Десятидневное перемирие — это наша инициатива. Хотя противник поддержал эту инициативу сразу же. И откуда у них такая согласованность! Наверное, не сладко им приходится. А откуда сладости? Холод установился такой, что турки с французами точно впервые узнали об истинных морозах.
Это в Севастополе дома укреплялись и утеплялись, дрова и уголь завозился в город в огромных количествах, еще до высадки вражеского десанта. Что-то, а русские к зиме всегда основательно готовятся, не смотрят и на то, что вообще-то в Крыму не так и холодно… Должно было быть. Это у нас в ДНК коде зашифровано, иначе с нашими морозами, не выживал бы на Севере никто.
У меня вовсе появилась теория, что Богородица, которая защищает Русь, посылает такую погоду во время войн, что противник ломается и теряет всякую прыть, желание воевать, порой и жить. Примеров масса, и отечественные войны самые яркие из них. Вот и сейчас в Крыму аномально холодно. Ну так… Как в Петербурге считается, что тепло.
Теплой одежды хватает, валенки, опять же, шапочки шерстяные… Дома теплые, натопленные. Даже, не без участия архитектора Садового, построены времянки на боевых позициях. Караул всегда имеет возможность пойти и погреться. Печки, что в будущем называли «буржуйки» распространены в немалом количестве. Двадцать тысяч таких приспособлений в Севастополе и в Симферополе.
Вот и не до войны нашим врагам. А мы могли бы и ударить. Вот только и русской армии эта передышка, поводом для которой послужило Рождество, нужно.
Дело в том, что в Александровске под конец года скопилось большое количество различных грузов, которые нужно было доставить и в Крым, и в Южную армию, в Молдавию и Валахию. И это в большей степени — тёплая одежда, шерстяные балаклавы, производство которых было налажено на екатеринославских текстильных фабриках. Немалый груз просто невообразимо разнообразной зимней одежды, которую несли и несли люди как в мой Фонд, так и в отделения Фонда Анны Павловны.
Кроме того, Воронцов, пусть старый и больной, но с огнём внутри, был назначен главным инспектором по вопросам комплектования новых воинских соединений. Его работа выполняется очень хорошо, может не столько и старым князем, но его командой. Так что в Екатеринославе, Александровске собралось уже немалое количество войск, до двух дивизий, полностью укомплектованных, и их требовалось организованно доставить в Крым.
Так что перемирие — это лишь тактический ход, который призван решить вопрос насыщения войск в Севастополе и в целом в Крыму. Учитывая неспокойное море, в следствие чего коалиции трудно пополнять свои резервы, возможно, временно, но мы должны создать численное преимущество, чтобы уже в скором времени дать решительные сражения противнику.
Удивительно, но враги пошли на это перемирие, поддавшись прежде всего уговорам французов. Стоило только заикнуться о передышке, как лягушатники заныли. Да, британцы не забыли потерю своей кавалерии, всё так же были злыми. Но холод, как и голод, — нисколько не тётки. И активно воевать в морозную погоду наши противники не желали. Вот и случилось это перемирие.
Казалось, что на этом фоне можно было бы даже попробовать начать переговоры, но я всей душой надеялся, что этого не случится. Разговаривать с противником нужно лишь тогда, когда ты его разбил.
Потому и я, собравшись, проведя еще одно совещание с командирами дивизий, полков, определив наиболее злободневные проблемы снабжения, отправился домой, в Екатеринослав.
За полдня я с отрядом в двести человек, уже добрался до Симферополя. Потратил день на проверку только части складов. Отправил записку генерал-полковнику Сельвану. Часть того, что требовалось в Севастополе, спокойно себе лежит на складах в Симферополе. Вместе с запиской командующему, я отправил и другой список, с фамилиями тех, кого стоило бы повесить на ближайшем суку.
Уверен, что Дмитрий Дмитриевич Сельван самолично отправится в Симферополь и наведет порядок. Да, всех причастных не накажет, но те, кто избежит наказания, на время убоятся сильно воровать. А насчет казней, я не шутил. Жаль, что военного трибунала, по аналогии с тем, как был в Великую Отечественную войну, не ввести. А то, заслужили, суки.
До Александровска я добрался еще за день. Причем дождь со снегом был столь мерзопакостным, что кони откровенно не хотели тянут карету. Ну а бойцам, что были верхом… Но что поделать, если я не могу растягивать во времени свой небольшой отпуск. Отпуск ли?
А потом поезд. Да, вагон так себе. Сидячий, простые лавки, но и это просто прорыв. Там, за окном, снега, а я еду в тепле и с чаем. Потому добрался до Екатеринослава с комфортом, но может не настолько быстро, как хотелось. Приходилось даже останавливаться на некоторое время, чтобы расчистить снежные завалы, но не критично. И строились железные дороги чаще на насыпях, возвышенностях, так что снега должно быть поистине очень много, чтобы сообщение остановилось.
И поезда были забиты людьми, причем в разные стороны. Я и не предполагал, что такой товарно-пассажиропоток может быть в этом времени.
А потом, в Екатеринославе…
Сплошной самообман. Ведь я же ехал домой для того, чтобы увидеть жену, повоспитывать хотя бы пару деньков сына, чтобы он вообще, пусть и достоверно, но помнил, как отец выглядит. Может быть, даже просто выспаться…
Сплошной самообман. Может, в какой-то степени я сам тому виной, так как за два дня до своего отбытия в Екатеринослав послал письма многим директорам заводов, Емельяну Данилычу, даже графу Бобринскому отписал, что, если хочет меня увидеть, то это вполне возможно, ведь от Киева до Екатеринослава была проложена железная дорога, и расстояние в пути составляет меньше одного дня.
Вот и собрались все и каждый, граф только запаздывал. Приходилось время мне проводить не столько с семьёй, сколько в судорожном, наспех, изучении отчётов, графиков. И научил же на свою голову, составлять обширную отчётную документацию!
— Господин Фелькнер, все шабаринки отгружать на Севастополь! — немного усталым, но решительным голосом требовал я.
— Но как же Петербургский Фонд самой великой княгини Анны Павловны? — испуганно отвечал мне директор Луганского завода.
— Ссылаетесь на меня! — строго сказал я. — И не нужно перечить мне! Напомнить о том, как вы отнеслись к первым шабаринкам? Саботаж был. А сейчас армия и флот просит вас. Через фонды отгружать на войну — тратить время!
Да, вероятно, если бы я сейчас объяснил, зачем нужны шабаринки в Севастополе настолько срочно, что я приказывал забрасывать литье всех остальных пушек, что мы запланировали наступление, то Фелькнер в обязательном порядке согласился бы. У него появилось бы оправдание, почему будут задерживаться заказы Петербургского фонда Вспомоществования армии и флоту.
Ну, по крайней мере, от меня такая важная для противника информация исходить не будет. Надеюсь, что и другие не станут распространяться. На всех совещаниях о секретности говориться отдельно, даже расписки были взяты у генералов, на что они сильно обижались.
— А вы, господин Нифонтов… Считаете, что я не договорюсь со своим тестем, чтобы не только лишить вас должности директора завода, но и отдать под арест? Вы собираетесь оставаться при должности и чине и продолжать свои преступления? — жёстко говорил я. — Встать! Там, на войне, лишний кусок тушеного мяса за счастье солдату, а сладкое сгущенное молоко позволяет и вовсе забыть о тягостях войны. Они там кровь проливают за всех вас! Где пятнадцать процентов отгруженного товара? И кому вы его отгрузили? По накладным это не совсем понятно! Испортился? Тушеное мясо и сгущенное молоко испортилось? И такое появилось в магазинах Екатеринослава?
Да, понять, кто ворует, а кто честно исполняет свои обязанности всего за два дня пребывания на месте было не понять. И окажись бы Нифонтов, директор мясомолочного завода под Харьковом, более грамотным, так я бы и не нашёл тех хищений, которые сейчас по документам легко просматриваются. Идиот! Он же сам предоставил на себя доказательства преступлений!
Я прекрасно понимал, что воруют все, или почти все. Осознавал я и то, что далеко не всё смогу разузнать и отследить. Тем более, что многих грамотных людей я забрал с собой на войну. И сейчас они осуществляют снабжение уже полноценного корпуса. И делают это… Нормально. Просто не могу представить себе такую интендантскую службу, о которой можно было бы сказать, что она работает великолепно. Всегда чего-то не хватает. А если есть то, что в избытке, так тоже плохо, ибо тратятся государственные деньги не рационально. Неблагодарная работа и служба у интендантов. Но что поделать? А, ничего! Работать!
— Вы все должны понимать, что я вернусь с войны. Вернусь и с каждого спрошу. Спрашивать будем по закону. А где и без него. Большинство из вас, присутствующих, имеют дома, богатые выезды, немалые деньги на счетах Губернского банка. Цените, что имеете, чтобы не потерять всё и не отправиться на Сахалин! — уже в сердцах говорил я.
Боковым зрением заметил, как на меня посмотрел Александр Карлович Сиверс. Он также присутствовал на этом совещании, где подводились итоги предыдущим двум суткам… не дням, а именно суткам непрекращающейся работы по частичному аудиту производства. А также по составлению нового стратегического плана развития и поставок продовольствия и промышленных товаров.
Исполняющий обязанности губернатора Екатеринославской губернии Сиверс явно растерялся. Он, как я уже понял, постепенно, но неуклонно пытался переводить рычаги управления губернией на себя. К примеру, он снял двух градоначальников. Я нашёл время, проверил, за что и почему были сняты люди, которые некогда были поставлены мной. Согласился с решением Сиверса в целом, но разговор был жёстким. Такие решения без меня приниматься не могут! Указал Александру Карловичу на то, что почта на Севастополь работает исправно, как и можно было отправить письма с любым обозом.
— Если я на войне, господин Сиверс, то это значит лишь одно, что после окончания войны я вернусь сюда и наведу те порядки, которые способствовали процветанию Екатеринославской губернии! — жёстко я сказал тогда вице-губернатору.
Да, все бумаги о том, что я губернатор Екатеринославской губернии, императором подписаны. Хотя и для Сиверса, и для меня самого очевидно, что, скорее всего, с губернией мне придётся расстаться. Даже здесь, в Екатеринославе, бытует мнение, что уже в скором времени меня пригласят на работу в столицу Российской империи. Учитывая косвенные признаки, некоторые намёки от наследника российского престола, я также почти уверен, что в скором времени переберусь в Петербург.
Да, некоторые считают, что лучше быть хозяином небольшого домика, чем быть заместителем хозяина в доме побольше. Но плох тот солдат, кто не носит маршальский жезл в рюкзаке. Чтобы менять Россию, нужно становиться рядом со штурвалом, а не плыть на лодочке неподалёку от корабля.
— Я не хочу обвинять огульно, пусть и поставки с каждым месяцем все уменьшаются, — заканчивал я совещание. — Но каждый из вас должен понимать, что на тот момент, когда Россия сражается, когда над вами нет плотного контроля, вы ещё сможете что-то и где-то своровать. Но война закончится, и всем воздастся по их заслугам. Честь имею! Всем за работу, и пусть армия и флот получат всё и даже больше!
Я встал со своего стула и направился на выход из зала для совещаний губернаторского дома. Спиной чувствовал, как прожигали меня одиннадцать пар глаз. Однако было очевидно, что многие руководители предприятий просто расслабились.
Они, в большинстве своём всё-таки грамотные и активные руководители, новой формации, не страшащиеся сложностей, но решили почивать на лаврах. Да, добились мы очень многого, но есть еще куда расти. И рост этот сейчас, если и есть, то весьма незначительный.
И каждый, абсолютно каждый руководитель прикрывался задачами поставок армии и флоту, как тем фактором, который не даёт развиваться. И может быть, так это бы и было. Но каждое предприятие, даже когда ещё только проектировалось, подразумевало под собой, что в скором времени придётся очень много отгружать товаров практически по себестоимости на военные нужды.
Для этого формировали специальные резервы и фонды на самих предприятиях. Например, существовал фонд заработной платы, который должен был обеспечивать работников в течение полугода, если предприятие вообще ничего не зарабатывало бы, а простаивало.
И для чего это делалось? Ведь логично было бы эти средства не хранить, а вкладывать в дальнейшее развитие, в покупку нового оборудования, строительство новых предприятий. А мы складывали в кубышку в Губернском банке. И всё лишь для того, чтобы можно было не обанкротиться во время войны.
Так что такая встряска, которую я только что сделал для всех руководителей наиболее значимых предприятий Екатеринославской губернии, была более чем полезной. Ну, а то, что уже сегодня главный губернский полицмейстер Марницкий арестует директора мясомолочного завода Нифонтова, должно произвести впечатление на всех остальных.
— Осмелюсь сказать, но вы, Алексей Петрович, несколько неправы! — на улице у моего экипажа решил высказаться вице-губернатор Александр Карлович Сиверс. — У меня есть опыт работы в других губерниях, и нигде так хорошо не работают предприятия, как в Екатеринославской губернии. Вы не справедливы к людям.
— Вот вы и ответили на тот вопрос, который витает в воздухе. Нигде так не работают, как в МОЕЙ губернии. И поэтому, когда руководители предприятий начинают работать чуть менее хорошо, то это недостойно Екатеринославской губернии. И не забывайте, господин Сиверс, что идёт война. Война за само существование Российской империи! — сказал я, и, не прощаясь, сел в карету.
Мой экипаж тронулся. Наконец-таки я ехал домой, и два дня я буду с семьёй, даже прикажу роте стрелков, чтобы и близко не подпускали никого из чиновников к моей усадьбе.
Может быть, я не совсем прав с Сиверсом. Он очень даже деловой человек и находится на своём месте. Опытный, грамотный руководитель. Просто он — не мой человек. Может быть, приятелем станет, даже другом, но Сиверс вряд ли станет когда-нибудь моим соратником и продолжателем тех дел, толчок к которым я дал. Поддерживал бы на уровне, не говоря о том, что губерния далеко не исчерпала свои возможности.
— Тебе мало войны, ты решил ещё и здесь свои нервы растрепать? — отчитывала меня жена, когда я приехал в усадьбу на окраине Екатеринослава.
И откуда она только про нервы знает? Думаю, что в этом мире данная область медицины не особо-то и развивалась. А сейчас… Вот право слово, дал я толчок к развитию медицины. И теперь не только профессор Пирогов занимается исследованиями, но и группа врачей, которые кооперируются вокруг него. Да и другие стараются что-то новое привнести, опираясь уже на те открытия, которые были сделаны, прежде всего, Николаем Ивановичем Пироговым. Ажиотаж неимоверный. Много ошибочного, даже глупого, но есть и очень здравые рассуждения в статьях.
— Корми меня, жена! — вымученно улыбнулся я.
Однако быстро перестроиться и поймать хорошее настроение никак не получалось. Действительно, нервишки что ли начали шалить? Валерьянки может попить? Она, кстати, стала очень даже популярным лекарством. Стоило дать рекламу, как, вдруг, у всех стали шальными нервы и потребность в настойке валерианы.
— Кормить? Ха! Ты хочешь, чтобы я ещё у печи стала? Что повар приготовил, то и есть будешь, — усмехнулась Лиза, а потом заговорщицки, приблизившись ко мне лицом, произнесла. — Они уже там на кухне второй день, как сумасшедшие бегают. Готовят, столько всего разного и вкусного, а ты всё не успеваешь поесть. Хозяину угодить хотят! Наверное, успех повара Гастона не дает спокойно жить.
— Ну вот, наступил их звёздный час. Потому что я голодный, как зверь! — усмехнулся я.
— Только ли по еде соскучился? Али ещё до чего голодный? — лукаво усмехнулась Лиза.
— Нам нельзя! — голосом, полным грусти и сожаления, сказал я и погладил огромный живот супруги.
И в этот самый момент по моей руке ударили! Из укрытия, из живота!
— Ты гляди, боднулся! Экий богатырь! — восхитился я.
— Да девочка там, все бабки говорят! — улыбнулась Лиза, но как-то лукаво и с тоской.
— Что случилось? — всполошился я.
— Нет, все хорошо!
— Лиза!
— Двойня! — сказала жена и на ее глазах показались слезы.
Я опешил. Разве же это плохо?
— Так здорово же! — воскликнул я.
— Да? Тебе не рожать! Вот как есть помр…
— А ну! Молчи и глупости не говори! Я пришлю одного доктора, ученика Пирогова. Он просто волшебник. Лучший в команде профессора по женским делам и родовспоможению! Все! Точно пришлю его. Сегодня же и отпишусь!
Двойня! Вот теперь мое настроение точно стало отличнейшим. И тревоги Лизы мне понятны. Это в будущем смерть при родах — чрезвычайная ситуация и огромная редкость. В этом времени родить двойню нужно еще умудриться.
— Так… А у нас же нет коляски на двойн. ю! Нужно послать письмо в Шабаринск срочно, чтобы сделалиА если и мальчик и девочка? — с глупой улыбкой на устах стал я размышлять.
— Ну, будет тебе! — рассмеялась счастьем Елизавета.
— Так, нынче я пообедаю, а на ужин пускай повара готовят что-нибудь сладкое и красивое! Желаю ужинать с семьёй. И пускай уже уходят прочь учителя Петра Алексеевича. Отец к нему приехал, а сына увидеть не могу! То сам на работе, то сын на учебе! — сказал я, поцеловал Лизу в губы, в живот и направился мыть руки.
Вот так я обошёл сложную проблему интимных отношений с супругой. Я же понимаю, что её организму сейчас это не нужно, а она и рассталась бы для меня. Нет, ничего по принуждению не будет. Вот родит… Как закроемся в комнате! У любимой так ноги отекли, спина болит, живот сильно большой. Потому я и думаю, что богатырь родится и девочка-припевочка. Но никак не наоборот! Ибо такой большой девке будет сложно суженого найти. Впрочем, с моими-то деньгами…
— Любимая! Спасибо, что поверила! Что выгнала и даже наказала ту женщину, что приходила и на меня грешила! — уже уходя из комнаты, выкрикнул я.
Да, солгал, слукавил. Но во имя семьи, для сохранения и моих и лизкиных нервов.
От автора:
НОВИНКА от Гурова! Боксёр из 90-х очнулся на конференции поп-ММА. Спонсоры, камеры, хайп.
— Мага, тормози! — орет кто-то.
Бородатый в капюшоне душит парня, вися на нём клещом: https://author.today/reader/459611/4276150