Башни Латераны 3

Глава 2

Глава 2

Комната располагалась в глубине Нижнего Города, в старом квартале, на втором этаже ветхого дома с облупившейся белой известью стеной. Небольшое окно с деревянными ставнями открывало вид на тесно прижатые друг к другу крыши соседних домов. Лучи утреннего солнца едва пробивались в помещение, играя на потёртых деревянных балках потолка и освещая грубую деревянную кровать с льняным покрывалом, затёртый шерстяной коврик и старый сундук, поверх которого лежала кожаная перевязь с аккуратно разложенными метательными ножами. На стене висело кривое овальное зеркало, самая дорогая вещь в комнате. В углу стоял манекен с нарисованными на нем красными точками-мишенями, на столе лежала книга и кувшин, стояла пара медных кубков, а в воздухе витал лёгкий аромат благовонных трав, смешанный с запахом старой древесины.

— Не, я со Штиллом работать не буду, — заявляет Беатриче, складывая руки на груди: — Он же чертов псих. Я помню то дело с монастырским вином.

— А я не буду работать с Беа. — не остается в долгу Лео: — она ж нас подставит опять.

— Вот как у меня от вас голова болит. — Альвизе прижимает кончики пальцев к вискам: — вы двое упрямых, бестолковых и…

— Кроме того ты сказал, что Гримани не в деле, что она с капитаном стражи спуталась и из своей комнаты носу не кажет. — добавляет Лео: — что это у нее как обычно на две недели и…

— Чего это на две недели? Что за сплетни этот полуэфль разносит! — Беатриче взмахивает рукой в воздухе серебряной рыбкой взблёскивает метательный нож, ударяется, замирает, все еще трепеща от силы удара. Альвизе аккуратно убирает голову в сторону и смотрит на воткнувшийся в стенку клинок, машинально проверяет свою прическу, раздраженно цыкает языком.

— Тц. — говорит он: — укладку испортила. Беа, хватит из себя монашку строить, пять золотых на рыло платят.

— Пять золотых? За сопровождение груза? Ха. Тебя обманывают, Ал. Тебя грабанут, как только из городских ворот выползем, за ближайшим кустом.

— Это монахи из какого-то там ордена какого-то там святого. — закатывает глаза Альвизе: — кроме того я аванс взял.

— Аванс? Ни хера себе. Аванс в славном городе Тарг, это сильно. Ну так забери аванс и исчезни, чего тебе. Отвали и своего Штилла с собой забирай. Или думаешь справишься со мной, если вас двое? — напрягается Беатриче, поднимая левую руку, между пальцев сверкает металл.

— Беа, солнышко мое, ласточка. Пять золотых. Пять, понимаешь?

— Забей на нее. — говорит Лео: — мне доплати пятерку. Пусть вон сидит в своем трактире и плачет по своему капитану, видишь же, что она не в форме сейчас. Размазня размазней. Будет сопли свои… — он отдергивает голову в сторону, одновременно вскидывая руку. В воздухе замирает метательный нож, схваченный пузырем уплотненного воздуха.

— Вот именно поэтому вы мне и нужны. — говорит Альвизе: — ладно, бесы с ним, Беа, пусть будет десять золотых, а? Хрен с твоим капитаном, вернешься — сможешь себе праздник устроить.

— Ничего себе. — говорит Лео: — ей десять, а мне пять? Ал, ты часом ничего не попутал? — он щелкает пальцами и метательный нож опускается ему в ладонь.

— Хорошо. — закатывает глаза Альвизе: — и тебе десять. Доволен? Вы все, кровопийцы — довольны? Я на этом деле уже терять начинаю, а не выигрывать!

— Вот уж не поверю. — хмыкает Беатриче и Лео согласно кивает.

— Хоть в чем-то вы двое согласны. — разводит руками Альвизе: — ладно, Беа, собирайся.

— Я, между прочим, еще не согласилась!

— Хорошо. — пожимает плечами Альвизе и поворачивается к Лео: — пошли кого-нибудь из «Крысоловов» наймем, ту девчонку с цепью или Али Алхимика.

— Но ты мою оплату не срежешь уже. — заявляет Лео: — десять золотых.

— Демоны, да откуда вы все такие жадные на мою голову взялись! Хорошо, хорошо, Штилл, выкручивай мне руку в минуту моей слабости… можешь на рекомендательное письмо не рассчитывать.

— Десять золотых, Ал. А рекомендательное письмо можешь себе… — Лео оглядывает Альвизе с головы до ног: — вот примерно туда и засунуть.

— Бывай, Беа. — говорит Альвизе и поворачивается к Лео: — ну пошли, вымогатель. Найдем тебе пару среди «Крысоловов», все равно мне еще один человек в команду нужен. Как ты думаешь, Старый Эл согласится?

— Эй! — останавливает их Беатриче, встав и уперев руки в бока: — а ну-ка стоять! Альвизе, Леонард, вы не охамели совсем? Куда это вы поперлись с моими десятью золотыми, а⁈

— О. — Альвизе оборачивается и на его лице играет его фирменная ухмылочка: — добро пожаловать в команду, Беатриче Гримани! С тобой будет работать Леонард Штилл по прозвищу «Нож» и я, виконт Альвизе Конте, урожденный де Маркетти. Вместе мы — охрана и сопровождение уважаемых святош из ордена святого кого-то там. Вы увидите.

— Значит снова поработаем вместе, Штилл. Ножик верни. — говорит Беатриче и Лео передает ей обратно ее метательный нож.

— Да. — говорит он: — поработаем. Так что там за история с капитаном стражи?

— Врут все. — морщится Беатриче: — чтобы я да с городской стражей спуталась. Не, он вроде капитан, но какой-то наемничьей роты. Алые чего-то там…

— Алые клинки? — хмурится Лео: — красное перо, шрам вот тут, жилистый такой…

— Точно. Скотина такая, обесчестил девушку и в бега. Встречу — яйца отрежу. — грозится в пространство Беатриче и поворачивается к нему: — а ты его откуда знаешь?

— Зовут его Мессер? — уточняет Лео. Во рту почему-то разом пересохло.

— Мессер. — кивает Беатриче: — дружок твой? Передай что ему конец, фантазер нашелся…

— Этот… Мессер — предложил тебе что-то такое, что тебя смутило? — поднимает бровь Альвизе: — как интересно! Но давайте поговорим по дороге, мы опаздываем! Беа, нам выйти пока ты переодеваешься?

— Зачем? Чего вы во мне не видели? — пожимает плечами Беатриче и разом скидывает с себя платье, оставшись почти совсем обнаженной, если не считать полоски ткани на бердах. Лео сглатывает и делает над собой явное усилие, чтобы не отвести глаза в сторону, она наверняка высмеяла бы это как проявление слабости.

Тем временем Беатриче стояла посреди комнаты, освещенная косыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь ставни. Ее фигура была воплощением силы и ловкости, отточенной годами тренировок. Плечи — широкие и крепкие, переходили в рельефные мышцы спины, прорисованные словно у опытного фехтовальщика. Стан был узким, с подтянутым животом, на котором угадывались контуры мышц пресса. Изящные, но сильные бедра плавно очерчивали линию талии и переходили в длинные, мускулистые ноги — явно привыкшие к долгим переходам и резким броскам. Кожа, гладкая и золотистая на плечах и спине, местами была помечена тонкими серебристыми шрамами — молчаливыми свидетельствами прошлых стычек. Единственным укрытием оставалась узкая полоска ткани на бедрах, подчеркивающая, а не скрывающая ее атлетичное сложение. В ее позе не было ни капли стыда или кокетства — лишь абсолютная, почти вызывающая уверенность в себе и своем теле, как в отточенном оружии.

Лео стиснул зубы. Алисия, подумал он, всегда думай об Алисии в такие моменты. Ни одна живая женщина не достойна того, чтобы просто быть в его памяти рядом с ней. Она никогда не дразнила его и не издевалась над ним, всегда принимала его таким какой он есть. Он не отведет взгляда, но и не будет вспоминать эту Гримани по ночам.

Альвизе же лишь приподнял бровь, наблюдая с деловым любопытством, уголки его губ тронула привычная ухмылка.

Беатриче повернулась к старому сундуку. Движения ее были нарочито медленными, размеренными, словно она наслаждалась легким замешательством Лео или просто демонстрировала полное пренебрежение к их присутствию. Она наклонилась, позволив лучам солнца скользнуть вдоль линии позвоночника, и достала из сундука сверток из грубой ткани. Развернула его без спешки.

Сначала на ее ноги легли практичные кожаные бриджи темно-коричневого цвета, плотно облегающие мускулистые бедра, но свободные в коленях для свободы движения. Она зашнуровала их по бокам неторопливыми, точными движениями пальцев. Затем последовала рубаха из прочного льняного полотна серо-зеленого оттенка — ее она надела через голову, ловко встряхнув распустившимися по плечам каштановыми волосами. Рубаха была просторной, с длинными рукавами, которые она аккуратно подвернула до локтей, обнажая предплечья.

Поверх рубахи она набросила короткий, дублет из потертой кожи. Он плотно обхватывал торс, подчеркивая узкую талию и оставляя свободу рукам.

Она подтянула ремень дублета, надела сверху перевязь с метательными ножами, прицепила к поясу короткий клинок, потянулась, проверяя свободу движений, и повернулась к Альвизе и Лео, все еще отвернувшемуся к стене. На ее лице играла легкая, едва уловимая усмешка.

— Ну что? — спросила она, подбирая свои длинные волосы в практичный хвост у основания шеи и закрепляя их простым кожаным шнурком: — Разглядели достаточно? Или Штиллу надо еще пару минут, чтобы слюни с подбородка вытереть?

— Вот это я понимаю, потратил десять золотых. — сказал Альвизе: — и боевая мощь и красота. Если будешь каждый раз так на привале раздеваться, то я тебе еще золотой сверху накину. А от тебя, Штилл, толку никакого в плане эстетики. Ты на себя взгляни, как ты одеваешься. Рубахи с такими рукавами из моды еще во времена Старого Короля вышли.

— Этот Мессер. — сказал Лео, решительно выкидывая из головы картинки с одевающейся Беатриче: — он в городе сейчас? Не знаешь где остановился?

— Если бы я знала, где именно он остановился, то прямо сейчас он бы рыб кормил на дне Залива. Выпотрошенный как карп и с собственными яйцами в глотке.

— Вот откуда у тебя такая ненависть к мужчинам. — закатывает глаза Альвизе: — это прямо фетишизм какой-то. Сперва ты облизываешь им яички, а потом отрезать норовишь. Эти вот перепады настроения — нездоровая штука. Тебе бы к целителям провериться сходить… но после дела. Сейчас меня твоя кровожадность вполне устраивает. Все, собрались? Молодцы. Да, выходим сейчас, идем на два дня. Нас на выходе, на мысе Челюсть высадят.

— Знаю я там один кабак. — прищуривается Беатриче: — такой там симпатичный паренек в подавалках… не то что в «Королевской жабе» где этот Штилл работает.

— Так я и не подаю. — пожимает плечами Лео: — я на кухне в основном. В зале две девчонки работают.

— И как люди едят то, что ты готовишь?

— Я бы спросил, как они с тобой…

— Тихо! — повышает голос Альвизе: — а ну заткнулись, оба! Я вас нанял, вы согласились, все, с этого момента вы в моей команде, так что прекратили собачиться! Лео, я понимаю, что ты на нее давно слюни пускаешь, но пора бы уже яички в кулак собрать и признаться.

— Чего⁈ Да я никогда…

— Беа, а ты прекращай его дразнить! Знаешь же на что он способен, с огнем играешь!

— Да он сам первый…

— Заткнулись! Оба! — наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Альвизе, который смотрел на них, играя желваками.

— Клянусь я бы лучше с «Крысоловами» работал. — наконец вздыхает он: — все, выдвигаемся. Вернее — выдвигайтесь. Встречаемся через два часа за городом, у Висельника. Если меня там не будет — подождете. Постарайтесь друг друга по дороге не убить, внимания лишнего тоже не привлекайте. Кто помрет — денег не получит. Все ясно? — он обводит их тяжелым взглядом. Лео кивает, Беатриче повторяет его жест.

— Десять золотых за два дня работы, леди и джентльмены. — говорит Альвизе и на его лицо снова возвращается улыбка: — вы уж не облажайтесь.

Через некоторое время Лео и Беатриче уже шли по улицам Нижнего города, поглядывая под ноги, чтобы не вступить в нечистоты. Городской магистрат не сильно-то озаботился чистотой улиц в Нижнем, так что подобное было далеко не редкостью. Они шли молча. Наконец Беатриче не выдержала.

— Штилл. — сказала она.

— Чего тебе? — спросил он, перешагивая через какую-то грязную лужу.

— Как там твоя девушка? Которая нежить? — голос у Беатриче был на редкость спокойным.

— Тави? С ней все нормально. Она в трактире осталась, «У Королевской Жабы». А ты… — Лео заколебался, но решил все же спросить: — как ты с Мессером встретилась?

— Да как… обычно. В какой-то забегаловке вместе с Лоренцо отмечали, а там он и подсел. Выпили, разговорились.

— Вот же… — Лео ругает сам себя. Альвизе упоминал же что Лоренцо подрезали, а он даже не спросил за его здоровье и сильно ли… но если «подрезали», значит жив и относительно здоров, это же не «замочили» или не «зарезали».

— Лоренцо… слышал его ранили? Как он? — спрашивает Лео.

— Нормально. — пожимает плечами Беатриче: — он же чертов жирдяй, чего ему будет. Нож до печени не достал, застрял в его жирах… целитель говорит что неделю-другую ему покой нужен.

— Как он так умудрился перо под ребро получить? Кто такой борзый в Нижнем нашелся? Уж твоего брата тут каждый знает…

— Кто-кто… дружок твой, Мессер. — прищуривается Беатриче: — а ты его откуда знаешь?

— Ого! — моргает Лео: — вполне в духе капитана. А знаю я его еще с Вардосы. Он там в отряде служил во время осады. Как-то раз…

— А ну стоять. Ты там! — гони деньги, если хочешь, чтобы дамочка твоя без шрама через все личико ходила! — окрикивает их голос за спиной.

— Зря мы тут решили срезать. — спокойно говорит Беатриче, ее рука ложится на перевязь с метательными ножами: — нарвались на неприятности…

— Беа, ради бога, не надо. — он придерживает ее руку: — Альвизе просил не привлекать внимания.

— Эй, ты чего, глухой⁈ — Лео оборачивается. Прикидывает. Четверо, думает он. Все — худые, нервные и дерганые, наверняка на Пыли сидят. У двоих — ножи, короткие, дешевые и ржавые куски металла, которыми не то что мяса — хлеба с трудом можно будет нарезать. У одного — дубинка, обычная палка с утяжеленным концом. И один с кистенем в руках, он самый опасный, придется либо его на расстоянии держать, либо первого кончать. Все четверо — молодые, из ранних, наверное, из беженцев с юга, иначе они бы Беатриче узнали. Нашли кого грабить, идиоты…

— Кто такие? — спрашивает Лео, сделав шаг вперед: — чего-то я вас тут не припомню.

— Ты чего такой наглый, теленок? — повышает голос один из них, тот что с дубинкой: — не слышал? Гони денежку, иначе мы твоей крале такую улыбку на горлышке нарисуем — от уха до уха!

— С такими ножами? Вряд ли, — сухо роняет Лео.

— Чего ты там вякнул⁈

— Нож нужно в чистоте держать. Смазанным жиром или маслом, чтобы ржа не поела. Один раз не протрешь после применения и лезвие все в рябинках будет, пегое. — Лео вынул свой нож из ножен и продемонстрировал его: — видите? Лезвие… угол заточки у каждого мастера свой, кто-то поострее делает, кто-то, наоборот. Если сильно угол острый, то и лезвие вроде как острее, но быстрее затупится. Металл тоже важен, очень важен, а у вас — дешевая штамповка из обрезков металла что кузнецы выбрасывают в утиль. Но даже таким лезвием можно «улыбку от уха до уха нарисовать», вот только его заточить нужно как следует. А я отсюда вижу, что у вас херня а не заточка. Знаете что? — он разворачивает нож рукоятью к ним: — вы же художники, верно? Так я вам нож одолжу. Вот, берите. Если вы на ней и правда такую вот улыбку нарисуете, то я вам этот нож подарю. У нее наверняка с собой деньги есть…

— Штилл, сука! — она толкает его под локоть: — ты что себе позволяешь, а⁈ У нас работа!

— Если эти ребята смогут тебя зарезать, значит Альвизе зря на тебя деньги тратит. Смотри — они тебя зарежут, а я их с собой возьму вместо тебя. Все в выигрыше. — говорит он, наклоняя голову к ней: — правда вот я сомневаюсь, что мне так повезет, Беа.

— Беа? Погодите… — тот что с кистенем сглатывает и делает шаг назад: — так вы Гримани? Беатриче Гримани⁈ А… значит вот этот — Леонард Штилл? «Нож»⁈

— Смотри-ка на улицах еще помнят, что ты чертов псих.

— На улицах помнят, что ты стервозная сука.

— Извините! Извините нас! Обознались! — четверка растворяется в тенях как будто никого и не было. Беатриче подбрасывает на ладони метательный нож, Лео успевает перехватить ее за руку.

— Отпусти, Штилл. — вырывается она: — нашел кого жалеть… крысы помойные.

— Да мне плевать. Ал сказал — «не привлекая внимания»,

— Тск.