Башни Латераны 3

Глава 8

Это старое корыто называлось «Гордость Тарга»! Чего Лео никак не мог понять, так это навязчивое желание «поплавков» называть свои посудины витиеватыми и изысканными названиями, как будто они не контрабанду через Челюсть таскают, а на светском балу комплиментами обмениваются.

«Гордость Тарга» снаружи представляла из себя старую посудину, которой самое место на дне морском, а не в открытых водах. Изнутри — всё та же старая посудина, только вдобавок тесная, скрипучая и провонявшая насквозь. Запах въелся в каждую доску, в каждый канат, в каждую щель между досками палубы — густой, многослойный, неистребимый. Пахло просмолённым деревом и дёгтем, которым конопатили щели. Пахло солью и гниющими водорослями, что налипли на днище ниже ватерлинии. Пахло прогорклым жиром из камбуза, где кок — беззубый старик с вечно красными глазами — варил что-то мутное в закопчённом котле. Пахло потом дюжины мужчин, которые спали вповалку в кубрике, и мочой из деревянной бадьи, что служила гальюном для тех, кому лень было свешиваться за борт. И в те редкие моменты, когда ветер затихал можно было лишь надеяться на то, что Триада отобьет у грешников, вынужденных путешествовать на «Гордости Тарга» чувство обоняние раз и навсегда.

Лео лежал в крошечной каюте на корме, вернее даже не лежал, а висел, втиснутый между переборкой и, храпящим Альвизе — тот вчера изрядно принял на грудь, прогнав тоску двумя бутылками красного вина. Каюта, пожалуй, слишком громкое слово для чулана размером с собачью конуру. Четыре койки-гамака в два яруса, сундук для вещей, который одновременно служил столом, и крошечное окошко-иллюминатор, затянутое мутным бычьим пузырём вместо стекла. Сквозь него сочился серый утренний свет, и Лео видел, как за окном покачивается горизонт — вверх-вниз, вверх-вниз, в такт волнам. Верхние гамаки пустовали, значит Беатриче так и не ложилась спать, у нее было до смешного острое обоняние, говорят такое помогало ей отслеживать врагов и обнаруживать засады, даже в полной темноте и тишине. Но сейчас это же чувство обернулось против нее, Лео видел, что она так и не спустилась вниз.

Он подумал о том, что за те деньги, которые им платят, можно было бы потерпеть и не такое, подумаешь воняет. Тарг всегда был торговым городом на морском берегу, а в портовых кварталах всегда воняло пропавшей рыбой и… лучше даже не знать, чем еще.

А всего от щедрот святошей со странным грузом он уже получил двадцать пять золотых… и это без учета трофеев, снятых с псов Инквизиции в Катакомбах. И Беатриче тоже получила столько же… и была вынуждена терпеть.

Он поднялся, вылез из гамака, чувствуя, как болит спина, все же не сумел натянуть веревки как положено вечером, а ведь Альвизе вчера все уши ему прожужжал что «если не натянул как следует — будешь спать скрюченным, с утра — будет ныть спина». Он потянулся, стараясь не разбудить Альвизе и не доставить ему удовольствия лицезреть свидетельства его правоты. Действительно, если никогда не натягивал гамак с вечера — с первого раза не натянешь. Ладно, подумал он, все равно осталось полдня, и они подойдут к выходу из Челюсти, а там их высадят на мыс… и оттуда есть нормальная дорога, можно с оказией доехать домой в Тарг, деньги в кармане есть, можно даже карету нанять. Поехать с комфортом.

Он осторожно надел пояс с кинжалом и выбрался на палубу.

Утро было пасмурным — небо затянуто низкими облаками, солёный ветер бил в лицо, заставляя щуриться. Паруса «Гордости» — латаные, выцветшие до грязно-серого цвета — были надуты попутным ветром. Корабль шёл ходко, рассекая носом невысокие волны, и за кормой тянулся белый пенный след.

Команда уже была на ногах. Матросы сновали по палубе, проверяя снасти, подтягивая канаты, драя швабрами доски. Работали молча, без обычных для моряков шуток и перебранок. Лео заметил, как двое у грот-мачты переглянулись, когда он прошёл мимо, — быстро, воровато, и тут же отвели взгляды.

Нервничают, понял он. Вся команда на взводе. Вообще-то «поплавки» Тарга — ребята не из робких, они ходят в любую погоду, не боятся ни бога, ни черта, всегда готовы к встрече с красными мундирами гвардии герцога и голубыми штандартами морских пехотинцев королевства. И если встреча с первыми обычно оканчивалась взяткой и скрипом зубов от потери груза, то встреча с Королевской Береговой Охраной вполне могла закончиться и танцем «Веселого Вилли» в веревочной петле на рее грот-мачты. Береговая Охрана не подчинялась Серому Ворону, как называли в Тарге ленного владыку города, герцога де Вальмера, она подчинялась напрямую Короне, а в период, когда страна была расколота войной между двумя претендентами на трон — не подчинялась вообще никому, кроме самого Бернадо Коста, капитана Охраны по прозвищу «Бешеный Берни» или просто «Крюк». Бешеный Берни ненавидел контрабандистов, считал уничтожение их своим персональным долгом и если мог привести в исполнение Указ Старого Короля о «пресечении беспошлинной торговли путем контрабанды» — то не мешкал лишний раз.

Злые языки, впрочем, поговаривали что Бешеный Берни лютует так не только потому, что он исполняет Указ и даже не потому, что в свое время именно Янис Контрабандист сдал его Короне, и палачи Старого Короля обезглавили всю его команду, предоставив Бернардо нехитрый выбор между топором палача и службой на благо страны. Говорили, что все дело в том, что Бешеный Берни сам использовал корабли Береговой Охраны чтобы доставлять контрабанду в Тарг и лишних конкурентов рассматривал как тех, кто ворует прямо у него из кармана. Так что вздергивая «поплавков» на рее в исполнение Указа Бернардо Коста по прозвищу «Крюк» и «Бешеный Берни» — не только исполнял свой долг и тешил душу местью, но и преследовал собственную финансовую выгоду.

И «Бешеный Берни», и красные мундиры гвардии Серого Ворона и акулы за бортом — все это было лишь малой частью опасностей, что преследовали «поплавков» Тарга. Если увидеть корабль Береговой Охраны заранее — почти всегда можно было успеть избавиться от груза, да, черт возьми, потери, затраты… но все равно лучше, чем на рее болтаться. Красные мундиры Серого Ворона — это уже опасность, грозящая на суше, тоже потери, тоже затраты… эти опасности хоть и явные, но все же «поплавки» могли хоть как-то попытаться предотвратить их. А вот яростные шторма в сезон дождей, волны высотой с башню доброго замка, водовороты, неожиданно появляющиеся на гладкой поверхности моря и утягивающие вниз даже большие корабли… вот это и была настоящая опасность. И ведь «поплавки» всегда ходили в такую погоду и такими маршрутами, где эти опасности были наиболее вероятны… это если у тебя все в порядке с грузом и пассажирами, тогда ты можешь плыть безопасным маршрутом, а если ты «поплавок», то у тебя впереди самый опасный путь. В ночь, в дождь, в шторм…

И эти люди, просоленные морем, дубленные ветром — прятали свои глаза. Репутация Альвизе и «Ослепительной» Беатриче — опережала их… а все то дело о монастырском вине. Как на его взгляд, все конечно же преувеличили, но спорить с людской молвой бесполезно. Наоборот, будешь отрицать — убедятся в обратном. С другой стороны, та же Беатриче и в самом деле была пугающей со своим бзиком глаза вырезать… все-таки что-то ненормальное в этом есть…

Он нашел взглядом неподвижную фигуру дейны Гримани, она стояла на корме, сложив руки на груди и глядя вдаль. «Поплавки» ускоряли шаг, проходя мимо нее, старались не задерживаться рядом, хотя с размерами посудины это было затруднительно.

— Хэй. — сказал он, вставая рядом. Обычно бы он мимо прошел, но на «Гордости» они втроем были сами по себе, команда явно избегала общения, а монахи — спрятались в трюме со своим драгоценным грузом.

— Штилл. — проронила Беатриче, не оборачиваясь: — выспался?

— Выспишься тут. Терпеть не могу море. И корабли. — отзывается Лео.

— Ты ж в первый раз на море.

— Этого достаточно. — говорит он. Наступает тишина. Они молча смотрят за корму, туда, где исчез Город-Перекресток.

— Ты «поплавков» пугаешь. — говорит он: — стоишь тут как статуя. Они, наверное, думают, что ты проклинаешь кого…

— Ветер в корму дует. — отвечает она: — я уже привыкла к этой вони, но все равно так легче.

— Так ты тут стоишь, потому что…

— Заткнись, Штилл. — роняет Беатриче: — не вздумай трепаться. У меня тут репутация. Зловещая и пугающая репутация. Если тебе на свою все равно, то мне нет. Я — безжалостная убийца, скрывающаяся в каждой тени у тебя за спиной, не надо мне образ разрушать.

— Зачем тебе образ? Ты и так достаточно страшная и вполне себе долбанутая. Ты у трупов глаза вырезаешь и в баночку складываешь. Как можно после такого репутацию испортить? Она у тебя и так хуже некуда. — говорит Лео и зевает: — все-таки не выспался. Как в этих гамаках можно спать вообще?

— Не складываю я их в баночки, что ты за бред несешь. — Беатриче оборачивается к нему: — я что, совсем что ли? Зачем мне глаза в баночках держать⁈ Это какой нужно долбанутой быть чтобы так поступать?

— Честно говоря я думал, что ты как раз такая. — признается Лео: — мы тут с Альвизе поспорили зачем ты глаза вырезаешь. Я сказал, что ты их в банках солишь. Или маринуешь.

— Чего⁈ Зачем?

— Откуда я знаю, ты же странная.

— … ты… — Беатриче отворачивается: — если кто тут и псих, так это ты, Штилл. Со мной все в порядке. И знаешь что? Иди-ка ты в жопу.

— О. А ты в настроении с утра…

— И позови капитана этой посудины оттуда. — Беатриче прищуривается: — это же парус на горизонте?

— Где? — Лео прищуривается и приставляет ладонь ко лбу: — точно парус? Ничего не вижу.

— Ты слепой крот. Слепой, глухой и с отшибленным чувством обоняния. Как ты выживаешь до сих пор — ума не приложу. — говорит Беатриче: — вон, видишь? И знак Триады на весь парус.

— Капитан! — крикнул Лео, обернувшись: — есть кто с подзорной трубой? Или заклинанием дальновиденья?

— Чего там? — капитан «Гордости» — жилистый мужик с обветренным лицом и шрамом через всю левую щёку — подошёл к ним, на ходу вытирая руки о засаленную тряпку. За ним ковылял штурман, низенький толстяк с бритой головой и серьгой в ухе — Лео ещё вчера заметил, что тот носит на шее амулет Гильдии Навигаторов, а значит магией владеет.

— Чего орёшь? — буркнул капитан, щурясь в указанном направлении, но встав на приличном удалении от Беатриче: — парус? Где?

— На корме, за горизонтом почти, — сказала Беатриче: — Я вижу черное пятно и что-то, похожее на знак Триады.

— Дейна Гримани… — вздохнул капитан: — извините, но там почти пять морских миль. Вы владеете магией дальновиденья?

— У нее зрение очень острое. — говорит Лео: — и слух тоже. Я бы у нее за спиной шептаться не стал. Интересно… — он задумывается: — может быть ты потому глаза выковыриваешь? Чтобы твое зрение стало острее? Ты их все-таки ешь⁈

— Конечно. С солью и острым соусом. Если скажем там с овощами и под красное вино — самое то.

Капитан только головой покачал, но спорить не стал. Кивнул штурману:

— Гюнтер. Глянь.

Толстяк вздохнул, пробормотал что-то про «и без того пустой резерв», но послушно полез за пазуху и вытащил оттуда небольшой кристалл на кожаном шнурке — мутный, желтоватый, с трещиной посередине. Дешёвый фокусирующий камень, какие продают на рынках по серебряному за штуку. Лео видел такие у деревенских знахарок и бродячих фокусников.

Гюнтер поднёс кристалл к глазу, забормотал что-то на старом языке — слова сливались в монотонный речитатив, и Лео почувствовал лёгкое покалывание в затылке, какое всегда бывает рядом с работающей магией. Кристалл засветился тусклым жёлтым светом.

— Ну? — нетерпеливо спросил капитан.

Штурман убрал фокусирующий камень и взглянул на Беатриче по-другому.

— Гюнтер!

— Дейна права. — сказал он нехотя: — Трёхмачтовик. Идёт на всех парусах, курс — прямо на нас. Главный парус чёрный… нет, не чёрный… тёмно-красный.

— Кто? Береговая Охрана? Купцы? Гильдия?

— Белый треугольник. Глаз посередине. Инквизиция. — Гюнтер потер кристалл: — Я узнаю эти паруса. Корабль Священного Трибунала, капитан. «Молот Веры», если я не ошибаюсь. Или один из его близнецов. «Щит Триады» или «Карающая Длань».

На палубе стало очень тихо. Даже ветер, казалось, притих.

— Ты уверен? — спросил капитан севшим голосом.

— У меня брата эти сожгли, — сказал Гюнтер. — Прямо на палубе, вместе с кораблём. За «пособничество еретикам», во время осады Триполиса. Он им соль вёз. Обычную соль. Я этот парус во сне вижу, капитан. Каждую треклятую ночь.

Лео переглянулся с Беатриче. Та едва заметно кивнула — мол, «я же говорила».

— Как быстро они нас догонят? — спросила она.

Гюнтер снова поднял кристалл, пошевелил губами, что-то высчитывая.

— При таком ветре… часа четыре. Может, пять, если ветер переменится. Они идут быстро, слишком быстро для такой посудины. — Он нервно облизнул губы. — У них маг на борту. Хороший маг. Ветер им в паруса гонит.

— А я говорила, что не стоило с Инквизицией связываться. — пробормотала Беатриче: — особенно с этими фальшивыми монахами…

— С фальшивыми? — капитан обернулся: — дейна Гримани! Не могли бы вы… поделиться своими соображениями?

— Чего там делиться. — Беатриче не сводя взгляда с горизонта достает из кармашка на кожаной перевязи один из своих метательных ножей и проворачивает его между пальцев: — вон у Ножа спросите, он знает.

— Дейн Штилл? — капитан повернулся к нему. Лео вздохнул.

— Знаки Триады. — объясняет он: — слишком яркие, новенькие совсем, не потертые. Монастырские свои знаки не меняют, всю жизнь с ними ходят, какой тебе выдали, с таким и помрешь. Это у них как особый шик — когда медь, потертая так, что изображения не видно. Они же когда молятся — прикасаются к знаку. То, что высеченные словеса на меди стерлись совсем означает что посвященный давно в Ордене. А у нашего старшего святоши знак как бы не новее чем у его бугаев. И… ну по мелочам, мясо он ест, а вчера пост был, день Святого Августина Безкостного. На большом пальце мозоль сбоку… такая от пользования мечом с кольцом бывает, монахи порой берут в руки оружие, но все такое, чтобы крови не пускать, палицы там или булавы… я как-то раз одного с удавкой видел. Но чтобы мечом махать… — он отрицательно качает головой: — хотя какая нам разница… была.

— До того, как этот парус на горизонте появился — никакой. — кивает капитан, соглашаясь с ним: — но теперь, когда выяснилось, что Инквизиция по их душу целый корабль отправила…

— Надо паруса обрасопить, капитан. — говорит штурман: — под углом ходче пойдем. Может выиграем часок-другой. Глядишь маг у них выдохнется, а мы…

— Сам-то в это веришь? — хмурится капитан: — на таких кораблях может несколько магов быть. Кроме того, с последней чистки уже год прошел, у нас днище ракушками обросло, не вытянем. Дейна Гримани, дейн Штилл, насколько вы своему контракту верны? У вас же написано «доставить груз», верно? Будете святош защищать? Они вас обманули.

— Извини, старина. Контракт есть контракт. — качает головой Лео, сразу понявший к чему клонит старый морской волк. Сдать святош и груз Инквизиторам, вымолить себе прощение. Но ни у него, ни у Беатриче с Альвизе такой возможности нет, сдаться в руки Инквизиторам после того, как они в Катакомбах целого Квестора с его людьми убили — это подписать себе смертный приговор с предварительными пытками.

— Нельзя им сдаваться, капитан. — говорит штурман: — никого не отпустят. Я же говорю, брат просто соль вез…

— Демоны вас забери. — вздыхает капитан и поворачивается к Лео с Беатриче: — дейна Беатриче, дейн Штилл, я надеюсь, что ваша репутация заслуженна и правдива. Потому что через четыре часа нас возьмут на абордаж.

— Абордаж⁈ Прекрасно! — на палубе появляется Альвизе, в одной руке он держит початую бутыль с вином: — Беа! Штилл! А вы не хотели плыть!

— Позови-ка мне этих «монахов» из трюма, — говорит капитан своему помощнику: — интересно что он на это скажет…