Башни Латераны 3

Глава 7

Глава 7

— Посмотри. Ничего не замечаешь? — спрашивает Альвизе, подсвечивая себе жестяным светильником: — на печати внимательнее смотри.

— Печати как печати. — пожимает плечами Лео: — что с ними?

— Иногда я поражаюсь с какими невежественными людьми меня судьба сталкивает. — говорит Альвизе: — сургуч срезали. Вот тут, видишь? Раскаленной проволокой или тонким и острым ножом. Аккуратно срезали, тут сноровка нужна. Печати святоши поставили, а вот так сургуч срезать чтобы не видно было с первого взгляда… это у нас кто-то из Змеев постарался. Понятно теперь… — он выпрямляется и бросает взгляд на провожатую с татуировками змеиной чешуи по всему телу, что старается стать как можно более незаметной.

— Понятно, чего уж тут. — говорит Лео: — значит старый Чинатра сперва взялся за сопровождение груза, а потом — вскрыл печати и засунул туда свой любопытный нос. Увидел что-то… и решил не связываться. От греха подальше выкинул груз в Катакомбы. Остается только вопрос — что именно увидел Старый Змей? Что его так напугало?

— Я бы посоветовала ящик обратно спустить и деньги святошам вернуть, но вы все равно не послушаете. — говорит Беатриче, подходя ближе и наклоняясь над печатями: — да и самой уже любопытно стало. Давайте посмотрим.

— А печати как же? — поднимает бровь Альвизе.

— Скажем что уже вскрытые были. — отвечает Лео: — нам опечатанный груз не сдавали, с нас взятки гладки. По-моему, никакого указания «чтобы печати были целые» святоши нам не дали. — он пожимает плечами: — мы его так и нашли. Уже без печатей. — он достает нож и прежде, чем Альвизе успевает открыть рот — сковыривает сургуч.

— Правильно. — кивает Беатриче: — по крайней мере знать будем в чем тут дело, а не гадать. — она оглядывается назад: — эй, Одноглазая Белла, а ну подойди сюда…

— Д-да, дейна Гримани… — девушка с татуировками змеиной чешуи на теле — нерешительно подходит ближе.

— Открывай ящик. — командует Беатриче и между пальцами у нее мелькает серебристая рыбка ее метательного ножа: — а то и правда Одноглазой станешь…

— Но… — девушка колеблется: — меня правда искать будут, благородные дейны! Я не стою того, чтобы на пустом месте войну, между нами, затевать… я просто одна из граций Великого Чинатры и не более!

— Бла-бла-бла… открывай давай… — Беатриче перехватывает нож двумя пальцами и вскидывает руку: — а то что-то слишком разговорчивая стала, змеиная потаскушка…

— Да не бойся ты, — говорит Альвизе, отступая назад: — никого из ваших эта штуковина не убила… пока. Значит и ты в живых останешься и…

Лео же молча просунул кончик лезвия своего ножа под доски и нажал. Доска скрипнула и поддалась. Он поднял крышку и заглянул внутрь. Замер.

— Штилл ты идиот. — сказал Альвизе: — а ну как там арбалет с отравленной стрелой на взводе стоял бы? Я такие ловушки видел… и что там? — он заглядывает ему через плечо и тоже замирает.

— Эй. Чего вы там увидели? — Беатриче подходит ближе, смотрит в ящик. Задумчиво чешет в затылке.

— Кажись и правда принцесса Савойская? — говорит она.

— Нет. Принцессе Савойской сейчас три года. Этой же… лет десять? — отвечает ей Альвизе.

В ящике, на подстилке из белого шёлка, лежала девочка. Она была бледна — не той бледностью живых, что случается от страха или болезни, а какой-то неестественной, восковой, словно её кожу отбелили или она никогда не видела солнечного света. Тонкие черты лица казались почти кукольными — маленький прямой нос, высокие скулы, аккуратный подбородок. Губы были бескровными, чуть приоткрытыми, будто девочка собиралась что-то сказать и забыла. Длинные волосы — тёмные, почти чёрные — были аккуратно расчёсаны и уложены вдоль тела, спускаясь ниже пояса. На лбу лежала тонкая серебряная диадема с небольшим камнем — то ли аметистом, то ли сапфиром, в холодном свете магических огоньков было не разобрать.

Одета она была в простое белое платье без украшений, похожее на монашескую рясу или погребальный саван — длинные рукава, закрытый ворот, ткань спускается до самых щиколоток. Руки сложены на груди, пальцы переплетены — так обычно укладывают покойников перед погребением.

— Зачем святошам нужна мертвая девочка? — вслух задается вопросом Беатриче.

— Она не мертвая. — отвечает Лео.

Грудь странной девочки едва заметно вздымалась, а когда он присмотрелся — увидел, как дрогнули ресницы. Длинные, тёмные, отбрасывающие тень на бледные щёки. Девочка спала. Или была чем-то усыплена — так крепко, что даже грохот боя и разговоры над ней не смогли её разбудить.

На вид ей было лет десять, может одиннадцать — в этом возрасте трудно сказать точно. Черты лица ещё детские, но уже угадывалось что-то — то ли будущая красота, то ли порода. Что-то в изгибе бровей, в форме лба, в самой посадке головы говорило о благородном происхождении. Или о чём-то большем.

На шее у неё висел медальон на тонкой цепочке — круглый, серебряный, с выгравированным символом, который Лео не узнал, вроде бы обычный символ Триады, треугольник, но с большим глазом посередине.

— Хорошо. — не сдается Беатриче: — зачем святошам не мертвая девочка? Они ж святоши… там больше по монастырским мальчикам. Да и мелкая она еще…

— Иногда ты такая умная, Гримани, что аж тошнит. — говорит Альвизе, вставая и отряхивая колени: — а порой такая как сейчас. Нас сейчас должны совсем другие вопросы волновать. Например — чего мы не видим.

— Чего мы не видим? — Беатриче наклонилась над ящиком и потянула воздух ноздрями: — пахнет церковными благовониями… с ней там отдушку положили. Ладан, амбра и сандал…

— То, что мы не видим, не означает что нюхать нужно. — говорит Лео: — Ал имеет в виду что нам до сих пор непонятно почему Старый Чинатра так испугался груза. Ты вот видишь почему эта девочка его в ступор вогнала, и он решил ее от греха подальше в Катакомбы упрятать? Нет? Вот и я не вижу. А это значит…

— Да я уж догнала. — ворчит Беатриче, выпрямляясь и упирая руки в бока: — это значит что мы не видим опасности. Так что? Обратно ее сбросим?

— Доставим груз, как и обещали. — пожимает плечами Альвизе: — может быть нам повезет и Чинатра перестраховался на пустом месте. Может быть, он маленьких девочек боится, а к себе подпускает только когда у них сиськи вырастают…

— Не знаю. У этой так и не выросли… — Беатриче окидывает оценивающим взглядом Змею-провожатую, и та невольно ежится, втягивая голову в плечи. Беатриче ее пугает и Лео прекрасно понимает эти чувства. С первого взгляда Беатриче Гримани не впечатляет… хотя она конечно же привлекательная девушка, но мало ли таких на улицах города, есть и красивее и лучше одетые, и пахнущие мускусом и амброй. Однако те, кому повезло увидеть ее в деле и при этом остаться с обеими глазами — как правило резко меняют свое отношение к этой девушке. Обычно она работает в паре со своим братом, Лоренцо и про эту парочку по городу легенды ходят. Но одно дело — слышать и совершенно другое — видеть. В свое время брат с сестрой Гримани попали в славный город Тарг именно в качестве рабов, их продали на Верхнем Рынке как товар… что именно с ними произошло и кому их продали, каким образом они стали свободными — никто не знает. И какими они были до того — тоже никто не знает. Весь город знает их сейчас — такими какие они есть. Безжалостные и бездушные близнецы Гримани. «Ослепительная» Беатриче и «Костолом» Лоренцо.

— Хорошо. — Лео прилаживает крышку на место: — тогда давайте выбираться. Все равно эту штуковину мне на спине тащить, потому что один у нас белоручка, а вторая — брезгливая фифа.

— Потому что я благородный дейн, а Беатриче — прекрасная дейна. — поправляет его Альвизе: — но в целом ты прав. За что я тебе такие деньги плачу?

— В основном за то, что я тебе глотку во сне не перережу.

— И за это тоже. Чоп-чоп, Штилл, пошли отсюда скорее… мои золотые сами себя не заработают!

Выбираться из катакомб оказалось куда тяжелее, чем спускаться. Лео тащил ящик на спине, перекинув через плечо верёвочную петлю и проклиная всё на свете — узкие коридоры, крутые лестницы, скользкие от влаги ступени и особенно своих спутников, которые шли налегке и периодически подбадривали его советами.

— Осторожнее на поворотах, Штилл, — говорил Альвизе, освещая путь своим жестяным фонарём: — не дай бог уронишь, мне еще перед клиентом отвечать.

— Поднимай не спиной, а ногами, — с улыбочкой добавила Беатриче: — выпрямись и прогнись в пояснице, а то спину сорвёшь.

— Боже как бы я без вас груз тащил… — бормотал Лео, протискиваясь в очередной узкий проход. Край ящика скрёб по камню, и он морщился при каждом звуке, представляя как странная не мертвая девочка внутри болтается из стороны в сторону как цветок в проруби. Впрочем, она не издавала ни звука, а изнутри ящик был проложен белой тканью, сложенной в несколько слоев, чтобы не повредить «товару».

Когда они наконец выбрались на поверхность, солнце уже клонилось к закату. Небо над Таргом окрасилось в багровые и золотые тона, и даже вонь Нижнего города показалась Лео почти приятной после затхлого воздуха катакомб. Он опустил ящик на землю и с наслаждением распрямил спину, чувствуя, как хрустят позвонки.

— Живой? — спросила Беатриче, даже не глядя на него.

— Отвали, Гримани.

— Вот и славно. Потащишь дальше. — она повернулась к девушке с татуировками змеиной чешуи по всему телу: — а ты… ступай к Чинатре, скажи, что Ал свое слово держит, хотя ты нас в засаду привела… ясно тебе?

— Да! — девушка склоняется в поклоне: — я все передам!

— Ну вот и вали отсюда… — Беатриче проследила взглядом за тем, как Змейка — поспешно удаляется и взвешивает нож на ладони: — эй! Одноглазая Белла! — она вскидывает руку и Лео понимает, что не успеет… и что сейчас серебряная рыбка промелькнет в воздухе, послышится вскрик, а у них прибавится забот с Чинатрой…

— Тск! — Беатриче опускает руку: — даже не обернулась. Умная тварь…

— Ты ее полдня Одноглазой зовешь, тут и дурак бы понял. — говорит Альвизе: — какого черта обостряешь, Гримани? Неприятностей со Змеями захотела?

— Ой, да из-за одного змеиного глаза ничего бы не было… — Беатриче убирает нож в кармашек на перевязи: — что ты преувеличиваешь…

Святоши ждали их в условленном месте — в заброшенной часовне на границе Нижнего города и Торгового квартала. Тот самый благообразный монах с мягкими руками и хитрыми глазками, и с ним двое других, больше похожих на два куска скалы, в грубых рясах и с боевыми посохами, чьи концы были окованы железом.

— Вы справились, — сказал монах, и в его голосе не было удивления. Скорее — удовлетворение. Как у человека, который сделал удачную ставку. Лео отметил его интонацию, подумал о том, что ставка и правда была сделана удачно, к кому еще он мог бы обратиться за помощью в таком деле? Разве что к Умнику Пирсону, но это вышло бы раз в десять дороже и на вопросы пришлось бы ответить. А вот чтобы дешево и при этом еще и вопросы не задавали — это к Альвизе. Нет, много кто готов был бы, но чтобы и у Чинатры узнать куда тот груз дел и потом из Катакомб выбраться — это буквально несколько человек во всем Тарге смогли бы.

— Как и обещали. — Альвизе небрежно махнул рукой в сторону ящика, который Лео опустил на пол часовни: — Груз на месте. Можете проверить.

Монах подошёл ближе, наклонился над ящиком. Его пальцы прошлись по доскам, задержались на том месте, где были печати. Лео видел, как дрогнули его веки — едва заметно, на долю секунды.

— Печати вскрыты, — сказал монах ровным голосом.

— Так и нашли. — Альвизе развёл руками, изображая сожаление: — Кто-то до нас добрался. Змеи, наверное… они и спрятали груз в катакомбах. Зачем вскрывали — не знаю. Может, искали ценности. Вы же говорили, что там ничего ценного… для непосвящённых.

Пауза. Монах смотрел на Альвизе, Альвизе смотрел на монаха. Оба улыбались — одинаковыми, ничего не значащими улыбками людей, которые прекрасно понимают, что им врут, и принимают эту ложь как часть игры.

— Разумеется, — кивнул наконец монах. — Змеи. Какая досада.

Он открыл крышку ящика, заглянул внутрь. Лицо его не изменилось — ни облегчения, ни радости, ни тревоги. Просто кивнул, словно проверял наличие товара в лавке.

— Всё на месте. — Он выпрямился и щёлкнул пальцами. Один из его спутников выступил вперёд, протягивая Альвизе увесистый кошель: — Остаток оплаты, как договаривались.

Альвизе взвесил кошель на ладони, развязал шнурок, заглянул внутрь. Кивнул.

— Приятно иметь дело с честными людьми.

— Взаимно. — Монах снова улыбнулся: — ваш контракт все еще не закрыт. Если вы помните, то в цену входило сопровождение до Челюсти. Впрочем, учитывая обстоятельства я готов доплатить…

Лео переглянулся с Беатриче. Та едва заметно пожала плечами — мол, твоё дело, но деньги лишними не бывают.

— Сколько? — спросил Альвизе.

Монах назвал сумму. Альвизе даже не стал торговаться.

— По рукам.

Порт Тарга никогда не спал.

Даже сейчас, когда солнце уже коснулось горизонта и тени вытянулись, превращая улицы в лабиринт из света и тьмы, здесь кипела жизнь. Грузчики таскали тюки и бочки, выкрикивая ругательства на дюжине языков. Торговцы торговались с капитанами, размахивая руками и призывая в свидетели всех богов и демонов. Шлюхи выглядывали из окон портовых таверн, зазывая моряков обещаниями, которые редко выполнялись. Стража лениво прогуливалась вдоль причалов, делая вид, что не замечает мелкого воровства и потасовок.

Пахло морем — солью, йодом, гниющими водорослями. Пахло рыбой — свежей и не очень. Пахло дёгтем, которым смолили днища кораблей, и специями из распоротого где-то тюка, и дешёвым вином из разбитой бочки, лужа от которой растекалась по камням причала, и человеческим потом, и навозом от мулов, и тысячей других запахов, которые сливались в один — неповторимый запах порта, запах перекрёстка миров.

Лео шёл за монахами, снова таща на спине проклятый ящик. Мимо них проплывали корабли всех мастей — от маленьких рыбацких лодок до огромных трёхмачтовых торговых галеонов. Альберийские когги с высокими бортами стояли бок о бок с узкими вальдесийскими каравеллами. Лирийские галеры покачивались на волнах рядом с широкими северными кнаррами. У одного из причалов Лео заметил даже корабль из Восточных земель — весь в красных и золотых лентах, с драконом на носу и иероглифами на борту.

— Вон тот, — сказал монах, указывая вперёд.

Их корабль назывался «Милость Господня» — и название это казалось насмешкой над его внешним видом. Это был старый когг, повидавший лучшие дни лет двадцать назад. Борта его были испещрены шрамами от непогоды и починок, паруса — латаны в десятке мест, канаты — потёрты и кое-где подвязаны узлами там, где должны были быть целыми. На носу красовалась деревянная фигура какого-то святого, но краска облупилась так давно, что определить какого именно было уже невозможно.

— Вы шутите, — сказала Беатриче.

— Она крепче, чем выглядит, — ответил монах. — И быстрее.

— Она выглядит так, будто утонет, если на неё чайка насрет.

— Она доставляла грузы из Лирии в Альберию и обратно, когда ваши родители ещё не родились. — В голосе монаха скользнула нотка раздражения: — Если вас не устраивает, контракт можно расторгнуть.

— Нас всё устраивает, — быстро вмешался Альвизе, бросив на Беатриче предупреждающий взгляд. — Правда, Гримани?

Та пожала плечами.

— Твои похороны, де Маркетти.

Они поднялись на борт по скрипучим сходням. Палуба «Милости Господней» оказалась чище, чем можно было ожидать снаружи, а команда — молчаливой и деловитой. Человек двенадцать моряков в простой одежде, без знаков принадлежности к какому-либо государству или гильдии. Капитан — худой жилистый старик с лицом, выдубленным солнцем и ветром, — кивнул монаху как старому знакомому и указал на люк, ведущий вниз.

— Груз туда. Каюта для вас — на корме.

Лео спустился по крутой лестнице в трюм, опустил ящик в указанное место — в специальное углубление, явно подготовленное заранее. Кто-то знал размеры груза до того, как его нашли. Он выпрямился, потирая ноющую поясницу, и огляделся. Трюм был почти пуст — несколько бочек с водой, мешки с провизией, какие-то тюки. И много свободного места. Слишком много для торгового судна.

Это не торговый корабль, понял Лео. Это транспорт. Специально для таких вот грузов.

Он поднялся обратно на палубу как раз когда матросы отдавали швартовы. «Милость Господня» медленно отошла от причала, подхваченная течением и лёгким вечерним бризом. Паруса расправились с тяжёлым хлопаньем, ловя ветер.

Лео стоял у борта, глядя как Тарг медленно уплывает назад — сначала порт, потом Нижний город, потом стены, потом башни храмов и дворцов на Холме. Город-Перекрёсток уменьшался, превращаясь в горстку огоньков на фоне темнеющего неба.

— Дурное у меня предчувствие, Штилл. — сказала Беатриче, становясь рядом и смотря на удаляющийся город: — и Змея эта с двумя глазами ушла…

— Два дня. — говорит Лео: — два дня, туда и обратно. Что с нами может случиться?