Бастард рода Неллеров. Книга 7

Глава 8

С плаца мы сразу направляемся в мыльню, тётка Валя там уже нагрела воды. Сегодня наша с Карлом тренировка прошла намного позже обычного, а всё потому, что я позволили себе поспать подольше, накануне завершили дела далеко за полночь.

С пленёнными разбойниками — их оказалось почти четыре десятка — вчера разобрались быстро, их всех загнали в подземелья, в тюремные камеры, благо мест там и на кратно большее количество узников имеется.

Для чего мои предшественники так позаботились? А я знаю? Спрашивал как-то у своих помощников, так те тоже не ведают. Глазами в ответ на мои вопросы только хлопали, да мычали нечто невразумительное. Может в старые времена братья подумывали работорговлей заняться? Ну, как вариант. Другого-то в голову ничего по этому поводу не приходит.

Женщин и детей, кроме жрицы, разумеется, схваченных при разгроме шайки, разместили в предместье. Там восстановили большой овощной склад, работы в нём, правда, не завершены ещё, но крыша и стены есть, вот и хорошо. Натаскали с гостевых конюшен сено, так что, будущим нашим крепостным работникам есть на чём спать, пока мы не определимся, кого из них куда направить.

Вариантов немного — пашни Монастырки и Гутово или виноградники с оливковыми рощами. Остальные места у нас все заняты, и даже с избытком желающих у нас в обители поработать. Особенно это касается мелюзги.

Каждое утро в дополнение к детям нашей обслуги из предместья и деревни приходит и другая ребятня в надежде получить хоть какую-нибудь работу за остатки еды с монашеского стола. Тут вообще повсеместно реальна проблема постоянного голода, большинство людей только и живёт с мечтой наесться досыта, на большее их фантазии уже не хватает.

Чего я на детях зациклился? Ну, во-первых, вчера так и не решили, оставлять ли их захваченных с матерями или распределить по разным участкам работ, а, во-вторых, вижу, как возле нашей коптильни её заведующий брат Яков крутит ухо мальчонке, одетому в длинную до колен холщовую рубаху, рваные портки и босому.

Рядом стоит дородная словно торговка рабыня, главная в хозяйстве Якова по разделке рыбы и мяса. Отъелась на своей работе-то. Кстати, копчёности в Готлинской обители такие же славные, как наши сыры, оливковое масло и вино. Надо отдать должное моим монахам, в чревоугодии они знают толк. Переработка продовольствия в монастыре на достойном, очень достойном уровне.

— Брат Яков! — кричу громко. От бани, к которой мы с Карлом уже подошли, до места экзекуции мальчишки ярдов пятьдесят. — Не оторви ему, смотри. Брату Симону не доставляй лишних забот!

— Так он негодник не убрал мусор, а по углам размёл, господин! — объясняет рабыня своим басистым голосом.

Монах после моих слов парнишку всё же перестал мучить, но посчитал нужным мне сообщить:

— Навоза он кусок получит, ваше преподобие, а не лепёшки! Бездельник!

— Да ладно, брат, — машу рукой. — Покорми уж. И так непонятно, в чём у него душа держится. Тощий. И это, пошли его потом к миледи Сильвии. Та штат слуг себе подбирает. Говорила, ей мальчонка на подхват в лечебнице будет нужен!

Вдруг мальчишке повезёт и выпускница университета сочтёт его для себя полезным? Тут ведь такая жизнь, что для кого-то продать себя в рабство на приемлемых условиях и на длительный срок — это как у нас было в лотерейный билет выиграть.

Мои слова и решение не вызвали у коптильщиков никакого удивления. Все в обители привыкли, что их настоятель не только великий маг и целитель, а и добрый господин. Уж не знаю, хорошо ли это. Макиавелли вон считал, что лучше пусть правителя боятся, чем любят. Любовь людская проходит быстро, страх же изживается очень сложно. Прав тот итальянский мыслитель или не прав, судить не берусь. Своего опыта в управлении пока нажил мало, но я стараюсь.

В бане помывшись с удовольствием полюбовался своим крепким телом, прессом с кубиками, налитыми мышцами. Не эталонный атлет ещё, однако уже близко к тому. В здоровом теле здоровый дух. Вслух такое произносить не следует, слишком близко к ереси, ибо дух даден Создателем независимо от состояния телесной оболочки, так что, некоторые мысли придержу.

Карл вытирает тканью волосы с таким остервенением, будто на что-то злится. А вот брал бы пример со своего сюзерена, стригся коротко, было бы легче и удобней, а то отрастил кудри словно девица на выданье. Ладно хоть не завивает подобно столичным модникам, у него они сами вьются.

— Вчера, — говорит. — видел, как здоровенный куб из бронзы делали. Зачем?

— Любопытный какой. — усмехаюсь и протягиваю руку к вошедшей в предбанник с чистой одеждой Вале за своим исподним. — Это для перегонки. Ну, ты знаешь. А размер необычайно большой, потому что количество вина на переработку увеличим во много-много раз.

Карл тоже взял у банщицы свежее бельё и принялся одеваться вслед за мной.

— У Симона своего перегонного куба что ли нет?

— Это не для лечебницы. — объясняю. — Это будем делать новый продукт. Для питья.

— Что⁈ — изумляется милорд Монский, от удивления даже попав ногой не в ту штанину исподнего. — Ты собираешься делать пойло для быдла? — он смешно запрыгал на одной ноге и, чтобы не упасть, сел на скамью.

— Нет. — не могу сдержать улыбки, наблюдая за неуклюжестью друга. — Неллеряк — так станет называться напиток, по названию нашей провинции и рода — будет совсем иным. Только, попробуешь ты его года через три, не раньше. Мне тут ночью приснилось, как можно сделать изумительный продукт. Мы после перегонки разбавим полученное намного меньше, чем смешивают с водой сейчас. А затем зальём в дубовые бочки и будем в них выдерживать несколько лет. Уверен, всем понравится.

Ага, мне бы ещё придумать спиртометр, чтобы определять нужную пропорцию чачи и воды. Термометр-то я уже придумал, хотя сделать его у мастеров брата Георга ещё, что называется, руки не дошли. Надеюсь и с этим получится. К тому же, сбор первого урожая винограда у нас через три месяца, время терпит. Ну, а нет, так буду на вкус пробовать. Не сопьюсь поди, лечебная магия поможет, алкоголизм тоже ей подвластен.

— Ох, и выдумщик же ты, Степ. — приятель наконец-то победил подштанники и шёлковую безрукавку, может теперь себе позволить ткани доступные только богатым аристократам, ростовщикам и крупным торговцам. — Впрочем, все твои предыдущие идеи, вроде бы казавшиеся, ну, прости, почти безумными, потом оказывались восхитительными. Даже твои котята, я всё думал, ты же не ребёнок уже, чтобы играться с иноземными зверьками, а вот поди ж ты, и тут здорово придумал. Забыл, как мыши по углам шуршат. Знаешь, впервые вижу, что по крови рода передаётся не только магия, но и мудрость. Степ, ты мудр. Нет правда. Чего смеёшься?

— Быть льстецом тебе не следует, Карл. — я действительно смеюсь. — Однако у тебя здорово получается. О карьере придворного не задумывался? Ладно, шучу. Пойдём. Меня ещё философские труды ждут.

Не вру. Не стал я откладывать в долгий ящик свои мысли об издании и переписке в большом количестве экземпляров своей фундаментальной работы «Размышления милорда Степа Неллерского, настоятеля Готлинской обители, о сути данного нам Создателем бытия в иносказаниях, практических примерах и моральных наставлениях».

Сергий уже всё приготовил, на столе в моём кабинете стопка листов, полная чернильница и пучок остро наточенных гусиных перьев. Мурзика я с кресла сбросил, ишь, повадился хвостатый дружок повсюду занимать моё место, тут, в кровати и даже на стуле в столовой. Подсидеть хочешь? Пока не выйдет. Если же придётся уехать, то в моём кресле окажется другая задница, не твоя, но, уверен, кого-то из нашего же рода. Зря что ли моя прекрасная мачеха Гутово и виноградник монастырю подарила? Нет, здесь теперь всегда будет наш человек. Что называется, костьми ляжем, а обитель больше из цепких лап Неллеров не выпустим.

Итак. Берём листок и перо. Окунаем кончик в чернила. Пишем. Создатель послал вороне кусочек сыра. На ель ворона взобралась, позавтракать уж было собралась. Жанр басни в Паргее не известен, во всяком случае, на нашем материке, а стихи существуют лишь в песенном варианте. Что ж, кому-то нужно быть первым. Почему я не должен стать здешним Вергилием или Байроном, Пушкиным или Блоком? Не вижу оснований себе отказывать. Но сначала стану Эзопом и Крыловым в одном. Труд-то я собираюсь писать философский, с жанрами тут не густо. Приключения исключаю, в этом мире я ничего не видел, а рассказывать о своём настоящем прошлом, разумеется, не буду.

А о чём буду? Ну, с иносказаниями-баснями всё понятно. Начал с вороны и лисы, потому что Карл своей лестью к этому подтолкнул. Тут и мораль сразу проявится. Насчёт прямоугольной системы координат Рене Декарта, я уже решил, тоже напишу. Три закона механики Исаака Ньютона само собой. Постулаты Евклида и теоремы Пифагора здесь открытиями не станут, тригонометрию продвигать слишком рано — этим пусть потомки занимаются, как и законами термодинамики или электричества. Зато оптику пора, мой друг, пора продвигать. Вслед за подзорными трубами и бинокли, глядишь, придумаю.

Что ещё? Философия всяко нужна, новая. Ницше или Фейербаха с его человек есть то, что он ест, к чертям собачьим. Тогда, может, Гегелевскую диалектику? Пожалуй. Не помешают ни закон отрицания отрицания, ни перехода количественных изменений в качественные, ни единство и борьба противоположностей.

Ещё бы теорию Дарвина тут сформулировать, да, боюсь, рано. Заточит меня добрая матерь-церковь за неё куда-нибудь в глубокие подземелья, или сошлют к чёрту на кулички.

Смотрю на две написанные мною строки басни. Вот так всегда у меня в прошлой жизни было. Только соберусь о чём-то поведать, как мысли сразу начинают цепляться за всё подряд. А ведь нельзя объять необъятное. Точно, это тоже запишу сейчас. Глубокая мысль.

Придумал. Чтобы не забыть ничего и не потерять нить своих рассуждений, буду сразу записывать. На разных листках. Если каждый день выделять хотя бы час-два на свои философские занятия, то за несколько лет смогу издать свою нетленку. Жаль, нет прописных букв, из-за этого процесс сильно затянется. Ага, ещё об отсутствии ноутбука пожалей, Степан Николаевич.

Час-два? У меня не получилось заниматься научным творчеством и получаса.

— Прекратите, дряни! — в сердцах призываю котят.

В распахнутое окно влетел воробей, и мои до этого спавшие на диване пушистые приятели решили вновь вернуться к охоте.

— Что случилось, господин? — на мой окрик в кабинет заглянула Ангелина.

— Что случилось? Ты летучих мышей видела? Видела? Ну вот теперь полюбуйся на летучих котят. Посмотри, что творят негодники такие!

А те реально устроили полный переполох, используя для прыжков на большую высоту и мебель, и портьеры, и даже подаренный тётей Никой дорогой гобелен, оставив на нём следы своих когтей. Птичку не поймали, та вылетела обратно в окно и лишь после этого Мурзик с Котькой позволили себе угомониться. Ангелина позвала обоих есть, чтобы они меня не отвлекали, но оказалось уже поздно, творческий порыв у меня угас и я решил не откладывать неприятную миссию допроса жрицы.

Всё же при желании я могу быть полным болваном. Вот зачем я пленил ту девицу? Ведь понятно же, что язычников мне надлежит допрашивать лично, должность у меня такая. И что теперь? А теперь придурку надлежит присутствовать при том, как молодой женщине будут ломать или дробить кости, рвать ногти, прижигать калёным железом кожу, сжимать металлическим обручем череп, бить кнутом и использовать прочие садистские методы.

Да, мне уже, увы, не раз пришлось присутствовать на допросах, но, во-первых, тогда пыткам подвергались реально виновные в преступлениях мужчины, причём, преступлениях не только еретических, но и связанных с причинением смертельного ущерба другим людям, а, во-вторых, чувствовал я себя после этого, будто в выгребной яме побывал, и душой, и телом.

Чем я думал, когда использовал плетение сковывания, не убив жрицу и не дав ей уйти через болото? Чем-чем, явно не головой, задницей. Мои проблемы ведь допросом не закончатся. Я же тут ещё и высший судья без какой-либо возможности обжаловать мои приговоры. Нет, понятно, потом-то в ордене и епископстве узнают, если вдруг что-то неправильное назначу, только кто мне против скажет? Николай Гиверский, обязанный мне сохранением своего рода? Родной дядюшка Рональд? Даже не смешно. В общем, вся ответственность за приговоры на мне, и юридическая и моральная.

Хорошо, если захваченная девка окажется просто мошенницей, богохульно демонстрировавшей языческие ритуалы. Тогда её просто повешу, высоко и коротко, а если действительно культистка, то тут так легко не отделается, придётся приговаривать к сожжению или сдиранию кожи. Жуть. А ведь скорее всего осуществится второй вариант — лейтенант Герберт в атаманском шалаше, где и жрица жила, целый арсенал предметов языческих культов нашёл, причём, древних. Я их уже в наши запасники прибрал. Когда всё уляжется, полюбуюсь стариной, типа местной античностью.

Ох, жизнь моя не так уж и проста. Наверное, так и должно быть. Не всё же коту масленица, и вечно в шоколаде ходить не получится.

На крыльце главного здания натыкаюсь на опять вернувшегося из объезда владений наставника Макса. Лейтенант как будто бы решил стать моим личным почтальоном. Вчера он мне письмо от брата доставил, а сейчас от сестры Агнии. Подумав, что в свитке может быть что-то срочное, отправляю Сергия вперёд, а сам задерживаюсь.

— Не дадут тебе гонцы спокойно провести патрулирование, да, брат Макс? — забираю у него тубус и снимаю восковые печати. — Опять у тракта встретил?

— Ну, а где ещё-то? — усмехается наставник. — Посланник полковника везёт письмо герцогине, а заодно и вам прихватил весточку. Кстати, есть ещё одна новость, на этот раз уже из Готлина, с нашего подворья. Прибыли два десятка братьев-наказующих, остановились там у брата Виктора. Сюда пока не приедут, к ним вскоре должны подойти три сотни наёмников с осадными орудиями для штурма замка Корманс. Просят разрешить им встать лагерем в наших владениях с девятнадцатого числа.

С девятнадцатого? Да сколько угодно. Меня к тому времени уже не будет, поеду на свадьбу Юлианы и Андрэ. Вот и отлично. Хоть одна неприятная лично мне миссия пройдёт в моё отсутствие. Можно считать, хоть в этом подфартило.

— Мы же не можем отказать нашим братьям по служению Создателю. — помахиваю перед собой свитком. — Конечно, пусть приезжают. Братьев расселим по нашим гостиницам, а наёмников… — замолкаю и смотрю не наставника.

— Лучше всего у поворота после Монастырки. — советует тот. — Там старая грабовая роща, им проблем с сухими дровами не будет. Рядом речка и выпас для коней и скота.

— Значит, организуй им постой у поворота после Монастырки у грабовой рощи. — принимаю решение и наконец приступаю к чтению письма любимой сестрицы.

Оно оказалось коротким. Маркиза предлагает дождаться её и ехать в Неллер уже вместе. Собственно, я на это и рассчитывал, могла бы и не сообщать. Хотя нет, тут у неё дата приезда в обитель написана — примерно семнадцатого числа. Что ж, я как тот пионер всегда готов. Путешествовать же с красавицей Агнией, так вдвойне готов. А уж как готов мой вассал милорд Монский, ни в сказке сказать, ни пером описать. Этими мыслями о Карле и маркизе подбадриваю себе перед предстоящими в подземелье неприятными событиями.

На входе у лестницы, ведущей вниз, меня встречает брат Никита, главный тюремщик. Довольный будто самого Наместника перед собой видит. И понятно, я в его хозяйстве редкий гость.

— Преднастоятель, брат Алекс и брат Валерий уже внизу. — сообщает он, освещая мне путь факелом, направляясь впереди меня в подземелье.

Я активирую световой камень. Магу такой мощи невместно ходить, нюхая копоть алхимической пропитки горящей ткани. Тюремщик быстро всё понял и загасил свой светляк в бочке воды у входа на первый ярус, нам с Никитой идти ниже, до самого конца лестницы.

Дошли, и тут я чуть не задохнулся, хотя вроде бы уже должен привыкнуть к этой немыслимой какофонии запахов крови, смрада человеческих испражнений, дыма факелов, жжёной плоти и прочего, что за века впитали в себя эти мрачные почерневшие стены.

Ну, а кому-то и нравится. Казначей и старик-библиотекарь входят в состав церковного трибунала Готлинского графства, а вот баронет Михаил является его членом только в моё отсутствие. Спрашивается, чего сейчас припёрся? Ответ понятен, ему нравится смотреть на пытки.

Это ему в вину не поставишь. В Паргее все люди-человеки такие. Даже Степ мой с самого раннего детства со своими дружками и подружками ни одной казни старался не пропустить, а расправы над преступниками тут гуманностью не отличаются.

— Его преподобие. — первым моё появление в пыточной увидел Сергий.

Все находившиеся в большом сводчатом каземате вежливо встали, ну, кроме повисшей на дыбе с вывернутыми позади руками обнажённой молодой женщины и двух подручных брата Никиты, те и так стояли. У секретаря свой столик сбоку, на котором Сергий уже разложил письменные принадлежности, у трибунала свой — длинный как верстак в гараже.

— Вы опаздываете, ваше преподобие. — улыбнулся преднастоятель.

Не понял, это ты меня так подначиваешь что ли? Зря. Может и вправду избавиться от него насовсем? Мне ведь достаточно только намекнуть Эрику. Мой наёмный убийца, то есть, лейтенант герцогской гвардии ведь понимает намёки ничуть не хуже, чем тот виконт Виктор мутные слова короля Эдгара. Нет, пусть живёт. Хоть и козёл, но реально пахарь. Самые неприятные с моей точки зрения обязанности тащит, что тот вол плуг.

— Я никогда не опаздываю, брат, — возвращаю улыбку. — А вот задержаться да, всегда могу. Сам должен понимать, сколько у меня дел и хлопот. Эх, дорогой преднастоятель Михаил, мне бы твои заботы. Но ты иди отсюда, сегодня мы здесь в тебе уже не нуждаемся.

С удовольствием наблюдаю за выражением лица баронета. Как у ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку. Разумеется, возражать он не посмел. Пусть бы только попробовал при таком-то количестве свидетелей. Я ведь и его могу наказывать своей властью, ну, там, в келье закрыть для молитв, или назначить поститься.

— Приступать? — спросил брат Никита, когда мы заняли свои места.

— Мать Луна вас всех покарает! — вдруг подняла искажённое ненавистью, надо сказать, весьма симпатичное лицо жрица, да и фигурка у неё, что надо. Жаль, честное слово, жаль, но придётся эти дары Создателя основательно изувечить, раз не смогла распорядиться ими должным образом. — Всех! Всех!

Ух, какую мы большую рыбу оказывается поймали, нажористую. Реально ведь, похоже, служит культу Луны, одному из самых кровавых в истории Итерики, с человеческими и даже детскими жертвоприношениями. Впрочем, откуда я об этом знаю? Алексей Проповедник описал в своём «Обращении к магам культов», а наши церковные летописцы ещё те выдумщики. Читая некоторые их описания, ловил себя на мысли, что каждый из этих первых последователей Создателя имел фантазии побольше, чем у десятка авторов фэнтези в моём мире.

Стараюсь не показать, как тяжело мне даются слова.

— Приступайте к допросу. — говорю негромко.