Глава 17

Отряд не стал останавливаться. Мать Агнесса отдала короткий приказ, и колонна двинулась дальше, оставляя за собой одну из Сестер и десяток солдат. Лео всё ещё стоял на коленях посреди стеклянной пустыни, чувствуя слабость и боль в израненных ступнях. Солнце поднималось быстро, безжалостно, и он уже чувствовал, как жар начинает прожигать кожу на плечах и спине.

— Не двигайся, — сказала Бенедикта, спешиваясь. Она вытянула руки перед собой, развела ладони в стороны и произнесла несколько слов на древнем языке — певучих, странно звучащих посреди мёртвой пустыни. Воздух над ними дрогнул, пошёл рябью, как вода в потревоженном пруду, и Лео увидел, как что-то полупрозрачное, едва заметное глазу, разворачивается над их головами — словно гигантский зонт соткался из ничего.

Тень накрыла их мгновенно. Не прохлада — до прохлады было далеко — но убийственный жар солнечных лучей вдруг отступил, сменившись терпимым теплом.

— Полог, — сказала Бенедикта, опускаясь на колени рядом с ним. — Продержится минут двадцать, нам хватит.

Лео хотел спросить что-то, но она уже взяла его левую руку, осматривая распухший, неестественно вывернутый палец. Её пальцы — сухие, прохладные, неожиданно сильные — прощупали сустав.

— Криво вправил, — сказала она без осуждения, просто констатируя факт. — Кость сместилась. Сейчас исправлю, будет больно.

Она не стала ждать ответа. Резкий рывок, давление, хруст — Лео стиснул зубы, но не издал ни звука. Мир качнулся, в глазах потемнело, а когда зрение вернулось, палец уже торчал под правильным углом, и Бенедикта шептала над ним что-то, обхватив его ладонь обеими руками. Тепло потекло от её пальцев в сустав, и боль начала отступать.

— Ступни, — скомандовала она, отпуская руку. Лео сел на стекло, вытянул ноги вперёд, и Бенедикта быстро осмотрела изрезанные, окровавленные подошвы. Её лицо осталось бесстрастным — очевидно, она видела и не такое.

— Поверхностные порезы. Даже инфекции нет. Вся дрянь на этом стекле дохнет. А ты… жить будешь.

Она положила ладони на его ступни, и снова зашептала на древнем языке. Лео почувствовал знакомое покалывание — тысячи крошечных иголок под кожей, сшивающих разорванную плоть. Странное ощущение, но не неприятное.

Вблизи она выглядела моложе, чем ему показалось вначале — двадцать пять, может быть, двадцать семь. Круглое лицо с мягкими чертами, которое больше подошло бы дочери булочника, чем Сестре-Дознавательнице. Только глаза выбивались из образа — тёмные, внимательные, с особым выражением, которое Лео уже встречал раньше. Так смотрели люди, которые видели слишком много смертей, чтобы бояться ещё одной.

— Готово, — она убрала руки и достала из складок одеяния маленький флакон. — Теперь Покров Странника, иначе сваришься заживо раньше, чем мы проедем милю.

Бенедикта откупорила флакон, обмакнула в него пальцы и коснулась лба Лео, рисуя какой-то знак. Прохлада разлилась от точки прикосновения, потекла вниз по лицу, по шее, по груди, словно невидимый плащ из горного воздуха накрыл его с головой. Лео вдохнул — и воздух, который секунду назад казался раскалённым, вдруг стал свежим, почти прохладным.

— До заката продержится, — Бенедикта поднялась, убирая флакон. — Пить всё равно нужно, но не умрёшь.

Она коротко кивнула одному из солдат. Тот молча подвёл Лео запасную лошадь — невысокую гнедую кобылу с умными глазами. Животные в отряде наверняка тоже были под Покровом Странника, иначе они бы и десятка миль не прошли по такой жаре. Лошади много пьют, много едят, а тут ни воды, ни травы вокруг.

— Ехать можешь? — задала она вопрос.

— Могу. — ответил он. Лео поднялся, проверил залеченные ступни. Боли не было, только лёгкое онемение. Забрался в седло, стараясь не показать, как кружится голова.

— Догоняем, — скомандовала Бенедикта своим людям.

Полог над ними растаял, и солнечный жар обрушился снова — но теперь Лео почти не чувствовал его. Покров Странника работал, окутывая тело невидимой прохладой.

Несмотря на слова Сестры Бенедикты небольшой отряд двинулся не в галоп, а неторопливой рысью. Опытные путешественники сказали бы что галопом можно загнать лошадей, впереди еще много миль, а потом нужно еще возвращаться, лошадь тут — как сама жизнь. Лео вдруг вспомнил что говорит «преподобный отец» Северин — о его «лошадях». Как люди могут тащить повозку через этот раскаленный ад? Днем — духовка, ночью — холод.

— Вы… вы давно преследуете отца Северина? Я так понял, что вы знаете кого преследуете… — спросил он, начав чувствовать себя лучше и приблизившись на своей гнедой кобыле чуть ближе к Сестре Дознания.

— Еще один из тех, кто готов прислуживать Врагу Человечества. — ответила Сестра, не поворачивая головы: — еще один из тех, кто продал душу дьяволу.

— Это правда? Всегда считал, что это россказни… — пробормотал Лео себе под нос. Да, на воскресных обеднях священники клеймили Врага Человечества и его приспешников, но он, как и большинство вокруг считал это бреднями. Зачем Князю Тьмы заключать договор с какой-нибудь знахаркой, живущей в хижине на краю города? Зачем соблазнять какого-то купца? Самое главное, что ни у кого из сжигаемых не было ни богатств, ни власти, ни красоты особой. Хотя какая уж красота после пыток?

Сестра Дознания повернула к нему голову и окинула взглядом.

— Ты такой же невежда. — сказала она и покачала головой: — вы все невежды. Короли, герцоги, бароны, торговцы, воины, наемники, белошвейки, нищие и лавочники. Вы продолжаете ненавидеть инквизиторов за то, что у вас в селе какую-нибудь бабку-травницу арестовали? Вы все глупцы. Самая важная война — это война между Архангелом и его Врагом! Человечество здесь лишь поле битвы. Когда-то и я была такой же как ты, Леонардо, не верила в сказки церковников, думала плохо про людей в черных рясах. Но однажды баба Ксеня, которая обычно тихо варила травы в своей избушке — призвала демона. Старая хотела, чтобы тот проучил козу соседей, которая повадилась на ее огородик ходить и лечебные травы есть, а что не съест — то повытопчет.

— Коза, — повторила Бенедикта тише, так что он едва смог разобрать слова: — Я ее помню. Черно-белая, с таким большим пятном на боку и с колокольчиком на шее.

Она помолчала, глядя вперёд, на дрожащее марево над стеклянной пустыней. Потом продолжила: — Баба Ксеня нашла книгу. Старую, рассыпающуюся, написанную на языке, которого она не понимала. Но картинки были понятны, а слова… слова она выучила наизусть, не зная их смысла. Думала — заклинание, чтобы отвадить скотину от огорода. Начертила круг на земляном полу своей избушки, зажгла свечи, произнесла слова. И демон пришёл.

Лео молчал, не решаясь прервать.

— Он не стал разбираться с козой, — продолжила Бенедикта ровным голосом, словно рассказывала о погоде. — Зачем ему коза? Он вселился в бабу Ксеню. Использовал её тело, чтобы ходить среди людей. Сначала она убила соседей — тех самых, с козой. Потом их детей. Потом пошла по деревне. Мы жили на окраине, а она была достаточно быстрой и сильной чтобы убивать людей мгновенно… а потом отсыпаться на их останках. Переваривать. Сейчас я понимаю, что это был слабый демон низшего ранга, но когда она нашла вход в наш домик…

— Как же ты выжила? — спросил Лео.

— Как выжила? Я мало что помню. Но нашей деревне посчастливилось, мимо проходил отряд Инквизиции, они почувствовали изменения в эфирном мире и решили проверить. Дальше все было просто — они изгнали демона. А я… у меня к тому времени не осталось семьи, так что они взяли меня с собой, отдали в монастырь.

— Как…великодушно с их стороны…

— Обычно так не делают. Обычно Инквизиция не занимается детьми, обычно отдают дальней родне или даже соседям. Но… — она повернула к нему голову: — в нашей деревне не осталось ни родственников, ни соседей.

— Господи… — Лео невольно осенил себя знамением Триады.

— Господь тут ни при чём. — Бенедикта моргнула, и он не увидел в её тёмных глазах ни гнева, ни осуждения: — Господь дал людям свободу воли. Свободу выбирать между добром и злом. Баба Ксеня выбрала — сама того не понимая, но выбрала.

Она отвернулась, снова глядя вперёд.

— Ты спрашиваешь, правда ли всё это? Правда. Демоны существуют. Они ждут по ту сторону, ищут щели, через которые можно просочиться. Каждый дурак с книгой, каждый обиженный, мечтающий о мести, каждый честолюбец, готовый заплатить любую цену за власть — это дверь. Маленькая, узкая, но дверь. А такие как Северин… — она сжала губы. — Такие как Северин хотят распахнуть врата настежь.

— Он и правда верит в это… — Лео раньше не верил во все эти сказки про демонов и Врага Человечества. То есть демоны, конечно, существовали, иначе с кем была Третья Демоническая, но вот то, что они заключают контракты с людьми… каким нужно быть идиотом, чтобы заключать контракт с демонами? Они же никогда не станут следовать договору! Он и сам не заметил, как произнес это вслух.

— О нет. — покачала головой Сестра: — демоны исполняют свои договоренности. Иначе — никто не будет с ними их заключать. Если бы они были просто тупыми тварями, все было бы куда как проще. Конечно, там есть и тупые твари вроде той, что вселилась в бабу Ксеню, но есть и умные. Они соблюдают условия договора — но только буквально. Многие считают, что заключив договор с ними можно выиграть, но это не так. В конечном счете человек всегда проигрывает.

— Но… если все так, то почему же те же рабы на галерах, прикованные к скамьям — не заключат такие договора? Или девушки, проданные в дешевые дома терпимости? Военнопленные, которых собираются казнить? В таких условиях каждый мог бы…

— Демонам не нужен каждый. Им нужны те, кто может открыть проход между нашими мирами. — отвечает Сестра: — и чем больший проход человек может открыть — тем более он ценен в их глазах. Отец Северин — всего лишь пешка. А вот девочка, которую он везет с собой…

— Она — ключ? Отец Северин рассказывал мне о Древних. Получается, что… Древние и есть демоны? — делает неожиданное умозаключение Лео.

— Нет никаких Древних. — отвечает ему Сестра Бенедикта: — это все ложь и сказки. Может они и были когда-то, но сейчас все, что пытается пролезть через порталы в наш мир — нечисть.

— Отец Северин был весьма уверен в своих заблуждениях…

— Ересь. Подумай своей головой, Леонардо, если действительно были Древние и если они настолько могущественны, то зачем им полагаться на какой-то караван с каким-то шарлатаном во главе? Отец Северин… никакой он не «преподобный отец». Он начинал еще в столице, использовал запретную ментальную магию чтобы похищать красивых девушек и использовать их себе в удовольствие. Сперва он отпускал своих жертв, и они просто не понимали почему у них так болит все тело… но потом… — она покачала головой: — потом он начал увлекаться. Похитил девушку из знатной семьи, и нанятые сыщики сумели вычислить его. На поимку отправили части королевской гвардии с магом Третьего Круга во главе, но он сумел уйти. А после того, что обнаружили в подвале его дома — вызвали нас. Я была там, Леонардо. Девушки в клетках, их содержали хуже, чем животных… Северин приносил их в жертву. К счастью, тогда он все делал неправильно и не сумел открыть портал, но есть вероятность что с тех пор он научился. Его Пелена Майи раньше могла скрывать реальность только от одного человека… он заметно вырос в своей силе.

— Столица… магистр Шварц упоминала о ней. С тех пор она носит на шее кристалл против ментальной магии и разработала заклинание «Нуллификаторе». — говорит вслух Лео: — она не могла быть среди тех девушек? Это бы… многое объяснило.

— Не знаю. — пожимает плечами Сестра: — их было много, а я была совсем молодая. Мать Агнесса помнит всех… наверное потому ей показалась знакомой фамилия твоей наставницы… но да, в те времена Северин предпочитал девушек, владеющих Даром. А еще — благородных дейн. Но не об этом речь, Леонардо. Да, мы сжигаем ведьм. Да, мы пытаем еретиков. Да, иногда мы ошибаемся, и невинные гибнут. Ты думаешь, я не знаю? — В её голосе впервые прорезалось что-то живое: — Я — целительница. Меня учили спасать жизни. Но меня также учили понимать, что одна жизнь, отданная вовремя, может спасти сотни. Что боль одного человека — ничто по сравнению с тем, что демон сделает с целым городом, если его не остановить.

Она замолчала, и некоторое время они ехали в тишине, нарушаемой только стуком копыт по стеклу.

— Ты видел Стеклянную Пустошь, — заговорила она снова, тише. — Ты идёшь по ней, дышишь её воздухом. Знаешь, что здесь было раньше?

— Королевство, — ответил Лео. — Саларийское королевство. Самое богатое на континенте.

— Говорят в период расцвета оно насчитывало почти три миллиона человек, — кивнула Бенедикта. — Города, деревни, поля, леса, реки. Дети, играющие на улицах. Влюблённые, гуляющие в садах. Старики, греющиеся на солнце — и в один день всё исчезло. Осталось только это. — Она обвела рукой бесконечную стеклянную равнину. — Стекло и пепел. Потому что один человек решил, что он умнее всех. Что он сможет договориться с тем, что пришло из-за Врат. Что он сможет контролировать силу, которую не понимал.

— Архангел остановил его, — сказал Лео. Эту историю он знал — её знали все.

— Архангел погиб, останавливая его, — поправила Бенедикта. — Отдал всё, что у него было, чтобы запечатать Врата и уничтожить то, что успело пройти. И даже этого едва хватило. Люди мертвы. Целое королевство превращено в стекло. Нация исчезла. Их потомков мы знаем как ашкенов, людей без родины, вечных беженцев. Это — цена одной открытой двери, Леонардо. Одной. А Северин хочет открыть их снова.

— Так что да. Мы делаем страшные вещи. Мы пытаем, мы убиваем, мы сжигаем. И каждый раз, когда я причиняю боль, часть меня умирает. Но я продолжаю. Знаешь почему? Потому что если мы остановимся — следующая Стеклянная Пустошь будет не здесь. Она будет везде. — она обвела рукой горизонт: — и тебе следует сделать свой выбор, Леонардо Штилл. С кем ты — с нами, со всем человечеством или же с отцом Северином и Врагом Человечества.

— Я же уже ответил на этот вопрос. Когда Сестра Клара спросила меня готов ли я умереть за Господа, верно? — отвечает Лео и в первый раз видит на лице у Бенедикты улыбку. Едва заметную, но все же улыбку.

— А… ты про этот вопрос. — говорит она и выпрямляется в седле: — сестра Клара порой… бывает своеобразной. Скажи мне, Леонардо, ты и правда любишь эту девушку, которая осталась во власти Северина?

— Нет! Конечно же нет. Она мне просто коллега. Я наемник, она наемница. Она отлично умеет бросать ножи и вообще чокнутая стерва. Если честно, то терпеть ее не могу, такая она… а еще она порой меня пугает. — признается Лео: — так что Сестра Клара все поняла неправильно.

— Хм. Сестра Клара поняла неправильно… Знаешь, однажды она мне сказала, что, когда человек говорит правду — это не означает что он и в самом деле говорит правду. Например, если спросить у юного воина, готов ли он сражаться до последнего — он ответит, что готов и будет в это верить. Но когда вокруг запоют стрелы, начнут разрываться огненные шары заклинаний и зазвенят мечи… — она качает головой: — он может побежать. И не потому, что он говорил неправду. Сестра Клара не может отличить правду от неправды. Она может лишь сказать, когда человек верит в то, что он говорит, а когда — нет. Чтобы отличить правду от неправды нужен куда более сильный дар. Умение заглядывать в сердце. Только так ты поймешь, что воин действительно не побежит, когда говорит, что не побежит. Но… есть и другие, Леонардо Штилл. Такие что говорят «о, я обязательно убегу во время боя, зачем мне умирать!». Но когда придет время — они никуда не побегут. И мне кажется, что ты из таких…

— Я сказал правду. — твердо заявил Штилл.

— О, да. Ты сказал, что постараешься не умирать во славу Господа… и считал это правдой. Но что будет на самом деле, когда придет твое время… — Сестра Бенедикта качает головой: — из тебя вышел бы хороший Инквизитор, Леонардо Штилл.

— И когда это монахини научились так хорошо в людях разбираться?

— О… ну так чего люди только на пыточном станке не рассказывают…

Загрузка...