Глава 8

Сигурд едва не рассмеялся, заметив растерянное и смешавшееся выражение лица вернувшегося после непродолжительного отсутствия брата. Но когда тот сел рядом и чуткий нюх мужчины учуял тонкий травяной аромат, крепко засевший в его памяти, а также особый флер, всегда остающийся от возбуждения и удовлетворенного желания, старший брат нахмурился. И в немой ярости сжал край стола своими ладонями.

Сомнений не было — Свен только что был с Анифой. Вопрос в другом — что именно женщина позволила ему и как далеко тот зашел?

— Где ты был, брат? — спросил его Сигурд.

Свен неопределенно махнул рукой и, схватив чашу с элем, залпом выпил ее до дна. Потом шумно выдохнул и с каким-то странным блеском в глазах выпалил:

— Не женщина она — богиня!

Сигурд недоуменно наклонил голову набок и еще более внимательно поглядел в лицо брата. И увиденное ему не понравилось.

Внимательно оглядевшись, он попытался увидеть и Анифу среди женщин — хоть где-нибудь — но её нигде не было. Это обеспокоило Сигурда, и он непроизвольно нахмурился. Несколько минут спустя, воспользовавшись тем, что мимо проходил Ран, он обратился к подростку с вопросом:

— Юноша! Ты видел свою мать?

Ран, с удивлением посмотрев на него, пожал плечами.

— Она вроде как ушла, — неуверенно ответил он, — Но точно не знаю. Может, она на кухне, может, по делам отошла. Она не предупреждала. Мне поискать ее?

— Не надо. Ступай. Веселись.

Успокоившись, Ран лучезарно улыбнуться и действительно бросился вперед — в очередной шутливое соревнование, которое устроили подвыпившие товарищи.

Просидев подле брата, решительно опустошающего одну чашу за другой, еще некоторое время, Сигурд, испытывая странное беспокойство, все же поднялся из-за стола, чтобы отправиться на поиски Анифы.

Для начала он обошел все закоулки залы и всех примыкающих к ней комнат, в том числе кухни и загонов для скота. Потом — вышел на воздух и немного побродил между домов. Из-за усиливающегося ветра и снегопада улица была пустынна и совершенно тиха. Иногда до мужчины доносились только сонное повизгивание свиней, глупое блеяние овец и скулеж собак. Люди же в такую погоду и в столь поздний час предпочитали оставаться в тепле жарко натопленных очагов и печей.

Ведомый звериным чутьем, Сигурд быстро направился к дому ярла. Там он, помня расположение комнат, безошибочно поднялся по лестнице и отыскал комнату Анифы — дверь в нее оказалась приоткрыта, и из образовавшейся узкой щели лился мягкий и скудный свет.

Окрыв дверь пошире, мужчина вошел внутрь и обнаружил женщину сидящей на корточках перед только что разведенным очагом. Занимающееся пламя нехотя и рвано лизало сложенные дрова, и Анифа рассеянно палочкой поправляли сухие щепки, будто затеяв с огоньком незамысловатую игру. Видимо, из-за треска горящего дерева женщина и не услышала вошедшего человека, и когда Сигурд оказался рядом, испуганно дернулась и вскрикнула, широко распахнув глаза.

— Свен?! — выдохнула она ошеломленно, но, прищурившись, облегченно вздохнула и еле слышно прошептала, — Сигурд…

Мужчина не мог не отметить, что, признав в нем сначала Свена, она немного напряглась и вроде как ужаснулась. Но тут же успокоилась. И откуда столько неудовольствия в ее голосе от мысли, что это его брат? Он, что, принуждал ее? Пытался взять силой?

— Что произошло? — строго спросил мужчина, присев рядом с ней на корточки и внимательно заглянув в ее лицо, — Может… мой брат… обидел тебя?

Мягко улыбнувшись, Анифа качнула головой, отрицая, и снова обратила свой взор к огню. Но Сигурду показалось, что женщина снова надела на себя свою привычную маску нежной доброты, скрыв свои истинные эмоции, и поэтому недовольно скривился.

Повернувшись спиной к огню, он сел, вытянув одну ногу вперед, а вторую — согнув в колене и положил на нее руку. Таким образом они оказались почти друг напротив друга, и Сигурд снова спросил:

— Что Свен сделал? Почему ты расстроена?

— С чего ты взял, что я расстроена? — удивленно изогнула бровь Анифа.

— Увидел. Как бы хорошо ты не владела своим лицом, я все равно успел заметить твою реакцию, когда ты подумал, что я — это мой брат.

— И откуда ты взялся такой понимающий? — коротко рассмеялась женщина, заметно расслабляясь. — А ведь казался таким суровым и неприступным…

— Я могу быть разным. Все зависит от обстоятельств. Ну так что? Расскажешь?

— Но зачем тебе?

— Ты знаешь.

Анифа резко вскинулась, пронзительно посмотрев в его глаза. Но почти сразу же опала, сутулилась и, опустив голову, снова рассмеялась — на этот раз горько и отчаянно.

— Это потому, что ты тоже хочешь меня? — резко спросила она, — Боги! За что мне это?!

Сигурд промолчал. Какие-либо слова были бы лишними.

Оборвав свой смех, женщина какое-то время просидела молча. Пока наконец не сказала:

— Я не хочу замуж. Я много раз говорила об этом ярлу.

— Потому что по-прежнему любишь своего мужа? — спросил Сигурд.

Одним богам известно, сколько ему понадобилось воли, чтобы задать этот вопрос спокойно и даже равнодушно.

Это странно, но рядом с этой женщиной ему хотелось казаться мягким и действительно понимающим. Будто бы только это могло помочь ему добиться ее расположения и позволить ей открыть свое настоящее “я”.

— Почему ты спрашиваешь? — настороженно спросила Анифа.

— Потому что мне интересно? — пожал плечами мужчина.

— Я… — начала женщина и тут же запнулась, — Я очень любила Рикса! Он был для меня всем!

Анифа сама не поняла, почему ей хочется быть искренней в присутствии этого мужчины. Несмотря на первое впечатление, которое он оказал на нее, теперь он казался в ее глазах иным, чем его брат. Сигурду хотелось… доверять. Хотелось верить. Хотелось, вопреки рассудку, раскрыть душу и позволить себе… не притворяться.

А ведь она притворялась. Каждый день и каждый час, с того самого момента, когда низкая и быстроходная ладья пристала к деревянному помосту у Торхилда и она встретила Рикса не крепко стоящего на своих ногах и с широкой кривой улыбкой на обезображенном лице, и даже не тяжело раненого и потому — прислонившегося к плечам своих товарищей или лежащего на носилках. Воины Тормода привезли его, густо обмазанного воском, чтобы гниение замедлило свой ход, и плотно обвязанного тканью. А все для того, чтобы не просто похоронить на чужих землях, как то обычно бывало, а воздать почести прославленному воину, как то полагалось, в поселении, которое стало для него и его семьи домом.

И неожиданно для самой себя Анифа рассказала Сигурду об этом дне — и, пока говорила, несколько скупых слез стекли по ее щекам, росинками повисли на подбородке и упали на грудь, едва прикрытую широким вырезом узорчатого платья.

Она рассказала, что никогда не позволяла себе горевать на людях и, особенно, на глазах своих детей. Иногда ее воля, конечно, давала слабину, и тогда она изливала сердце лишь богам на капище, зная их молчаливость. Но очень скоро она заперла свою чрезмерно эмоциональную натуру, а вместе с ней и боль, и свою чувственность на замок, и лишь материнство и любовь к детям стали ее натурой. По крайней мере, до сегодняшнего дня…

Анифа едва не проговорилась, что позволила себе лишнего со Свеном. Вовремя прикусила себе язык, но это неловкая заминка была для Сигурда яснее всяких слов.

Он понял всё, но посчитал правильным не задумываться о том, что именно произошло между братом и этой женщиной, что так растревожило их обоих. Но видел сейчас перед собой полную эмоций и чувств молодую женщину, которая не только исповедалась ему, но и снова — как и два дня назад — нараспашку открыла свое сердце, чувствуя из-за этого страх и облегчение одновременно.

Как же в этот момент Сигурду захотелось привлечь ее к себе! Прижать к своей широкой груди, обнять крепко и надежно, чтобы она отринула прочь свои страхи и, расслабившись, успокоила свое трепещущее и нежное сердце. Ведь несмотря на весь свой неприступный и строгий вид, всю свою холодность и отрешенность, внутри она была слабой и очень ранимой. Чудо, что она открылась ему. Значит, Сигурд на верном пути.

— Тебе надо поспать и отдохнуть, — строго проговорил Сигурд, слегка подвинувшись к ней и проникновенно заглядывая в глаза. — Все мы много выпили, ты много двигалась, а твое колено вряд ли зажило так быстро…

Неожиданно вздрогнув, будто очнувшись от глубоких размышлений или видений, Анифа с удивлением посмотрела на мужчину рядом. В ее глазах отразилось непонимание и смятение, но довольно быстро сменилось истинно женским смущением.

— Я помогу тебе… — смягчив свой голос, добавил мужчина, поднимаясь и одновременно, как ребенка, подхватывая ее под мышки и с легкостью ставя на ноги.

Женщина инстинктивно вцепилась в мощные мужские плечи, а сам Сигурд почему-то не поспешил отнять свои руки, вместо этого проведя ладонями по женским бокам и тонкой талии. Но это было лишь мимолетное и короткое прикосновение, вызвавшее, тем не менее, приятное тепло на ее коже.

Оттого, наверное, Анифа и потянулась вслед за этим ускользающим теплом, непроизвольно прижавшись к широкой мужской груди. И Сигурд, воодушевленный этим импульсивным движением, вновь вернул свои ладони на ее тело, сомкнув на этот раз свои пальцы на бедрах — округлых и очень мягких.

Он наклонился — и их губы оказались очень близко друг от друга. Но вместо того, чтобы прижаться к женскому рту в поцелуе, Сигурд оставил эту возможность женщине. И она, снова постыдившись своей пылкости, смущенно отпрянула и отвела взгляд в сторону.

“Он прав — я пьяна, — с отчаянием подумала она, отступая и с сожалением освобождаясь от рук Сигурда, — По-другому объяснить такое дикое поведение я не могу. Всего час назад я была с другим мужчиной, а сейчас тянусь в его брату! Шлюха! Самая настоящая шлюха!”

О, как же она злилась на себя! Как раздражена она была! Ее даже слегка тряхануло от чувства брезгливости к самой себе.

— Благодарю, — вернув себе самообладание, проговорила она тихонько, шагнув еще дальше от притягательного для нее в этот момент мужчины. — И… прости эту слабость. Я забылась…

Женщина отвернулась. Краска стыда за эту немощность, за свою похоть густо залила ее лицо и меньше всего ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь увидел это.

— Доброй ночи, — рассеянно бросила она, не поворачиваясь и тем самым показывая, что хочет остаться в одиночестве.

Хотя на деле…

Меньше всего сейчас ей хотелось быть одной…

Оттого, наверное, ее сердце пропустило удар, а после — бешено пустилось вскачь, когда она почувствовала, как крупные мозолистые ладони мягко сомкнулись на ее плечах, а тело — мужское и такое сильное и крепкое тело — оказалось в такой близости от нее, что она спиной почувствовала его жар. Горячее дыхание, вырвавшееся изо рта Сигурда, обдало ее шею жаркой волной, от которого она отзывчиво затрепетала и не смогла сдержать жалобный полустон-полувсхлип.

Вот как он почувствовал?

Как узнал, в чем она сейчас нуждалась больше всего?

Маленькая, печальная девочка… Одинокая и самоотверженная… Но так сильно желающая…

Любви?

Пусть плотской, пусть физической, на уровне звериного чутья и инстинктов, но как же манит предвкушение снова почувствовать себя живой и дышащей полной грудью!

Прикосновение губ к чувствительной коже шеи вызвало мурашки по всему телу и заставило его почти мгновенно наполнится негой и вожделением. Из-за охватившей ее слабости Анифа упала бы, но мужские руки удержали ее и прижали к крепкому торсу.

Сигурд ликовал. Он сам не понял, как оказался рядом, хотя изначально хотел оставить Анифу, как того она, наверное, и хотела. Но сейчас, обнимая ее и жарко прижимаясь губами к нежной шее, дыша исходящим от ее тела ароматом, он ликовал и наслаждался ее неожиданной отзывчивости.

И, поддаваясь уже собственному желанию, почти прожигающему в его груди дыру, он жадно обхватил ладонью подбородок женщины и задрал его вверх, чтобы, нависнув сверху, крепко прижаться губами к ее губам, раскрыть их и властно проникнуть внутрь языком — восторженно и страстно, толкаясь с каждой минутой глубже и возбуждающе.

Они целовались долго и исступленно. От этого губы Анифы снова сильно припухли и даже заболели, но она не обращала на неприятное покалывание никакого внимания. В отличие от своего брата, Сигурд явно получал большое удовольствие от поцелуев. Хотя его руки тоже не оставались без дела. Отпустив ее челюсть, он обеими ладонями жадно ласкал тело — плечи и груди, которые он обнажил, развязав неаккуратный узел шнуровки на спинке, дрожащий живот и талию, бедра и ягодицы, прижимающиеся к его ногам. Иногда Анифа нетерпеливо ерзала и всхлипывала, изгибаясь в его руках, или игриво прикусывала мужскую губу и хватаясь пальцами за ласкающие ее ладони.

В итоге она первой повернулась к нему лицом и, расстегнув застежку тяжелого мехового плаща, скинула его на пол, а следом — и толстую кожаную куртку.

Свою рубаху Сигурд уже стянул через голову сам, отметив, с каким восхищенным вздохом Анифа оглядела его крепкую и мускулистую фигуру с небольшой светлой порослью на груди и внизу живота. Но ему и самому не терпелось посмотреть, что могло скрывать одеяние самой женщины. Поэтому, аккуратно взявшись за края выреза платья на спине, он потянул его вниз, заодно прихватывая и одну единственную короткую нательную сорочку и в итоге оставляя женщину совершенно нагой и обутой в пару мягких коротких сапожек.

Богиня ли представала перед ним? Да, пламя разгорающегося огня в очаге отбрасывало на изящное, удивительной красоты тело с правильными и женственными формами своеобразные блики, золотя его и покрывая витиеватыми узорами. Вновь, но уже кожей к коже, медленно и воодушевленно Сигурд провел своими ладонями по мягким изгибам и откровенно наслаждался шелком ее кожи и прерывистым дыханием, которое вырывалось из женской груди от его прикосновений.

Подцепив пятками носки сапожек, Анифа аккуратно, но быстро разулась и сразу же вскинула свои руки вверх, обхватывая ими плечи и голову мужчины. Она с жадностью потянулась к его рту и поцеловала — сама! — требовательно и умело, разжигая в Сигурде уже совершенно не контролируемое вожделение.

Поэтому он, подхватив женщину под бедра в воздух, решительно отправился в постель. Быстро откинул одеяла в сторону — все-таки в комнате еще было прохладно — он опрокинул Анифу на матрас и последовал следом, не переставая целовать и ласкать ее.

Но ему следовало избавиться и от остатков своей одежды — сапог и штанов. И Анифа, снова проявив инициативу, уже резко дергала завязки и что-то бессвязно шептала между поцелуями.

Как же горяча она была! Как отчаянно возбуждена! И с каким отчаянием она предавалась этому возбуждению, будто бурная после паводка река. Она страстно прижималась к Сигурду, крепко обхватывала его бедра своими ногами и стремилась к большему.

Первый толчок в ее невероятно влажное и мягкое лоно вырвало восторженный вопль из ее груди, и Анифа, на секунду замерев от восхищения, блаженно выдохнула.

Теперь уже ничего лишнего не было в ее голове. Только страсть. Только вожделение. Поток невероятного удовольствия подхватил ее и понес куда-то, где не было места ни тревогам, ни стыду.

Крепко обхватив ладоня женские бедра, Сигурд стал вторгаться в ее тело — упруго и неторопливо. Но невозможно горячо и сладко. От каждого толчка она вздрагивала и изгибалась, соединясь своей грудью с грудью мужчины. Сжимаясь в нее, Сигурд целовал и доверчиво изогнутую шею, и нежные плечи. Закрыв глаза, он не видел, что на них уже алели округлые следы другого мужчины, но добавлял к ним свои собственные, образуя тем самым своеобразное ожерелье на ее коже.

Сказители оказались правы — вкушая ее тело, чувствуя его тепло и нежность под собственным телом и пальцами — мужчина испытывал гамму самых невозможных и невероятно ярких ощущений и эмоций. Это было как божественное откровение. Будто прикасался к чему-то запредельному и нереальному. Женщина отзывалась на все его касания, на все движения ярко и неприкрыто, почти не сдерживая сладких стонов и прерывистых вздохов. Она тоже двигалась — подбрасывала вверх бедра навстречу всем толчкам и порывисто сжималась внутри, пульсируя на его члене, беспрестанно ласкала его спину и ягодицы своими руками. И дрожала… Бесконечно долго дрожала, когда, подступая к пику наслаждения, выгибалась ему навстречу особенно сильно, практически вставая на голову.

И Анифа не оттолкнула его, не отпрянула, когда кончила, а вот Сигурд — нет, и поэтому, перевернув ее на бок, вошел снова и прижимаясь бедрами к ее мягким и аппетитным ягодицам. Наоборот — откинувшись назад и порывисто обнимая его голову, она снова и снова всхлипывала и упруго толкалась ему навстречу.

А сам Сигурд, будто выпив какого-то зелья, без устали брал ее снова и снова — поставив на колени или посадив ее на себя сверху. Снова уложив на бок и высоко подняв вверх тонкую и изящную лодыжку или на спину, положив точеные ножки себе на плечо.

И излился он тоже сильно и много — и внутрь ее сильно сжатого от очередных оргазмических судорог лона, и на впалый, но мягкий живот с почти незаметными следами нескольких беременностей. Его белое семя красиво украсило золотую в сумерках тускло освещаемой очагом комнаты, и Сигурд с каким-то диким и собственническим восторгом провел по этим узорам своими пальцами, размазывая разводы и вызывая очередную судорогу по телу Анифы. А еще стон — тихий и охрипший, но по-прежнему полный томной сладости.

— Ты в порядке? — наклонившись, прошептал мужчина тихо, и обдав горящее румянцем растерянное, но вполне себе довольное женское личико, — Анифа?

— Да… — слабо пролепетала женщина, потянувшись и обхватив его плечи руками, — Мне… хорошо… Не уходи…

Но Сигурд и думал ни о чем подобном. Укрыв их обоих одеялами, он лег рядом с ней и обнял доверчиво прижавшуюся к его боку женщину, необыкновенно быстро провалившуюся в глубокий и тихий стон.

Через минуту уснул и Сигурд — довольный и невозможно счастливый.

Загрузка...