Бастион. Чувство ранга. Том 1

Глава 15

Первым нарушил молчание Маленкорх:

— Я уверен, эта Элив не сообщит ничего нового, поэтому требую вернуть мне право голоса и давайте уже подведем закономерный итог. Осудить меня у вас все равно не выйдет, это в праве сделать только главы Гильдий.

— Неужели ты подумал, что мы выступаем против тебя? — елейным голосом спросил Глендрик.

— Что ты хочешь узнать от моей родственницы? Предатель мог наплести ей с три короба.

— А был ли смысл Гунальфу врать ей? Я хочу услышать мнение Олеты Элив, все знают, она никогда не лжет. Я хочу во всем разобраться, чтобы тень предательства не легла на род Маев понапрасну.

При словах о предательстве он насмешливо посмотрел на Маленкорха. Тот в свою очередь улыбнувшись уголком губ, хмыкнул:

— Все знают, как ты заботишься о чести рода.

И эти слова удивили меня. Неужели Маленкорх знает о сговоре Глендрика, Дуэндала и Эфелиты? А, если знает, то почему ничего не предпринимает? Он так уверен в своих силах?

Дверь в комнату распахнулась и в комнату вошел страж, которого Дуэндал посылал за Олетой. Сама Оленька вошла следом. С уставшего лица смотрели огромные зеленые глаза. Она обвела взглядом комнату, задержалась на мне. Ее взгляд упал на мои руки, грудь ее заволновалась, но она тут же отвернулась, обратившись с немым вопросом к судьям.

— Олета Элив Рид, выйди вперед, — произнес Дуэндал.

Оленька вышла на середину комнаты, и я получил возможность полюбоваться грациозными изгибами ее тела. Если уж, судьба приговорит меня к смерти, я хочу, чтобы это было последним, что я вспомню, погружаясь в вечную тьму.

— Ты знаешь этого эльфа? — Дуэндал указал на меня.

— Конечно, это Гуналф Веспар, последнее время он состоял в вашей свите, Воитель.

Услышав такой ответ Олеты, Маленкорх негромко рассмеялся.

— Он утверждает, — продолжил Дуэндал, не обращая внимания на смех мага, — что говорил тебе о том, что Хальвин Маленкорх задумал недоброе. Это так?

Олета бросила тревожный взгляд на Маленкорха, затем, через плечо глянула на меня.

— Да, — негромко ответила она.

— Что конкретно он говорил? — подался вперед Глендрик.

— Что мой господин…

Голос девушки прервался. Но справившись с волнением, она, словно ныряя в ледяную воду, выпалила:

— Гунальф говорил, что мой господин задумал предательство!

Глендрик улыбнулся. Но Маленкорх к моему изумлению остался невозмутим.

— Какого рода предательство? — вкрадчиво спросил жрец.

— Он не успел мне рассказать. Я не стала слушать.

Глендрик заметно помрачнел:

— А Гунальф упоминал Симальфа Пелерина в том разговоре?

— Он говорил, что узнал об этом от Пелерина.

— Так, — заулыбался Глендрик, поглядывая сверкающими глазами на Маленкорха.

Жрец явно, что-то задумал.

— Спасибо тебе, Олета Элив, — произнес жрец, и обратился к Дуэндалу и Эфелите. — Хочу обратит ваше внимание, слова Олеты согласуются со словами Гунальфа. И там и там фигурирует Пелерин.

— Но он погиб, — напомнил Дуэндал.

— Весьма прискорбно, — кивнул жрец, — но я хочу предложить одну вещь. Первое — отложить суд над Гунальфом Веспаром и провести дополнительное расследование. Допросить всех рабов и приближенных Пелерина. Если он и наш уважаемый маг замышляли предательство, кто-нибудь из рабов должен что-то знать, или видеть, или подслушать. А также, до выяснения, я хочу отстранить Хальвина Маленкорха от принятия всех решений в Бастионе. Предательство — тяжкое обвинение.

Воцарилась тишина. Я не сомневался, откладывая суд надо мной, Глендрик вовсе не желал помочь мне, в его планы входило желание отстранить мага от власти, хотя бы на время. А там, кто знает. Вдруг, Священный Свет обратит на Маленкорха свой взгляд и одна из черных жемчужин на его шее превратится в прах. Ну и доказательства вины мага, тут Глендрик будет рыть землю носом, выискивая их.

— Я могу защищаться? — слегка ехидный голос Маленкорха нарушил тишину.

— Конечно, — ответил Дуэндал, явно размышляя над предложением Глендрика.

— Скажи мне, Олета Элив из рода Рид, — на упоминание рода маг сделал особый акцент. — Как ты считаешь, чем вызвано желание Гунальфа Веспара рассказать тебе о моем…эммм….моих намерениях?

Все четверо судей уставились на Олету, ожидая ответ. Я почувствовал — вопрос неимоверно важный. Он имеет большое значение для них. И для меня. Что она ответит? Я хотел пресечь предательство, настоящие или мнимое, и тогда, возможно, предложение Глендрика примут. Я останусь жив, пока, а Маленкорх будет под подозрением. Или она скажет то же самое, что и мне, в ту ночь, возле лесного пруда?

Олета выпрямилась, высоко вскинула голову и произнесла:

— Я считаю, Гунальф сказал это из-за неприязни к моему господину, из-за чувства мести и желания очернить Хальвина Маленкорха в моих глазах! Но это все из-за того…

Договорить она не успела. Выкрик Маленкорха прервал ее:

— Вот истинные намерения этого предателя, наша вражда! Ненависть ко мне так его ослепила, что он не раздумывая пожертвовал множеством жизней наших бойцов. А ты, Глендрик, можешь запытать до смерти хоть всех рабов Пелерина, но и слова не услышишь о каком-то заговоре! Верните мне право голоса и закончим этот балаган!

Олете повелели уходить. Покидая комнату, она растерянно посмотрела на меня. Эх, Оленька, твоя правдивость вполне способна привести меня на плаху, да еще с клеймом предателя. Я не злился на нее, она такая, какая есть. Если бы только все могли так же, как Олета говорить правду. К сожалению, ложь правит здесь бал.

Дуэндал потер острый подбородок:

— Вернем право голоса Хальвину и пора закругляться.

— Я не против, — мягко отозвалась Эфелита.

Она всем видом давала понять, когда уже этого червя, меня, то есть, приговорят к смерти? Глендрик с мрачным лицом кивнул:

— Пускай с Хальвином разбираются главы Гильдий. А нам надо вынести решение по Гунальфу.

И тут меня вдруг накрыло чувством полной безнадежности. Я и до этого момента понимал риск расстаться с жизнью, но все же пытался столкнуть судей лбами, заставить спорить, и мне почти удалось отложить приговор. Но теперь, теперь моя судьба полностью в руках, нет, не суда. Судилища! Где приговор уже вынесен, осталось только найти подходящее обоснование для него.

Но нет, просто так я не сдамся! Отбросить от себя обвинения в предательстве, подставив Маленкорха не вышло. Что ж, зайдем, с другой стороны. Сам Маленкорх, возможно, знает о сговоре против него трех остальных. А вот знают ли они о том, что маг посвящен в их планы? Что если, приоткрыв завесу их тайны я смогу смягчить приговор или получить отсрочку? Говорить об этом напрямую, смысла не было. Все сделают вид, что я просто выторговываю свою жизнь. Хотя, это и так было правдой.

— Я требую слова! — выкрикнул я.

Все обернулись ко мне.

— Говори, — настороженно произнес Дуэндал.

— Моя судьба в ваших руках, вы можете объявит меня предателем, приговорить к смерти и вечному позору. Но также можете вынести по-настоящему справедливое решение. Я хочу подтвердить свою преданность всему Анорахаду и Дому Солнечной Короны.

Я вздохнул:

— Той ночью, когда я рассказал о замыслах Маленкорха…

— Господина Маленкорха, — снова поправил меня Дуэндал.

— Да-да, — усмехнулся я. — Так вот, когда Олета Элив ушла, я остался в роще, недалеко от Бастиона. Я бродил там, огорченный ее неверным мнением обо мне…

— Давай, короче, — поторопил меня Маленкорх.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Не отрывая взгляда продолжил:

— Там, я обнаружил нечто странное. В логу, на гранитном островке, посреди болотистой почвы, лежали тела лоталли вперемешку с эльфами. Почти все лоталли — это наши рабы, но один из них — вольный.

Волнение прошло по комнате.

— Я узнал кое-кого из погибших эльфов.

— Довольно! — выкрикнул Глендрик.

Эфелита заерзала на месте. Они явно не хотели, чтобы Маленкорх узнал о том, что эльфы из их свит что-то делают сообща.

— Твои слова не относятся к делу! — громко произнес Дуэндал. — Умолкни! Или я прикажу заткнуть тебе рот кляпом!

Маленкорх сидел молча, погрузившись в раздумья. А я в этот момент ненавидел себя, ненавидел Охренуэля и всех эльфов вместе взятых. Пусть будет проклят мир, в котором отношение к тебе зависит от числа и цвета бусинок на шее. Пусть будет проклят Священный Свет, с непонятным алгоритмом. Будь проклят, Охренуэль, потерявший свой статус. Какое же мерзкое чувство, понимать, что ты просто ничтожество в мире, и лучшее, на что ты годен — это разменная монета в играх более статусных мудаков.

— Уведите его! — крикнул Дуэндал.

Стража схватила меня и поволокла к двери. Надеюсь, мои слова заставят их задуматься. Нельзя просто так растоптать меня. Пока меня будут давить, я постараюсь выделить столько яда, чтобы всем тут с лихвой хватило.

Лязгнул замок. Стража ушла, унося с собой единственный источник света — факел с трепещущим, весело трещащим оранжевым огнём. Факел чадил, дым щипал нос, резал глаза и першел в горле, но как же неуютно оказаться в полной тьме. Гнетущее чувство родилось в груди, сжимая сердце ледяными когтями, словно солнце зашло и уже больше никогда не появится на небосклоне.

Я ударил по решетке и сел на свою лежанку. Глаза потихоньку привыкли к темноте. Вскоре я увидел, как из пары крошечный отверстий под потолком струится слабый свет. Стали проступать очертания камеры, стены и потолок каменного мешка. Прутья решётки, черным частоколом выросли перед лицом.

Глядя на тесную камеру, я уже не считал задумку Глендрика, отложить суд, такой удачной, как мне это показалось во время суда. Находиться здесь, не понятно сколько времени, ждать, надеясь на что? На то, что Эфелита перестанет желать моей смерти? Или в Глендрике восторжествуют родственные чувства?

Я рассмеялся собственным мыслям. Родственные чувства — красивый предлог для борьбы за власть. И сказки для дураков.

— Эй, эльфеныш, чего ты смеёшься?

От неожиданности я подпрыгнул. Но тут же вспомнил, что до того, как меня увели на суд, из соседней камеры доносилось невнятное бормотание.

— Кто ты? — спросил я.

Теперь уже рассмеялся сосед:

— Все в вашей никчемной крепости знают кто я, неужели ты все проспал?

Сосед говорил медленно, тяжело, некоторые слова давались ему с трудом. Эльфийский язык давался ему с трудом.

— Ты из этих, кто за стеной, — догадался я. — Из сил Тьмы?

Он расхохотался так, что казалось сейчас рухнет потолок. Гулкий басовитый смех забился по коридору, ударяясь о стены и потолок, многократно отражаясь гулким эхом.

— А чего не Злодейский союз пожирателей эльфийского мяса? — отсмеявшись произнёс он. — Или Демонические прислужники самого отвратительного зла?

Тут я с ним был согласен. Тьма, слишком уж пафосно и предвзято.

— Так вас здесь называют.

— Здесь?

— У нас, эльфов, — поправился я.

— Чего ещё можно ожидать от надменных эльфишек. Знаешь, как мы называем вас?

— Эльфишки? — усмехнулся я.

— И так тоже, а ещё поработители и угнетатели.

— Кого мы угнали? — пошутил я.

Хотя, он был прав. Сейчас эльфы держали в рабстве целый народ лоталли.

Мой собеседник игры слов не понял.

— Когда-то вы угоняли тысячами все народы. Обращали их в рабство, а на оставшихся налагали тяжкую дань. Кое-кто из ваших, кто лично делал это, все ещё жив.

Это к тому, что эльфы живут очень долго и кто-то из них застал лучшие времена для эльфов, чем сегодняшний день. Интересно, а сколько лет мне. Ладно, этот вопрос не самый важный.

— А у вас рабства нет? — ядовитое спросил я. — Кругом благодать, все свободны и делают, что хотят?

— Нет, — голос его стал серьёзным. — У одних из нас есть зависимые, прикреплены к земле. У других, есть прикреплены к производству. Гоблины, те вовсе зависят от ящеров. Но рабства, когда одно мыслящее существо — вещь другого, такого нет. Это отвратительно природе любого существа, наделенного разумом. Кроме, эльфов, конечно.

Что-то подсказывал мне, что их «зависимым» жилось ничем не лучше эльфийские рабов. Хотя, как знать.

Сверху послышалось шаги. Разгорающийся свет лизнул железные решётки, породив на них блики.

— Стража, — вымолвил мой собеседник, — помолчим, не стоит им знать, что я говорю на вашем языке.

Я услышал, как он укладывается на лежанку, отошёл от решётки и сел на свою.

Вскоре, с лампадой в руках, появился Глендрик. Он не торопился сообщать мне приговор, просто стоял и смотрел.

— Чего таращишься? — не выдержал я.

— Раздумываю, — мягко ответил жрец, — почему ты все еще жив?

— Потому что я Гунальф Веспар, меня не взять так просто, подсылая сборную убийц!

Он улыбнулся:

— Такова необходимость, поддержка Юнифиндов дорого стоит, а тут, всего лишь каприз их главы. Ты должен меня понять.

— Я прекрасно понимаю, что ты и Дуэндал, лживые змеи, готовые предать верных вам эльфов.

— Верных много, а Эфелита Юнифинд — одна.

— Когда-нибудь, вы запутаетесь в собственной паутине.

— Надеюсь, я запутаюсь в ней позже остальных, — Глендрик вздохнул и добавил, — я принес тебе решение суда. Не хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

Я промолчал, стиснув зубы так, что желваки загуляли.

— Смерть, — коротко вымолвил жрец.

На секунду мир завертелся, жгучее чувство несправедливости накатило на меня, да такое, что защипало в носу. Но я овладел собой.

— Другого я от вас и не ожидал.

— Казнь завтра утром, — в голосе Глендрика засквозила печаль. — Я добился от остальных, чтобы это была казнь с последней надеждой. Это все, что я могу для тебя сделать.

Последняя надежда? О чем это он? Да, не важно, слово «казнь» заслонило все вокруг. Ощущение безвыходности холодной змеей заползло в сердце, сжало виски смертельными кольцами. Сердце, молотом застучало в грудь. Одно дело, когда в бою, с оружием в руке, при равных шансах с тем, кто хочет твоей смерти. Где от твоей силы, ловкости и подготовки зависит жить или умереть. И казнь, когда шансов нет. Лишь бездонная пропасть обреченности.

— Мерзавец! — выкрикнул я.

Схватив решетку, я встряхнул ее. Глендрик отступил на шаг.

— Чего ты корчишь здесь заботливого родственника, ты ведь вынес мне приговор вместе с остальными!

Я орал во всю мощь легких. Больше всего мне хотелось схватить жреца и свернуть ему шею, превратить холенное, располневшее лицо в кровавую кашу, а затем пинать бездыханный труп.

— Ты разменял мою жизнь, словно монету!

Силы покинули меня. Я замолчал, задыхаясь от злобы.

Глендрик внезапно шагнул вперед и с силой ткнул пальцем меня в грудь, его голос звучал твердо:

— Как мелкую монету! Когда мы составляли наш план, чтобы ты проник в Гильдию магов, у тебя был седьмой ранг. Но ты проср…потерял его! Профукал, словно глупец! Что нужно было сделать, чтобы Священный Свет выбросил тебя на самое дно, ниже новорожденного младенца, а? Ты прекрасно знаешь, Гун, хочешь играть во взрослые игры, надо соответствовать. А третьего ранга, для этого явно мало.

Он снова ткнул меня в грудь пальцем, небрежно поддел шнурок с жемчужинами и повернувшись двинулся к выходу.

— Надейся на чудо, Гун, — бросил он мне не поворачиваясь, — я буду просить его у Священного Света. И да, задумка с предательством, этого волшебного засранца, была неплоха. Но не повезло.

Он ушел. Тьма вновь ослепила меня. На ощупь я добрался до лежанки и упал ничком.

Какой самый важный день в жизни? Все почему-то уверены, что день рождения. В моем мире, во всяком случае. Человека чествуют в этот день, ежегодно, словно появиться на свет — какая-то неимоверная заслуга. И совсем не помнят о другом важнейшем дне, дне смерти. А ведь именно смерть подводит итог всей жизни. Она показывает, чего ты стоишь. После нее ты уже не сможешь исправит ошибки, переиграть, выйти на новый уровень. Все game over, навсегда!

Но разве кто-то переживает по этому поводу? Все живут, словно у них впереди вечность. И я в том числе. Ну, что я сделал такого запоминающегося в прошлой жизни, в моем мире? Да ничего! Ровным счетом — ни-че-го. Мне нечего вспомнить грандиозного, чтобы на пороге вечности сказать: вот, что я смог!

Здесь, в теле Гунальфа, все куда веселее. Вот только веселье заканчивается быстро. Как же глупо! Не задумываться о смерти, ведь она всегда рядом. Один неосторожный шаг, и она распахнет свои объятия для очередного глупца, возомнившего себя бессмертным. У нее тысячи ликов: война, катастрофа, болезнь, несчастный случай или приговор. И каждый из нас, обязательно узрит один из них.