Аргумент весомей пули

Глава 13

В расположение я вернулся на попутной телеге, там сразу отыскал ротного и протянул ему направление. Приготовился выслушать речь о пронырах, прыгающих через голову непосредственных командиров, но поручик поглядел в ответ вроде как с жалостью.

— Езжай! — махнул он рукой. — Хоть подлечишься.

Я как-то немного даже растерялся от такого поворота. Не так и паршиво моё отражение в зеркале цирюльника выглядело, чтобы на подобное снисхождение рассчитывать, а смотри ж ты!

Зато не преминул поворчать урядник Седмень.

— Вот же молодёжь пошла! — нахмурился он. — Пороха понюхать не успели, а уже отпуск им подавай!

— Меня на стажировку направили! — напомнил я. — Не в отпуск!

— Хрен редьки не слаще! — отрезал дядька, вздохнул и хлопнул по плечу. — Давай! Гульни там за всех нас!

Хомут заржал.

— Да мы и сами за себя гульнём! — заявил он с довольной ухмылкой.

Край в знак согласия кивнул, урядник погрозил им кулаком, но разноса устраивать не стал и ушёл.

— Отпуск выбили? — удивился я.

— Бери выше! — подбоченился Хомут. — Пополнение отбирать поедем из свежего мяса, что с того берега лужи привезли.

Я не удержался и отметил:

— Удивительно после вчерашнего-то.

— Да что ты понимаешь? — нахмурился младший урядник. — Старшой у нас вспыльчивый, но справедливый. Остыл и понял, что зря боевых лишил. Так-то!

— Ага, — кивнул Край. — Мы ж тех гадов на пару сотен настреляли!

— Не ной, седмица в Тегосе дорогого стоит!

Я задрал голову к успевшему подняться солнцу и заторопился. Сбегал за ранцем и уже двинулся было обратно в основной лагерь, но Хомут покачал указательным пальцем.

— Нет-нет-нет! Давай-ка всё на себя навьючивай! И боекомплект пополни!

Он указал на Огнича, а тот мало того, что был в кирасе и шлеме, так ещё и закинул за спину карабин; в ножнах на боку фургонщика висела сабля.

— Чего это? — не понял я.

— Говорят, дорога полна неожиданностей, — пояснил Огнич.

— Именно! — подтвердил Хомут. — Давай-давай! В Тегосе сдашь на хранение. Запомни: ты пластун, ты всегда на службе! Даже по нужде без оружия не ходи!

На споры не осталось времени, натянул кирасу, набил оба патронташа, прицепил на оружейный ремень чехол с ампутационным ножом, повесил на плечо карабин да и вернулся на улицу с ранцем в одной руке и пробковым шлемом в другой. Заподозрил даже, что стал жертвой розыгрыша, но нет — и Хомут, и Край подошли к сборам в дорогу ничуть не менее обстоятельно.

В основной лагерь и вовсе покатили на повозке с картечницей и в сопровождении нескольких верховых. Там у ворот нас дожидалась ещё одна повозка, рядом с которой курили офицеры — все до единого тайнознатцы. Был среди них и поручик Чеслав.

Он и скомандовал:

— Выдвигаемся!

Но только отправились в путь, и мигом встрепенулся Огнич.

— Не той дорогой едем! — заявил он. — Тегос на востоке, а не на юге!

— Умный мальчик! — рассмеялся Край. — А ты, Боярин, будто и не пластун вовсе!

Я проигнорировал хохоток каторжанина и уставился на младшего урядника.

— Расслабьтесь! — отмахнулся Хомут. — На паровозе со всем комфортом покатим! — Но он тут же встрепенулся. — Отставить расслабляться! По сторонам глядите в оба!

Приказ был отнюдь не лишён смысла, поскольку ехали мы по лесной дороге, джунгли подбирались к обочинам и обзор как таковой отсутствовал. По сути, приходилось во всём полагаться на парочку выдвинувшихся в головной дозор верховых. Я как-то сразу порадовался даже, что облачён в зачарованную кирасу, а под рукой карабин.

Но — нет, в пути неожиданностей не случилось. Ехали себе и ехали, пока не вывернули на широкую просеку, где валили деревья неживые дровосеки, коих отличала размеренность движений заводных игрушек. Немного дальше началась насыпь, её продлевали таскавшие в носилках землю и щебень ходячие мертвецы. За ними приглядывал сидевший под навесом из пальмовых веток чернокожий колдун, парочка его мёртвых слуг помахивала опахалами, отгоняя мух и кровососущую мошкару. Ещё на глаза попался ученик школы Расколотой тверди, он что-то втолковывал двум офицерам в зеленовато-жёлтой экспедиционной форме и пробковых шлемах. Не обошлось и без охраны — стрельцов и кадавров.

Повозки остановились, и Хомут первым перемахнул через борт.

— Приехали! — объявил он. — Дальше своим ходом.

— И далеко? — поинтересовался Огнич.

— Версты две, — обрадовал нас младший урядник.

Именно — обрадовал. Две версты по насыпи, пусть даже и на солнцепёке, — это семечки по сравнению с полноценным марш-броском через джунгли.

Поручик Чеслав и сопровождавшие его тайнознатцы тоже в своей повозке задерживаться не стали, поспрыгивали с неё и двинулись к насыпи. Сооружали ту не просто так: местность была заболочена, под ногами тотчас захлюпала грязь. Взобравшись вместе с остальными по крутому откосу, я огляделся и поразился масштабу затеянного строительства. Просека тянулась через джунгли и тянулась, ходячие мертвецы бессчётными муравьями валили деревья, расширяя и продлевая её, а ещё насыпали, ровняли и утрамбовывали грунт, укладывали поверху шпалы и рельсы.

Прикатила дрезина, остановилась, немного не доехав до края железной дороги. Чумазые работяги сбили запоры, боковой борт вагонетки опрокинулся и вниз по склону зашуршали камни и комья земли. Туда сразу потянулись ходячие мертвецы с носилками и тележками.

— Может, подвезут? — предположил Край, но дрезина покатила прочь куда раньше, чем мы успели до неё дойти. Пришлось двинуться следом, приноравливая шаг под расстояние между шпалами.

Идём, идём, идём. Солнце жарит, ветер несёт пыль, форма под кирасой промокла от пота. Катились крупные солёные капли и по щекам. Приходилось то и дело прикладываться к фляжке, и если я и Огнич пили остывший и потому неприятно-горьковатый отвар, то Хомут и Край прихлёбывали заморский светлый эль.

Но две версты — это и вправду немного, развезти на жаре от выпитого командира десятка и его подручного не успело. Несколько раз нам встречались конные разъезды, затем пришлось пропустить встречную вагонетку, в движение которую приводили качавшие рычаги мертвецы, а потом деревья расступились и нам открылась широченная прореха в джунглях. Посреди той возвышался деревянный острог с глядевшими во все стороны бойницами. Рельсы опоясывали его широким кольцом, хватало и палаток, шатров, сараев, бараков и прочих хозяйственных построек. На запасном пути стоял паровоз.

Сразу за тендером с углём был прицеплен вагон с бронированными бортами и несколькими узенькими оконцами; судя по железному ограждению крыши, стрелки могли размещаться и там. Ещё два вагона были самыми обычными: один предназначался для перевозки пассажиров, а другой с глухими дощатыми бортами был товарным.

— Во дела! Со всем комфортом покатим! — улыбнулся Край. — Первым классом!

— Да прям! — не согласился с подручным Хомут и, конечно же, оказался прав: с комфортом в Тегос отправились чиновного вида людишки, купчишки, тайнознатцы и офицеры. Их разместили в пассажирском вагоне, а нас запихнули в последний, забитый какими-то ящиками. Ещё и провели по проездным документам охранниками.

Но и поручик Чеслав с тайнознатцами тоже, как я понял, отправлялись в Тегос отнюдь не просто так. По крайней мере, первым делом они самым тщательным образом осмотрели пломбы на привезённых из острога деревянных ящичках, а затем взвесили их и самолично погрузили в бронированный вагон. В нём и остались.

К ним присоединился полный десяток стрельцов железнодорожной стражи, дальше раздался протяжный паровозный гудок, и мы тронулись в путь.

— Это чего ж они такое везут? — озадаченно протянул Огнич.

Хомут лишь усмехнулся в ответ.

— Не знаю и тебе в эти дела лезть не советую.

— Меньше знаешь, крепче спишь, — согласился с командиром Край. — Я даже не хочу знать, что мы сами охраняем.

И вот тут я с парочкой бывалых пластунов был целиком и полностью согласен. Мало того, что в бронированный вагон полдюжины тайнознатцев и десяток стрельцов набились, там же ещё было установлено никак не меньше четырёх картечниц, да и сталь на борта пошла не обычная, а зачарованная. В такой крепости на колёсах целую осаду выдержать можно. Точно груз не простой.

Огнич первым начал снимать кирасу, младший урядник хмуро глянул на него, но лишь махнул рукой, и последовал примеру фургонщика. Я тоже избавился от доспеха, уселся на пол и откинулся спиной на борт, упёрся подошвой в ящик, нижний в штабеле. Вздохнул, почесал левую щёку и достал костяной шарик, который счёл зачатком небесной жемчужины. Пригляделся к нему и задумался, не стоит ли использовать прямо сейчас, но сразу от этой своей идеи отказался.

А ну как скрутит почище, чем при прожиге исходящего меридиана? Совладать с искажениями духа — совладаю, в этом особо даже не сомневался, только груз в бронированном вагоне и вправду непростой, а ну как лихие людишки ради него состав под откос пустят?

Впрочем, мне бы и не дали посидеть в тишине и спокойствии. Хомут почти сразу достал из ранца колоду замусоленных карт.

— Перекинемся? — предложил он.

Огнич решительно помотал головой.

— Не! Без меня.

— А чего так? — удивился младший урядник. — Ты ж при деньгах! Гривенник за взятку — много разве? Чай, не обеднеешь.

— Ехать долго, — кивнул его подручный. — Утомимся в край!

— Мне деньги для прожига оправы нужны! — отрезал фургонщик. — Если на пару ступеней возвышения не поднимусь, Седмень с потрохами сожрёт.

— Он может! — рассмеялся Хомут и выжидающе глянул на меня: — Ну а ты, Боярин?

Огнич едва заметно покачал головой, но я лишь уточнил:

— Гривенник взятка? — Дождался утвердительного кивка и махнул рукой. — Пойдёт!

Хомут тут же сунул мне колоду.

— Сдавай тогда!

Карты были мятые и засаленные, хватало на них и заломов, я не слишком уверенно, зато крайне тщательно перетасовал колоду и раскидал на троих. Играл осторожно и ставок не повышал даже с хорошим раскладом на руках, но всё равно за первый десяток партий выиграл без малого три целковых.

— Да ты фартовый! — рассмеялся Хомут. — Давай, чтоб не пачкаться, по полтине за ставку зарядим?

Огнич вздохнул, я рассмеялся.

— Шутишь, командир? Кто ж краплёными картами на серьёзные деньги играет? — Я большим пальцем сдвинул колоду, перехватил верхнюю часть указательным и средним, переправил её вниз и всё так же одной рукой взялся переворачивать и скидывать на пол карты, заранее их объявляя. — Дама треф, пиковая десятка, бубновая семёрка, червовый валет. Червовая же восьмёрка… А, чёрт! Запамятовал! Бубновая! Ну да не суть!

Разумеется, я ещё не успел полностью запомнить все заломы, пятна и потёртости на рубашках, но хватило и этого. Хомут и Край переглянулись, и младший урядник зло протянул:

— Нехорошо, Боярин, людям голову морочить!

— В край обнаглел! — согласился с ним бывший каторжанин.

— Да бросьте! — усмехнулся я, выбрал из кучки серебра свои монеты, остальные отодвинул от себя. — Хоть развеялись. А чужое мне без надобности, забирайте!

— Проигрыш есть проигрыш, — покачал головой Хомут, а вот Край сомневаться не стал и принялся делить возвращённые мной монеты.

— Какой там проигрыш ещё! — проворчал он. — Он тебя сразу раскусил.

— Ловок, да! — признал младший урядник.

— Хомут, ты ведь из южноморских ухарей? — закинул я удочку.

— Я⁈ — округлил глаза командир десятка. — Да ты что! Это Край у нас из ухарей, погляди только на его рожу — клейма ставить негде!

Бывший каторжанин расплылся в широченной улыбке, но я мотнул головой.

— Не-а! Он даже не из городских. Либо браконьер, либо из тех лихих людишек, что на большой дороге разбоем промышляют. А вот ты — ухарь. И говор у тебя южноморский.

— Тебе-то что с того? — не стал отнекиваться Хомут.

— Ухарей бывших не бывает. Ты людей знаешь, люди знают тебя, а мне бы одного человечка в Южноморске сыскать…

Хомут насмешливо фыркнул.

— Южноморск большой город.

— Где все друг друга знают, — заметил я и чуть приоткрыл карты. — Человечек тот пришлый. Сам из босяков, но дела привык с ухарями и заправилами вести. Поехал дурью расторговаться да не вернулся.

— Тебе-то, Боярин, до него какое дело? — прищурился младший урядник.

Я пожал плечами.

— До него — никакого, — ответил почти чистую правду. — Просто знакомый по приюту попросил о старых друзьях напомнить.

Край недоверчиво хмыкнул.

— И как же это цельного боярина в приют угораздило попасть, ещё и в черноводский? — Он хохотнул. — А что? Мы тоже не лыком шиты. Тамошний говорок на раз узнаём!

— Дак не обо мне речь. Попал и попал. — Я уставился на Хомута. — Посоветуешь, к кому в Южноморске обратиться стоит?

Тот с ответом торопиться не стал.

— И зачем бы мне это?

— Я заплачу за содействие твоим знакомцам в Южноморске, если смогут помочь. Они у тебя в долгу окажутся.

— Лучше прямо мне заплати!

— Не собираюсь покупать кота в мешке.

— Ну нет, так нет, — фыркнул Хомут.

— Ты всё же подумай, — посоветовал я, откинулся спиной на дощатый борт и прикрыл глаза.

Увы, Хомут никаких встречных предложений не выдвинул, так весь остаток пути и трепался обо всякой ерунде со своим подручным. Досадно, но на нём свет клином не сошёлся. Мне ещё долго на этом берегу лужи лямку тянуть, успею с кем-нибудь столковаться, никуда от меня Лука не денется. Впрочем, будь дело только в нём, я бы эту историю отпустил и прошлое ворошить не стал, но оставалась ещё Рыжуля и моё обещание позаботиться о ней. И это было уже куда серьёзней. Для меня — так уж точно.

Железнодорожный вокзал Тегоса располагался на окраине города. Наш вагон отцепили прямо у пакгаузов, а когда мы дошли до двухэтажного каменного здания, то обнаружили там лишь пассажиров, паровоз же укатил в порт.

— Нашим легче! — усмехнулся Хомут и предложил: — Ну что, сначала в кабак, а дальше как кривая вывезет?

— Говори сразу: по бабам! — рассмеялся Край.

Но нет, предложение промочить горло мы с Огничем отклонили.

Младший урядник скривился и махнул рукой.

— Чёрт с вами! Сдавайте карабины и кирасы в оружейку и валите на все четыре стороны!

Так мы и поступили, после чего без промедления потопали на станцию дилижансов, благо от вокзала до неё было рукой подать, да и прохожих на улицах хватало — иной раз даже телеги и экипажи на перекрёстках настоящие заторы устраивали. Попадались и приглядывавшие за порядком стрельцы. Так просто нож к боку не приставишь, не говоря уже о том, что с двумя тайнознатцами связываться себе дороже. Ну а потихоньку у меня золотишко не выудишь. Главное только самому не зевнуть.

И я держал ушки на макушке. Огнич тоже внимательно поглядывал по сторонам и разговорами не отвлекал, уже только на станции, где мы купили пару билетов, вдруг сказал:

— Есть в Южноморске человек надёжный, к которому обратиться можно. Сам я с ним дел не вёл, но много хорошего от знакомых слышал.

Я искоса глянул на фургонщика, вздохнул и всё же отшивать парня не стал, спросил:

— Из ваших?

— Ага. Сапожник Кожич с Ткацкого переулка, что близ Утиного пруда.

Мне вести дела с соплеменниками Огнича нисколько не хотелось, но кивнул.

— Запомню. Если на тебя сошлюсь, нормально?

— Само собой! — расплылся фургонщик в широченной улыбке.

Ну да, а чего ему печалиться-то? Это ж меня за помощь как липку обдерут, не его.

В верхний город дилижанс прикатил ближе к трём пополудни. И если стрельцов на воротах не прибавилось, то тайнознатцев стало заметно больше. Проверили нас со всем тщанием, одним только изучением документов не удовлетворились. Но — пропустили.

Мы потопали в горку и Огнич подмигнул.

— Гульнём вечером?

Я покачал головой.

— Меня ж на стажировку отправили. Наверняка дежурить буду.

На самом деле я крепко сомневался, что магистр Первоцвет сходу возьмёт быка за рога, просто не собирался пить с Огничем, но при этом и не хотел показаться грубым. Всё же сослуживец, вместе лиха полной ложкой хлебнули.

— Ну я тогда насчёт абриса договорюсь и обратно в Тегос уеду, — решил фургонщик. — К босякам наведаюсь.

— О! — прищёлкнул я пальцами. — Скажи им, что у меня денежное дельце есть. Мол, хорошо бы пересечься на этой седмице.

Огнич кивнул.

— Лады. — И спросил: — Ты сейчас в форт?

— Не, сначала в больницу загляну.

На самом деле не терпелось проведать Беляну, но встреча с поручиком Желаном могла обернуться совершенно ненужными осложнениями, перво-наперво следовало обрести какую-никакую почву под ногами.

На одном из перекрёстков мы с фургонщиком расстались, и я зашагал дальше, уже куда внимательней прежнего поглядывая по сторонам. Вроде бы ничего особо не изменилось, только стали куда чаще прежнего встречаться патрули, да ещё стрельцов теперь неизменно сопровождали колдуны. А так и молоденькие девицы из числа аборигенов в лёгоньких платьицах то и дело на глаза попадались, и матроны в сопровождении слуг по своим надобностям шествовали или в экипажах катили. При этом ни почтенные горожане, ни темнокожие рабы не выказывали ровным счётом никакой тревоги, на улочках царили тишина и спокойствие.

Между тем, попасть в больницу оказалось весьма непросто — караулили её на совесть. Пусть меня и узнали, да и к направлению вопросов не возникло, но со столь явными признаками порчи на территорию запустили только в сопровождении двух бойцов.

Они ещё и на второй этаж флигеля поднялись, и в комнату, где магистр Первоцвет что-то втолковывал стажёрам, сунуться не побоялись. А тот лишь глянул на меня и сразу их отпустил.

— Свободны! — После хмыкнул и поинтересовался у десятка юнцов в школьной форме с нашивками в виде трёх багряных капель, среди которых не обнаружилось ни одного знакомого лица: — Ну-ка скажите, что с этим молодым человеком?

— Порча? — неуверенно предположила единственная в комнате девица.

Магистр тяжко вздохнул и указал на дверь.

— Идите обедать, бестолочи! — А когда все двинулись на выход, проводил пристальным взглядом барышню и сказал мне: — Надо будет позаниматься с ней индивидуально.

И я почему-то нисколько не усомнился в том, что слово «индивидуально» на сей раз имело совсем не то значение, которое вкладывала в него наставница Купава.

— Ну-с, — протянул затем Первоцвет, — перенапрягся?

— У нас кровавый дождь случился. Не дождь, ливень даже, — пояснил я и протянул документы. — Но вообще — на стажировку.

— О ливне в курсе, сам за ночь глаз не сомкнул. — подтвердил магистр, отошёл к столу и заглянул в направление, после чего приложился к бутылке с молоком. — Ну и чего ты удумал? Понимать должен, что от седмицы толку не будет, так?

Ходить вокруг да около я не стал, выложил всё как есть:

— Мне бы обратно в больницу перевестись.

Первоцвет фыркнул.

— Насмешил!

Но я был настроен решительней некуда.

— Готов оплатить хлопоты. И не из будущего заработка, а прямо сейчас!

Ответом стал тяжёлый вздох.

— Ты не понимаешь! Мне из обученных стажёров одного только Радима оставляют. И его-то отбить удалось лишь потому, что он к экзаменам на врача допуск получил. А кого-то сейчас у стрельцов забрать — нет, нереально. Даже за большие деньги ничего не выйдет.

— Так я там пластуном числюсь, а не лекарем!

— Да какое это имеет значение? Сам же видел: из школы Багряных брызг десяток неучей выписали. Их теперь натаскивать и натаскивать!

От разочарования сделалось кисло во рту, захотелось выругаться в голос и даже заорать, шибануть в бешенстве кулаком по стене, но сдержался, не дал выход гневу. В немалой степени из-за распиханных по карманам червонцев.

Ну в самом деле: где бы ещё я такую кучу золота за один день заработал?

Мой потолок в стажёрах у Первоцвета — полторы сотни в месяц, а тут четыреста пятьдесят целковых капнуло! И не за месяц, за день!

Успокоился, в общем. Уверил себя, что такими темпами скоренько с долгами рассчитаюсь и сюда уже на правах вольнонаёмного лекаря вернусь, а там и в Поднебесье уплыву.

Магистр Первоцвет бросил сверлить меня пристальным взглядом и вдруг спросил:

— Чиститься будешь?

— Чиститься? — не понял я. — В каком смысле?

— От остатков порчи избавляться, в каком ещё!

Я покачал головой.

— Так вроде избавился уже.

— Чёрта с два! — фыркнул Первоцвет. — Ты этой гадостью пропитался буквально! В зеркало давно гляделся?

— Утром только.

— Ну и?

— Сколько? — уточнил я с обречённым вздохом.

— Червонца на материалы хватит, пожалуй, — объявил магистр.

Пришлось раскошеливаться. Пусть и не был уверен, что от чистки выйдет хоть какой-то прок, но решил не жмотничать и послушать Первоцвета, который понимал во всех этих врачебных премудростях куда больше моего.

Откладывать дело в долгий ящик магистр не стал, отвёл меня в подвал и отпер глухую железную дверь.

— Прошу! — приподнял он руку с фонарём.

Я настороженно огляделся, не спеша переступать через порог.

Темно и холодно, но не сыро. Кругом голая кладка глухих стен, на полу — пентакль.

— Заходи-заходи, — приободрил меня магистр и первым шагнул внутрь, взялся расставлять по вершинам вписанной в круг звезды свечи в запястье толщиной. — Тут всё просто: садишься в центр и начинаешь медитировать. Тихонько собираешь небесную силу к солнечному сплетению, после резкой волной разгоняешь сразу во все стороны. Знакомое упражнение?

— Ага, — признал я.

— Вот за часок и вычистишь из тела всю пакость. А через абрис ты её никак не меньше месяца выводить будешь.

Я озадаченно хмыкнул.

— Зачем тогда это всё, если и сам тело очистить могу?

Первоцвет снисходительно улыбнулся.

— «Это всё» притянет к себе пакость, от которой ты избавишься. А иначе она скопится на коже и, уж поверь, ничем хорошим для тебя это не закончится. И раздевайся, иначе потом одежду спалить придётся.

Чем дальше, тем меньше мне нравилось происходящее, но доверился магистру, избавился от формы и занял место в центре пентакля.

— Приду через час, — предупредил Первоцвет, зажёг одну за другой все свечи и проворчал: — Хоть перекушу спокойно…

Он вышел и захлопнул за собой дверь. Звука запираемого замка не прозвучало, и я расслабился, вобрал в себя небесную силу, после чего прогнал её по телу тугой волной, как проделывал некогда в казематах приюта. Воздействие не привело к немедленному результату, но уже на третий повтор меня прошиб горячий едкий пот, кожа словно покрылась липкой плёнкой, начала гореть огнём и зудеть. А потом к свечам потянулся призрачный багрянец, и трепетавшее на кончиках фитилей пламя сделалось красным, к потолку стали подниматься струйки чёрного вонючего дыма.

Я закрыл глаза и поймал состояние внутреннего равновесия.

В себя, собрать у солнечного сплетения, из себя.

Раз, два, три. И снова, и снова, и снова…

Вернувшись, магистр Первоцвет проходить внутрь не стал, лишь заглянул, дабы небрежным жестом потушить свечи и кинуть на пол больничный халат.

— Марш в купальню! — распорядился он, и я отнекиваться не стал, более того — отмываться взялся со всем тщанием, ибо чувствовал себя не просто усталым, но ещё и потным, липким и попросту грязным. Нельзя сказать, будто горячая вода и мыло смогли полностью избавить от сих неприятных ощущений, но что полегчало — это факт. А ещё, такое впечатление, с лица спала опухоль. Левая щека зудеть перестала — так уж точно.

Не после купальни, само собой. После очищения духа и тела. Не зря червонец потратил. Точно не зря.

Когда оделся и вновь поднялся в комнату, где магистр Первоцвет что-то втолковывал стажёрам, он глянул на меня и удовлетворённо кивнул.

— Ну вот, совсем другое дело! — Затем обратился к ученикам школы Багряных брызг. — Поглядите-ка на него хорошенько! И вспомните, каким он был ещё час назад! Оценили разницу? Так вот: никогда не пренебрегайте очисткой тела и духа от эманаций порчи!

Проигнорировав пристальные взгляды, я подошёл к зеркалу и взялся придирчиво изучать собственное отражение. Опухоль спала, лицо сделалось худым и острым, поблёкло пятно на щеке, стал не столь ярким заливший радужку левого глаза пурпур. Не сказать, будто всё в норму пришло, но не сравнить с тем, что ещё час назад наблюдалось.

— Завтра приходи утром как обычно, — сказал магистр и отвернулся к стажёрам. — Итак, об очистке…

Я докучать ему не стал и потопал в форт. Нельзя сказать, будто шёл туда с тяжёлым сердцем, но и не слишком радостно было на душе, чего уж греха таить. Ну а как иначе-то? Пусть из драных джунглей выбрался, здоровье поправил и с Беляной повидаюсь вскорости, но через седмицу обратно возвращаться придётся, а не хочется. Ещё и мысленно последними словами себя крыл из-за того, что получил в кассе золотишко на руки. Теперь придётся сбор за досрочное погашение долга отстёгивать — десятую часть вынь да положь!

Денежки приберечь и торгашам покуда не возвращать? Увы, не вариант. Четыре сотни — не та сумма, которой стоит столь опрометчиво рисковать.

На воротах форта нёс службу усиленный караул, но тут уж ко мне претензий не возникло. И физиономия в порядок пришла, и бумаги вопросов не вызвали. Тайнознатцы прошлись каким-то заклинанием, но и только.

Во дворе заместитель коменданта гарнизона вещал что-то толпе юнцов. Школьная форма с разнообразными нашивками, незагорелые лица, растерянные взгляды — явно из Поднебесья новое пополнение тайнознатцев прибыло. К своему немалому удивлению, я заметил несколько абитуриентов из числа тех, кого зачислили в ученики школы Огненного репья, но подходить к ним не стал и отправился прямиком в канцелярию. Попытался оформить досрочное гашение долга, и был послан оттуда куда подальше на том основании, что числюсь в Мёртвой пехоте и расчёты с союзом негоциантов должны проводиться тамошними счетоводами, ими и только ими.

— И мало хранить первичные документы о досрочном гашении долга, надо оформить расчётную книжку! — заявил кассир напоследок. — Тогда в любой момент сумму задолженности подтвердить сможешь, а то при переводах с места на место всякое случается.

— Дорого это? — уточнил я.

— Пять целковых.

Я подумал-подумал и скупиться не стал. Дядечка кинул монетку в железный ящик, заполнил пустые строки на обложке, отыскал в архивных документах остаток моего долга на момент перевода из гарнизона в Мёртвую пехоту, вписал его и шлёпнул печать.

Закралось подозрение, что таковые книжки полагались решительно всем, а с меня ни за что ни про что содрали пятёрку, но мысленно плюнул и высказывать претензии не стал. В результате ещё и чехол из непромокаемой ткани вместе с книжицей получил. Ну хоть что-то…

Увы, как не задалось всё с самого начала, так и дальше пошло откровенно наперекосяк. Комендант гарнизона обладал прекрасной памятью на лица, при моём появлении он немедленно изрёк:

— А! Проблемный!

После такого приветствия я особо не удивился даже, услышав:

— Из Мёртвой пехоты в больницу на стажировку отправили? А сюда чего пришёл?

— Насчёт ночёвки договориться, — пояснил я.

Майор отмахнулся.

— В казарме свободных коек нет, да и нечего там посторонним делать! У тебя своё начальство имеется, вот пусть оно на постой и определяет!

За сим меня из кабинета и выставили, пришлось тащиться обратно в больницу. Заведующий канцелярией ознакомился с документами и сделал отметку о прибытии, вызвал клерка и велел поставить меня на питание, а затем порылся в картотеке и набросал на обороте направления какую-то резолюцию, шлёпнул поверх неё печать.

— На седмицу ничего нового придумывать не будем, возвращайся на прежнее место, — протянул он мне потёртый на сгибах листок.

— Это куда? — не понял я.

— Как куда? — удивился плешивый дядечка. — Ты же ночным лекарем в главной усадьбе был? Вот туда и ступай!