Баламут 3

Глава 8

…Очередной визит на Эднор продлился лишние четыре часа из-за того, что мы очень долго не могли найти подходящего водоема для «ночевки». В результате в Замок вернулись в последние минуты четверга, максимально сократили разбор полетов, прощания и сборы, подняли экипаж «Стрибога» по тревоге и вылетели в Великий Новгород. Сразу после взлета Язва и Бестия умотали спать. Первая из-за моральной усталости от долгой езды за рулем по бездорожью, а вторая — из солидарности. А я, умиравший от голода, спросил у Маши, составит ли она мне компанию за ужином, получил утвердительный ответ и отправился к Тарасовой. Делать заказ.

Две порции филе семги, запеченного в каком-то хитром соусе, ухнули в желудок, как в бездонную бочку и заставили серьезно задуматься о третьем. Но я решил не наедаться перед шестичасовым сном, поэтому умял два куска яблочного пирога, допил сок, вытер губы салфеткой, отодвинулся от столика и… перебрался на диван. Так как заметил, как погрустнела Хельга, и понял, что ей страсть как не хочется оставаться одной.

Поймав ее вопросительный взгляд, в самой глубине которого пряталась надежда, придумал удобоваримое объяснение. Для пущей убедительности подавшись вперед и сделав вид, что готов к любому ответу:

— Лара с Дашей наверняка дрыхнут без задних ног, а я особо не устал, поэтому хочу просто полениться. Но если и ты решила лечь спать, то уйду в спальню и буду лениться там.

Как я и предполагал, целительница заявила, что ей пока не до сна, и что она будет радо полениться вместе со мной. Лениться в бардаке мы, конечно же, сочли неправильным, так что вызвали Ольгу, подождали, пока она уберет со столика, и навели уют. Вернее, его навел я — приглушил свет, раздвинул диван, достал из шкафчика два теплых пледа и пяток «лишних» подушек, а Хельга какое-то время «подбирала музыкальный фон», а потом заявила, что без него ей будет комфортнее, и изобразила кокон аж в метре от меня.

— Ма-аш, а как ты с такого расстояния дотянешься до меня щупом? — мягко спросил я, почувствовав, что ей не хватает совсем небольшого толчка.

Она закусила губу, несколько секунд невидящим взглядом смотрела сквозь меня, а затем вздохнула:

— Догадался, что я, наконец, решилась объяснить, что меня гнетет?

Я молча кивнул и с намеком сдвинул левую ладонь чуть ближе к ней.

Этого жеста ей, видимо, и не хватало — женщина выпростала руку из-под пледа, перебралась вплотную к моей, вцепилась в запястье и затихла еще на полминуты. А потом легла на бок, подтянула колени к груди, закрыла глаза и грустно усмехнулась:

— О том, что в медакадемии меня считали психованной и обходили стороной, я уже говорила. Но это не вся правда. Начиная с третьего курса нас, будущих целительниц, начали приглашать на уездные балы. На них я позволяла себе немного расслабиться — выпивала бокал-другой легкого вина, танцевала со студентами других учебных заведений и даже флиртовала с чем-то понравившимися ухажерами. Да, без какого-либо продолжения, но в то время мне хватало и такой мелочи. А на рождественском балу пятого курса влюбилась. В курсанта стихийного факультета военной академии…

Как я понял из последующих откровений, избранник Марии Матвеевны был живым воплощением девичьих грез, то есть, смазлив, учтив, остроумен, непоколебимо уверен в себе и романтичен. А еще умел играть на гитаре, петь красивые романсы, томно декламировать стихи, в том числе и собственного сочинения, и так далее. Поэтому с легкостью становился своим в любой компании, пачками разбивал девичьи сердца и — что в случае с Хельгой стало самым главным — позиционировал себя, как ярый противник социального неравенства. Вот она голову и потеряла. Причем сразу и напрочь. То есть, закончив академию лучшей на курсе, проигнорировала предложения самых престижных госпиталей Империи, наплевала на реальную возможность сделать блестящую карьеру и уехала в тот самый гарнизон на границе с Речью Посполитой, в который распределили ее любимого. И, что меня убило сильнее всего, вместо того, чтобы заключить контракт с медслужбой, последовала совету этого урода и пошла проситься в боевые маги!

Если бы не великолепный аттестат и не весьма серьезный потенциал, аттестационная комиссия послала бы ее куда подальше. А так дала шанс, но предложила заключить не двух-, а пятилетний стандартный контракт.

— Я любила Ваню всей душой и всем сердцем, была уверена в том, что нас с ним ничто не разлучит, поэтому согласилась, не раздумывая… — после небольшой паузы мрачно выдохнула Маша. — Да, выяснив, что меня почему-то распределили не в его подразделение, расстроилась. Но с первого же дня службы вкладывалась в нее так же добросовестно, как в учебу — зубрила нужные плетения, убивалась на полигоне и спортивном городке, ходила в караул и, кроме всего прочего, загоняла фигуру в «армейский стандарт». Самостоятельно, дабы как следует разобраться в физиологии процесса и впоследствии суметь откатить изменения без негативных последствий. Не скажу, что было легко, но я справилась, проштудировав штук пять разных обучающих курсов, совершив и исправив добрый десяток не очень грубых ошибок и так далее. Да, в результате с трудом уложилась в четырехмесячный срок, оговоренный в контракте, но гордилась собой неимоверно…

Как оказалось, новый облик Хельги ее ублюдочному возлюбленному «не зашел». Правда, первые месяцев восемь-десять он доказывал, что любит ее так же сильно, как прежде, а ощущавшееся охлаждение объяснял слишком высокими нагрузками, усталостью после нарядов и чем-то там еще. И она верила в весь этот бред. Поэтому продолжала выкладываться до предела и… в какой-то момент переросла этого болтуна. Что, конечно же, было замечено и отмечено Большим Начальством.

К сожалению, повышение до должности командира группы вызвало в «Ванечке» не радость, а лютую зависть. И он продемонстрировал ей другую сторону своего характера — стал устраивать истерики, цепляться ко всему, к чему можно и нельзя, пить и волочиться за другими женщинами. А к исходу второго года службы, заявившись в их жилой блок в приличном подпитии и в компании «друзей», попытался поделиться с ними «безотказной бабой»!

Маша психанула, покалечила всех четверых, разорвала все отношения с этой тварью и отходила от этого предательства почти все оставшееся время службы по контракту. А за три месяца до его завершения вляпалась снова — повелась на клятвенные обещания очередного лощеного красавца с хорошо подвешенным языком и идеальными манерами.

— Этот, Виктор, умудрился влезть мне в душу и заставил поверить в то, что я ему действительно нужна. Такая, какая есть, на всю оставшуюся жизнь и, как выражается Лара, «все такое»! — рассказывала Хельга. — А еще он был очень неплохим психологом, поэтому каким-то образом разобрался в моем мировоззрении и в идеально подобранный момент сыграл на моих мечтах о большой и счастливой семье — признался, что хочет, чтобы я родила ему двух сыновей и дочурку. Такую же красивую, как я! К этому времени я лезла на стены от одиночества, так что ухнула в новую любовь с головой и целых пять недель чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. А в одну совсем не прекрасную ночь в жилой блок моего — как мне тогда казалось — жениха вдруг ввалились его родичи. Старший брат Виктора, оказавшегося княжеских кровей, четверо Грандов-стихийников и разумник в ранге мастера последних ступеней! «Жениха» вытащили из кровати, бережно посадили в первое попавшееся кресло и немного пожурили. За безрассудство. А меня скрутили и насильно стерилизовали. Хотя абсолютно точно знали, что я все еще на контракте, а значит, предохраняюсь соответствующими плетениями! И Виктор НЕ СКАЗАЛ ИМ НИ СЛОВА!!!

Я услышал скрип собственных зубов уже после того, как сгреб Машу в объятия и прижал к себе. А через еще миг, всадив щуп в ближайшую жилу, почувствовал не душевную боль, а воистину безграничную благодарность и осторожную надежду на то, что теперь все будет хорошо.

Нет, не удивился — в тот момент меня трясло от лютой ненависти к этому самому Виктору и его родичам, а свои мысли и чувства не волновали от слова «совсем». И женщина, почувствовав мое состояние, поспешила сгладить произведенный эффект:

— Не переживай, сейчас со мной все в порядке: для того, чтобы вернуть организм в норму, потребовалось всего года три. А еще я практически не вспоминаю о Ване, Вите, родичах последнего, их методах предотвращения нежелательных беременностей и потерянных шансах на блестящую карьеру. Ах да, об аттестации после завершения контракта я еще не рассказывала. Так вот, отслужив свои пять лет, я решила вернуться в Большое Целительство. Приехала в родную академию, напросилась на собеседование к проректору, являвшемуся бессменным главой аттестационной комиссии, описала свою ситуацию и выяснила, что рассчитывать на что-то серьезное после изменения вектора развития на диаметрально противоположный и его «закрепления» на протяжении стольких лет абсолютно бессмысленно. НО… в том случае, если я окажусь умной девочкой, то он подберет мне место потеплее.

— Так, стоп! — воскликнул я, почувствовав в эмоциях Хельги не только злость, но и брезгливость напополам с презрением. — Ты хочешь сказать, что он предложил тебе стать его любовницей?

— Какой, к чертям, любовницей, Рат?! — спросила она и шарахнула через щуп такой жуткой горечью, что у меня свело зубы. — Любовница — это не самый лучший, но все-таки статус. А он предложил обслужить его прямо в кабинете и в дальнейшем прибегать по первому свистку!

— Тварь!!! — только и смог, что процедить я и почти без участия разума начал поглаживать спину женщины, которую начала бить нервная дрожь.

— Тварь! — подтвердила целительница с разгона, ошалело прислушалась к своим ощущениям и моим эмоциям, поняла, что в этих поглаживаниях нет ничего страшного, и, слегка расслабившись, продолжила начатую мысль: — К сожалению, далеко не последняя, с которой меня столкнула жизнь. Поэтому к моменту твоего знакомства с Танюшкой я страшно боялась мужчин и, в то же самое время, ненавидела их лютой ненавистью. Соответственно, очень долго не могла поверить в то, что тебя не только можно, но и нужно уважать. Хотя видела, как ты относишься к девочке, в которой я видела нерожденную дочку, знала, сколько раз и из каких ситуаций вытаскивал, выслушивала ее откровения и все такое. Вот дистанцию и держала. А еще постоянно ждала подвоха, при любом удобном случае осматривала Таню диагностическими плетениями и до смерти боялась, что ты все-таки сломаешь эту светлую и чистую девочку точно так же, как когда-то сломали меня!

— Насколько я знаю, ты не делилась с ней этими страхами и ни разу не пыталась навязать свое мнение… — не без труда справившись с накатившей злостью на уродов, испоганивших ее жизнь, негромко сказал я.

— Верно. Но бояться боялась. А после гибели Тани возненавидела тебя настолько сильно, что собиралась приложить проклятием. Но не сразу, как Горчакова, а после того, как провожу свою девочку в последний путь. Чтобы она на меня не обиделась… — глухо призналась Мария Матвеевна и, по моим ощущениям, заранее смирилась с тем, что я разозлюсь и ее оттолкну. — В тот момент это желание казалось логичным, и я изнывала от предвкушения. До тех пор, пока не увидела, с какой любовью, нежностью и отчаянием ты ее обмывал, одевал и готовил к кремации.

— Я виню себя в ее гибели до сих пор… — угрюмо признался я и ласково погладил ее по голове. — А еще понимаю, сколько боли ты пережила в том числе и из-за меня, поэтому ни в чем тебя не виню.

— Зато даришь мне все то тепло души, что недодал ей, верно?

Эти слова заставили меня на несколько мгновений ухнуть в недавнее прошлое и вспомнить фрагмент разноса, устроенного мне Язвой и Бестией:

— Рат, скажи, пожалуйста, почему ты стараешься держать Машу на расстоянии? Ты что, забыл о побочках передачи Силы? Или хочешь, чтобы эта женщина сломалась под гнетом чувства вины, вызванного постоянным усилением желания быть с тобой?

— Нет, не забыл. Я просто не знаю, как себя правильно вести.

— Просто не отталкивай. И относись, как к одной из своих женщин…

Эта «подсказка», вовремя всплывшая в памяти, помогла подобрать нужные слова:

— Ее часть тепла души я отдавал только в самые первые дни. А сейчас ты получаешь свое собственное, так как стала неотъемлемой часть семьи. Кстати, это ощущение появилось задолго до появления резонанса и синергии!

— Я это знаю. И понимаю, что будь все иначе, ты не предложил бы мне мутацию с подпиткой Сутью!

— Ты права.

— Вот и я теперь ощущаю тебя не горячо любимым другом Танюшки, а частью своей души…

— Но…?

Она немного поколебалась и очередной раз переступила через страх открыться:

— …но я продолжаю бояться. На этот раз за тебя!

— А что мне, по-твоему, может грозить? — недоуменно спросил я.

Целительница криво усмехнулась и заговорила чуть иначе, принявшись выделять отдельные фразы интонациями:

— Я вошла в твой род, умолчав о своем прошлом. Живи я в Замке, не выходя в свет, ничего страшного бы не произошло. А теперь, когда возникла необходимость прикрывать тебе спину, причем не на Той Стороне, не в Эдноре, а в Императорском дворце, без проблем не обойдется. Ведь Виктор — княжич. Из Гундоровых. Как его брат и их родичи. Значит, вся эта толпа регулярно выходит в свет, вкладывается в повышение влиятельности своего рода и, конечно же, делает все возможное, чтобы понизить влиятельность всех остальных родов. А тут Елисеев-Багряный, в свите которого девка, которую запросто можно назвать порченой…

Почувствовав в эмоциях Маши вспышку безумной ярости, я чудом не прервал этот монолог, но вовремя сообразил, что целительнице необходимо выговориться и выплеснуть наружу все, что травит душу. Поэтому задавил первоначальный порыв и немного потерпел. Как выяснилось буквально через мгновение, не зря:

— Но больше всего пугает не то, что мое прошлое гарантированно используют, как средство для твоего очернения, а твой характер. Вернее, та жажда мести, которая в тебе уже проснулась и пробудила желание воздать сторицей за причиненное зло. А я до смерти боюсь, что попытки отомстить за полузабытые обиды выйдут боком тебе, Ларисе и Даше!

— Это все твои страхи, или есть какие-нибудь еще? — после небольшой паузы спросил я.

— Серьезные — все. С остальными потихоньку справляюсь… — ответила она.

— Что ж, тогда давай-ка посмотрим на них с той стороны, с которой они не пугают. Итак, жажда мести действительно проснулась и действительно пробудила желание воздать сторицей за причиненное зло. Но с чего ты взяла, что я буду мстить в лоб, то есть, так, как принято в высшем свете? Маш, на поединки ЧЕСТИ вызывают только тех, у кого она ЕСТЬ, а эти твари не заслуживают даже толики уважения, поэтому я уничтожу их, не задуряясь соблюдением ни писаных, ни неписаных законов! К примеру, найду их при помощи «Ока». Сегодня же ночью. И переправлю прямо из уютных спален на Ту Сторону. Мутировать, знакомиться с корхами и осваивать новый мир. Ты, главное, помоги с установочными данными и идентификацией!

Эмоции Хельги полыхнули такой сумасшедшей надеждой, что я чуть не рассмеялся. Увы, буквально через миг на смену этому чувству пришло почти такое же сильное сомнение:

— Рат, прости, но найти их всего за одну ночь нереально!

— Маша, мужчине, под руку которого ты ушла, надо верить! Причем не разумом, а сердцем, то есть, слепо! — хохотнул я, разомкнул объятия, откинул в сторону плед, вскочил с дивана и протянул женщине руку: — Вставай — нам пора заняться делом!

— Открывать «Окно» нрямо с борта самолета, летящего со скоростью за тысячу километров в час?! — ошалело спросила она.

— Маш, что непонятного в словах «верить» или «слепо»?

Она закусила губу, решительно тряхнула головой, вцепилась в мое запястье и встала. Затем проследовала за мной в салон-спальню, поняла, что я веду ее к кровати, занятой моими женщинами, и растерялась.

Я мысленно усмехнулся, сел рядом со сладко спящей Шаховой, убрал непослушный локон с аккуратного розового ушка, наклонился и еле слышно прошептал:

— Милая, мне очень-очень нужна твоя помощь!

Лара переключилась в игривый режим чуть ли не раньше, чем пришла в сознание. Поэтому, открыв глаза и увидев рядом со мной Хельгу, пошутила в своем любимом стиле:

— В совращении Маши?

— С такими задачами я, как мне кажется, способен справиться сам…

— Тебе кажется! Вернее, с моей помощью процесс доставит значительно больше удовольствия… — тихонько хохотнула Язва, бесшумно встала, чтобы ненароком не разбудить Дашу, накинула на плечи халат, дотронулась до моей руки и, «всадив» щуп в магистральную жилу, мгновенно посерьезнела. Поэтому в темпе вышла в гостиную, дождалась нашего появления и вперила в меня тяжелый взгляд: — Рассказывай!

— Нам надо найти несколько человек, некогда очень сильно обидевших Машу, и переправить на Ту Сторону.

Женщина врубилась в суть моей просьбы с полпинка:

— Система распознавания лиц — «Око» — «Зеркало»?

— Ага! Причем первый этап — в режиме «инкогнито».

— Уточнять было не обязательно… — злобно мурлыкнула она, метнулась к нужной фальшь-панели, прижала к сканеру ладонь, дождалась завершения процедуры идентификации личности и продемонстрировала онемевшей Хельге стойку с весьма специфической аппаратурой. Потом упала в кресло, размяла пальцы и повернулась к нам: — Ну, чего молчим? Нужны фамилии, имена, прозвища, фотографии и тэдэ…

…Как я и предполагал, большая часть обидчиков Марии Матвеевны обнаружилась в столичном поместье Гундоровых. Что, на мой взгляд, было более чем логично, ведь члены одного из влиятельнейших родов Империи не могли пропустить прием по случаю дня рождения Императрицы. Само собой, нашли и меньшую: двое магов-стихийников, видимо, успевших впасть в опалу, нашлись под Муромом, в родовом поместье, проректор — у себя в особняке, «Ванечка» — в штабе гарнизона, и так далее. Но открыть «Око» или «зеркало», находясь на борту летящего «Стрибога», у нас не получилось, так что ко второму этапу запланированного мероприятия приступили где-то часа через полтора после приземления, доехав до моей квартиры и убедившись в том, что она «чистая».

Первым делом «заглянули в гости» к любителю «обслуживания прямо на рабочем месте», благо, к этому времени он успел лечь спать, ткнули шприцом-пистолетом, отправляя в медикаментозный сон, и кастрировали. С использованием деструкции, заклинания школы Хаоса, откатить воздействие которого одной лишь Жизнью было нереально. За пару минут до завершения экзекуции Бестия, отслеживавшая перемещения Ивана с помощью «Ока», сообщила, что он зашел в туалет, и мы помогли ему сначала качественно потерять сознание, а затем правильно упасть. В результате герой-любовник, увы, не заслуживший по-настоящему серьезной кары, обзавелся прелестным неубираемым шрамом крайне отталкивающего вида во все смазливое личико и парой-тройкой переломов, а Маше полегчало еще немного.

Следом за этими уродами воздали сторицей шушере, усугубившей последствия самых первых и самых сильных потрясений. А в четвертом часу утра, когда Язве, наконец, удалось взломать систему контроля и наблюдения столичного особняка Гундоровых, поработать с архивами записей камер и подготовить фильмы, убедительно объясняющие технологию исчезновения интересующих нас персон, занялись последними. При этом особо не мудрили — открывали «Око», вырубали спящих красавцев шприцами-пистолетами и через «зеркала» перетаскивали к себе.

Правда, после того, как собрался полный комплект, пришлось слегка поднапрячься. В смысле, сгонять в Замок, позаимствовать в мастерской деда здоровенную сварную клетку, под защитой которой он оставлял на Эдноре животных-«первопроходцев», и перенести большим «зеркалом» на полянку неподалеку от области, не так давно занимаемой Червоточиной. Зато потом все пошло своим чередом — мы заклеили пленникам рты, чтобы не шумели, увешали тела всеми необходимыми усилениями, дабы бедняг не повырубало прямо в момент перехода, перенесли в клетку, привели в сознание и дали Маше возможность высказаться.

Целительница, последние минут сорок не находившая себе место от злого предвкушения, мгновенно успокоилась — хищно оглядела мужчин, только-только начавших приходить в себя, сжала кулаки и привлекла к себе внимание бывшего возлюбленного милым воркованием:

— Здравствуй, Витя! Магофон этого мира вырубит вас через считанные минуты, поэтому обойдусь без излишней лирики. Итак, вы находитесь в мире корхов, известных так же, как Та Сторона. Плести заклинания бессмысленно — тут настолько плотный магофон, что вы уже начали мутировать, из-за чего энергетические системы разбалансированы и не дают нужных откликов. Не стоит и напрягаться, пытаясь разорвать пластиковые стяжки — мы оставили вам нож, чтобы тем, кому удастся пережить мутацию, не пришлось мучиться. По этой же причине не стали запирать и эту клетку — она не для удержания, а для защиты. От зверья, которого тут предостаточно. Далее, шансов пережить мутацию без помощи моего любимого мужчины очень и очень мало, но они есть. Так что надейтесь и ждите. Ведь к тем из вас, кому повезет выжить, магия обязательно вернется. Вполне возможно, подарив новые возможности. И тогда вы сможете посвятить оставшуюся жизнь изучению цивилизации таких же конченых тварей, как вы, или животного мира этой планеты. Ибо с женщинами, которых можно сначала соблазнить, а затем стерилизовать, тут, мягко выражаясь, негусто. Зато выжившим хватит времени, чтобы вспомнить каждую, которых, вне всякого сомнения, было немало, переосмыслить свое отношение к тем, кто виноват лишь в том, что искренне любил, и пожалеть о том, что вы не сдохли еще в колыбелях. И последнее: о возвращении в наш мир можете даже не мечтать — Червоточина надежно закрыта, заклинанием телепортации владеем только мы, Елисеевы-Багряные, а до Земли, как вы, наверное, догадываетесь, далековато. В общем, советую сосредоточиться на выживании.

В этот момент выключился один стихийник, из носа разумника, сдуру решившего приложить нас каким-то заклинанием, закапала кровь, а Виктор Гундоров дотянулся до ножа, оставленного для помощи в избавлении от пластиковых стяжек, воспользовался им по назначению, сорвал клейкую ленту со рта и выдал длинную матерную тираду, изобилующую проклятиями и угрозами.

Хельга слушала ее, как любимую песню, прикрыв глаза и улыбаясь. А когда княжич иссяк, скользнула мне под руку, обняла и потерлась щекой о грудную мышцу:

— Я только что поняла, что для полного счастья мне не хватало только твоей бессильной злобы! А теперь его ровно столько, сколько нужно. Ведь я люблю и любима, абсолютно здорова и уже отпустила прошлое, которое ты отравил! На этом, пожалуй, откланяюсь. Ведь нам пора обратно. Милый, кто открывает переход, ты, я или наши девчата?

— Открывай сама, мне лениво… — подыграл ей я, дождался появления «зеркала», пропустил вперед Лару и Дашу, продавил плоскость сопряжения сам и встретил Хельгу ехидным смешком: — «Милый», говоришь?

— А еще она назвала тебя Любимым Мужчиной! — «наябедничала» Лара. Зато Долгорукая сгребла Машу в объятия и развернула лицом к тому месту, на котором за миг до этого исчез проход между двумя мирами:

— «Зеркало» пропало. Вместе с Гундоровыми и всем тем прошлым, в котором не было нас. Поэтому живи настоящим, тем, в котором Ратибор — либо «милый», либо «любимый мужчина», мы с Язвой — не менее любимые подруги, а ты — любишь и любима. Вопросы?

— Уже! В смысле, живу именно так. А вопросов нет… — твердо ответила целительница.

— Отлично! Тогда отправляемся в спальню и ложимся спать — уже вот-вот рассветет, а впереди нас ждет очень тяжелый день…

…Перед тем, как отключиться, я выяснил, к которому часу желательно появиться во дворце, и поставил будильник на тринадцать ноль-ноль. Но мои планы не выдержали проверки действительностью, перекроенной под планы Язвы и Бестии — эти оторвы вернули меня в сознание в районе одиннадцати, причем самым приятным способом из всех возможных, и два оставшихся «не занятых» часа показывали небо в алмазах. Ну, или нас в зеркальном потолке, ибо мы заняли хозяйскую спальню, а Хельгу отправили в гостевую.

Нет, я, конечно же, нисколько не расстроился. Наоборот, принимал в «навязанном» этом буйстве активнейшее участие и дарил ничуть не меньше удовольствия, чем получал. Но в процессе изрядно перебрал с сильными положительными эмоциями, поэтому, унявшись по сигналу будильника, на автопилоте добрался до нашей ванной, с трудом сфокусировал взгляд на душевой кабинке и решил, что водные процедуры можно провести и лежа. Поэтому залез в джакузи, врубил самый комфортный режим гидромассажа, закрыл глаза и выпал из реальности.

Вернулся через вечность. Лишь малой частью сознания, ибо услышал знакомые голоса и зачем-то вслушался в то, что они несли. Приоткрыв один глаз, обнаружил, что в помещении царит приятный полумрак, из динамиков акустической системы льется тихая инструментальная музыка, справа-слева ощущаются Шахова с Долгорукой, а напротив упруго колышется грудь расслабляющейся Маши!

Суетиться, вытаскивая из перстня плавки, было как-то глупо, краснеть и сваливать в спальню или просить Хельгу одеться — еще глупее, а наезжать на Бестию с Язвой в присутствии целительницы — вообще идиотизм. Поэтому я решил не трепыхаться, сначала вспомнив недавний разнос, а потом резонно рассудив, что спевшаяся парочка все равно убедит меня в необходимости именно такого подхода к «приручению» Маши. Успокоившись, вдумался во вторую половину тезиса, как раз озвучиваемого Бестией, и заинтересовался. Поэтому вернул веко обратно, переключился на чувство леса и превратился в слух:

— …-ыта общения с самой влиятельной частью Имперского дворянства, скажем так, в естественных условиях, у тебя наверняка нет. Поэтому я сейчас тезисно объясню, как себя жизненно необходимо вести во время приема, а ты постараешься следовать моим советам. Договорились?

— Подобного опыта у меня действительно нет, так что буду рада любым советам… — без колебаний ответила целительница.

— Тогда начну с одного из самых важных утверждений… — довольно мурлыкнула Бестия, привалилась к моему плечу и завладела правой рукой: — Единственный человек во Вселенной, который имеет право тебе что-либо приказывать, это Баламут, а все остальные, включая моего сына, могут либо советовать, либо просить, либо умолять. Говоря иными словами, любое тело, надувающее щеки, должно быть послано в задницу, ибо напрочь потеряло берега, а мы, Елисеевы-Багряные, этого на дух не переносим…

— …и не прощаем! — весело добавила Шахова.

Даша сочла ее дополнение нужным, так что кивнула «верхней частью силуэта» и продолжила свой монолог:

— Тезис номер два. Не очень приятный, но требующий осмысления. Итак, на любых мероприятиях высшего света и хозяева, и гости занимаются исключительно Большой Политикой. Соответственно, любой подкат к тебе-любимой — это не результат чьего-то интереса к внешности или личности, а попытка использовать тебя, как средство, потенциально способное упростить выход на единственную серьезную фигуру в нашей компании — Ратибора. Поэтому…

— …любое тело, рассыпающееся в комплиментах, должно быть послано в задницу! — хохотнула Язва.

— Верно… — подтвердила Долгорукая и перешла к тезису номер три: — Далее, в любом конфликте с твоим участием Рат, я и Лариса будем на твоей стороне. Причем не после того, как разберемся, кто прав, а кто виноват, а с самого первого мгновения. Более того, воспользуемся всеми имеющимися возможностями для того, чтобы заставить твоего оппонента умыться кровью! Таким образом, не вздумай кого-либо или чего-либо бояться, а…

— …посылай их в задницу и сходу начинай воздавать сторицей, ибо как только мы подключимся к процессу, оторваться по полной программе уже не получится… — все в том же стиле закончила самая главная вредина нашей компании.

Тут Хельга не выдержала и рассмеялась:

— Кажется, я начинаю что-то понимать: что бы ни случилось во дворце, недоброжелатели посылаются в задницу, а мы с вами отрываемся по полной программе?

— Ага! — усмехнулась Бестия. — Но есть нюансы, которые ты обязана понимать. Поэтому теперь прими сердцем тезис номер четыре: наш мужчина всегда прав. Поэтому как бы ни коробила демонстрируемая им позиция, надо демонстрировать абсолютную уверенность в том, что альтернативы его мнению или действиям нет и быть не может!

— С этим понятно… — сказала Маша. — Каждая беседа Рата — это своего рода переговоры. Он отталкивается от информации, которой у меня может не быть, продавливает условия, о которых я могу даже не догадываться, и так далее. А любое сомнение в моих глазах — слабость, по которой кто-нибудь да ударит…

— Верно… — кивнула Даша, назвала ее умницей, но ласково сжала мои пальцы: — А поиск и использование чужих слабостей в своих интересах — любимая забава аристократии. Поэтому-то, приглашая тебя поваляться с нами в джакузи, я и настояла на необходимости задавить стеснение до того, как этой слабостью воспользуется какой-нибудь урод.

— Это я тоже поняла. И считаю твой совет правильным. Несмотря на то, что годы занятий целительством почти избавили меня от этой уязвимости.

— Что ж, тогда перехожу к пятому и последнему тезису, обобщающему все предыдущие. Итак, Ратибора, как и Императора из известной поговорки, делает свита, то есть, мы, из-за чего любой отдельно взятый штрих нашего поведения, начиная с осанки и заканчивая взглядом, должен выглядеть идеально. Но идеальность — понятие относительное, значит, то, что кажется правильным мне, может не лечь на душу тебе и наоборот, а ошибаться или переигрывать мы не имеем права. Согласна?

— Да.

— Отлично. Тогда закрой глаза и попробуй представить вот что…

— Закрыла. Готова.

— Баламут — центр нашей Вселенной. Ты одна из его любимых женщин. А весь остальной мир — ничто, ибо ЕМУ он не интересен.

— Объяснение правильное, но слишком скучное! — притворно вздохнула Шахова. — Я бы подобрала аналогию повеселее.

— Так подбери!

— Маш, веди себя, как одна из любимых женщин мужчины, которому считает за счастье отдаваться Сама Императрица-Мать!

Тут меня мгновенно вышибло из состояния неги. Как оказалось, зря — правильно истолковав изменения в моих эмоциях, «прочитанных» через щуп, Даша шарахнула через мой щуп искренним весельем, забралась на колени, уперлась лбом в лоб, уставилась в глаза и замурлыкала:

— Рат, обижаться на эту правду мне бы и в голову не пришло. Скажу больше: лучшей аналогии для использования внутри семьи нет и быть не может! Кстати, мне настолько приятно, что ты готов меня защищать даже от этой вредины, что нет слов…

— Одни желания. Вернее, Желание! — уточнила «эта вредина», чмокнула подругу в щечку и добавила: —…на реализацию которого, увы, нет времени! А все из-за кого?

— Из-за меня… — к моему искреннему удивлению, в их непередаваемом стиле «застрадала» Хельга. — Если бы не необходимость меня повоспитывать, то вы бы до сих пор развлекались! В общем, нет мне прощения…

— Ну-у-у, в какой-то степени все так и есть… — согласилась Лариса. — Но отрываться от Рата ради тебя вполне нормально, ибо ты своя. Зато прилетать в столицу ради каких-то там приемов — нет. И это бесит со страшной силой!

— Да, приемы, балы и тому подобная мутотень — зло… — согласилась Долгорукая, а затем полыхнула такой странной смесью веселья и страха, что я невольно подобрался. Поэтому в следующую фразу вслушивался в разы внимательнее, чем обычно: — Кстати, Елисеев, этот прием считается одним из самых значимых, соответственно, на него пригонят толпу девиц на выданье. Скажи, ты собираешься искать себе невесту? А то Червоточина уже закрыта, магофона Той Стороны давно нет, а мы переселились с Базы в Замок и все такое…

Этот вопрос я обдумывал не один десяток раз, поэтому ответил, не задумавшись ни на мгновение:

— Неа, не собираюсь. Более того, ближайшие лет пятнадцать-двадцать эту тему можете не поднимать.

— Почему?

— А зачем мне невеста, да еще и ровесница, сейчас, когда я сутками пропадаю на Эдноре в компании аж трех любимых женщин? Для экстрима? Для наработки правильных поведенческих реакций во время сцен ревности? Для уплотнения и без того не самого свободного графика жизни? И потом, невеста ведь не тумбочка, которую можно поставить в угол и забыть — ей надо уделять время и вкладывать в общение душу. А она у меня уже занята. Вами. Благодаря чему я каждый день получаю столько умопомрачительно ярких эмоций, сколько не сможет подарить ни одна ровесница. Ведь они еще не нагулялись и мечтают о полнокровной жизни — о выходах в свет, балах, восхищении во взглядах мужчин, зависти во взглядах женщин и так далее. А вам на все это наплевать, ибо за глаза хватает НАС!

Пока я излагал свои соображения, сжатая пружина, ощущавшаяся в эмоциях Бестии, потихоньку расслаблялась и к концу монолога пропала. А счастливая Даша спрятала настоящие чувства за притворным возмущением:

— Ну, и как его воспитывать после ТАКОГО признания в любви?

— Его — никак! — хихикнула Маша. — Воспитывайте лучше меня: я как раз начала меняться, и эти изменения желательно направлять…

…Как ни забавно это признавать, но она действительно менялась, что называется, на глазах: первые действительно значимые результаты не самого стандартного метода воспитания стали заметны уже через полчаса, когда скромница-целительница, еще совсем недавно практически не вылезавшая из форменной одежды, принялась готовиться к первому выходу в свет. Надев стильное вечернее платье, от которого раньше бы точно шарахнулась, и с интересом оглядев себя в ростовом зеркале, развернула плечи и заулыбалась. Когда я достал из пространственного кармана футляры с драгоценностями, молча повернулась спиной и подставила шею. А после двадцатиминутного сеанса «общения» с универсальным косметическим комплексом «Стилист» окончательно приняла свой нынешний статус и стала не только выглядеть, но и ощущаться абсолютно уверенной в себе аристократкой. Правда, разок выпала из образа, но по уважительной причине — увидела меня в парадном мундире со всеми орденами и потеряла дар речи. Зато, налюбовавшись мною, вернулась в только-только освоенное состояние духа и больше из него не выходила.

Естественно, это не прошло мимо нашего внимания, так что захвалили мы ее прилично. В результате во время поездки на лифте целительница сияла на зависть любому светилу. А по дороге во дворец, принимала активнейшее участие в шуточной перепалке, затеянной неугомонной Язвой. Не «просела» и при высадке из машины в подземном гараже для особо уважаемых персон — с достоинством оперлась на мою руку, спустилась на ковровую дорожку, ведущую к лифтовому холлу, «встроилась» в заранее оговоренный «ордер» и сочла вполне нормальным, что мы прошли в фойе, не уступив дорогу князю Константину Дашкову со свитой.

Не показала удивления и в тот момент, когда двери лифта отсекли от нас членов этого рода, а кабинка ни с того ни с сего поехала вверх. Но я все равно склонился к ушку и еле слышно сообщил, что нас, вероятнее всего, вот-вот пригласят на аудиенцию к государю, поэтому «отсекают» от всех остальных гостей.

Целительница едва заметно пожала плечами в знак того, что она готова ко всему, чему угодно, так что я расслабился. А буквально через полминуты убедился в том, что не ошибся: в фойе, в которое мы вышли после остановки лифта, обнаружился только личный порученец Владислава Мстиславовича. Правда, поведение этого Конвойного основательно испортило настроение — неспешно оглядев нашу компанию, мужчина вперил в меня далеко не самый благожелательный взгляд и приказал следовать за ним…