Башни Латераны 3

Глава 16

Лео ждал ночи. Северин говорил и говорил — о Древних, о том, как люди измельчали за прошедшие века, о судьбе человечества после возвращения великих создателей. Лео слушал, кивал, порой даже задавал вопросы, играя роль заинтересованного собеседника. А сам выжидал время, подбираясь пальцами к вшитому в рукав лезвию.

Даже если он освободится посреди бела дня, его сразу же схватят или убьют. Если бы не Пелена Майи, он мог бы убить Северина или захватить преподобного в заложники, требуя отпустить товарищей, но с этим проклятым заклинанием нельзя было быть уверенным ни в чём. Значит, нужно было ждать ночи — даже если караван не станет останавливаться, даже если продолжит движение, всё равно в темноте у него было больше шансов. Освободившись от верёвок, он мог бы начертить круг Нуллификатора, развеять Пелену Майи и уже тогда нанести удар.

Он ждал.

Солнце село, и жар отступил, сменившись пронизывающим холодом — Стеклянная Пустошь отдавала накопленное тепло быстро и жадно. Северин наконец замолчал, укутался в плащ и закрыл глаза.

Край лезвия коснулся пальцев. Лео осторожно подцепил металл и потянул. Лезвие выскользнуло из потайного кармашка и легло в ладонь — маленькое, тонкое, острое как бритва. Достаточно, чтобы перерезать верёвку. Достаточно, чтобы…

Лео замер. Что-то было не так. Холод оказался слишком сильным — не ночная прохлада, а ледяной ветер, пробирающий до костей. И под спиной ощущались не доски повозки, а что-то твёрдое, неровное, впивающееся в кожу. Перед глазами плыло марево, кроваво-красные искры и дым…

Он моргнул. Чёрное небо, усыпанное звёздами, раскинулось над ним. Никакого тента, никакой повозки. Лео рывком сел — и мир качнулся, поплыл. Голова раскалывалась, а во рту было сухо, словно туда набили песка. Руки оказались связаны за спиной. Рубашки не было, а значит, не было и лезвия, вшитого в рукав. Он огляделся. Стеклянная Пустошь тянулась во все стороны — бесконечная, мёртвая, залитая холодным светом луны. Оплавленная земля блестела как чёрное зеркало. Ни повозки, ни каравана, ни единого следа. Он был совершенно один.

«Я мог бы заставить вас видеть меня мёртвым. Вы бы вышли из шатра, думая, что победили…» Голос Северина зазвучал в голове, и Лео почувствовал, как что-то холодное сжимается в груди. Не было никакой повозки. Не было разговора длиной в целый день. Не было шанса на побег. Была только Пелена Майи — и он, лежащий в пустыне, пока его разум путешествовал в уютной иллюзии.

Сколько он здесь лежит? Губы потрескались, язык распух, в горле стояла раскалённая сухость. Он умирал от жажды, пока думал, что Северин предлагает ему воду. Но его явно выкинули из повозки ближе к вечеру, если бы выбросили днем — он бы не выжил, спекся бы как цыпленок в духовке на раскаленной сковороде Стеклянных Пустошей.

Лео хмыкнул себе под нос — сухо, без единой капли веселья. Вот скотина. Он даже не стал пачкать руки — зачем, если пустыня сделает всё сама?

Паника поднялась волной, но Лео задавил её усилием воли. Не сейчас. Паниковать можно потом, когда будет время. Сейчас нужно думать.

Он сжал зубы, взялся правой рукой за основание большого пальца левой и примерился. Выдохнул. Послал короткий импульс остатков маны в каналы, это должно слегка снизить чувствительность к боли. Сжать пальцы крепче и… поворот всей кистью!

Хруст, белая вспышка боли перед глазами. Лео не закричал — в горле не было воздуха для крика. Только хрип, сдавленный и животный. Он не стал ждать. Пока адреналин глушил боль, он протянул изуродованную кисть через петлю. Кожа содралась, кровь потекла по запястью, но рука вышла. Вывести руки вперед, схватиться за вывернутый палец, примериться… рвануть на себя. Упасть на холодное стекло Пустошей, шипя от боли и проклиная отца Северина и всех его родных до седьмого колена.

С ногами пришлось повозиться дольше. Пальцы левой руки отказывались сгибаться, правая тряслась, но в конце концов последняя петля упала на стеклянную землю.

Он был свободен.

Лео попытался встать, но ноги подогнулись, и он упал на колени. Поднялся снова, устоял и огляделся. Пустыня тянулась во все стороны — одинаковая и бесконечная. Луна заливала её мертвенным светом, и нигде не было видно ни ориентиров, ни следов, ни намёка на направление. А теперь, подумал он, самый важный вопрос.

Куда идти?

Он попытался вспомнить карту. Караван шёл на юг, к центру Пустоши, значит, возвращаться нужно на север. Но где север? Лео поднял голову, отыскивая среди звёзд Корону Странника, по которой ориентировались моряки и путешественники. Вот она, значит, север там.

Он сделал шаг, потом другой. Стеклянная поверхность была неровной, изрезанной застывшими волнами, и каждый шаг отдавался болью в босых ступнях.

Лео посмотрел вниз и невесело усмехнулся. Северин забрал всё — рубашку с лезвием, сапоги, пояс с инструментами. Оставил только штаны, может быть из милосердия, а может, просто не захотел раздевать догола. В следующий раз он зашьет лезвие в край штанов. И еще одно — в исподнее. Говорят, что Беатриче Гримани носила одно из лезвий у себя за щекой… но это было неправдой. При мысли о Беатриче у него испортилось настроение, которое и так было хуже некуда.

Хватит, подумал он, сейчас главное идти. Лео сделал ещё шаг. Стекло резало ступни, но он продолжал идти. К северу. Сколько придётся идти, он не знал. Дойдёт ли — тоже не знал.

Он шёл, и Стеклянная Пустошь тянулась вокруг него бесконечным мёртвым морем. Лео давно потерял счёт времени, ориентируясь только по луне, которая медленно сползала к горизонту. Небо на востоке начало сереть, предвещая рассвет, а вместе с ним — убийственную жару, от которой не будет спасения.

Ступни давно онемели, и Лео старался не смотреть вниз, зная, что увидит там изрезанную, окровавленную плоть. Острые края застывшего стекла впивались в кожу с каждым шагом, и за ним тянулась цепочка тёмных пятен — кровь на чёрном зеркале пустыни.

Сколько он прошёл? Милю? Две? Может быть, десять? Пустыня выглядела одинаково во все стороны, и временами Лео казалось, что он топчется на месте, что стеклянная земля движется под его ногами как бесконечная лента, унося его обратно к той точке, откуда он начал свой путь.

Жажда была хуже любой боли, которую он когда-либо испытывал. Язык превратился в сухой распухший комок, горло горело так, словно он проглотил раскалённые угли, и Лео ловил себя на том, что слизывает кровь с разбитых губ — хоть какая-то влага, хоть что-то, чтобы смочить пересохший рот.

Он упал. Не споткнулся о неровность стеклянной поверхности — просто ноги отказали, подломились, как будто кто-то перерезал невидимые нити, державшие его вертикально. Колени ударились о стекло, ладони выставились вперёд, и Лео замер на четвереньках, тяжело дыша и глядя на своё отражение в оплавленной поверхности.

Он заставил себя подняться сначала на одно колено, потом на другое, и наконец выпрямился, покачиваясь. Мир вокруг него качнулся, поплыл разноцветными пятнами, но он устоял, вцепившись взглядом в линию горизонта.

Небо на востоке окрасилось в розовый цвет, нежный и безжалостный одновременно. Солнце вот-вот покажется из-за края мира, и тогда стеклянная пустыня превратится в гигантскую раскалённую сковороду. Стекло начнёт накапливать тепло, отражать его, усиливать, и он окажется в центре печи без единого шанса на спасение. У него оставалось полчаса, может быть, час, а потом всё закончится.

И тогда он услышал звук.

Лео замер, не веря собственным ушам. Звук был слабым, далёким, почти на грани слышимости, но Лео провёл слишком много времени в седле, чтобы не узнать этот ритмичный перестук — копыта, бьющие по твёрдой поверхности. Много копыт. Много лошадей.

Он прищурился, всматриваясь вперед.

Впереди виднелось дрожащее облако. Лео прищурился сильнее, пытаясь разглядеть детали. Всадники на лошадях, несколько десятков — нет, гораздо больше, может быть, сотня или даже две. Солнечные блики играли на металле — броня, шлемы, наконечники копий. Это была не разношёрстная банда сектантов. Это был настоящий военный отряд, организованный и вооружённый.

А впереди колонны развевалось знамя. Чёрное полотнище с серебряным символом, который Лео узнал бы в любом состоянии, даже на пороге смерти, даже в бреду. Разомкнутый глаз в треугольнике — древний знак Священной Инквизиции, пронизывающий взгляд Церкви, от которого не скрыться ни одному еретику.

У него перехватило дыхание. Из огня да в полымя, подумал он, ну и пусть. Если они дадут ему попить воды перед смертью, то он, пожалуй, не будет возражать против аутодафе.

Всадники приближались с пугающей скоростью, и теперь Лео мог разглядеть их гораздо отчётливее. Воины в тяжёлой броне восседали на лошадях, копыта которых были обмотаны чем-то вроде многослойных кожаных чехлов с металлическими набойками — зачарованная защита, понял Лео, которая позволяла животным идти по раскалённому стеклу, не сжигая ноги. Серьёзная экипировка, дорогая, явно подготовленная специально для похода через Пустошь. Поверх доспехов — белые накидки, защищающие от палящего солнца.

Но его внимание привлекли не воины, а три фигуры во главе колонны. Даже с расстояния в сотню шагов Лео понял, что это женщины — по посадке в седле, по очертаниям фигур под чёрными одеяниями, по тому, как развевались их плащи на утреннем ветру.

Сёстры-Дознавательницы. Лео слышал о них ещё в Академии, когда магистр Шварц рассказывала об истории Инквизиции и её различных подразделениях. Элитный орден внутри ордена, женщины, посвятившие жизнь охоте на еретиков, отступников и практиков запретных искусств. Говорили, что они проходят особое обучение с раннего детства, что их учат читать мельчайшие признаки лжи — дрожь ресниц, изменение дыхания, микродвижения лицевых мышц. Говорили также, что некоторые из них обладают даром видеть ложь так же ясно, как обычные люди видят цвета.

Замечательно, подумал Лео с мрачной иронией. Просто замечательно.

Отряд остановился в двадцати шагах от него, и воины мгновенно перестроились, со скоростью и точностью, вызывающей у него печальные мысли. Полукольцо из лошадей и всадников окружило Лео, но и только. Никто из них даже не потянулся за мечом или не направил на него арбалет, не опустил копье. Оно и понятно, после ночи в пустыне он не выглядел угрозой… и не являлся таковой.

Одна из Сестёр спешилась, легко соскользнув с седла на стеклянную поверхность, и двинулась к нему уверенной походкой человека, привыкшего к повиновению. Высокая, худощавая, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, которые говорили не столько о возрасте, сколько о годах, проведённых под открытым небом и беспощадным солнцем. Но глаза у неё были молодыми — живыми, острыми, пронзительными, глаза хищной птицы, высматривающей добычу. На чёрном одеянии поблёскивал серебряный символ разомкнутого глаза.

— Имя, — произнесла она без какого-либо приветствия или предисловия. Голос был сухим и бесстрастным, как шелест песка по камню.

— Попить дайте. — попросил он: — а потом спрашивайте что угодно. — Сестра взглянула на него, внимательно осмотрела запястья и ноги, израненные переходом через пустыню. Повернула голову назад. Один из всадников спешился и передал ему флягу с водой. Лео спешно (руки дрожали) открутил крышку и жадно припал к горлышку, глотая живительную влагу, продолжая пить, пока у него не отобрали флягу, грубо толкнув в плечо.

— Нельзя много. — сказал воин, убирая флягу: — дурно станет.

— Имя? — повторила Сестра.

— Леонардо Штилл, — ответил Лео, утираясь предплечьем и чувствуя, как к нему возвращаются силы: — я из Тарга.

— Что ты делаешь здесь, Леонардо Штилл? Посреди Стеклянной Пустоши, полуголый, израненный, в десятках миль от ближайшего человеческого поселения? — спрашивает его Сестра. — Умираю, — ответил он: — хотел бы до берега добраться… или до ближайшего поселения.

Сестра не улыбнулась, её лицо осталось неподвижным, словно высеченным из камня. Её глаза медленно скользнули по его телу сверху вниз и обратно — профессиональный, оценивающий взгляд, фиксирующий каждую деталь. Лео знал, что именно она сейчас видит. Изрезанные, окровавленные ступни. Следы верёвок на запястьях, содранная кожа, засохшая кровь. Распухший, неестественно изогнутый палец левой руки. Потрескавшиеся до крови губы, запавшие глаза, обожжённая солнцем кожа.

— Тебя связывали, — произнесла она, и это не было вопросом.

— Да. — отрицать было глупо.

— Кто?

Лео помедлил, собираясь с мыслями.

— Орден Истинной Триады, — сказал он: — Так они себя называют. Хотя на самом деле они не схизматики, а черт знает что вообще. Их ведёт человек по имени Северин, он величает себя преподобным отцом. У него есть заклинание, очень мощное — Пелена Майи. Оно позволяет ему контролировать восприятие людей, создавать иллюзии, которые невозможно отличить от реальности, заставлять видеть то, чего нет, и не видеть того, что есть. Я…

— Пелена Майи… — в глазах Сестры вспыхнули темные огоньки: — преподобный Северин. Какие у тебя с ним дела?

— Он нанял меня и моих людей для охраны каравана. Паломники, направляющиеся к южным святыням — так он это представил. Мы не знали, кто он на самом деле и чем занимается его так называемый орден. Когда я понял, что происходит, когда разглядел правду за иллюзией… — Лео слегка пожал плечами, изображая беспомощность. — Он оказался сильнее и хитрее.

Сестра смотрела на него долго, не мигая, и Лео выдержал её взгляд, хотя от усталости и жажды всё плыло перед глазами. Он знал, что она ищет — малейшие признаки лжи, дрожь голоса, бегающий взгляд, нервное сглатывание. Он дал ей то, что она ожидала увидеть — измученного, напуганного человека, который говорит правду, потому что слишком устал для лжи.

— Ты лжёшь, — произнесла она наконец, и у Лео оборвалось сердце.

Сестра чуть наклонила голову, продолжая изучать его с холодным интересом.

— Не во всём, — добавила она после паузы, показавшейся Лео вечностью. — Большая часть того, что ты сказал — правда. Но что-то ты скрываешь. Что-то важное, что-то, что ты очень не хочешь, чтобы мы узнали.

Квестор, пронеслось в голове у Лео. Квестор с перерезанным горлом и его отряд, оставшийся в Катакомбах…

— Отец Северин мой заклятый враг. — сказал он поспешно: — я ничего так не желаю, как перерезать ему глотку и видеть как он захлебывается собственной кровью. Но еще больше, чем это я хочу выручить своих товарищей. Виконта Альвизе де Маркетти и дейны Беатриче Гримани.

Сестра помолчала, обдумывая его слова. Потом обернулась к двум другим женщинам, которые всё ещё оставались в сёдлах, наблюдая за разговором с высоты своих лошадей. Увидела короткий кивок от старшей и снова повернулась к нему.

— Сейчас ты сказал правду. — сказала она: — как ты избавился от Пелены Майи? Ты маг?

— У меня есть дар, но даже не Первый Круг. Заклинание Нуллификаторе, антимагия против ментального воздействия.

— Снова говоришь правду. Откуда у тебя такое редкое заклинание?

— Магистр Шварц научила, она была моим учителем в Академии. — Лео уже понял, что лучше говорить только правду, нельзя врать этой странной Сестре Дознания. Можно умолчать о чем-то, но не врать.

— Магистр Шварц? Знакомое имя… — звучит голос старшей монахини, ей явно перевалило за пятьдесят, и седые пряди пробивались в тёмных волосах, убранных под чёрный платок. Но двигалась она с лёгкостью и уверенностью, которые приходят только с годами постоянных тренировок, а в её осанке читалась несгибаемая сила характера. Глаза у неё были странного цвета — светло-серые, почти белые, как лёд на замёрзшем озере, и такие же холодные: — откуда оно мне знакомо?

— Отвечай «да» или «нет», отвечай быстро и четко. — тем временем говорит Сестра Дознания, стоящая перед ним: — если будешь медлить, то мы оставим тебя здесь. Тебе понятно, Леонардо Штилл?

— Да! Но…

— Ты верующий?

— Да.

— Ты веришь в Триаду и Архангела?

— Да.

— Ты магикус?

— Да.

— Ты когда-либо убивал?

— … да.

— Ты когда-либо крал?

— … да.

— Ты когда-либо насиловал женщин?

— Нет.

— Ты воздействовал на людей ментальной магией?

— Нет.

— Ты заключал договора с демонами или их прихвостнями?

— Нет.

— Ты хочешь убить меня?

— Нет.

— Ты хочешь убить отца Северина или того, кто выдает себя за него?

— Да. Еще как.

— Только «да» или «нет». Ты хочешь спасти своих товарищей?

— Да.

— Ты любишь эту дейну Гримани?

— … нет!

— Снова врешь.

— Сестра Клара, думаю, что последний вопрос лишний… — морщится Старшая Сестра: — с ним все понятно. Вор и убийца, наемник без грана совести. Оставить ему флягу с водой и пусть идет куда хочет.

— Мать Агнесса, — произносит стоящая рядом Сестра с еле заметным поклоном. — Этот человек может быть полезен. Он знает Северина лично, был внутри каравана, видел то, что скрывает Пелена. Возьмем его с собой. Времени на длительный допрос у нас нет, пока мы стоим, Вестник Возвращения продолжает идти! Возьмем его с собой и допросим по дороге!

— Любопытство сгубило кошку, сестра Клара. Впрочем, ладно. — Преподобная Мать Агнесса выпрямилась в седле: — спроси у него самое важное. Готов ли он умереть за Господа Нашего?