Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 14

Событие сороковое

— С ведра я набрал три четверти стакана. Четыре ведра в день, если как я, перебирать за два часа ведро, то три стакана чёрных семян у них получится. За каждый стакан чёрных зёрен я плачу пфенниг. Итого за день можно заработать минимум три пфеннига, а максимум от сноровки зависит. Да, Герда, я знаю, что все наши… все твои пацаны хитрющие хитрецы, и даже ещё хитрее, и они, конечно, захотят покрасить семена. Скажи им сразу, что у меня есть способ отличить покрашенные семена от настоящего. Способ простой. Берёшь… Стоп. Не буду я тебе рассказывать, а то ты им передашь, и они ещё чего придумают. Так вот, предупреди тимуровцев своих, что никакого наказания за обман не будет, просто такому обманщику я больше ни мыло варить не дам, ни янтарь искать, ни семена перебирать. Пусть вороньи яйца из гнезда ворует. А от меня больше денег не будет.

Теперь по тебя. Твоя доля такая, за каждые десять стаканов, что мальчишки и девчонки переберут тебе пфенниг. Сто человек посадишь перебирать, и каждый три стакана пусть по минимуму переберёт… Итого триста стаканов, то есть, ты получаешь почти шиллинг в день. Только за общее руководство. Нормально?

— Бу-бу-бу? — в голове рыжей бестии работал калькулятор и машинка пересчёта денег одновременно, как у Скруджа МакДака в глазах шиллинги серебряные мелькали.

— Что-то не так?

— Мне нужно шёлковое платье. Из синего шёлка, как у тебя сюрко.

— Это лён…

— А мне из шёлка.

— За что? Это чего? вместо шиллингов, вместе с шиллингами, на шиллинги.

— «На», у меня уже три марки скопилось. Плюс за чёрные зёрна. Должно на сюрко хватить.

— Да не вопрос. Если немного у тебя не хватит, то я от себя добавлю. Как Георг поедет в следующий раз в Ригу, я ему команду и деньги передам. Если найдёт, то купит, если не найдёт, то просто шёлк купит, ну, а если такой ткани нет, то в следующий раз закажет купцам привезти.

— Договор. Готовь горсть серебра, всех их с утра до ночи заставлю зёрна перебирать.

— Герда, только, как договаривались. Рожь, отдельно, пшеница отдельно, ячмень отдельно, овес тоже. Озимая и яровая там рожь меня не интересует. Да, и не забудь, пусть с яровой ржи самые крупные не чёрные зёрна выбирают. Тут тоже пфенниг за стакан.

— Чего по три раза повторять! Побежала я. Время — деньги. — Нет, конечно, не сама придумала. Это как-то Иоганн сказал любимую поговорку Бенджамина Франклина (Time is money), но рыжая пацанка запомнила и теперь в нужных местах всегда это вставляла.

Герда стуча деревянными каблуками сапог по мёрзлой земле умчалась за ворота замка. Эвон как, оказывается, добрым словом и серебряным шиллингом можно сделать гораздо больше, чем просто кислой рожей управляющего Хольте.

Взвалив мстю на хрупкие плечики Герды, Иоганн пошёл на урок к фон Боку. Как ни изменилась жизнь в замке и вообще в баронстве после локальной войнушки, а уроки сами себя не выучат. Ничего именно в этом не поменялось. Мартин учил пацана латыни и греческому, Иоганн его математике и русскому. На это в сумме за день уходило четыре часа. Ещё два часа уходило на поход в Кеммерн с обязательным посещением кузнеца и знахарки Матильды и урок жмудского от пастора. Самое интересное, что и сегодня надо было идти, несмотря на то, что пастор укатил, жемайтский язык будет доводить до него имость Гонората — жена преподобного. Оказалось, что и она сим великим и могучим владеет.

После урока жмудского начнутся избиение его Старым зайцем. Ганс Шольц продолжал ударами мечом деревянным вколачивать в парня трудную науку… ну, это же не фехтование? Просто трудную науку владения мечом. А потом ещё Димка, он же арбалетчик и аrmleuchter (болван) Дидерихт будет учить его стрелять из арбалета. И между всеми эти очень нужными делами как-то нужно выкроить время на пацанов из художественной мастерской. Учить их рисовать, раз уж Сильвестр богом сейчас на паузу поставлен.

Брат Сильвестр? Выздоравливал. Скорее всего, вытащила его Матильда с того света. Или на этом оставила? А захочет ли он вырваться из монастыря и жить в замке инкогнито, опасаясь разоблачения? Иоганн у преподобного Мартина поинтересовался позавчера, перед отправлением обоза в Ригу, а чем грозит такое брату Сильвестру, если вскроется его отступничество от корыстолюбия верхушки монастыря.

— Хм, отринут…

— Фон Бок живёт и не тужит. Пришёл болезненным, со сломанной рукой и тощий, как самая тощая из церковных крыс. А сейчас. Волосы кудрявятся, в глазах блеск, пузико ещё не появилось, так только потому, что Старый заяц его по четыре часа в день гоняет. И книгу почти закончил писать. Сколько, Святой отец, среди ваших знакомых людей, написавших книгу. Да не простую книгу, а учебник по математике. Так чем грозит брату Сильвестру, если его тут кто из монастыря Марии Магдалины застукает?

— Хм… Тоже пузико появится и блеск в глазах и тоже книгу напишет?

— Заметьте! Не я это сказал. Это вы прямо богу в уши.

— Фон Бок тебя и риторике обучает⁈ — подозрительно на него глянул падре.

Про программу что ли, что давали сейчас все университеты, фон Бок Иоганну рассказал. Если коротко, то выглядело это так. За шесть — восемь лет нужно овладеть «семью свободными искусствами»: грамматикой, риторикой и логикой (тривиум), а также арифметикой, геометрией, астрономией и музыкой (квадривиум). Лекции никто не записывал. Их запоминали студенты, а чтобы закрепить, устраивали диспуты. Не записывали по двум простым причинам: первая — это, конечно, дороговизна бумаги. Вторая — это отсутствие нормальных письменных приборов и дороговизна чернил.

Иоганн это порушил. Он купил в Риге несколько пачек бумаги себе и две пачки фон Боку, и тот сейчас записывает всё, что у него получается выудить из Иоганна по якобы индийской математике. В Европе сейчас арабские цифра под запретом. Папа Римский Сильвестр II запретил арабские цифры в 1299 году. И запрет действует до сих пор. Только в некоторых университетах Европы и только отдельные преподаватели на свой страх и риск пытаются по секрету рассказать ученикам об записи чисел с помощью арабских цифр.

В своём трактате фон Бок напирает, что цифры у него индийские, а вовсе не арабские. Ну, а чего, может и не сожгут, когда он свой учебник напишет.

Событие сорок первое

Учился не только Иоганн и фон Бок. Учились и все новики. Можно сказать, что десятник Семён выздоровел окончательно. И решил, что хватит сиднем на печи сидеть. Не, не ему, а пацанам. Нужно, и пора, из них воев делать. Он всех собрал и стал уже на постоянной основе с тщательной примеркой и подгонкой, если это требовалось, подбирать парням полные комплекты брони. Ушло на это две недели. В замке стоял гвалт, в замке стоял ор, в замке брякало железо и трещали затылки от подзатыльников, бохато отпускаемых Перуном и Семёном. Угнисос заработал на этой подгонке кучу денег и даже, наконец, внял увещеваниям Иоганна и выбрал себе из жителей Кеммерне, из сыновей жителей Кеммерна, подмастерье, что ли. Ученика. Смотрелся парень, хоть и был здоровым лбом по сравнению с кузнецом недокормышем, шкетом. Может даже так и было, и барончик распорядился, чтобы Лизка носила ему в обед каши с мясом. Гелминас — Гена поворчал для приличия, мол, что это за подачки, что я сам ученика не прокормлю, но Лизку сиротинушка обидеть боялся, она чуть что — сразу в слёзы, Угнисос начинал тогда на себе волосы рвать и прощения просить у пигалицы. Так что, вскоре с доп пайком смирился.

Иоганну пытался один раз высказать, зачем девку гоняете, нормально я парня кормлю, и вообще тупой и слабый он, сам справлюсь.

— Вот на эту кучу доспехов взгляни. И вот сюда, ты так педальный привод для станка и не доделал. Рукомойники нужно делать. Плуги к весне. Тебе не одного ученика надо, а пять.

— А не отвлекайте по пустякам… — кузнец ушел в свою чёрную дыру, изредка окрашиваемую в красный языками пламени, когда ученик почти тёзка барончика — Иоганнос начинал особенно интенсивно мехами у горна работать.

В общем, через две недели парням подобрали полные комплекты брони и взгромоздились они на коней. За две недели каждый себе и конягу выбрал. Дестриэ — это ведь не порода, это, скорее, название размера и статей лошадиных. Расцветок они всяких разных, в основном — все оттенки коричневого в разных сочетаниях. Есть светло-светло коричневые, почти жёлтые, как мерин у шевалье Д’Артаньяна (соловая, кажется), есть тёмно-коричневые почти чёрные — караковые, есть, как огромный жеребец Рыжик — вроде масть, так и называется — рыжая или гнедая, пойди их отличи. Но одно точно — все лошади здоровые. А когда Иоганн увидел, пусть и хреново организованную, атаку клином, то понял, что рыцарская тяжёлая конница — это сила. Такая мощь на него неслась, что хотелось поскорее, желательно бегом, убраться куда подальше.

Тренировались новики далеко от замка. Так-то свободной земли в баронстве нет почти. Полоска берега Рижского залива из-за реки Аа недоступна. Потом какой уж есть, но лес. Хотя, в целом на него грех жаловаться. Местами и метров шестьсот полоска. Потом идут полностью до последнего сантиметра распаханные поля, и никакого пара там нет. С севооборотом Иоганн не разбирался пока, но если считать замену яровой пшеницы на озимую рожь не севооборотом, то он просто и невозможен. Нет другой культуры, которая востребована и занимает соизмеримые площади. Нет ни картофеля, ни подсолнечника, ни кукурузы, даже семена проса пока добыть Иоганну не удалось. Не было веников на рынке в Риге.

Дальше дорога. За ней снова полностью распаханные поля. И у леса полоска покосов. Всё, дальше только опять лес, а за ним огромное озеро. И где здесь тяжёлой рыцарской коннице разогнаться?

Единственное место, это примерно в двух километрах на запад. Там распаханная земля кончается, а лес как бы чуть отходит от дороги, и там основные покосы у людей, там же все эти годы объезжали лошадей послужильцы боярина Зайца. И туда с Гердой и Василисой припёрся Иоганн, выкроив час между занятиями, чтобы посмотреть на атаку рыцарской тяжелой кавалерии.

— А скажи дядька Семён, — на следующий день поинтересовался у десятника барончик, — сильно помогло вам вот такое умение в то утро, что на вас под Мемелем бунтовщики напали? Да, не отвечай — это не вопрос. Я думаю, нужно ребят и из арбалетов и луков учить стрелять и пешими, и конными на мечах рубиться. В лесном бою и на дороге Отто Хольте из арбалета и тощий болезненный фон Бок, почти без доспеха, больше положили литвин, чем все кутилье и Юрген с Петерсом. Вдвоём убили ворогов в три раза больше, чем эти пятеро. Давай-ка новики вместе со мною будут учиться стрелять у Димки. Можно и Отто привлечь с фон Боком. Представляешь, одновременный выстрел сорока арбалетов по такой атаке. Да ни один не доскачет до арбалетчиков.

— А если в простых воев пеших такой клин врубится? Что будет с теми пешцами⁈ — недовольно рыкнул десятник.

— А я и не говорю, что не надо такую атаку отрабатывать. Просто, пусть пацаны и из арбалетов учатся стрелять. Со стены всяко удобней, чем на лошади. Всё надо уметь.

— Добро. Хоть и не нравится мне это. Урон это вою настоящему. Лук и арбалет оружие смердов. Но быть, по-твоему. Договорись со Старым зайцем, чтобы он Димку — Дидерихта выделил нам.

Старый Ганс от радости не стал прыгать, просьбу выслушав. Ему и своих учить приходилось. Как и обещал, архиепископ Риги Иоганн V Валленроде прислал в замок Иоганну пополнение. На четвёртый день после их возвращения из Риги на телеге нанятой приехало три оборванца тощих, заросших и вшивых. Волосы у них на голове от обилия насекомых шевелись.

Это была целая эпопея с привлечением всех обитателей замка, чтобы из этой троицы сначала просто людей сделать. Вымыли, обрили во всех местах под полный ноль. Обмазали дёгтем. Снова вымыли. Сожгли одежду вшивую у горе воинов, и датчанка с просто Марией перешили им из оставшихся шмоток Гришки и Александа пару комплектов верхней… нда, ну и средней с нижней одежды. Потом оказалось, что стрелки они те ещё. Просто вчерашние ремесленники из предместий Риги, которые после набега повстанцев и литвин остались без домов и инструмента, да и без семьи. Одна дорога в арбалетчики в городскую стражу. И когда командир их получил приказ архиепископа отправить троих своих людей в командировку, то понятно, что выбрал худших. Но ведь одежда новая и отсутствие вшей из них моментально арбалетчиков не сделали. Нужно учить и заряжать быстро, и целиться, и стрелять после этого не куда-то, а туда, куда нацелился. Шольц рычал и гонял новобранцев день и ночь, а тут у него лучшего стрелка — Димку изымают. Почему бы не порычать?

— Их откормить сначала нужно, и силу накачать, с огромным трудом все трое тетиву натягивают, — после рыка выдал Старый заяц.

— Вот, это конструктивный разговор. И гантели дам, и Лукерье скажу, чтобы им дополнительный паёк выдавала в обед.

— А архиепископу, я как Риге буду, всё скажу. Прислали! Доннерветер!

Событие сорок второе

— Прости Иоганн, но не смог я брату его Высокопреподобию игумену Варсонофию соврать. Начал, но он как взглянет на меня и как покачает головой, так я ему и признался во всём, — святой отец перекрестился, шмыгнул явно простуженным носом и развёл руками.

Блин блинский, понаберут в пастыри по объявлению на заборе. Как это служитель веры, папист проклятый и соврать не может. Вот что, священник в храме, торгующий индульгенциями, верит в то, что за десять там дукатов или марок можно искупить грех смертоубийства или воровства? Купил бумажку и иди дальше убивай, всё одно в Рай попадёшь. Или вот сейчас, и чуть ранее, папа, а за ним десятки священников раздают прощение за любые грехи, если ты вот сюда, в Ригу, переедешь. Да все до единого священники и монахи — лжецы. Они обманывают народ, чтобы вкусно есть и сладко спать. Как объяснить десяток копий или их наконечников во всех странах в храмах хранящиеся, которыми сотник Лонгин зачем-то заколол уже мёртвого Христа? Это не обман народа? А сорок с чем-то гвоздей, которыми приколачивали Иисуса к кресту. Хотя, Иисус ведь бог, кто богу может помешать иметь по двадцать рук и ног. Всех же эти реликвии исцеляют. Мёртвых поднимают. Значит, точно у Христа было двадцать ног. А он сын божий. По образу и подобию. Выходит и у бога двадцать ног и рук.

Не, есть второй вариант, все священники — лжецы. И все папы — лжецы. Последний из прошлого — будущего Ивана Фёдоровича признал однополые браки. И это несмотря на неоднократный запрет в библии.

И вот Иоганну в подельники попался один единственный священнослужитель, который соврать даже для благого дела не смог.

— И что теперь будет? — махнул всеми двадцатью руками попаданец.

— Его Высокопреподобие игумен Варсонофий обещал прислать сюда через несколько дней кистера монастыря брата Вонифатия (Бонифация) (Кистер (он же ризничий) — смотритель храма, отвечающий за имущество церкви). И с ним приедет инфирмарий монастыря брат Лука. (лекарь). Они убедятся в правильности лечения брата Сильвестра и в том, что имущество монастыря краски и книга не пропали. И брат намекнул мне, что нужно приготовить ещё десять марок, чтобы художник остался у нас на излечении ещё на месяц.

— Это писец, преподобный. Это за гранью добра и зла. Может, дать команду Перуну, чтобы он их сжёг, где по дороге. Это их божественный огонь испепелит.

— Одумайся, сын мой, чего ты говоришь!!! Эти люди точно не виноваты. Это их долг. И их послал игумен.

— Послал их игумен. А если я их тоже пошлю. Куда подальше. В пешее эротическое путешествие… (последнего не сказал, понятно, хоть и очень хотелось). Святой отец, десять марок — это большие деньги, у меня пацаны босые и мокрые по снегу ходят и собирают дзинтарс, у меня дети целыми днями носятся по снежному лесу, собирают хворост, чтобы сварить мыло. И эти упыри⁈ В общем так. Или вы их отправляете назад ни с чем. Или я их отправляю на тот свет. Брат Сильвестр умер. И если сюда прибудет потом карательная экспедиция по приказу архиепископа, и погибнут ваши прихожане — это будет не моя вина, а ваша. Всё. Окончен разговор.

Иоганн вылетел из оратории. Дебил долгогривый. А ведь казался вполне вменяемым человеком. Третий раз на ровном месте подставляет.