Бандерлог, или Барьер для силы

Бракованный ликтор

Солнышко светит в окно. Пододеяльник с морскими волнами, на которых резвятся дельфины. Только сейчас вспомнила, что такой пододеяльник был у меня в детстве.

Рука, спина и нога обмотаны тряпками, пропитанными какой-то остро пахнущей желто-коричневой мазью. Они мешают мне пошевелиться, держат, как гипс.

Так. Начинаем разбор полетов. Я — ликтор Рубежа. Отлично! Дом выполняет мои желания в области материальных вещей. Шикарно! Жаль только, что еду и сигареты он не «производит». Кормит меня домовик Уюн. Восхитительно!

Прожив на свете двадцать пять с половиной лет, избавившись от юношеской восторженности и агрессивного желания изменить мир, познав нудные тяготы домашнего труда, я теперь вполне могла оценить прелесть такого положения. Ура, быть ликтором мне нравится.

Поехали дальше. Почему же я лежу тут, замотанная в дурно пахнущие тряпки? Не могу не только встать, но даже пошевелиться, разве что голову с подушки чуть приподнимаю.

— Уюн! — тихонько зову я, осознав, что во рту пересохло, а губы потрескались.

Дверь приоткрывается и в комнату заглядывает домовик.

— Светлого дня, мия Юнта!

— Светлого… Уюн, дай мне воды … — хрипло сиплю я.

— Мия Юнта, знахарь запретил давать еду и воду пока он снова не придет.

— Ну, глоточек… все пересохло.

Домовик убегает, но вскоре возвращается. В руках плошка с водой и тряпочка.

— Обтереть он не запрещал…

Из-под кровати Уюн вытаскивает скамеечку, забирается на нее и осторожно смачивает губы, вытирает лицо.

— Ничего не помню… Спасибо, Уюн… А когда придет врач… знахарь?

— Скоро, через стей…

— Что это «стей».

— Мия Юнта, у них другое время, не как у тебя. На Угайнике в сутках десять стеев. Через один стей он придет.

— Ох… не соображу…

— Я слышал, как мия Аунигара говорила одному путешественнику, что один стей равен ста сорока четырем минутам или двум часам двадцати четырем минутам. Не знаю, поможет ли тебе эта информация, но знахарь Инзц говорил, что мне нужно отвечать на все твои вопросы, чтобы ты не волновалась.

Пожалуй, Уюн переоценил мою способность переваривать такую сложную информацию. Сто с чем-то минут просто не укладывались у меня в голове. Про два часа и сколько-то там минут было гораздо понятнее. То есть знахарь навестит меня через два с чем-то часа… Хорошо. Поехали дальше. Если он знахарь, то, значит, он из магического мира. Ну да, придет он точно из магического мира, раз время исчисляет в этих… стеях, а не часах.

Уф. Вот какая я молодец. Хорошая девочка, Юнта.

— А что со мной случилось? — облизывая губы сухим языком, спросила я.

— Ты не помнишь? Это хорошо, знахарь Инзц говорил, что ты можешь не помнить событий последних дней, и это будет хорошо. Хорошо, что ты не помнишь, не нужно вспоминать.

— Я так не могу, Уюн… Я хочу знать!

— Прости, мия Юнта, я не могу.

Разговор зашел в тупик. Уюн не хотел говорить то, о чем мне хотелось узнать. А я не знала, что еще ему сказать.

— Кушать хочется. И пить, — жалобно пожаловалась я.

— Это очень хорошо, мия Юнта, знахарь Инзц сказал, что если ты захочешь есть и пить, значит, хорошо, ты выздоравливаешь.

— А поить и кормить запретил? — удивилась я.

— Да. Запретил. Потому что только он знает, что пойдет тебе на пользу, а что навредит. Не волнуйся, он скажет, что можно есть, он знает.

— Я знаю. Чай мне не навредит. И мой геркулес.

— Нельзя, прости, мия Юнта, — домовик был безутешен, но тверд.

Уюн ушел.

Интересно, стоит чего-то захотеть, так все другие желания вылетают из головы. Сейчас я испытывала такие муки жажды и голода, что все остальные вопросы меня не волновали.

Нет, так не пойдет. Это невыносимо. Срочно нужно придумать какой-нибудь другой вопрос. Или желание. Вот, например, лежу я тут… дельфины резвятся… Детство… да, я тогда болела гриппом. И тоже лежала под таким же одеялом… Только пить и есть мне никто не запрещал — сама не хотела. Вот же дура была! На табуретке рядом с кроватью стояла чашка чаю и вазочка с малиновым вареньем. А я не ела… не пила…

Облизнув сухие губы сухим языком я застонала. Что же такое делается, только о еде и думаю!

Пойдем другим путем.

Ликтор Рубежа. Что это значит? Кроме дома-трансформера и деловитого домовика-кормильца? Ээээ… Еще же кто-то был… Ну конечно! Ворон Кирс!

— Гуру Кирс!

Он не прилетел. Наверное губы слиплись так, что уже ничего и сказать не могу?

— Уюн!

— Ты звала меня, мия Юнта?

— Да… Можешь позвать Кирса?

— Сюда? Позвать Кирса сюда?

— Да…

— Мия Юнта, это невозможно, никак не возможно! — в голосе домовика послышались уже знакомые мне нотки старательно сдерживаемого изумления.

— Почему?

— У него нет доступа. Нет разрешения.

— Я разрешаю.

— Он не может летать по всему дому… У него нет на это разрешения.

— Я разрешаю. И открой окно. В окно он может влететь?

— Да, мия Юнта, сейчас, мия Юнта…

Домовик раздвинул шторы и открыл окно. В комнату ворвался жаркий воздух, наполненный ароматами неизвестных мне цветов.

— Светлого дня, хозяйка, — сказал ворон Кирс.

— Светлого… Я рада видеть тебя, Кирс. Ты можешь рассказать, что здесь произошло? Почему я в постели?

— Это невозможно, мия Юнта. Память должна вернуться к тебе сама.

— Почему?

— Потому, мия Юнта, что только в этом случае ты получишь свои собственные воспоминания, а не чужие интерпретации событий, которые посторонние существа и сущности наблюдали не изнутри, а со стороны.

— Хоть намекни! О чем мне вспоминать?

— Я не знаю, на каком исторически значимом моменте остановилась твоя память.

— Ликтор Рубежа. Это я. Живу в волшебном Доме вместе с тобой и Уюном…

Говорить было чудовищно трудно. Язык еле ворочался во рту и каждое слово давалось через боль. Если бы я сидела, облокотившись на высокую подушку, мне было бы легче беседовать. По крайней мере, могла бы видеть Кирса, а не ограничиваться наблюдением за его тенью. И Дом мне помог. Очень плавно, почти незаметно, подушка начала разбухать. Вот я уже вижу ворона, сидящего на подоконнике!

— Правильно, — подтвердил Кирс. И замолчал.

Я умоляюще смотрела на него. Кирс сидел чуть склонив голову, держал паузу. Темнила чертов!

— Зачем нужен ликтор? — наконец, спросил он.

Воспоминания вдруг нахлынули на меня, словно я увидела киноленту, которую прокручивают на огромной скорости.

— Аунигара!

Кожа на нижней губе треснула и я почувствовала вкус крови. Одновременно из глаз потекли слезы. Как получилось, что Аунигара ушла, оставив мне это место? Зачем она умерла? Почему я не смогла этого предотвратить?

Я заплакала.

Но это же выход! Чуть наклонив голову вправо, я получила возможность слизывать текущие по правой щеке слезинки. Они были такими же солеными, как кровь из губы, но гораздо лучше освежали. Жаль, что катящиеся из левого глаза просто впитывались в подушку, но хоть что-то!

— Она возродится, — не выдержал моих рыданий Кирс.

Спокойно, Юнита, спокойно. Давай, дыши. На счет пять: медленный вздох, медленный выдох. Теперь на счет семь. И еще раз, на счет девять. Поначалу судорожное, теперь дыхание начало выравниваться. Вместе с ним начала угасать, а потом и отступила моя истерика. Нахлынули воспоминания. Джеса. Со мной же был Джеса! Рассказывал о разных рубежах, о туристах, которых он проводил через порталы в иные реальности. Воспоминания нахлынули, вызывая в памяти прогулки по саду, забавные домики, нелепость расположения выходов…

Наставленники. Нелепое слово. Ах, да, они пришлют мне учителей. Отлично! Потом меня вдруг скрутило. Дыхание сбилось, возникло чувство омерзения, отторжения. Необходимость держать себя в руках при учителе. Бандерлоге.

И вспышка: вот он влетает в атриум и с дикой руганью ударяется о большой фанерный ящик. Я вспомнила все и сразу.

— Чудики не прошли? Кирс!

— Нет. Бандерлог убил двоих. Остальные убежали.

Уже легче. Хотя теперь нахлынуло чувство вины. Это же я ликтор. Я должна была их прогнать!

— Зачем они приходили?

— Этого я не знаю. На планете панаконов идут нескончаемые войны местного значения. Деревня на деревню, замок на замок, остров на остров. Причины разные — места у воды, старые обиды, родовые ссоры, плодородные почвы и прочее. Государств нет, но те, кто пришли на Рубеж, живут на большом острове, в стороне от основных торговых путей. Они наладили хозяйство и содержат большую по их меркам армию, почти семь дюжин панаконов… чудиков в твоей терминологии. Магии там не учат, как и в твоем Техномире, но порталы они поддерживают в полном порядке, чтобы не допускать природных катастроф. На острове существует один портал, но он позволяет пройти в несколько дюжин миров. Это единственное, что привлекает искателей приключений. Контроль за порталом сулит многие выгоды. Так что армия им нужна для защиты своего Рубежа. Сюда приходили не туристы, а воины. Пронести оружие на Рубеж, подобный твоему, невозможно. Поэтому они действовали удавками… веревками.

— Гуру Кирс, но как они смогли войти в дом? Я же их не приглашала…

— Вспомни. Сама. Как приглашала предводителей.

— Не помню. «Светлого дня, войдите»?

— Конкретизируй.

— Множественное число? Без фиксации конкретной личности?

— Да. Ты была очень небрежна. Это азы ликторской работы. Неопытность тебя не извиняет, об этом нужно не только знать, но и чувствовать.

В тоне ворона не было ни сострадания, ни участия, он совершенно равнодушным тоном информировал меня, а на самом деле делал мне выговор, молодец, правильно, так и надо с тобой, глупая Юнта!

— Уставшая была. Та девочка, потом Бандерлог…

— Просто подумай об этом. Ликтор должен быть готов всегда. Всегда, это значит в любых обстоятельствах. Недопустимо давать эмоциям или усталости брать верх во время исполнения своего долга. И не забывать о своих умениях. Ты же смогла создать щит и таран для Илока. А здесь почему не воспользовалась? Забыла? Это тоже недопустимо.

Я кивнула и закрыла глаза. Как же я вымоталась. От мыслей, воспоминаний, трагедий и принятых решений. Сил ругать себя не было. Нужно будет продумать все — каждое движение, каждое слово, каждую мысль… и одежду, и те странные магические штучки, которым научил меня Джеса! Может быть, все сложилось бы иначе, если бы я облачилась в хитон. Но думать придется не прямо сейчас, потом. Потому что почувствовала, как к Рубежу кто-то приближается. Безопасный. Уставший. Озабоченный. Надежный.

— Кирс, а как сюда входил лекарь… знахарь?

— Знахарь Инзц получил разрешение от мии Ауниагары для проникновения в жилую зону дома. Только в жилую. Он не видит веранду, атриум, кухню…

— Спасибо. Я чувствую, что он идет. Потому что других гостей я сейчас принять не могу.

— Учитель Бандерлог контролирует ситуацию. Эти три дня он наблюдал, но никто не приходил кроме поставщиков. Их он не тронул.

— Три дня?

— Да. Ты лежала тут три дня.

— А… Бандерлог… Ты сказал… «их не тронул». А кого-то другого?

Мой голос захрипел и прервался. Я не хотела слышать правду.

— Он съел убитых чудиков. Уюн ему их приготовил.

Меня затошнило. И в этот момент в комнату вошел знахарь.

Высокий, метра под два ростом, худой как жердь, с очень длинными руками и ногами. В длинной темной хламиде вроде балахона, на который было наброшено что-то вроде сетчатого жилета с большими матерчатыми карманами. Прелесть! Мне бы такой! Ненавижу таскать сумки, а в эти карманы поместится все! Я невольно улыбнулась, не столько ему, сколько своим желаниям.

— Светлого дня, мия Юнта. Мое имя Инзц Ка Ауд, я знахарь и наблюдаю вас уже два световых дня и три ночи.

— Благодарю…

— Помогать ликторам Рубежа — долг и удовольствие для каждого мага, — сухо сказал он. — Чувствуешь боль?

— Нет. Только пить хочется… и есть…

— Хорошо.

Он сдернул с меня одеяло. Только сейчас я поняла, что кроме обмотанных тряпок на мне ничего нет. А в следующую секунду исчезли и тряпки. Знахарь плавно провел пальцами над моей правой рукой, грудью, животом, затем чуть задержался над левой лодыжкой.

— Побереги ногу еще пару дней. Ходить можно, бегать и драться нежелательно.

Тоже мне, нашел бегунью-каратистку!

— Уюн! — в его голосе послышались пренебрежительные нотки. — Мия Юнта может есть и пить что захочет. Прием пищи не реже, чем раз в час, малыми порциями. Вечером сможет нормально поужинать.

Со мной он говорил сухо, хотя иногда в голосе Инзца проскальзывали нотки подобострастия. С домовиком же он говорил как со слугой, недостойным любезного обращения. И это врач… лекарь, ох, знахарь!

Достав из кармана маленький флакончик, Инзц поставил его на комод.

— Здесь укрепляющее средство. По одной капле раз в два часа. Лучше не нарушать ритм, даже ночью, тогда уже завтра ты, мия Юнта, почувствуешь себя в полном порядке.

Он слегка поклонился, развернулся, и вышел.

Я набросила на себя одеяло и пошевелила руками и ногами. Вроде бы все в порядке. Тело еще пахло мерзкой мазью, надо бы сходить в баню.