Барин-Шабарин 7

Глава 13

Император Всероссийский Николай Павлович стоял у окна, безмолвно, направив свой взгляд сквозь прозрачное стекло. Он смотрел, но ничего не замечал, не видел. Казалось, что затуманенные глаза российского императора были направлены за пределы его кабинета, но не во двор Зимнего дворца, а в некуда. Сознание государя, его мысли и вовсе были словно очень-очень далеко, в Крыму или ещё дальше, на Дальнем Востоке.

В последнее время меланхолия, философские вопросы бытия, предназначения и смерти, хандра — всё это чаще и чаще преследует русского самодержца. Впрочем, некоторые придворные считают, что в последнее время он всё же стал улыбаться, связывая настроение самодержца не с таким уж и безнадёжным положением русских войск на южных театрах военных действий. Что это лишь кажется, так как те, кто хочет увидеть улучшение настроения императора, видят именно это, расценивая дрожание губ за улыбку. В отличие от других, кто всё так же сгущает краски.

Государь стоял недвижим. И лишь только когда его не самые здоровые ноги начнут зудеть, когда физический дискомфорт или боль станут равноценными душевным страданиям, император придет в себя, сбросит вуаль обреченности и начнет работать так, как делал это с момента своего воцарения.

Но сегодня государя прервали чуть раньше, чем он бы сам пришел в себя. И если бы кто-то иной просился на прием к императору, то секретари Николая Павловича непременно развернули бы любого чиновника. Но этот гость, гостья, имела на государя такое влияние, что выводила Николая из любого забытия. Да и боялись придворные этой женщины.

— Ваше Величество, прибыла великая княгиня Ольга Павловна, — как-то боязливо, нерешительно сообщил секретарь русскому монарху.

Надо было ещё не менее минуты, чтобы император всё-таки вернулся в реальность из своей такой вот вертикальной формы медитации.

— Просите! — на выдохе произнёс Николай Павлович.

Он банально устал. Просто все те непреложные истины, которыми питался этот человек, его дух рыцарства, качества, которые Николай Павлович унаследовал от своего батюшки, вера русского самодержца в людей, в их честность… Что можно вести честную и справедливую международную политику…

А ещё и эти новые декабристы… петрашевцы… Немало на государя повлиял доклад начальника Третьего Отделения о том, что в России нарастает тенденция, направленная на появление новых вольнодумных обществ…

Орлов, начальник Третьего Отделения, набивал себе цену, указывал, сколь актуальна его служба, в свете явных оплошностей в деле контрразведки. Так что доклад был насколько темным, что страшно представить, во что может превратиться Россия уже через лет десять.

Но больше всего расстраивало императора предательство тех, кого он называл своими братьями, кто заверял русского монарха в вечной дружбе и выражал признательность за помощь. Даже Австро-Венгрия, казалось, что ещё год назад бывшая непременно союзницей России, и та стала врагом.

Так что сложно человеку, который верил в некоторые идеалы и проводил внешнюю политику во многом в духе рыцарства, кто верил в несокрушимую мощь русского оружия, сейчас понимать, что в его государстве не всё так ладно, как было ещё год назад, как казалось год назад.

В кабинет к русскому самодержцу вошла уже немолодая женщина, и пространство вокруг наполнилось присущим Анне Павловне оптимизмом. Она, в отличие от своего брата, напротив, не теряла силы духа. Тем более, что эта женщина нашла свое место в войне. Она символ частной помощи армии и флота, она та, кто организовывается курсы медицинских братьям и сестер милосердия уже не только в Петербурге и в Москве. Скоро открываются такие училища в Нижнем Новгороде, Ярославле.

— Сестра! — сказал русский самодержец и обнял ту, что была более мужественной, чем абсолютное большинство мужчин в Российской Империи.

С таким неуёмным характером Анне Павловне править бы, как Анне Второй, или же занимать одну из самых высоких должностей в Российской Империи при правлении своего брата. Вот только «Бабий век» правления в России закончился почти пятьдесят лет назад. И сейчас Анна Павловна, вынуждено находилась в тени своего брата. Правда от этого женщина не огорчалась. Некогда было.

— С чего вы, Ваше Императорское Величество, такой угрюмый? Или ты, братец, не читал утренних газет? — находясь в прекрасном расположении духа, Анна Павловна потрясла в воздухе увесистой стопкой «Петербургских ведомостей», что принесла с собой.

Николай Павлович бросил взгляд на столик, на котором лежала ещё более увесистая стопка газет. Да, утреннюю прессу он ещё не успел разложить и должным образом изучить. А еще у государя была пресса Пруссии, Австрии, Англии и Франции. Нужно же знать, что пишут истинные или потенциальные враги.

— Есть чем порадовать? — проявил интерес Император.

— Я тебя не узнаю, Николай. Что-то ты пригорюнился. Неужели считаешь, что австрийцы не должны были решиться на войну? — сказала Анна Павловна, присаживаясь в ближайшее к ней кресло. — Как сказал один человек: у каждого государства есть свои национальные интересы, и ни у кого нет постоянных союзников. Честь и достоинство — это не про политику.

— Ты сильно бодрая для утра. Не помню тебя такой деятельной, — заметил государь.

Несмотря на раннее утро, великая княгиня уже как два часа на ногах и успела сделать немало работы. Прежде всего, она навестила редакцию «Петербургских ведомостей», а также направила сотрудников своего Фонда во все другие издания столицы, даже в Москву.

Анна Павловна, странным чутьём увидела, что для расширения её деятельности по вспомоществованию армии и флота настал очень благоприятный момент. И только по прибытию в редакцию главной газеты Российской Империи княгиня поняла, что не ошиблась.

— Так я правильно понимаю, что ты, братец, ещё не читал утренних газет? — даже с каким-то озорством спрашивала Анна Павловна.

— Что, Аннушка, опять Прохвост пишет? — заражаясь хорошим настроением от сестры, спрашивал император.

— Прохвост? А, да! Пожалуй, лучше и не скажешь об этом журналисте! — рассмеялась Анна Павловна. — Нынче он стал знаменитым. Ещё не приходило таких точных и искромётных заметок, как написал Хвостовский.

— Не скажи! Мне понравилось и то, как описал обстоятельства в Крыму Лев Николаевич Толстой. Ярко, будто бы побывал прямо там!

— В соавторстве с Хвостовским! — заметила великая княгиня.

Действительно, не успел Лев Николаевич Толстой прибыть в Крым для несения службы, как тут же был вычленен генерал-майором Шабариным. Лишь только пообщавшись несколько часов с молодым дарованием, иное дарование, правда, лет на пять старше, Хвостовский сразу же начал добиваться того, чтобы Толстого приписали к службе военных писателей.

— А ты слышал о том, что вокруг Шабарина… Да-да, всё того же… собирается целая когорта писателей и журналистов? И что нынче же чуть ли не каждый день будут выходить статьи о состоянии дел на войне? — сообщила новость Анна Павловна.

— Весьма любопытно, сестрица, — с нотками удивления отвечал русский Император. — Насколько я знаю, так не работают даже в Англии. Нужно будет поговорить с графом Орловым, дабы проследил…

— Николай, нет! — чуть ли не выкрикнула Анна Павловна. — Дайте им спокойно работать! Вот где-нибудь ошибутся, тогда и пусть граф разбирается.

Император только улыбнулся. В России, конечно, цензура есть, но точно не на патриотические тексты. А вообще такая журналистская кооперация была удивительным явлением, как и продуктивным.

Нет, Николай Павлович не был удивлён тому, что подобное объединение журналистов и писателей было создано. Он пока ещё не перестал удивляться, что имя Алексея Петровича Шабарина всплывает то в одной, то в другой ситуации.

Николай Павлович уже думал о том, что Шабарин удачливый и грамотный промышленник, раз построил большое количество заводов, начал строительство железных дорог, а на данном этапе очень деятельно помогает русской армии и флоту. И цены на оружие не задирает, даже, порой, отгружает в кредит.

Потом русский Император подумал, что Шабарин весьма неплохой администратор и чиновник. Всё то, что требуется для всех губерний Российской Империи, в Екатеринославской губернии исполняется чётко, без нарушений, тщательно выверено по бумагам.

Взять ту же самую картошку, которую повсеместно насаждают, но в Екатеринославской губернии она уже стала неотъемлемой частью сельского хозяйства. Более того, картофельные блюда, которые приходят из этой губернии, в том числе и в Петербург, становятся всё более популярными, особенно среди мещанства и небогатых дворян.

И когда уже стало понятно, что Шабарин весьма талантливый человек, Алексей Петрович начинает проявляться и в других ипостасях. Так, например, распространяемые в Петербурге песни, в том числе и о любви к Отечеству, к армии и флоту, сочинительства Шабарина. А теперь ещё и все лучшие и удачливые военные операции русской армии опять же не обошлись без этого человека.

— Мне пора перестать удивляться! — сказал русский Император, после того, как вызвал своего секретаря и повелел принести кофе с хлебом и колбасой.

— А я вот удивляюсь, что ты, брат, всё меньше внимания уделяешь своему здоровью. Как писал профессор Пирогов в своей последней статье: «Мы — это то, что мы едим!» Читал? Это же необычайный прорыв!

Анна Павловна, чаще всего бывшая собранной, последовательной собеседницей и расказчицей, в последнее время также могла переходить с одной темы на другую, уж больно много интересного происходило вокруг, даже если не учитывать фактор войны.

— Мне уже говорила э… — император Всероссийский было дело хотел назвать имя своей нынешней любовницы, которая более всего была впечатлена новыми открытиями профессора Пирогова, но сдержался. — Все уши проговорила… Все дамы об этом говорят.

— Да ты можешь называть, брат, всех дам, к коим пламенеет твоё сердце. Это для всех верноподданных ты у нас такой… верный семьянин. И правильно поступаешь, что скрываешь лямуры. Одобряю! — сказала Анна Павловна, хотела было продолжить уже эту личную тему, но в кабинет вошёл секретарь и двое слуг, которые быстро стали сервировать стол.

Нет, к кофе не предоставлялся всего лишь какой-то небольшой перекус. На столе был полноценный завтрак с варёными всмятку яйцами, непременными солёными огурцами, без которых, казалось, русский самодержец не может обойтись даже, когда пьёт чай. Было несколько видов колбасы, мясных рулетов. Так что не совсем была права великая княгиня. Напротив, русский самодержец в последнее время стал в некоторой степени заедать проблемы, у него изрядно подрос живот. А ранее постоянные занятия с ружьем, как гимнастическим снарядом, ушли в прошлое.

— Прикажи своим поварам изучить статью Пирогова! — тоном требовательной матери сказала Анна Павловна, разглядывая содержимое стола.

Николай Иванович Пирогов, действительно, издал ряд статей, в которых не только вывел систему белков, жиров и углеводов в пище. Он ещё смог, по крайней мере, написать без подробного доказательства, выявить, что и как влияет на здоровье. Некоторые журналисты назвали статьи Пирогова «Сахарная война». Уж больно грозно профессор давал баталию для всех любителей сладкого, утверждая, что сахар — белая смерть.

Возможно, подобные статьи были не совсем своевременны, и многих вообще удивляло, почему Николай Иванович Пирогов, находясь неизменно на войне, успевает ещё и писать какие-то статьи, тем более взрывоопасные, переворачивающие сознание многих людей, да и медицинского сообщества. Да, многие заметили, и смогли соотнести явление и следствие, что люди стали всё чаще болеть зубами. Вот насколько быстро распространяется сахар, настолько быстро распространяются и болезни зубов.

Кроме того, среди дворянства, да и купечества, может быть, среди последних даже чаще, распространяется сахарный диабет. Название болезни уже есть, что с этим делать пока не знает даже, казалось бы, всемудрый профессор Пирогов. Правда, главную меру предосторожности и профилактики сахарного диабета Пирогов предлагает в своих статьях по правильному питанию.

— Знаешь, сестра, если бы в статьях Пирогова была написана фамилия Шабарина, я бы нисколько не удивился, — заметил русский Император, а Анна Павловна рассмеялась в голос.

Да так заливисто хохотала великая княгиня, как некогда в молодости, заражая государя своим звонким смехом. Заулыбался и Николай Павлович, из которого почти уже выветрилась та самая русская хандра, что ещё полчаса назад довлела над сознанием русского монарха.

— Ты просто не читал эти статьи. Там есть упоминание и благодарность Алексею Петровичу Шабарину, — отсмеявшись, заметила Анна Павловна.

Женщина резко посерьёзнела, посмотрела на своего самодержавного брата и так, как только умеет она, и как только ей позволяется строго спросила:

— Когда Шабарин займёт какую-нибудь из высших должностей? Вы, Ваше Величество, не желаете ли разбавить свой салон стариков молодым дарованием? Все ваши сановники люди достойнейшие, но для иной эпохи. Россию вперёд смогут вести только такие Шабарины… Конечно, под неусыпным оком и с воли Государя.

— Шабарину ещё и тридцати лет нет. Это резонанс будет в обществе! — Николай Павлович покрутил в отрицание головой.

— А он уже похожие битвы выигрывал. Я узнавала. До него в Екатеринославской губернии не был весьма сильный и влиятельный вице-губернатор, — Анна Павловна с некоторым укором посмотрела на своего брата. — И потакали преступнику вице-губернатору Кулагину покровители в Санкт-Петербурге. Шабрин смог всё решить. Хорошо ли, плохо, может, излишне жестоко, но это он решил.

Анна Павловна не стала добавлять, так как и без того было понятно, что как только Шабарин смог взять некоторые рычаги власти в свои руки в Екатеринославской губернии, этот регион стал немыслимыми темпами развиваться. Причём, четырёх лет хватило, чтобы дать толчок к развитию Екатеринославской губернии. Теперь туда едут многие предприниматели, купцы, потому как знают, что криминал их давить не будет, что адекватные чиновники, что губерния очень богата на многие полезные ископаемые, что там можно выстраивать очень прибыльную коммерцию. Ну и помогут, более того, можно в долю своими капиталами войти и прилично зарабатывать только на акциях.

Император сам знал, что толчок в развитии Екатеринославской губернии повлиял в том числе и на соседние регионы, с которыми Екатеринослав сотрудничает. Киевская губерния, к примеру, показывает так же очень даже существенный рост.

— Предлагаешь своих министров разогнать и поставить одного Шабарина? — переводя разговор в шутку, спросил Император.

— Нет, Милютина к нему приставь, — тоже в шутливой форме посоветовала Анна Павловна.

И даже не надо было уточнять, кого из братьев она имела в виду. Николай Павлович прекрасно знал всех тех продвиженцев, которых толкает Анна Павловна во власть. Однако у руля всё ещё стояла старая гвардия, те, кто когда-то поддержал Николая Павловича ещё на Сенатской площади против декабристов. В первые дни царствования императора.

— Это ты, сестрица, уже к своему племяннику советы давай…

— Не говори, что ты решил отказаться от трона в пользу сына! — испуганно произнесла Анна Павловна. — Если хочешь это сделать, то отдай Саше сильную и победоносную державу. А ещё, уходя, отмени рабство. Он не столь сильный, как ты. Ему сложнее будет. Разным император будет, все зависит от того, какие события произойдут в первых год правления.

— Ты про бунт в 1825 году? Что я оттого и держу всех в кулаке? — раздражался государь.

— Да! Ты мог быть более гибким и менее генералом, больше монархом!

— Ты вновь за своё! — вдруг разозлился русский Император, прожигая своим тигриным взглядом сестру.

Однако все знали, как и она держит удар взгляда брата, способного прожечь любого, заставить трепетать почти любого чиновника. Анна Павловна, из всей большой семьи убитого императора Павла Петровича, также обладала взглядом тигрицы. Наверное, в кабинете можно было уже увидеть всполохи молний. Две одинаково сильных стихий пытались продавить одна другую.

— Будет нам! — усмехнувшись, сказал император, отводя взгляд от сестры. — Закончится война, там посмотрим. А что до победоносной русской армии, так я сейчас предлагаю немало усилий, чтобы и Пруссия со Швецией не вступили в войну.

— Да, понимаю, что австрийский император Франц Иосиф повёл себя бесчестно. Насколько я знаю, Горчакову удалось остановить австрийское наступление на заранее подготовленных позициях, — сказала Анна Павловна, будто прочитав одну из статей Хвостовского.

— Если сбросим англичан и французов в Чёрное море из Крыма, то можно сразу идти на переговоры с Австрией. Они не будут воевать всерьёз и надолго, — удивительным образом, император проявлял сдержанный оптимизм.

— Лишь только хорошо по ним ударить нужно. Чтобы в иной раз неповадно было, и не мешали нам освобождать Балканы и брать под свой контроль проливы, — решительно сказала сестра императора.

Молча, немного перекусив, не мешая завтракать сестре, государь решил полистать газеты, которые лежали у него на столе. Ситуация выглядела куда как более обнадёживающе, чем это было ещё вчера.

Доставка информации из Крыма в Петербург сейчас занимала пять дней, если, конечно, посыльные не ленились и быстро передвигались с юга на север империи. Запущена железная дорога из Александровска в Киев, оттуда шла вполне качественная дорога на Москву, ну, а из Москвы до Петербурга также уже курсировали поезда.

Причём, был один поезд из Москвы в Петербург, который не останавливался на ночь, передвигаясь и в тёмное время суток. Так что-то, что сейчас написали в газетах, могло случиться всего лишь дней шесть-семь тому назад. По нынешним меркам это очень быстрая доставка информации, практически свежие новости.

— Четыре тысячи двести человек кавалерии убитые либо взяты в плен! — воскликнул Император, прочитав лишь бегло статью на первой полосе «Петербургских ведомостей».

— А я о чём? Ещё и неприятельской пехоты сколько покрошили, захватили орудия! — поддержала оптимизм брата Анна Павловна, которая уже успела прочитать все статьи с мест военных действий.

Все понимали, а император, может быть, и больше иных, что во фланги английской кавалерии чаще всего набирали отпрысков наиболее знатных и богатых фамилий Англии. И пусть Николай Павлович сейчас излучал оптимизм и даже радость, но была и некоторая опаска, тревога у него внутри.

Сейчас война с Великобританией становится намного более серьёзной и бескомпромиссной, чем была раньше. От английского правительства и от короля парламент и общество будут требовать ещё более решительных мер, чтобы наказать русских. Учитывая то, что в Англии всё-таки больше правит парламент, чем монарх, а в парламенте заседают все те, чьи дети были убиты в крымских степях, мир ожидает виток более ожесточённой борьбы.

Надолго ли хватит английского ожесточения, учитывая то, что деньги на войну с Россией вытекают сквозь британские пальцы, а английская экономика вступает в череду кризисов? А иначе и не могло быть, потому как Великобритания лишилась в лице России и рынков сбыта, и поставщика важного сырья? И вопрос не праздный, насколько хватит стабильности у Англии.

И остаётся лишь только очень сильно ударить, ещё больше уничтожить англичан. И всё равно, без решительной победы на море невозможно говорить о победе в войне.

— Возможно, Александр Сергеевич Меньшиков поторопился, когда перенаправлял сразу десять мониторов не на Чёрное море, а сюда, на Балтику, — вслух, после минут пяти обдумывания ситуации, произнёс русский монарх.

Он не добавил, но подразумевал, что застрявшие в пути, сложно перевозимые, будь то волоком, будь то бурлаками, мониторы из Луганска могут не прийти даже к тому моменту, когда лёд в Финском заливе вскроется и, несомненно, на горизонте покажется английский флот.

С другой стороны, эти мониторы очень сильно пригодились бы в Крыму. По крайней мере, Николаю Павловичу докладывали, что все возможные фарватеры на подходе к Петербургу и Кронштадту заминированы настолько плотно, что не сможет пройти ни один, даже самый современный флот.

И всё равно, морское сражение должно состояться! Без этого не убедить ни англичан, ни французов, что их участие в войне — угроза существованию самих же режимов. Особенно во Франции. В Англии в этом отношении чуть легче, там можно избрать нового премьер-министра, свалив все ошибки на старого.