Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 8

Событие двадцать второе

«Придёт время, когда будут выбиты зубы у них, и отсечена будет правая рука, и охромеют они на правую ногу, дабы познали грехи свои».

Пророчество святой Бригитты Шведской для Ордена крестоносцев

По дороге, не по дороге, но заглянуть в Кеммерне к преподобному отцу Мартину Иоганну пришлось.

Матильда страшной тайной с парнем поделилась. По секрету большому. Тцц!!! Никому! Никогда! У неё нет ни одного знакомого художника. Нет и живописцев. И даже иконописцев. Не захаживала к ней эта богема, и сифилис не лечила после оргий. Беда. И тут Иоганн вспомнил ещё одного человека, который может знать художников. У отца Мартина в его кирхе — оратории была стена заштукатуренная… ну, наверное. Или глиной обмазана, а сверху побеленная. Но бог с ней, со стеной. На этой белой почти поверхности, при этом довольно ровной, был нарисован Иисус на кресте. Есть у Сальвадора Дали картина, наверное, не самая известная. Там на кресте распят Иисус, но дело не в этом, все кому не лень распятие писали. Дело в небольшой детали. Крест парит над озером, окружённом горами. И что примечательно, у распятого Иисуса нет лица. Вид как бы сверху. Ну и голова, полностью упавшая на грудь. Так вот, этот Сальвадор издали украл свою картину у того, кто нарисовал на этой белой стене в оратории Кеммерна именно такую картину.

Плохая она или хорошая, пусть гиды рассказывают. Не по канонам точно. Как это Иисус и без лица⁈ Главное другое — оратория новая и, следовательно, картина нарисована недавно. И там полно коричневых и тёмно-жёлтых оттенков. Получается, что совсем недавно в Кеммерне жил художник и рисовал эту картину используя жёлтые и коричневые краски. Возможно, преподобный отец Мартин знает, где этот художник сейчас. Возможно, он в Риге. И, возможно, он либо продаст краски Иоганну, либо продаст рецепты красок. В совсем уж крайнем случае, можно организовать захват писаки, и с помощью вырывания ногтей, сподвигнуть того на сотрудничество. Да, не наш метод. Но где ноготь хренового, если честно, художника, и где прогресорство Иоганна. Всё же пацан надеялся, что несколько шиллингов или даже, чёрт с ним, марка серебряная тяжёленькая развяжут язык не найденного пока живописца.

— Рисовальщик? — Мартин преподобный сощурился — нахмурился — скривился — искривился, — а зачем тебе, сын мой?

— Вот! — Иоганн во второй раз за день тряпицу снял с шедеврального шедевра львиноголового.

— Ох, мать твою! Донерветер. Спаси и помилуй мя, Господи! — и этот креститься начал, а ведь интеллигенция.

— Хочу улучшить, углубить, так сказать, и расширить, — поделился мечтами пацан.

— Бес! В тебя опять, Иоганн, вернулся бес! Что это? — ну, хоть на колени перед львом не бухнулся и воздух не испортил. Крепче кишечник у преподобного, чем у Хельги.

— Это картина царя зверей — льва. Правда, красиво. Мне, чтобы ещё красивее было, краски нужны. Сам я с усам, но лучше найти специалиста и у него секреты производства красок купить или бартер устроить. Ченч. Он мне секрет краски жёлтой, а я ему его ноготь вырванный, — Не, про ногти, понятно, не сказал, только подумал, на бартере остановился.

— Бартир? Что это? — продолжил креститься святой отец, искоса на скалящегося льва поглядывая.

— Слово ангельское. Тьфу. Английское. Обмен одного предмета на другой, — и видя, что преподобный не расхмуривается, пацан добавил, — Это меня фон Бок некоторым английским словам научил. Нет, так-то он, как и вы, святой отец, англичашек не любит. Бесы они.

Была такая фишка у отца Мартина не любил он англов большой и постоянной нелюбовью, а вот за что такая нелюбовь, не говорил.

— В Риге сей монах обитает, что Господа здесь нарисовал. В монастыре. Он, как и я из Кракова. Там учились в университете вместе. Брат Сильвестр. Он мне и в самом деле как брат. Я, как бываю в Риге, всегда к нему захожу. Небезынтересно будет показать ему твоего царя зверей, что же касается секрета изготовления красок, то думаю, поделится он без всяких бартиров. Ты ему расскажешь, как льва этого сделал, а он тебе рецепты красок. И не нужен никакой бартир.

— Действительно, святой отец, не нужен бартер, я ему секрет изготовления картины сей, а он мне, как краски делать. Зачем нам бартер, так поменяемся.

— Хорошо, Иоганн. Нам ведь всё равно нужно ехать в Ригу. Теперь у тебя нет третьего опекуна, и это недопустимо. Могут потом сложности возникнуть с наследством. А твоей мачехе тоже нужно показаться архиепископу, с гибелью Генриха ситуация с его баронством ещё хуже, чем с нашим. Там молодая жена, и у неё нет детей. А у Генриха от прежней жены тоже не осталось наследника.

— Там же есть младший брат Марии…

— Он не наследует майорат. Тем более, судьба Александра неизвестна. Так что дорфы Пиньки и Пелес тоже должны передать, по моему разумению, тем же опекунам пока, что и земли твоего отца, то есть, мне, твоей мачехе и ещё одному человеку, которого назначит архиепископ. Возможно, им станет отец Юргена Кессельхута Бернхард.

— Так он тоже на войне? — это Иоганн точно знал, был разговор с Юргеном у него на эту тему.

— Вернётся.

— Вернётся, так вернётся, — махнул рукой Иоганн, он точно зал, что война ещё больше года будет идти, и рыцарей там поляжет много. «Ужели здесь лежит весь орден»? Так, кажется, король Ягайло вопросил. И там что-то про пророчество Бригитты и про выбитые зубы дальше, — когда же отправляемся?

Событие двадцать третье

Решили ехать в Ригу к архиепископу через неделю. Нужно подготовиться. Готовка разная и одна из основных частей — это подгонка доспехов. С литвинов и жемайтинцев столько брони и оружия собрали — затрофеили, что роту конную можно выставить. Людей при этом не много, и часть ещё и в замке нужно оставить. И по этой самой причине уж те, что отправятся в Ригу, должны быть в нормальной, плотно подогнанной броне. Собрали новиков, все три десятка и стали к ним приторачивать латы, панцири-кирасы, бахтерцы, наколенники и прочие бригантины с ерихонками. Понятно, что доспехи — это не стринги их в натяжку не надевают, там и поддоспешник, и ремешки можно чуть удлинить, тем не менее, и другое ясно, что на Андрейку — сына Перуна, который за метр восемьдесят и на Тимошку четырнадцатилетнего, который на две головы его ниже доспехи нужны разные. Слава богу, выбирать есть из чего.

Тридцать новиков нарядили в железо. Смотрелось это воинство внушительно, ещё и кони как на подбор. Дестриэ выбирали с ростом в холке не менее ста семидесяти пяти. Может, и плюс минус туда-сюда пару сантиметров. Мерили в футах, локтях, вершках, дюймах и прочей хрени, не имея ни одной линейки. Мерой служил десятник Семён. У него рост как раз метр семьдесят пять где-то, коней по нему и подбирали.

С лошадьми беда, вообще-то. Их прибавилось почти на пять десятков. Впереди зима. Нужны тёплые, не продуваемые сырыми и холодными зимними бореями, конюшни. И их срочно в Кеммерне и Русском селе строят. Но это полбеды. Лошадь, она за сутки съедает разных кормов не менее двадцати кило, и сена в этом количестве только половина. Но это обычная лошадёнка. Дестриэ и тридцать пять кило проглотит. Если на сто двадцать дней зимы посчитать и на полсотни добавленных к имеющимся лошадям, то путём не хитрого расчёта, получается двести тонн различных кормов, из которых овса почти пятьдесят тонн. Так ещё и моркови тонн двадцать. Ну и главное — возы и возы сена.

Отто все эти расчёты, правда, не в тоннах, а во всяких ластах и фунтах предоставил и предложил лишние доспехи продать, и часть лишних лошадей, похуже и выбивающихся из общей концепции выведения мощных дестриэ в баронстве, начатой отцом Иоганна, тоже отвести с собой в Ригу и там продать. А на эти деньги закупить овса, сена, моркови и прочей капусты для того, чтобы лошади от бескормицы к весне не начали дохнуть.

На плече в мешке тонны продуктов и тонны сена не увезёшь. Пришлось формировать огромный обоз. Тридцать новиков во главе с Семёном и Перуном будут сопровождать обоз из шести десятков возов — телег. Плюсом будет карета для двух Марий. Ясно, что карету за неделю не построишь. Иоганн помнил, как женщины в попону кутались, когда они в Пиньки на похороны ехали. Предложил барончик Игнациусу и Карлосу бросить все дела и собрать на большом возу клетку большую с дверцей и обтянуть её попонами, внутри же соорудить скамейки две и бросить на них тюфяки, набитые конским волосом.

Сооружение получилось громоздким, некрасивым и даже смешным немного. Но это такая ерунда по сравнению с тем, что там нет ни дождя, ни ветра. Мачеха баронскую карету оценила, даже чмокнула Иоганна в лоб и потрепала по волосам на затылке.

Кроме лошадей в количестве трёх десятков и семи возов ненужной брони всякой, в том числе и не комплектной везли на продажу семь рукомойников. Ну, всё, что успели сделать к этому времени Карлос с главплотником.

Сам же Иоганн целую повозку занял своими поделками и находками. Крупные куски янтаря он решил не брать, решил же чашки пробовать делать. Мелкие тоже, цена на них небольшая, а ему нужна крошка для картин. Набрали примерно полтора ведра средних камней, при этом выбирали жёлто-прозрачные, всякие рыжие, красные и коричневые, на которые цена ниже, Иван Фёдорович решил оставить на производство красок.

Основную же массу груза этой повозки составляли куски мыла. Пацаны наделали двести кусков. Каждый примерно по четыреста грамм. При этом истратили триста литров различных масел. Перебирая куски и сравнивая мыло из разных масел, Иоганн не замечал разницу. Что льняное, что конопляное… отличить по уже готовым кускам было невозможно. Скорее одна партия от другой отличалась. Мыло всё же было грязновато-серое из-за того, что зола — это всё-таки зола. Нужно, по-хорошему, несколько раз промывать и опять сгущать получившийся из золы водорослей раствор или даже изготовить стеарин, а потом из стеарина назад произвести мыло… Не сложно, и будет время Иоганн решил попробовать. Процесс полностью обратимый. Взял мыло, растворил, нагрел и влил туда уксусную кислоту, готов стерин, он всплывёт белы комком. Потом если нужно опять в мыло превратить растопил свечку эту или комок стеарина на водяной бане и бухнул туда соды или золы несколько раз очищенной точно получится белое мыло, а если одновременно добавить красителей, про которые Матильда рассказала, то получится цветное мыло. Ну, и никто не мешает добавить ароматизаторы. Того же мёда, например, или даже лепестков шиповника.

Как-то был Иван Фёдорович на экскурсии в монастыре, и там на входе продавали самодельное мыло монашки. И были среди них прозрачные со всякими травинками и лепестками внутри. Придя домой, он тогда в интернете полазил и нашёл ответ на вопрос, как делают прозрачное мыло. Нужен глицерин. Там же и ответ обнаружился, как это делают, просто нужно при омылении жиров натриевой щелочью добавить оксид свинца. Опять ядовитый свинец. Но попробовать-то стоит. Сколько будет стоить прозрачное мыло с ромашкой внутри даже сложно представить.

— Не, уважаемый барон, не могу я вам продать этот кусок мыла, прозрачный только для принцесс и королев, в крайнем, совсем уж крайнем, случае для герцогинь. Вам? Ну, даже не знаю⁈ Два золотых дуката? Нет, так нет. Полкуска? Вот извольте кусок в двести грамм за золотой дукат.

— Иоганн, ты заснул, что ли пора трогаться, садись в повозку, — окликнул его тюфянчей, вырывая из мечт.

Событие двадцать четвёртое

К отъезду, за неделю, два ученика и сам Иоганн им в помощь, успели сделать, или всё же нарисовать, ещё одну картину со львом. И она уже гораздо лучше вышла. Две краски желтую и красно-коричневую пацаны получили. Горст нарисовал очередного мультяшного льва и уже хотел обсыпать его крошкой, как первого, когда, наконец, в ступке Матильды получился достаточно мелкий порошок, изготовленный из непрозрачного жёлтого янтаря. Как и опасался Иоганн, он вышел не ярко-жёлтый, а бледный и ещё серовато-коричневатый. Но всё-таки, какой-никакой, а жёлтый. А вот красно-коричневый порошок цвет почти не изменил. Иоганн вмешал жёлтый порошок в олифу и попробовал рисовать. Слишком густая получалась краска. Но это в следующий раз нужно будет экспериментировать. Сейчас он нарисовал льва, смешивая две имеющиеся краски. Вполне прилично вышло. Потом на нужные места нанесли клей и обсыпали крупной крошкой нужных цветов, следом мелкой. И на пятый день из почти чёрной краски сделали фон. Лёва был другим. Вроде тот же рисунок, ну, почти тот же, а на втором точно была усмешка на морде, да и вообще чёткие линии позволили сделать льва живым и симпатичным.

Обе эти картины Иоганн тоже с собой вёз. Хотел ход конём сделать. Одну, первую, подарить архиепископу, а вторую попытаться продать на рынке. Он прикинул себестоимость такой картины, с учётом янтаря, покупной канифоли, цены на масло и парусину, а также оплата труда пацанов и Карлоса с Игнациусом, получалось в районе шесть — восьми шиллингов. Если получится продать за пять марок, а именно за такую цену хотел Иоганн её выставить, прибыль получалась вполне приличной. Пять марок — это конь дестриэ, например, правда плохонький, особо красивые и мощные экземпляры, такие как Рыжик и двадцать марок стоили. Ещё можно пистоль купить или меч хороший. Кольчуга стоила в районе пяти марок, сильно зависела цена от плетения и количества и качества пластин.

Но тут цена как бы и не главное, если картину получится продать, а архиепископ, впечатлившись, захочет приобрести похожие картины, то появится стабильный рынок сбыта, и можно будет организовать в замке настоящую художественную мастерскую, ремесленников вокруг неё собрать, рамы нужны резные, порошок и крошка янтарные, и почему бы не ученики и помощники к Горсту.

Это не зерно продавать. Тут денежки серьёзные.

Можно и краски для художников и всяких маляров делать на продажу.

Кстати…

Делая коричневую краску из янтарного порошка, Иван Фёдорович вспомнил, что доцент Калинович рассказывал им на лекциях по «Введению в специальность» ещё про две интересные краски. Казимир Петрович тогда заставил первокурсников рты пооткрывать. Не верилось, что такое возможно. Тем не менее, потом уже, когда всякие интернеты и Википедии появились Иван Фёдорович, на именно такой способ получения коричневой краски, случайно наткнулся. Называлась она mummy brown или Египетский коричневый.

Эту краску производили из египетских мумий.

На протяжении XVIII–XIX веков краску из мумий описывали в трактатах о живописи и художественных словарях. Её продавали и изготавливали в огромных количествах. Некоторые исследователи того времени считали, что качество красителя напрямую зависит от частей тела мумифицированного человека. Например, пигмент из мышц давал более тонкие оттенки.

Рецепт, насколько помнил его Иван Фёдорович был такой. Разрезанную мумию замачивали в воде на несколько дней, затем грязную воду сливали, мумию измельчали, получившийся материал фильтровали шесть-восемь раз, а в финале сушили и растирали в порошок.

Это было дико. Даже слушать про такое странно. И продолжалась эта дикость пока химия не встала на ноги и не вытеснила всякие природные красители. Правительство Египта ввело запрет на вывоз мумий, но это только увеличило количество вывозимых мумий и подняло цену на коричневую краску.

Вторая краска была тоже из разряда «ну, ни фига себе». Это была зелёная краска. Изумрудно-зеленая краска представляла собой гремучую смесь из ядов: она состояла из мышьяка, уксуса и окиси меди. Пока такую краску растираешь в порошок и потом работаешь с ней, жизнь себе на пару лет точно укоротишь. Существует мнение, что именно из-за зеленых стен в доме на Острове Святой Елены умер Наполеон. Покрасили добрые англичане домик в красивый зелёный цвет для бывшего императора, а теперь почётного пленника. И ежедневно на протяжении многих лет вдыхая мышьяк и окись меди Наполеон добрался до критической дозы. В эту версию верилось больше, чем в медленное отравление с пищей. Да пофиг было англичанам, нет им указа, и плевать они на чьё-то мнение хотели. Захотели бы отравить, дали бы сразу нужную дозу мышьяка. Ну, бывает, слабое здоровье у бывшего императора. Полячки спидом заразили.

Добрый день уважаемые читатели, кому произведение нравится, не забывайте нажимать на сердечко. Вам не тяжело, а автору приятно. Награды тоже приветствуются.

С уважением. Андрей Шопперт.