Башни Латераны 3

Глава 10

Альвизе храпел. Не просто храпел — издавал звуки, от которых содрогались переборки каюты. Виконт Конте, урожденный де Маркетти, лежал на узком, туго натянутом гамаке, раскинув руки, и из его открытого рта вырывался рык, способный посоперничать со штормовым ветром. Пустой кувшин из-под вина валялся на полу, мерно перекатываясь из стороны в сторону в такт качке.

Каюта была тесной, места едва хватало чтобы три гамака натянуть, крохотное оконце, сквозь которое сочился бледный лунный свет. Пахло просмолённым деревом, солью, чем-то кислым и винными парами. За переборкой плескала вода — ритмичные удары волн о борт «Гордости Тарга», каждый со своим звуком. Плюх. Плюх. Плюх. Скрипело дерево, каждый раз когда судно переваливалось с борта на борт на низкой волне.

Ночь была безлунной — нет, не совсем, просто луна то и дело пряталась за рваными облаками, и тогда каюту заливала непроглядная темнота, а потом снова выплывала, бросая на пол и стены косые серебристые полосы. В такие моменты можно было разглядеть силуэты: натянутые гамаки, сваленные в углу вещи, тускло блеснувшую рукоять меча, прислонённого к переборке.

Корабль качало. Не сильно — лёгкая боковая качка, почти убаюкивающая. Но Лео не спалось. Он лежал на туго натянутом полотнище моряцкого гамака, заложив руки за голову, и смотрел в тёмный потолок, слушая храп виконта и размеренный голос моря за тонкими досками борта.

— Штилл? — прозвучал в ночи хрипловатый голос: — ты не спишь?

— Нет. — ответил он. Врать Беатриче было бесполезно, у нее были крайне обостренные чувства, уж она-то по его дыханию могла сказать спит он или нет. Иногда эта ее особенность причиняла ей немало страданий, например Лео еще ничего не чуял, а она уже нос зажимала. Или, когда песни кто горланит — тоже терпеть не могла, мало того, что слух чувствительный, так еще и музыкальный.

Так что притворяться что он уже десятый сон видит, как Альвизе — бесполезно. Уж лучше смириться. Да и делать ночью особенно нечего, до Кальцинора день пути… утомляет ничегонеделанье.

— Чего хотела? — задает он вопрос.

— Там в Катакомбах. — снова раздается мягкий голос с легкой хрипотцой: — ты же специально одного из красно-черных развернул чтобы в меня не попали из арбалета?

— Ничего подобного. — говорит он, глядя в непроглядную темноту каюты: — какой в том смысл? Ты в состоянии о себе позаботиться, я же знаю. И потом… парочка арбалетных болтов тебе бы очень пошли. К лицу, так сказать…

— Интересно. — насмешливый голос звучит вновь: — вот кто другой бы обязательно сказал «Беатриче, я тебя спас и теперь ты должна мне по гроб жизни! Ложись в койку и ноги раздвигай!». А ты скромничаешь.

— Да кому нужно тебя спасать? — он пожимает плечами и только потом понимает, что его жест пропал втуне — темнота же кругом. Потом вспоминает про ее невероятно острое зрение. Интересно, а в полной темноте она видит? На всякий случай — снова пожимает плечами.

— Кому ты нужна? — повторяет он: — у тебя же как у кошки, Гримани, девять жизней.

— И все-таки я видела, как ты того красно-черного развернул и шаг в сторону сделал, чтобы меня закрыть. Не то, чтобы я в этом нуждалась, но было трогательно. Я тебя привлекаю, Штилл?

— Это у тебя ночные фантазии. — говорит Лео: — сходи вон к морякам за разрядкой, видел я там парочку особо вонючих и волосатых как раз в твоем вкусе.

— Скотина ты Штилл. — гамак рядом скрипит, когда Беатриче ворочается: — нашел какие гадости девушке говорить. Я, между прочим, только с теми могу, кто пахнет хорошо. А ты представляешь как трудно у нас в городе найти того, кто хотя бы тухлой рыбой не воняет? Или вон перегаром как виконт де Пьянь…

— От статуса переборчивой шалавы тебя отделяет только умение людям глотки резать. — говорит Лео, глядя в потолок. В маленькое оконце неожиданно проникает лунный лучик, освещая небольшой участок пола.

— Да плевать я хотела. — отзывается девушка откуда-то из темноты: — пусть мне кто-нибудь это в лицо скажет.

— Да кто тебе такое будет в лицо говорить? — удивляется Лео: — и я даже не про Лоренцо, который за свою сестренку руки-ноги переломает, ты и сама кого угодно распишешь как витраж в соборе Тарга. С головы до ног. Так что кроме меня и Ала тебе никто ничего и не скажет.

— То есть ты меня осуждаешь?

— Я⁈ Да ни в жизнь. Кто я такой чтобы тебе мешать удовольствие от жизни получать… — Лео почему-то вспоминает лицо Алисии, в тот день, когда они вместе сидели в библиотеке Академии и случайный солнечный луч упал ей на лицо, а она зажмурилась и улыбнулась, поправила прическу, заправив локон за ухо. И столько в этом жесте было милого, очаровательного, беззащитного…

Сердце у него сжалось. Алисия мертва. Вся его жизнь тогда, в Вардосе казалась каким-то добрым и светлым сном. Люди, которые окружали его сейчас были совсем другими, жестокими, циничными и безжалостными. Совсем не похожими на ту Алисию. Если бы она была жива, то он, пожалуй, не стал бы ее знакомить с такими как Альвизе или Беатриче. И… с самим собой тоже. С тем, каким он стал. Она — светлая, добрая, лучезарная и он… темный некромант, позор своей семьи, головорез из Тарга по кличке «Нож». Нет, никогда он бы ее с собой самим не познакомил. Прошел бы мимо, натянув капюшон на лицо, чтобы не смутить ее красоту своим уродством. Пусть даже она мертва сейчас… но ее тело нетленно, защищено заклинанием и однажды — он сможет воскресить ее. Правда уже сейчас иногда он задумывается о том — узнает ли она его? Не отшатнется ли в ужасе, поняв кем он стал? Он помотал головой, отгоняя эти мысли.

— Кто я такой, чтобы мешать тебе… — повторил он уже тише: — декурия Квестора в засаде… да по всем раскладам мы могли в Катакомбах остаться. Груз этот мутный, святоши, которые схизматики, которые совсем не схизматики…

— Тоже заметил? Что именно их выдало? Я-то по запаху…

— Не знаю. — говорит Лео: — что-то меня в этом преподобном цепляет. Ровно с таким же выражением лица он нам про «ценный груз что Змеи отобрали» врал. Нам-то какая разница, понятно, хоть демон, хоть Архангел, лишь бы деньги заплатил…

— Значит ты меня не осуждаешь и я тебя привлекаю. — делает неожиданный вывод Беатриче: — давай переспим?

— Ты чего?

— А чего? Виконт де Пьян дрыхнет, я тебе нравлюсь… а ты меня в подземелье даже спасти пытался… это так трогательно. Сейчас заплачу. Нет, серьезно, меня никто еще не спасал. Как благородная дейна я обязана отплатить тебе за сей подвиг. — в голосе Беатриче звучит насмешка.

— Ну тебя к черту, какая ты благородная дейна… я ж тебя знаю. — Лео не продолжает. То, что Беа и Лоренцо привезли в Тарг для продажи на рынке Верхнего Города — знали все. Но говорить об этом в присутствии самих близнецов было бы трагической ошибкой. В первую очередь для того, кто про это говорит.

— Скотина ты Штилл. — снова скрипят веревки гамака: — умеешь ты настроение испортить. Ну и демоны с тобой. Не хочешь, так не хочешь. Твоя потеря. Я ж видела, как ты на меня облизывался в комнате…

— Триада упаси. — говорит Лео. Говорит честно, да Беатриче привлекала его своими формами, особенно в тот раз, когда она демонстративно медленно одевалась у него на глазах. Но он ни на секунду не забывал о том, кто она такая на самом деле… перед глазами всплыла четкая картина их первой встречи…

Их все звали Тиграми. Тигры Тарга — еще одна из банд Города-Перекрестка, сделавшие своей базой заброшенный монастырь на окраине. Тогда он только прибыл в город и конечно же его тут же ограбили. Ударили по затылку свинчаткой и увели телегу, вместе с Тави, которая конечно же не стала сопротивляться, наверное, втайне мечтая умереть от рук бандитов.

Тогда он в первый раз поднял полноценного мертвяка. Только что умерший, бывалый, с татуировками в виде тигровых полос по всему телу, широкоплечий здоровяк с тяжелым тесаком за поясом — лежал на земле глядя в небо пустыми кровавыми ямами глазниц. Близнецы Гримани успели первыми, их наняли вернуть груз монастырского вина, нанял все тот же Альвизе.

К сожалению, близнецы и Ал — переоценили свои силы, подняли тревогу и были схвачены. К счастью — пока их вязали они успели оставить за собой дорогу из трупов… свежих, только что умерших, при жизни обладающих навыками убийства себе подобных и с оружием. Вспоминая все с высоты своего нынешнего опыта Лео понимал, как ему повезло, он пришел к заброшенному монастырю не раньше и не позже, а вовремя.

Только-только потерял сознание Лоренцо, попалась в ловушку Беатриче, а Альвизе задавили массой, накинувшись на него сразу со всех направлений. Торжество от победы опьянило Тигров, и они пока просто избивали лежащих на земле противников. Чуть раньше — и Лео столкнулся бы с превосходящим противником, а никаких трупов рядом не было бы. Чуть позже — и Тигры стали бы убирать трупы, снимать с них оружие… но он пришел вовремя.

В тот день он понял почему некромантов боятся, ненавидят, но все хотят иметь одного такого на своей стороне. Поднятые им мертвецы не боялись ран, увечий или смерти, не чувствовали боли, двигались очень быстро, убивали без сомнений. В старом монастыре была главная база Тигров, их было тут очень много. Альвизе с близнецами Гримани убили добрый десяток, застав их врасплох и сперва пытаясь пройти тихо… но этого было достаточно. Наблюдая за боем со стороны Лео, боролся с приступами тошноты, но одновременно подмечал мелочи отстраненным умом ученого, как и учила его магистр Элеонора Шварц.

Во-первых, у живых людей резко падает боевой дух, потому что приходится сражаться со своими же бывшими товарищами, а тут каждый поневоле начинает удар сдерживать… а то и вовсе в ступор впадает. Сам Лео в ступор впал бы если бы против него Алисию подняли… ну или кого еще. Мессера, Рудольфа, Густава… уродливую сволочь Бринка Кожана.

Во-вторых, убить нежить так чтобы прямо убить… это было сложно. Разве что на части разрубить чтобы та двигаться не могла… ну или одного мертвяка на его глазах все же упокоили, ударом мощной палицы в голову, вернее — несколькими ударами, пока голову в кашу не превратили — он все еще пытался глотку перегрызть. И перегрыз.

Представить себе бой, в котором противник игнорирует ранения и требует либо расчленения, либо полного разрушения головного мозга — можно. Но все преимущества будут на стороне нежити. Которой не нужно заботиться о своей сохранности, которая не замечает боли, которая быстрее и сильнее чем была при жизни, выжигая последние резервы тела.

И в-третьих — пока действует заклинание, тот, кого убивал мертвяк — становился таким же. А это, черт побери — здорово влияло на мораль. И довольно быстро наступил момент, когда мертвецов стало больше, чем живых.

Сразу же наметил и ограничения некромантии — чтобы она действовала эффективно нужно чтобы рядышком побольше мертвых тел было и все они — свеженькие, желательно с оружием в руках. В общем самое идеальное применение — на поле боя, примерно в середине боя. Переломный момент, когда мертвецы — встают. Опять-таки контрить некромантию довольно легко, если на поле присутствуют целители Церкви, и если они не своим делом занимаются, а предотвращают поднятие.

Все эти мысли промелькнули у него в голове, пока поднятые им мертвецы вырезали заброшенный монастырь под корень. А потом произошел откат заклинания, ноги стали ватными, он едва нашел телегу со спрятанной в двойном дне Алисией, там же, рядом с телегой на куче соломы валялась и связанная Тави, которую как не удивительно даже не успели изнасиловать, видимо, потому что хотели продать на невольничьем рынке… ну или потому что показалась им не привлекательной.

Там он и потерял сознание. Когда пришел в себя — то увидел склонившуюся над ним Беатриче с ножом в руках.

С тех пор о них по городу пошла слава что они вчетвером вырезали банду Тигров… что в общем-то было недалеко от истины. Если бы Лео знал, что лежащие без сознания, избитые в кровь тушки близнецов и Альвизе все еще дышали — он бы обязательно их прикончил. Ни к чему себя выдавать.

Но судьба распорядилась так что сперва он — не желая того, спас их. А потом они — его. Потому что пока он возле телеги без сознания валялся — всякое с ним могло бы случится. Например, Беатриче ему глаз вырезала бы. Альвизе, например утверждал, что к нему уже подходили ухмыляющиеся Тигры с топориками, но Лео в это не верил. Во-первых, потому что все кто на ногах мог стоять — были убиты его мертвяками. А во-вторых, потому что если бы после такой резни кто-то и остался бы в живых, то нипочем ухмыляться не стал бы. Ну и конечно же Ал любил все преувеличить и себя выпятить, а еще попытаться всех вокруг ему обязанными быть.

Близнецы и Альвизе в свою очередь потеряли сознание еще в момент экзекуции, когда Тиграм попались и те на них злобу вымещать стали… а когда очнулись, то увидели, что вокруг одни трупы.

А посреди всего кровавого бардака — лежит некто Лео Штилл, который ну никак к Тиграм принадлежать не может, это любой городской сразу же поймет. Лежит такой и в одной руке у него рукоятка ножа, лезвие сломано. И несколько десятков трупов вокруг. Вот с тех пор в Тарге его зовут просто «Нож». С тех самых пор по городу ходят небылицы и каждый раз количество Тигров, убитых им лично голыми руками — становилось все больше. Уже и Тигров никаких не осталось, банда распалась и растворилась после такого чувствительного разгрома, а он все так же оставался городской пугалкой. Он, близнецы Гримани и конечно же Альвизе, те, кто за одну ночь вырезали всю банду Тигров.

Он же никогда не забывал, как открыл глаза и увидел Беатриче, стоящую прямо над ним, избитую в хлам, со сломанным носом и порванным ухом, с разбитыми губами и жуткой улыбкой… и с ножом в руке. Если бы он не открыл глаза вовремя…

— Чтобы я да на тебя запал, — Лео качает головой, полагая что Беатриче все равно видит в полной темноте: — я же тебя боюсь до усрачки, Ослепительная. В отличие от пустозвонов на улицах я-то лично видел, что происходит с теми, кто тебя вывел. Нет, правда, что за ерунда у тебя с глазами? Вон на Южном континенте режут уши, засаливают и ожерелья делают, вроде как трофеи. Но глаза?

— В Парсийской Империи, что далеко на юго-востоке так налоги платят. — отзывается Беатриче: — представляешь? Проходит год, а у тебя скажем нет денег чтобы налог заплатить. К тебе заявляется сборщик налогов и раз! Стальной ложечкой с острыми краями глаз выковыривает. Потом во дворец везет и там считают двумя кучками — золото и глаза.

— Да пока он до дворца доедет глаза пропадут, если со всей империи собирать. Представляю какая там вонища стоит. — резонно замечает Лео.

— Дурак ты, Штилл. — отзывается его собеседница: — как есть дурак. Он же Император. Наверное, заклинание есть чтобы не портилось. И вообще, чего ты к этим глазам привязался? Я же у тебя не допытываюсь как ты так ножом владеешь что сотню Тигров за ночь перерезал. И ты ко мне в душу не лезь.

— Ладно, ладно. — примирительно поднимает ладони Лео. В самом деле, человек, которому есть что скрывать должен уважать тайны других. Например, как Беатриче за тридцать шагов точно в глаз попадает? Или почему она может исчезнуть вот прямо на глазах, при свете дня? Почему, когда она всерьез начинает бороться — то ее и четверо мужчин не скрутят? И так далее.

Про Альвизе-то все ясно, он мастер фехтования, у него чрезвычайно развиты рефлексы и самомнение, все же из благородных. А вот про Беатриче и ее брата Лоренцо, который владеет магией усиления и может кожу каменной сделать и силищей обладает… так что даже удивительно кто же ему ножик в пузо сумел загнать…

— Слушай. — говорит он, вдруг озаренный неожиданной догадкой: — так это ты Лоренцо пырнула⁈

— Он первый начал!