Бандерлог, или Барьер для силы

Оборотни

Штаны и ботинки валялись там, где я их оставила, но рубашку он накинул на плечи.

Лениво развалившись на траве под деревом, мы неторопливо ели, выискивая самые вкусные кусочки. Учитель коварно утащил у меня пирожок, на который я нацелилась, тогда я выдернула у него из-под носа кусок восхитительной буженины с жирком по краю.

Мы веселились, обменивались шуточками, словно и не было этих кошмарных дней и тренировок, и моей ненависти, и его издевательств.

— Даже не ожидал, что ты такая отличная девчонка, — сказал Бандерлог, утаскивая очередной мой пирожок.

— А я не думала, что ты такой юный пацан, — оторвала я кусочек мяса от большого куска.

— Я воин, — перестав вдруг улыбаться, строго сказал Бандерлог. — Как и ты. Герой. Защищаю слабых, противостою сильным, решаю задачи, оказавшиеся не под силу другим… Ты ведь тоже такая, правда?

— Ох, не знаю… Две моих жизни скрутились в такую странную слоеную штуку, что я толком еще не разобралась, какая я на самом деле.

— Героям жить интересно, но не просто. Ты жила в мире, где магию не уважают, но, по крайней мере, уважают тебя.

— Не сказала бы…

— Скажу иначе. Не презирают. Не третируют. Не уничтожают.

— А тебя что, презирали, третировали, уничтожали? — фыркнула я.

— Я оборотень. Ты знаешь, что это такое?

— Примерно. Я ведь тоже оборотень…

— Ерунда. Ты волшебница. В твоем якобы «сне» тебя инициировали, пробудили силы к трансформации. Подтолкнули к осознанию твоей волшебной природы. Дали толчок. Будешь старательно учиться, сможешь превращаться в кого угодно.

— Не оборотень? — растерялась я, хотя Кирс мне что-то такое уже говорил.

— Нет. И никогда им не станешь. А мне досталась судьба оборотня. Наверное, в прошлом воплощении вел себя не слишком хорошо, — хихикнул вдруг Бандерлог.

Ну, точно ребенок! Как я раньше не замечала?

— А чем плохо быть оборотнем? Ты же… вон какой… красивый, элегантный как рояль… Во всех своих воплощениях.

— Я люблю путешествовать. Это моя страсть. С детства. По разным реальностям и мирам… А в большинстве из них оборотней боятся и ненавидят…

Тут он поперхнулся, откашлялся и выпил залпом чуть не полкувшина молока… Затем начал рассказывать, да так, что у меня в голове возникали картинки, словно я видела все это своими глазами..

Оборотней боятся и ненавидят в большинстве реальностей, населенных разумными существами. Слишком они опасны, непредсказуемы и активны. При этом далеко не все оборотни выбирают, подобно Бандерлогу, хищные модификации. Мирным оборотням бывает проще путешествовать по другим мирам, но беззащитных очень часто убивают. Например, бабочек — и местные птицы готовы съесть, и коллекционеры собирают. Охотники азартно убивают красивых газелей и добродушных кроликов… Кстати, и в реальности Бандерлога, оборотнями становится лишь малая часть брагудов — и между ставшими и отказавшимися стать оборотнями драконами тоже существует довольно серьезная конфронтация.

Бандерлог, путешествуя вместе с родителем, побывал в трех дюжинах реальностей. В одной из них динозавры были обычными, очень далекими от разумных существами, которым удалось выжить, в отличие от Земли. В другой реальности динозавры похожие на брагудов стали условно разумной расой, но оказались слишком примитивны. В третьей реальности путешественники обнаружили разумных насекомых, вроде наших муравьев, но вступить с ними в контакт не удалось. Поэтому Бандерлог с родителем просто провели некоторое время на очень комфортной планете. У них получилось что-то вроде каникул получилось. В четвертой реальности обитали разумные птицы, откровенно радовавшиеся гостям и завидовавшие их способности оборачиваться.

— Мы забрали через рубеж две таких птичьих семьи, и перенесли в наш мир. Если сумеют прижиться, то через пять-шесть дюжин лет, появится возможность перекидываться еще и в разумную птицу. Думаю, желающих будет много, — со скрытой завистью к будущим брагудам сказал Бандерлог. — Сейчас обычных птиц-оборотней у нас много, но чаще они работают почтальонами, поскольку перекинувшись в птицу, не могут хотя бы собрать данные о местности, отвлекаются. Возвращаясь в обычный облик они сокрушаются, что помнят совсем не то, за чем летали.

А вот в реальности с людьми Бандерлог с родителем путешествовали очень охотно. Люди, все равно, развивают они магию или нет, славятся своими бесконечными войнами. В природе человека действительно осталось много от обезьян с их жесткой иерархией и потребительским отношением к окружающему миру, так что они всегда найдут повод повоевать. Кстати, таких миров, населенных разумными людьми, довольно много, почти треть всех известных СоМерПеху, поскольку на протяжении сотен тысяч лет умельцы с био-планет пытались распространить себе подобных в самых разных реальностях. Увы, много таких миров самоуничтожились — инстинкт коллективного самосохранения у людей почему-то ниже порога разума.

— Когда родитель погиб, я вернулся в свою реальность где и оставался почти пятьдесят лет. Без наставника меня не выпускали, а нрав у меня был буйным. Прошел обучение в двух школах боевых искусств, в другие меня брать опасались. А когда подошел срок, я выбрал себе ипостаси человека и хищного зверя. Хотел что-то вроде волка или пантеры, но среди тех, кто мог меня инициировать, человек-хищник был только один, так что пришлось выбрать его. Поэтому вторая моя ипостась — груммх. Это предразумные существа, но все же не совсем разумные. В него я оборачиваюсь только для боя. Мой учитель долго тренировал… дрессировал меня, чтобы я мог сохранять хоть какой-то разум в теле груммха и мог при необходимости быстро перекинуться в человека или брагуда.

— Я видела тебя… брагуд был красивым динозавром, не хуже человека. А в груммх… действительно был очень похож на дикого зверя. Впрочем, в любой ипостаси в тебе чувствуется дикий зверь. Очень опасная энергетика. Поэтому с тобой я все время чувствую себя настороже.

— Хм… В твоей реальности существуют далекие предки груммхов, но совсем мелкие. Вы называете их мангустами. Поэтому, когда я путешествовал по твоей реальности, я обычно представлялся как Тави. По книжке известного писателя.

— Рикки-Тикки-Тави? О! Ты читал Киплинга?

— Я много чего читал. И у вас, и в других реальностях. Между активными тренировками нужна передышка, а чтение — самый надежный и полезный вид отдыха.

Вот уж чего я бы никогда не заподозрила. Мой учитель — книголюб!

— И… Бандерлог тоже из Киплинга?

— Да, конечно. Хотел по привычке представиться как Тави, но посмотрел на тебя… и сразу захотел… напугать. Создать границы. Показать, что я сильный и дикий.

— У тебя получилось. Мерзкое зрелище, — улыбнулась я.

— Пойми, ты… у тебя… из тебя плещет сила. Необузданная, неприрученная. Страшная, если честно, хаос и стихия всегда вызывают ужас. Но я понимал, что ты не умеешь управлять Силой, поэтому нужно было сразу задать правильный тон. Чтобы с первого мгновения боялась и не сопротивлялась… Я же учителем должен был быть, то есть более сильным. Но ты все равно противилась. Что бы я ни делал, ничего не получалось. Никак не мог найти правильную тактику. И очень жалел, что не могу позвать своего учителя, он бы быстро разобрался и смог открыть тебе тебя.

— Что ж. Давай хоть теперь начнем все с начала. Потому что до этого ты вел себя ужасно. И кроме жажды сопротивления у меня никаких чувств не вызывал.

— Неужели? Даже вчера? — хитренько улыбнулся он.

— Вчера был кошмар. Пытка, — отрезала я.

— Мне нужно было нащупать у тебя активные точки, чтобы показать их тебе. А ты не желала расслабиться. Напряжение и агрессия. Невозможно пробиться через такую защиту.

— Почему же? В начале урока я хорошо расслабилась… даже в некий транс впала. Мог бы изучать до умопомрачения все, что тебе нужно. Зачем устроил эту секс-пытку?

— Случайно. Знаешь, когда я путешествовал по твоей реальности, я часто заходил в публичные дома. Они разные, как и женщины в них. Но везде… Они одинаково безразличные. Иногда я знакомился с женщинами на улице, но они тоже отказывались открываться. Была только одна… доверчивая, внушаемая… С мощными задатками к магии. Я ее потом перевел через Рубеж и пристроил на обучение к знакомым магам. Но из этого ничего не вышло. Она была уже слишком взрослой, около сорока лет, так что стала обычной рабыней. Она доверяла только мне, а я не мог… не захотел оставаться с ней. В мире слишком много интересного, чтобы тратить время на случайных знакомых.

— «Мы в ответе за тех, кого приручили», — процитировала я Сент-Экзюпери.

Бандерлог поморщился.

— Приручить — это лишить свободы. Нельзя стать магом, если ты в неволе.

— Но она же в итоге оказалась в неволе?

— Рабство — не неволя. Это ее сознательный выбор. Ее такое положение устроило больше. Почти во всех человеческих мирах люди видят себя либо рабами, либо рабовладельцами и инстинктивно выбирают для себя ту или другую роль. Чисто человеческий подход, у других разумных существ такого нет.

— И что насчет меня? Захотел приручить? Или сдать в рабство?

— Нет… Хотел наказать. За сопротивление. За то, что не слушаешься. За то, что не боишься. На самом деле был слишком зол на тебя. Чувствовал свою беспомощность. Не мог добиться нужного результата, ты в каждый момент оказывалась сильнее меня. Поэтому мне страшно хотелось посмотреть, как ты мучаешься. Как кричишь, извиваешься. На какие-то секунды я могу почувствовать себя хозяином положения. У меня были женщины, которым, чтобы реализоваться, нужно было пройти через долгие мучения. Но никаких гарантий. Впрочем, я славно играл, просто отдыхал с ними. С тобой так не вышло — слишком короток был миг мучений. Ты оказалась искреннее и сильнее тех женщин. Манипулировала и мной, и собой, заводилась, получала удовольствие, а я сходил с ума, что не могу заставить тебя страдать… подчиняться…

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Меня учили быть правдивым. Всегда. В любой ситуации. Говорили, что это помогает остаться брагудом, уважать себя. А я все эти дни играл какую-то нелепую роль. Врал тебе… и себе. Это мучало меня. Теперь я… получил разрядку.

Он беспомощно улыбнулся.

— Тогда тоже буду честной. Ты сказал, что думал, что я получала удовольствие. Я его не получала. Представь, что схватился за горячую сковороду. И отдернул руку. Горячая сковорода — боль. Отдернул руку — облегчение, освобождение от опасности. Но остается ожог. Представил? Вот примерно такое же удовольствие я получала. Сильное, но болезненное.

— Погоди. Я довольно долго путешествовал по твоей реальности. Я даже видел… фильмы? Так? Называются поры.. повы… в общем, где показывают крупным планом секс, очень хотел научиться. Но там женщины получали удовольствие от него… Что ты смеешься?

— Не получали. Изображали, что получают. Порноактрисы работают в кадре, вокруг кроме их партнеров еще куча других людей — осветители, операторы, режиссер, звукооператор... Они зарабатывают деньги. Как твои дамочки в борделях. Им не нужен ты, не нужны твои ласки, твое доминирование, твои пытки. Они отрабатывают то, за что ты заплатил.

— Ты… тоже… работала так?

— Не в кино. И не в борделе. Но, поверь, мужиков, насмотревшихся этих фильмов, у нас хватает. И каждый считает, что переспав с тобой, делает одолжение. Примерно как ты. Тоже думал, что я получила удовольствие.

— Но ты же его получала! И не один раз! Я знаю! Я чувствовал!

— Помнишь, я сказала «заниматься любовью», а тебя это возмутило? Так вот. Любить и заниматься любовью — разные вещи. Секс с кем попало, с человеком, которого ты не любишь, которому уступаешь только потому, что он твой начальник или потому что он сильнее, это пытка. Измывательство. Никто кроме извращенца, занимающегося этим, удовольствия не получает. И уж точно не женщина.

— Фильмы врут?

— Всегда. Потому что их снимают мужчины. Для мужчин.

— Но мне их показывали женщины!

— Да, те, что не слишком верили в свою привлекательность и хотели тебя возбудить, чтобы потом прыгнуть в койку к уже подготовленному самцу… и который для них ничего не значит.

— И это есть ваша любовь?

— Нет. Не любовь. Фальшивка. Заменитель. Суррогат. Для тех, кто не смог найти себе настоящую пару. Любовь — это возможность чувствовать человека душой, обмениваться с ним энергией и мыслями, иметь некие общие секреты и представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. И только после этого — секс. Тогда это удовольствие и разрядка. В отличие от возбуждения от просмотра порно и соития с малознакомым типом.

— Они говорили, что любят меня…

— Они лгали. Если понимать под любовью высокие чувства. Но человеческий язык очень гибок. И легко позволяет подменить настоящие чувства суррогатом.

Бандерлог… — или мне лучше называть теперь его Тави? — обхватил голову и уткнулся лицом в траву.

— Лживый, лицемерный мир… Я знал это. Но какие-то иллюзии у меня еще сохранялись. Ты очень обидела меня, Юнта. Зачем ты все это рассказала?

— Просто отвечала на твой вопрос. Не хотела лгать.

Один-один.

— И сейчас… сейчас ты не лжешь?

— Нет, Тави. Я вообще стараюсь поменьше врать.

— А твоя покорность? Почему ты все терпела, если это тебе не нравилось? Или у тебя проснулась ко мне любовь?

— Любви не возникло. Скорее, отталкивание. Ты ведь чистое совершенство. Я могу восхищаться произведениями искусства, видом заката или вкусной едой. Но я не буду их любить. И я никогда не смогу полюбить тебя. А терпела только потому, что ты учитель, а я новичок. Потому что я никак не могу разобраться в мире, в который попала. И если меня хоть чему-нибудь сможет научить человек, который меня не ценит, извращенец, которому нравится издеваться над слабыми, то пусть так и будет. Я хочу учиться. И буду. Любым путем, у любого учителя.

— Я издевался… не потому что ты слабая. Только потому, что ты сильная. Это было невыносимо. Этого невозможно перенести. Я должен, должен, должен был подчинить тебя! Но не мог! И это было невыносимо!

Лицо его исказилось гневом и болью.

— Прости. Я не хотела обижать тебя. Может быть ты просто изначально занял неправильную позицию? Позицию силы? Хотел доминировать и подчинять, а не сочувствовать и помогать?

— Да! Потому что я оборотень! Я отверженный! Презираемый всегда и всеми! Оборотней ненавидят. И они отвечают тем же. Когда я понял, что ты не оборотень, но еще не знал, что ты волшебница, я думал, что ты меня обманываешь. Заманиваешь, чтобы убить, растерзать, уничтожить… Поступить так, как принято на твоей родине! Осиновый кол? Серебряная пуля? Что ты готовила для меня, ликтор?

Он сорвался на крик. У него началась истерика. Я поняла это, потому что видела истерики много раз. У себя и у других. Молодец, Юнта, умничка. Кого угодно доведешь. Может, успокоишься? Обидела ворона Кирса и домовика Уюна, довела до истерики Веронику, но тебе этого было мало. Теперь взялась за Бандерлога-Тави. Когда же научишься вовремя останавливаться?

Чуть привстав, я шагнула быстрым путем и оказалась в буфетной.

— Уюн, солнышко! Дай срочно те капли… то есть… настойку от истерики, пожалуйста, быстро!

— Мия Юнта, ты не выпила свои капли. И Бандерлог тоже не выпил свои капли…

— Давай капли, но сначала настойку. Мне нужно успокоить его немедленно, иначе он потом не простит мне своей слабости!

— Тогда, может, лучше я сам отнесу ему настойку? И напомню о каплях?

— О, конечно! Так будет даже лучше! Если спросит, куда я делась, скажи, что я сижу на веранде и плачу.

— Хорошо, мия Юнта.

Домовик убежал, а я действительно пошла на веранду. В разговоре с Бандерлогом было сказано либо слишком много, либо слишком мало. Я не сумела ни вовремя остановиться, ни развернуть свой ответ, чтобы он понял мою мысль. Так что никакой правды извлечь из этой беседы было невозможно. А, значит, это отсутствие правды. Ложь. Но он будет воспринимать это как правду. Черт побери!