Глава 8

— Что же вы, Виктор Захарович, не выполняете рекомендации лечащего врача? — спросил я вчерашнего пациента, который ворвался в кабинет, потрясая большим коричневым конвертом, и протянул его мне. — Вам же сказано было — послезавтра. Значит — в среду.

Пожилой мужчина силился что-то сказать, наконец собрался, вытянулся и отрапортовал:

— Легкие чистые.

Выдохнул, уселся на стул.

— Врач сказала, что это невозможно. Она меня уже четыре года наблюдает.

— Так надо было КТ сделать, а не рентген.

С торжествующим видом пациент полез в карман, вытащил флешку.

— Вот! То же самое. Я специально с собой Марину Валентиновну привез, можно ей зайти?

— Да чего там, пусть заходит, правда, Анастасия Ивановна?

Девушка растеряно кивнула.

А мужик молодец, деньги привез, в кармане за них держится. Реалист. Встал, приоткрыл дверь.

— Марина Валентиновна, зайдите.

Зацокали каблучки, в такую-то погоду, и в кабинет вальяжно, готовясь пригвоздить шарлатанов к позорному столбу, зашла женщина примерно моих лет, стройная, стильно одетая. Интересно, узнает или нет?

Нет, не узнала, и вообще — не на меня смотрела, а на человека в белом халате. Уселась на свободный стул, так что юбка натянулась и поехала вверх, обнажая роскошное бедро.

— Я бы хотела получить пояснения, госпожа Полянская. Каким это образом вы, закончив всего два курса института, лечите людей? Да еще и вводите их в заблуждение?

Нет, все-таки опыт — великая вещь. У Насти этой вещи не было, она растерялась, пыталась что-то бормотать про способности, экстрасенсорику и прочую чушь. Врач, настоящий врач, смотрела на нее снисходительно и с нескрываемым чувством превосходства. Дала выговориться, то есть наговорить столько глупостей и несуразностей, что все, будь они в суде, увезли бы Настюху в дальние северные края лет на восемь.

— Это все, что вы можете сказать? — наконец Настя захлебнулась, и Марина Валентиновна почувствовала, что вот он, этот момент, когда надо добить конкурентку.

— Хватит, — я похлопал ладонью по столу, — Марина, легкие у пациента чистые?

Марина Валентиновна зависла ненадолго, вглядываясь в мое лицо, потом неуверенно спросила:

— Марк?

— Ты как будто утопленника увидела, — улыбнулся я.

Бывшая Пашкина пассия, хирург из его родной больницы, вытаращила глаза так, что казалось, выпадут.

— Марк!

— Я, радость моя. Обнимемся?

Ну об этом Марину просить никогда не надо было, выдернула меня со стула, закружила по кабинету под изумленными взглядами моей подчиненной и моего же пациента.

— Ты жив! Нет, погоди, говорили, что ты жив, потом утонул, или наоборот. Где ты, что ты? Где Пашка? С ним все в порядке? Три месяца уже как не пишет ничего, засранец, совсем в своей Америке заважничал. Но ты-то, только посмотри, прям помолодел лет на десять, я тебя и не узнала. Ой, извините, Виктор Захарович. Помните в нашей больнице травматолога, Павла Анатольевича? Это его брат двоюродный. Так что ты тут делаешь?

— Я тут, Марина, начальствую.

— Ну кто бы удивлялся-то, ты вечно в какие-то авантюры лезешь. Погоди, так это вы сделали?

Марина тут же стала серьезной.

— Марк, давай без дураков, вот в присутствии пациента объясни, как вы это сделали.

Я кивнул Насте на Марину, моя студентка встала, зажгла шарик над ладонью, и точно так же, как и днем раньше, аккуратно перелила ее в грудь. Только не пенсионера, а в твердую Маринину троечку. Неожиданно Марина не удивилась, скорее — задумалась.

— Ну прям как Артур.

— Что Артур? — про то, что мой посланник поработал немного в Пашкиной больнице, я в курсе был.

— Тот тоже так лечил, только без светящихся шаров. Машку помнишь? Ну внучку Лейбы? Так он ей шрамы за день убрал. А вы, выходит, то же самое делаете?

Она достала пленки, еще раз посмотрела, подойдя к окну.

— Потеряла я пациента. И очень рада. Виктор Захарович, все у вас в порядке, как я и говорила.

— Но как они это сделали? — мужчина едва радость скрывал, ну да, еще позавчера был одной ногой в могиле, а сегодня двумя в здоровой жизни.

— Медицина дело такое, — Марина поджала губы, — иногда люди внезапно излечиваются от смертельных болезней, будем следить за динамикой, если только симптоматика пропала, то даже это — уже прогресс. Биопсию не хочется делать, сами понимаете, любое вторжение в организм — плохо. Подождете меня в коридоре?

Мужчина кивнул, оставил на столе конверт и вышел.

— Так у меня пациентов не останется, — Марина вздохнула. — Только на повышение пошла.

Я протянул ей конверт.

— Чего это?

— Забирай. И с каждого нового будешь десятину получать. Максим там у вас еще шарлатанствует?

— Нет, — хирург махнула рукой, — выставили его, как Лейба пропал. Темное дело. Так, тут не место для разговоров, мы должны с тобой встретиться, посидеть, выпить хорошенько. Ты мне о Пашке расскажешь, я тебе о своей грустной одинокой жизни. Договорились? Телефон мой остался?

— Конечно, — я еле выпроводил бывшую знакомую. Марина была женщина безотказная, и к этому еще хваткая и жадная до глупости, ну ее нафиг. Плавали, знаем.


— Вы деньги отдали, чтобы к нам новые пациенты шли? — Настя потере заработка ничуть не огорчилась. Хорошее качество.

— Приведет еще пациентов, а то и к ней в больницу съездим. Тебе тренироваться надо. В идеале — каждый день чтобы через тебя проходил минимум десяток женщин не с бешенством матки, а с миомой или с чем-то подобным. Иначе будешь как твой друг Кеша, вслепую лечить. Да, видел его, грустное зрелище. У тебя потенциал гораздо больше. Это пока ты смотришь, что я делаю, а потом и сама так сможешь. Легко.

Девушка расцвела. Даже прям немного симпатичная стала. Может, зря я Серегу с этой Ириной свожу, вот сидит кадр перспективный, одаренная. А внешность — дело наживное, особенно для псиона, себя подправить больших усилий не надо, вон шумерские принцессы, все красотки как на подбор. И не принцессы тоже. Вспомнил Элику, вздохнул, запрятал воспоминания подальше. И принялся за нового пациента.


Не знаю, пенсионер постарался, сарафанное радио или просто точка раскрутилась, но с каждым днем пациентов прибавлялось. Поняв, что мне светит полный рабочий день, я возмутился, и поставил Свете ультиматум.

Во-первых, работаем мы шесть часов, полчаса на прием. Можно было и за минуту управиться, но как это клиенту объяснишь, несолидно.

Отсюда во-вторых, мне нужен новый персонал, который будет вместе с Настей вешать клиентам лапшу на уши о загадочном излечении.

На оба требования Света согласилась неожиданно легко. Такое впечатление, что и Настя, и сам медицинский центр на Ленинском у нее особого энтузиазма не вызывали, приносит деньги, внимания не требует — ну и ладно. Правда, с выбором новых «врачей» пришлось повозиться, откуда-то у Милославской был кадровый резерв, правда, как она сказала, самых сильных разобрали.

Ну это, по ее мнению, сильных, а по мне, так и те пятеро, что остались, тоже задатки имели. Особенно двое, брат и сестра. Проверяли просто — Настя создала лечащую схему, но накладывать ни на кого не стала. Все пятеро смогли обнаружить, что такая схема есть, но только эти двое ее увидели. Заодно я понял, как выбирали для других салонов специалистов — по чистой силе. А для меня эта сила большого значения не имела, лечить — не планеты гасить, тут видеть нужно.

Кирилл и Дарья воспитывались в каком-то интернате, для детей с пороками развития, у всех, кого я из одаренных видел, в детстве что-то такое было. Почти всегда — головные боли, очень часто — врожденные заболевания, но не смертельные, такие, похоже, просто не выживали, вот как Вика, у той все шансы были до совершеннолетия не дожить. Брату и сестре, кстати, тоже по шестнадцать лет было, еще два-три года, и способности раскроются во всей красе, если тут, конечно, магия так же развивается, как в мире шумеров.

Кот мой выбор одобрил, причем радикально, именно Кириллу и Даше он дал себя погладить, а на остальных шипел и всем видом показывал, что вот такая компания не для него.

Так что не прошло и десяти дней, как у меня под началом было трое Видящих.

Настя ревновала немного, то она одна была любимой ученицей, а то прибавилось еще двое, и внимания, соответственно, стало в три раза меньше, но смирилась. Пробовала было недовольство затаить, но я подключил ее к обучению, даже неделя для псиона — уже шажок вперед, и дело пошло.

Три светляка, впитывающиеся в грудь — это не один, соответственно, и цена на услуги подскочила, больные к нам шли не бедные, могли себе позволить заплатить, сколько нужно. Пытались, правда, скандалить — уплачено ведь, но после светящихся шариков спесь с них слетала быстро.

Я неожиданно для себя втянулся, учил ребят, чувствительность у них троих так себе была, но и с таким материалом можно было работать. Простейшие лечебные схемы они освоили, кровь могли остановить, или боль снять, а что-то более серьезное приходилось делать самому, как там ан Траг говорил, десять-двадцать лет надо учиться, чтобы хоть какого-то прогресса достичь. Для него прогресс означал, что лекарь может человека из мертвых поднять, но от нас такое не требовалось.

В основном люди шли с простыми болячками, нормализовать работу еще действующего органа гораздо проще, чем вырастить новый, и диабет, и гастрит, и даже близорукость исчезали за три-четыре сеанса, такой промашки, как с пенсионером, я уже себе не позволял. Несерьезно это, когда раз, и вылечили. Без болей, пробежек в туалет, горечи во рту и прочих доказательств, что организм борется и выводит мифические токсины.


Работать все равно пришлось восемь часов, хотя прием основных пациентов сократился до четырех часов в день, Света была недовольна, пришлось слегка на нее надавить.

По утрам час мы занимались. Вот прям как я со своим бывшим подлецом уми, показывал ребятам схемы — только общие, никаких боевых, они друг друга резали и лечили, резали и лечили, с каждым днем все лучше и лучше, правильно говорят, что учиться надо пока молодой, я вот попал на свои пси-курсы в зрелом уже, считай, возрасте, поэтому ко всему критически относился, а это в учебном процессе главная проблема. Особенно в таком, где все на вере, считай, держится. Молодые ребята впитывали все как губки, и именно потому, что не сомневались. Чудеса — они ведь манят, это как наркотик, стоит раз подсесть, и все, не слезешь. Плюс ко всему фантастика, аниме, сказки про очкастых волшебников, аудитория была подготовленная и старательная.

Еще три часа занимали неожиданно появившиеся новые пациенты. Началось с того, что Настя привела прямо с улицы женщину с ребенком. Любому врачу не понравился бы сероватый цвет его лица, но Насте не понравились также уплотнения в его шее, после того как диагностическую схему прямо на ходу кинула — патан-то она уже прошла, и знала, что не должно такое у ребенка присутствовать. Порадовала меня девушка, мало того, что мимо не прошла, так еще и разглядела то, что другие не видят.

Вот эти три часа до обеда мы лечили детей. Настя-секретарша сначала в шоке была, как же так, бесплатники идут, но перед тем, как Свете настучать, сначала меня спросила, поэтому осталась на работе. Стучала под контролем, когда совсем без таких вот внутренних шпионов, подозрительно. Милославская пыталась переориентироваться, и засылать богатеньких отпрысков, но их я вычислял быстро, нефиг. Понятно, что некоторые родители, особенно из чиновников, привыкли не платить, все за счет связей делать, приходилось терпеливо разьяснять политику партии. Скандалить я не люблю, убеждать — гораздо интереснее, особенно с авторитетом одним пришлось повозиться, у него на воздействие природный блок стоял, вот почти как у меня, пришлось через эндокринную систему работать, ввести в гормональный транс.

Ирина как-то незаметно переместилась в коллектив, все-таки машина с водителем удобнее, чем когда без. Даже хотел в штат ее оформить, но ни в какую девушка не соглашалась, напирала на какую-то там независимость и самозанятость. Но я-то знал, что ее Серега отговорил, у молодых людей что-то такое начало образовываться, особенно после того, как мы все вместе к моим родителям съездили, и мать ее одобрила. Мне все равно, а брату это важно было. Вот такой подкаблучник рос.

— Хорошая девушка, — сказала мама, глядя, как Ира уплетает ее пельмени.

— Отличная, — сказал отец, после того как сыграл с ней в шахматы.

— Ох, упустил ты свое счастье, — Богданов, присоединившийся к нам, был в своем репертуаре. — Но брату — святое дело, молодец.

И жена его кивнула. Только трое их детей понимали, что к чему в этой жизни, и за котом гонялись.

По всему выходило, что Серега наконец-то пристроен, и может быть, даже женится, вслух об этом не говорили, чтобы не сглазить, но контакт Иры появился в телефоне Ольги Петровны Травиной, а контакт матери — в телефоне моего личного водителя. И они даже что-то там друг другу писали. Нет, принципиально не стал ставить перехватывающую схему, точнее говоря — активировать.


За месяц скромная точка на Ленинском превратилась в раскрученное место. С десяти до часа — дети на общественном транспорте и скромных иномарках, после часа — роскошные седаны и джипы с водителями и иногда охраной. Швейцар у входа, появлявшийся только когда соответствующий контингент собирался, детей дядей у дверей я пугать не хотел. Пожарный инспектор, на которого так один из клиентов цыкнул, что тот сбежал, забыв свою папку с несоставленным грозным актом. В общем, все как у людей. Помогать людям — тяжелый труд, но благодарный, и чего Пашка жаловался на жадность и скандальность пациентов, не знаю.

Проблемы возникали неожиданно и так же неожиданно разрешались.

Женщина, которой Настя обещала «вернуть» мужа, все сделала, как ей велели. Светящийся шарик придал ей уверенности, муж, сдавшись, вернулся обратно в семью, а к нам потекли новые клиенты с душевными болячками, пришлось студентам и их принимать, тех, что полегче. А те, что поскандальнее и повальяжнее, шли к коту. Котик отрабатывал свои консервы на все сто — шипел на больных разумом, и те моментально излечивались. Мне даже казалось, ему это нравится.


Когда вот так все гладко идет, жди беды. Народная мудрость, а народ, он на своих ошибках учился, все эти приметы выстраданы, и потому иногда сбываются.


До Нового года оставалось совсем немного, наступало католическое Рождество, и примерно в три часа ночи меня тряхнуло. Сильно, аж выгнулся, кровь пошла из глаз. С двумя взаимно гасящими друг друга полями что-то происходило, в энергетическом плане это было похоже на северное сияние. Всполохи шли один за другим на протяжении почти минуты, а потом резко все успокоилось. Сознание я все-таки потерял, очнулся, когда липкий теплый язык слизывал кровь с моего лица. Котенок, убедившись, что я пришел в себя, мяукнул и жалобно на меня посмотрел. Ему тоже было не по себе.

Я машинально проверил ядро, и прифигел — оно почти восстановилось. Теоретически это было невозможно, немагический мир дает псиону сущие крохи, на которые если только повелители могут хоть как-то существовать. А тут прямо щедрый дар, и от этого становилось страшно. Хоть и пренебрегал я теорией, а учебников по пси не было, но все равно, что-то отложилось. Этот мир явно эволюционировал, дрейфовал в магическую сторону, так трясти его будет еще лет сто-сто пятьдесят, потом пси-фон станет более-менее равномерным, как раз народится поколение со способностями, магия и волшебство прочно войдут в повседневную жизнь, общество как расслаивалось на бедных и богатых, так и останется, только богатыми станут одаренные. Всплески должны были происходить, но небольшие, то, что случилось, было, что говорится, из ряда вон.

Проверил модуль — там висел красный символ.

«Доступ в систему закрыт».

Потыкался, и так пробовал, и так — все функции, кроме перемещения, работали нормально. Призрачный клинок спокойно появлялся в руке и исчезал, золотые пластины — тоже. И остальное нажитое имущество.

Котенок, увидев меч, немного успокоился, потерся о рукоятку, отчего лезвие окутало голубоватое сияние, и потребовал еды. Пришлось идти с ним на кухню, чтобы животинка могла стресс заесть — самостоятельно добывать себе еду в холодильнике он отказывался напрочь.

По лестнице идти было лень, просто телепортировался, если раньше, с усохшим ядром, перемещения вызывали сложности, то теперь все получилось легко и непринужденно. Так что прыгать я мог, вот только в пределах двухсот-трехсот метров, в одном мире.


С утра еще отец позвонил. Вот точно — беда не приходит одна.

— Марк, ты дядю Гену помнишь? — спросил он.

— Ага, — я собирался на новую работу, мерс с хорошенькой водительницей уже ждал на площадке возле ворот, — он же помер четыре года назад?

— Представляешь, а я вот сегодня проснулся, и твердо уверен, что он жив и в прошедшие выходные был у нас в гостях. Извини, что беспокою, просто словно я, и не я.

— Небось опять пельмешек переел вчера? — подколол я отца. Пельмени он обожал, и лопал в любых количествах. — От мяса с тестом и не такое приснится.

— Да ну тебя, — отцу уже и самому было неудобно, что позвонил по такому пустяку, — что матери сказать, когда приедешь?

— В выходные, — пообещал я. — Вы там поосторожнее с едой, но закусывать не забывайте.

Как-то все одно к одному нехорошо складывалось. И резонанс этот, и отказ системы переноса, и наведенные воспоминания ложные.

С воспоминаниями этими понятно, значит, какой-то мир, в котором дядя Гена был еще жив, с нашим слился, может быть, даже не один. Ну да, я ж теперь тут, держу реальность как якорь, а остальные к ней прибиваются. Много людей сегодня проснутся и будут жаловаться на оживших и умерших родственников, кто-то пойдет на работу, а окажется, что трудится он совсем в другом месте, хотя это в крайних случаях. А так — выключатель не там начнет искать, или в тумбочку за презервативами полезет, а они всегда на полке лежат. Ан Траг говорил, что есть целые пласты реальности, которые не могут найти место в новой, откалываются и собираются в какое-то подобие отстойника. Но это только теория, ее никто так и не проверил. У этой мудрой сволочи вообще теорий было дофига, любил всякое дерьмо на уши вешать.

— Что скажешь? — я присел перед котенком на корточки, погладил по голове. Котейка тут же упал на спину, подставляя живот. — Слушай, коты не любят, когда им животы гладят.

Котику было плевать, он — любил. И на мир этот, после того, как пожрал, явно тоже было плевать, никакого беспокойства больше не высказывал, красные кристаллы стягивать с блюдца не тянул и рук ничьих не откусывал.

Загрузка...