Барон фон дер Зайцев – 2

Глава 12

Событие тридцать четвёртое

Женский цистерианский монастырь и храм святой Марии Магдалины оказались на своём месте. Не поглотила их Геенна Огненная, как датчанка и не предлагала ей сотворить сие. Аббатиса Елизавета, закадычная подружка святого отца Мартина, тоже была жива и здорова, ну ей вся их компания желала в ад переместиться и там сковороды раскалённые лизать. Не сложилось. Может просто отложенное проклятие, догонит ещё.

Преподобный Мартин сам решил в ворота постучать. Раз постучал, два постучал и ничего, стоящий рядом с ним Иоганн, зябко кутался в так вовремя подаренный архиепископом плащик. Зубами постукивал. Нужно в зимнюю одежду переодеваться.

— Может Андрейку позвать, пусть он мечом постучит.

Но не пришлось. Послышались стуки за воротами, явно засов вынимали из петель, точнее, выбивали, а потом несмазанные ни разу за сто лет ворота монастыря Марии Магдалины заскрипели так, что в той самой Геенне у чертей зубы свело, и открылись. На манеже те же. Там стояла девка равная Андрейке по габаритам, но не она одна, рядом была такая сухонькая старушка с пронзительными синими глазами и седыми волосами, вылезающими из-за покрова (головной убор в виде платка, концы которого соединяются сзади или под подбородком). Но даже не глаза вызвали удивление Иоганна, он до этого аббатис не видел, а тут прямо подвис, уставившись на её головной убор. На тот, который возвышался над платком. Он был огромен и громоздок. Даже описать сложно. Как огромный шлем Ерихонка, только из шёлка и лицо открыто. А вместо ремешка кружавчики всякие.

Уже вечером, когда они домой ехали, покинув Ригу, парень поинтересовался у преподобного Мартина, что такое было на голове у аббатисы Елизаветы. Оказывается, не просто всё. Называется сия шапка корнет или кишнот. А такой странной формы он (она) потому, что монахини ухаживали за больными людьми, вообще трудились, оказывая помощь нуждающимся. Эти головные уборы должны были помогать им нести этот труд непрестанно. Поэтому они не имели возможности даже прислониться к стене для короткой передышки. Это подвиг, поэтому они — подвижницы ради Христа.

— Там больница, ну там в монастыре лечат? — не понял Иоганн.

— Нет.

— То есть, это понты?

— Что? Ты говори на немецком, ты же знаешь, что я русского не знаю, — устало отмахнулся преподобный.

Иоганн тоже устал. И не физически. Морально целую баталию пришлось выдержать. И если честно, то победителем себя считать в ней можно ну с очень большой натяжкой.

— Преподобная мать, — прервал переглядывания отец Мартин, — произошло досадное недоразумение. Я не специально… так просто было договорено, и я, не подумав, распространил этот договор и на вас. Прошу простить мне это прегрешение.

Вот умеют же, целых две минуты говорил преподобный и ни чего не сказал. Иоганн вздохнул. Учиться ему ещё такому и учиться.

— О чём ты говоришь, Мартин? — согласилась с парнем аббатиса Елизавета.

— Ваше Преподобие. Фрайфрау Мария после приема нас его Высокопреосвященством и назначением трёх новых опекуном над юным бароном фон дер Зайцевым рассказала, мне о том, что я по невнимательности обманул вас, выдав компаньонку фрайфрау Марии за баронессу. На самом деле фрайфрау Мария вот, — Иоганн посторонился, и стоящая за ним датчанка чуть склонила голову перед аббатисой. — Это получилось из-за того, что мы заранее договорились, как бы поменять их местами, что защитить баронессу. Мы же хотели первоначально останавливаться на постоялом дворе. Клянусь богом, что ввёл вас в заблуждение не специально. Просто по привычке, так сказать. Но теперь Его Высокопреосвященство утвердил новых опекунов над Иоганном, и нам нужно ехать домой в баронство. А фрайфрау Мария хочет непременно видеть свою служанку.

— Служанку⁈ — челюсть Преподобной матери бы отвисла, но её придерживал ремешок кружавчатый.

— Да, клянусь богом, я не специально ввёл вас в заблуждение, у вас дальняя родственница Марии тоже Мария. Она разорившаяся и оставшаяся без мужа дворянка из Дании, которую родственники мужа выгнали из дома с маленьким ребёнком, а наша благочестивая фрайфрау Мария приютила сироток. Что-то вроде компаньонки — прислуги.

— Поклянись, Мартин, Господом богом! — прорычала аббатиса.

— Клянусь Господом нашим вседержителем, что не специально ввёл вас в заблуждение, Преподобная мать Елизавета, — залепетал святой отец. И не играл, правда перепуган был. Крестился. Но ход хитрый придумали, чтобы подвигнуть преподобного на эту ложь. Не утверждать, что та Мария не та Мария, а Мария да не та, а говорить, что не специально ввел в заблуждение. Когда? Да вот сейчас, — Как я могу загладить свою вину?

— Двадцать марок! — совсем уже зарычала настоятельница монастыря, после того как раскраска её морщинистой мордочки три раза цвет поменяла с красного на белый и обратно.

— Помилуйте Преподобная мать, баронство разорено, на нас напали повстанцы, у Марии убили мужа, отца и брата…

— Десять марок и ни пфеннига меньше и пришлёте мне два воза пшеницы. Ласт. Это последнее слово.

— Договорились. Благословите, Преподобная мать, и позовите сюда служанку моей матери, — перенял эстафету Иоганн, а то преподобный точно мог сорваться, и начать каяться под обжигающими холодом синими глазами аббатисы.

— Серебро!

Событие тридцать пятое

Хук слева. А не, хук справа. И это неправильно, хук должен быть сверху. Бокс тут совершенно ни при чём. Хук — это так, оказывается, называется тот плащик на подлом лисьем меху, что подарил Иоганну со своего плеча архиепископ Риги. Что-то типа пончо, но изуродованное. Так-то обычный круг из ткани и дырка в нём по центру для головы, но вот неугомонные европеоиды, в отличие от индейцев, не удержались и примерно на одной четверти спереди сделали два разреза. Они почти до дырки. Когда надеваешь эту штуку, то грудь закрыта этим узким куском, а вся остальная материя, подбитая по краям мехом, располагается сзади, как плащ или манто.

Лежал сейчас Иоганн в тачанке рядом с пушкой деревянной и пытался хук натянуть на себя, а он, зараза, то с одной стороны спадёт, то с другой стянется, и вместо желаемого тепла неудобства приносит. Выход очевиден, нужно снять его, высунув голову из дырки, и просто укрыться им как плащом или даже одеялом, благо длина до икр у этого плащика. Но ведь это двигаться надо, а кажется, что пригрелся, ну, вот ещё чуть-чуть и пригреется. Лень шевелиться.

Хуком это мачеха плащ так обозвала. Она вышла из монастыря прикрывая лицо рукой. Ну, что сказать? А молодец старушка. Аббатиса монастыря святой Марии Магдалины не церемонилась. Избила Марию от души. Может и не сама, хотя датчанка и говорила, что и сама преподобная мать била фрайфрау палкой по физии. Но видимо и ещё было кому поизгаляться над бедной вдовой. Вся рожица, в целом довольно красивой женщины, была сейчас одним сплошным синяком, да ещё нос и губы распухшие.

Так-то Иван Фёдорович человек совсем не толерантный, он из жестокого двадцать первого века сюда попал. Фильмов, где избивают народ, чтобы чего-то добиться американских, да и русских, насмотрелся. Но эта такая — чужая, что ли, жестокость. А тут собственную мачеху до такого состояния довели. «Королева бензоколонки» краше выглядела, когда на работу устраиваться приехала. Решил, увидев мачеху, Иоганн, что нужно отомстить аббатисе. Ну, типа русские своих не бросают, и русские всегда приходят за своим. Вот сейчас, пытаясь закутаться в хук, лежа на качающейся и трясущейся телеге, скрипящей всеми четырьмя колесами одновременно, Иоганн и пытался мстю страшную придумать. Даже почти придумал. И вот толерантность остаточная мешала, человеколюбие ещё, заставляли и так, и эдак план ворочать в голове, и сам при этом ворочался, а хук с него сползал. Погода лучше за пределами Риги не стала. Ветер сырой и холодный с моря, и температура в районе нуля. А ведь завтра Покров. Или нет? С этими Юлианскими и Григорианскими календарями запутаешься. Но сегодня точно тринадцатое октября. А Покров, кажется, четырнадцатого. Или это опять не по тому календарю?

Блин! А ведь преподобный Мартин точно должен знать. Ему за это деньги платят.

План мести выработался такой. Почти выработался. Нужно просто оценить возможности по его претворению в жизнь. А то, как в «Кавказской пленнице» получится. «Имею желание купить дом, но не имею возможности. Имею возможность купить козу, но не имею желания». Требует аббатиса прислать ей ласт пшеницы. Ласт — это тонна триста где-то. То есть, нужно гнать две телеги, загруженные мешками по самое не балуйся, и запрягать не кляч, а таких коняг, как мощная кобыла Сонька из племенных дестриэ. Ну или, если кляч, то три телеги. Так вот, нужно не зерно отправить, а, как правильно пояснил Остап Бендер, гораздо более ценный мех. Нужно, раз у них мельницы нет в баронстве, засадить всех тёток за жернова ручные и обязать намолоть для монастыря где-то пуд муки. Сто человек по пуду и получится требуемое количество. Зачем? Вот, в этом и вся зловещность плана. Перед тем, как из зёрен муку молоть, надо эти зёрна найти. Действие элементарное. Берётся мешок зерна, высыпается порциями на стол и перебирается. Пацаны с девчонками сидят и цепкими своими пальчиками тоненькими перебирают. И выбирают они зёрна, поражённые спорыньёй. Иоганн уже проверил и убедился, что для всех в замке Лукерья готовит свой хлеб и пирожки из зерна со спорыньёй. Готовила. Теперь перебирают. И убедился и в прочитанном в книгах про попаданцев, что рожь гораздо сильнее поражается спорыньёй, чем пшеница. Покопался в мешках ржи, ячменя и пшеницы. В пшенице чёрных больших зёрен, заражённых спорыньёй, раза в три или даже в пять меньше, чем во ржи. В ячмене примерно столько же, сколько и в пшенице. То есть, утверждение авторов про попаданцев, что больше страдают от спорыньи крестьяне, чем баре, правда. Крестьяне в основном едят более дешёвый ржаной хлеб, а дорогой пшеничный едят богатые и, следовательно, спорыньи им достаётся меньше.

Так план в том, чтобы из всей пшеницы, что имеется в его баронстве, выбрать большие чёрная зёрна, размолотить их, превратить в муку, и эту муку отправить в монастырь. Пусть аббатиса и её окружение ест хлеб и пироги из такой муки. Несколько недель такой диеты гарантированно убьют старушку, в худшем случае, станет сумасшедшей. А имея в виду её жадность, делиться барской мукой с простыми монашками она не станет. И те получат спорыньи столько, сколько и всегда. Не смертельную дозу.

Минус был в этих размышлениях, и он чуть напрягал Ивана Фёдоровича. А что, если Преподобная мать Елизавета продаст муку барскую? Денежек захочется срубить. Пострадает совершенно непричастный человек. Купец богатый? Мастер какой-нибудь гильдии, который может себе позволить белый хлеб? Второй минус в том, а наберется ли у него больше тонны заражённых зёрен? Пшеницы, насколько он знал, выращивают в его баронстве не очень много. Там плохие урожаи. Озимая рожь даёт, по словам Отто, в два раза больше.

Ну, на хорошее дело не жалко. Купить всю пшеницу в баронстве фон Лаутенбергов. Там сейчас барей нет, все погибли. А тот, что жив пока, на войне. Так что им пироги не для кого печь. Продадут. А нет, так поменяться с ними, отдать перебранную. Нужно только залегендировать правильно, а зачем нужен такой финт ушами.

Событие тридцать шестое

«Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5:29–30).

Это Иоганну не святой отец проповедь прочитал, а управляющий баронством Отто Хольте. Парень, обдумывая свою мстю, дошёл до интересного вывода. Вот, прямо, да и криво тоже, интересного — интересного.

— Отто, а скажи мне, тупоголовому, почему у нас мельницы нет, чтобы муку молоть? Река есть. Ветры всё время с моря дуют. Почему мельницы нет? Её же не сложно построить. Опять же можно построить большую, или две, и молоть зерно для соседей, за деньги, разумеется, а то и покупать зерно в окрестных дорфах, баронствах, да в той же Риге, молоть и продавать муку. Стоп, а ещё река Аа течёт в сторону Риги. Можно ведь баржу построить или кораблик плоскодонный и возить муку туда, а зерно сюда на кораблике. Это в сто раз дешевле и быстрее, наверное, чем на телегах.

Управляющий, перекрестился и выдал вот этот кусок евангелия от Матфея. Или от Луки?

— А чего не так-то? Больше денег? Больше возможностей. Мост нормальный построим, каменный, постоялый двор. Большую художественную мастерскую.

— Остановись, Иоганн! Это бес опять в тебе пробудился! — не перестал креститься Хольте.

— Да, чего не так-то⁈ При чём тут стяжательство. Это чтобы люди лучше жили. Плуги всем железные купим. Урожайность повысится. Матильде большую лекарскую построим. Учениц ей наберём.

— Иоганн!!! — и Отто убежал от парня к костру.

Они остановились на ночлег в том самом месте, где бросили телегу с трупом Генриха и телегу с доспехами. Всё это вернули потом нагрянувшие туда новики во главе с Семёном. Когда сворачивали, то Семён скривился, отвечая на вопрос, а безопасно ли там ночевать.

— Безопасно-то, безопасно, но мы там восемь литвин убили. Там трупы и бросили. Почти две недели прошло, но чёрт его знает, возможно, они всё ещё там валяются и воняют. Ну, ладно, если что, то оттащим подальше чуть и в воду сбросим.

Трупы были. Не так, были разбросанные по берегу и обглоданные кости. А запаха не было, обглодали костяки качественно. Поставив новиков цепочкой и сам в неё тоже вклинившись, десятник организовал прочёсывание пляжа, пусть будет, и сбор костей с последующей их утилизацией, путём сбрасывания метров на сто ниже по течению в реку.

Потом начались всякие хозяйственные телодвижения с разведением костров и приготовлением ужина. Готовить, кстати, было на чём. В Риге скупили практически все котлы и котелки, что были на рынке. Кроме совсем уж маленьких. И для вот таких вот походов нужны, и, главное, ну это больших в основном касалось, для производства мыла.

Георг продал все двести кусков, при этом цена от того, что партия большая получилась, практически не упала. Три шиллинга за кусок. Ювелир хотел было опустить цену до двух с половиной шиллингов, но, во-первых, сразу бросалось в глаза, что качество стало выше. Куски были белее и ровнее, формы придумали разборные, и теперь куски были без обломанных краёв, как в первый раз. На кусках имелась печать с еловой шишкой, что бы это не значило, и, кроме того, два десятка кусков были экспериментальные, десяток кусков был с добавкой мёда и пах им, а десяток был с дёгтем.

— Это мыло для борьбы с блохами и вшами, — отрицательно покачав головой, на попытку снизить цену, Георг, — Если будет спрос, то можем увеличить количество медового и дегтярного. А вот этот кусок, он пока один — это хвойное мыло. Понюхай, как оно лесом пахнет.

С хвойным намучались, сначала отвар из иголок попробовали использовать, но запаха практически не было. Потом попытались из иголок отжать сок, и тоже не вышло ничего, нужно было какую-то специфическую соковыжималку, мощную, изобретать. В результате пошли не другим путём, а всеми путями сразу. Набрали живицы грамм сто и варили золу с добавлением нескольких кило иголок и свежесломанных веточек тонких. Живицу вылили уже когда масло добавили, и оно начало омыливаться, всплывая. И на этот раз получилось, мыло устойчиво пахло хвоей.

Получилось за двести кусков мыла выручить шестьсот шиллингов, а это как-никак пятьдесят марок. Просто огромные деньги. Иоганн решил расширить производство и перестать от Лукерьи зависеть, выпрашивая у неё котлы маленькие в долг. Пусть будут большие котлы и пусть будет запас. Больших особо не получилось. Может, именно в это время не было в продаже, а может, Рига не тот город, не центр металлургии, но самый большой котёл медный был примерно на пятьдесят — шестьдесят литров, а следующий уже раза в два меньше, всего удалось прикупить одиннадцать котлов разного размера на общую сумму в семнадцать марок. В них сейчас и начали кашеварить, нужно на целую сотню людей кашу сварить и потом травяной отвар.

А вообще расторговались в Риге неплохо. Продали всю броню и лишнее оружие. С руками отрывали. После осады, многие захотели себе и мечи с арбалетами и броню иметь. Кольчуги же разобрали в драку несмотря на приличную цену.

То же самое произошло и с продажей лошадей. Литвины с восставшими жемайтийцами разграбили посады и убили или увели с собой прилично лошадей. Нужно было восполнять. Почти всех по распоряжению комтура Риги купили для гарнизона. Отто в принципе так и говорил, что будет. Крестьянскую лошадь от боевого коня легко отличить.

Ну и тоже никаких чудес, кроме мордобития. Не было продуктов. Едва купили пять ластов овса, за тройную почти цену. Ещё девять возов сена удалось чуть не на аукционе приобресть, покупателей было в пять раз больше, чем продавцов и только двадцать новиков, стеной вставших, не дали довести дело до драки. Нет дураков драться с закованными в броню с головы до ног воями. Моркови вообще еле на два воза набрали. Не, это без всякой натяжки лучше, чем ничего. Но получилось, что на двух возах в центре каравана вместо желаемых продуктов везли два сундука серебра.

А захотят ли кобылы питаться серебром?

Добрый день уважаемые читатели, кому произведение нравится, не забывайте нажимать на сердечко. Вам не тяжело, а автору приятно. Награды тоже приветствуются.

С уважением. Андрей Шопперт.