны! Да он откусил себе язык!

— И захлебнулся кровью, собака!

— Проклятье! Ладно, оставьте его, доложим позже.

Они покинули камеру Кемраса и подошли к моей.

— Готовься, вот тебе вода, умой рожу.

Один из стражей полил мне воду на руки, и я вымыл лицо. Кемрас мертв! Убил себя, да еще таким жутким способом. Я подставил руки под новую порцию воды и плеснул себе в лицо. Остается только одно:

— Мне нужны перчатки.

— Какие еще перчатки? — удивился старший караула.

— Ну, не знаю, как для верховой езды.

— Ты, что решил проскакать на эшафот, а седло тебе не принести?

Двое других заржали. Ага, смешно.

— У палача спроси, — подал голос один из стражей, — он мозоли о топор точно не натрет.

Снова ржут.

— Это мое последнее желание!

Старший глянул на меня:

— Я может чего не понимаю, но у тебя и первого не было. А последним твоим желанием будет, чтобы палач отсек голову с одного раза.

Вот же засада!

— Мы придем через пару часов.

Стражи удалились, оставив меня в темноте.

Жутко ожидать неминуемой смерти. Вдвойне жутко ждать, имея, пускай и нелепый, шанс на спасение. Шанс, с каждой минутой, превращающийся в мираж. Стражи приходили еще раз, принесли еды и убрали труп орка. Да, вот орк был действительно шансом на спасение. Он мог бы многое рассказать о Маленькорхе, но предпочел не дожидаться душевных разговоров с эльфами. А ведь, казался таким общительным.

Позже явился Глендрик:

— Я решил сам навестить тебя, чтобы ты примирился с неизбежным и вручил душу Священному Свету. Не хочу доверять это кому-то другому.

— Катись к демонам, Глендрик! Хотя нет, стой. Оставь, утешения для других, а мне дай перчатки.

— Перчатки?

— Да-да, перчатки, что такого удивительного? Смертник решил принять свою судьбу в перчатках! Это так странно? Может я всю жизнь мечтал об этом!

— О перчатках? — жрец смотрел на меня как на умалишённого.

Я вздохнул.

— Ты дашь мне перчатки?

— Ну, хорошо, если они тебе так необходимы.

Он извлек из-за пояса пару перчаток и подал мне:

— Ты очень изменился с того момента, как ушел за стену.

— Ничего, скоро это закончится.

Жрец ушел. А через полчаса явилась стража.

— Пора!

Они ничего не сказали, увидев меня в злосчастных перчатках. Прощупали их, на наличие лишних предметов и все. В этот раз не шутили и не смеялись. Когда смерть оказывается совсем рядом, становится не до шуток. Даже если смерть чужая.

Во дворе Бастиона успели сколотить эшафот — деревянный помост, примерно пять на три метра. В центре стояла тяжеленая колода, именно на ней мне предстоит распрощаться с головой. Судя по состоянию ее очень долго использовали для колки дров, не часто тут казнят предателей. Так что, можно сказать, все было по-домашнему.

Палач кстати, тоже не был инфернальным существом в красном колпаке и перчатках по локоть. Какой-то рандомный эльф, то ли ему выпала эта обязанность по жребию, то ли он лучше всех колол дрова. На меня он смотрел спокойно, без злобы, опираясь на рукоять топора. А вот топор был знатный! Его толстая рукоять доставала почти до подбородка палача. Сам топор поблескивал хищным полукругом, в котором отражалось солнце. Погода сегодня стояла чудесная.

Оказавшись на помосте, я огляделся. Четверо судей, без сомнений мои лучшие друзья, сидели на специально отведенных для этого местах. Чтоб им всем провалиться! Эфелита выглядела очень недовольной. И не удивительно, все ее попытки разделаться со мной потерпели крах. Интересно, она будет аплодировать, когда моя голова скатиться вниз?

Маленкорх старался выглядеть бесстрастным, но у него это плохо получалось. Все его лицо лучилось довольством. Настроение у мага было приподнятое. Да и то, ведь такой погожий денек!

Кто был действительно невозмутим, так это Дуэндал. Его костистое лицо замерло, красноватые глаза не выражали ничего. Он находился здесь для проформы. Просто так положено.

Глендрик с любопытством посматривал на меня. Видимо, его очень интересовало зачем мне нужны перчатки. Ох, ну если повезет скоро узнаем. Я ведь тоже не понимаю зачем они мне.

Под помостом стояла толпа. Наверное, несколько сотен эльфов. Многие ранены. Вели себя достаточно тихо, шумели, но не кричали, требуя немедленно предать меня страшным карам. Возле помоста стоял гонг. Меня это удивило. Меня что будут обезглавливать под монотонный набат. Хотя не знаю, какие тут традиции.

Дуэндал кивнул. На помост вкарабкался эльф, развернув бумагу он принялся громко читать. Суть, если коротко, сводилась к следующему. Из-за необдуманных действий Гунальфа Веспара Мая, то есть меня, основанных на личной ненависти к благородному Хальвину Маленкорху, враг чуть было не взял штурмом Бастион и лишь беспримерной храбростью, и многочисленными жертвами, Гарнизону удалось отстоять крепость.

Во как, оказывается меня казнят не за предательство! По-любому, Глендрик постарался. Зачем ему такое пятно на род. Вот и выкрутасы Эфелиты стали понятны, если бы я убежал, то, скорее всего — я предатель. Легче на душе от этого не стало.

— Кто назовет причину, почему мы не можем казнить этого эльфа? — громко закончил чтец.

Вот и пришло время «последней надежды». Вокруг царила тишина. Сотни недружелюбных взглядов уперлись в меня. Никто не назовет причину. Я это понимал. Медленно по толпе прошел ропот.

— Смерть! — выкрикнул кто-то.

— Смерть ему!

— Из-за него погибли все мои братья!

— Казнить его! Казнить!

Мой взгляд заметался по лицам и внезапно натолкнулся на Олету. Она тоже была здесь, стояла в первых рядах. Я сосредоточился на ее лице, не хотелось видеть искаженные ненавистью маски, и поднял руку перед собой. Затем взявшись за указательный палец другой рукой, я принялся стягивать перчатку. Когда перчатка соскользнула с руки, я бросил ее на пол и принялся стягивать другую.

Что же должно случиться? Пусть это уже произойдет! Олета внезапно поменялась в лице, раскраснелась и, нырнув в толпу, исчезла. Ну вот, своей клоунадой я отпугнул ее. Видимо, чувство испанского стыда эльфам тоже не чуждо.

Вторая перчатка упала на пол. Что бы там не задумывал Охр… ай, ладно, настоящий Гунальф Веспар, его план потерпел крах. Эльф, зачитывающий приговор и палач с недоумением смотрели на меня. Ладно, все. Балаган окончен. Пора.

И тут грохнул гонг. Гулкий звук прокатился над толпой, заставив всех замолчать. Возле гонга стояла Олета. Она на негнущихся ногах поднялась на помост. С бледного лица смотрели огромные зеленые глаза, с тем выражением, что бывает у людей, готовящихся сделать нечто, противоречащее всем их принципам.

— Я скажу!

В тишине, ее тихий голос показался оглушительным:

— Мой родственник, Хальвин Маленкорх, задумывал предательство, Гунальф лишь помешал ему!