ALT-КОТ

Глава 17

На мой взгляд, самая американская сцена в американских фильмах, это когда звонят в дверь, хозяева ее открывают, а там соседка с яблочным пирогом. Примерно такого я ждал от новых жителей бывшего элитного садового товарищества. Но нет, сорок человек, привезенных на двух автобусах в сопровождении ДПС, были молодыми, а частью — очень молодыми людьми, от четырнадцати и до двадцати с небольшим гаком. Большинство коттеджей остались пустыми — приезжие предпочитали селиться компаниями, занимая дома точно по количеству спален. Те, кто постарше, тут же начали бухать и курить траву, а те, что помладше, первый день как-то держались, помня, что до восемнадцати нельзя. А потом сообразили, что родной полиции тут нет, и — стало можно.

Все сорок были настоящими одаренными, Видящими, только вот некоторые — настолько слабыми, что и схемы-то, которые посложнее, могут не увидеть. И как их обучать, спрашивается?

— Предоставь это мне, милый, — добровольно вызвалась Ашши, и через минуту послышался ее голос, — красавчики, а ну-ка идем за мной. И ты, дорогуша, тоже.

Кураторы от Серова и Уфимцева внимательно наблюдали за происходящим, заняв по одному коттеджу на команду. А наблюдать было за чем, две компании что-то не поделили и разрушили один дом до фундамента, хорошо хоть на окраине. Те, кто принимал решение создать этот бедлам вокруг моего дома, думаю, о своем решении уже пожалели, окрестные жители оставались на местах, и хоть время было не посевное, и до ближайших селений километра три было, свидетелей хватало.

Несколько обкурившихся будущих колдунов вылезли за периметр, так что часовые даже не заметили, и ушли искать виски в ближайший магазин, который они приметили, проезжая на автобусе. Их не смутило то, что до магазина было больше двух километров, а погода стояла отнюдь не калифорнийская. Магазином владела армянская семья, сколько помню — хороший был магазинчик, продукты свежие, и мясо можно было заказать жареное с доставкой. Среди одаренных был один армянин, увидев сородичей, он жутко обрадовался — надо же, и в холодной России иногда встречаются приличные люди, правда, родного языка не знал, но общих родственников с кассиршей нашел. И с этого момента от магазина к поселку потянулся ручеек сигарет, крепкого бухла, пива, чипсов и бутилированной воды.

Я демонстративно ни во что не вмешивался, выделил на занятия два часа в день — все равно студенты раньше трех не вставали, и раньше пяти не ложились. Дня и утра. Плохо, что мои подопечные смотрели на все это с завистью.

— Нравится? — кивнул на третий от нас дом, откуда неслась громкая музыка и вопли перепившихся подростков.

Кирилл кивнул. Остальные, помедлив, тоже. Ну да, это не десять часов в день вкалывать, плюс двое суток безвылазно по больницам каждую неделю, пример, как должны жить необычные люди, вот он, перед глазами. Действительно, чего надрываться тем, кто на голову превосходит остальных жителей этой планеты, они-то не могут взглядом поднять камень с земли, или бутылку со стола, и притянуть к себе.

— Даю вам два, нет, три дня. Схему детокса помните? Никому не показывать, узнаю — накажу, заодно научитесь по частям собирать. Схему, а не себя. Заниматься будете с зарубежными друзьями, отдыхать тоже. Разрешаю все.

— Прямо все? — не поверили ребята.

— Да, — пожал я плечами. — Все, что делают они, и вы можете делать. Курить травку, бухать, в общем, оторвитесь как следует.

— А если я не хочу? — вдруг тихо сказала Настя.

— Твое дело, — пожал я плечами, — но у тебя всего три дня. Сегодня среда, в субботу днем ваше веселье закончится. А я заодно своими делами займусь, договорились? Вот и хорошо. И помните — вы российские граждане, что это значит?

— Должны показать пример? — предположили одновременно Света и Семен.

— Ну если хотите, показывайте. Есть еще варианты?

— Мои друзья, — нерешительно сказал Кирилл, — могут достать наркоты нормальной, эти-то только травку курят, у армяшек берут. Даш, за что? Я никогда не пробовал!

— Ближе, но нет. Последняя попытка?

Настя подняла руку.

— Давай.

— Они уедут, а нам тут еще жить, — нерешительно предположила она.

— Умница! Остальные, если не поняли, Настя вам объяснит. И она же остается за старшую.

Ирина, занявшая вместе со своими бойцами свободный дом через забор от моего, уже сидела за рулем. Леня тоже хотел в поездке поучаствовать, и несмотря на мое решительное «нет», даже дверь пассажирскую открыл, но тут, бывает такое совпадение, беднягу прихватило, так что ни о какой поездке для него речи быть не могло.

— Сурово вы с ним, Марк Львович, — Белова улыбнулась, стоило нам выехать за КПП. Сзади пристроился черный Чероки, не вплотную, а метрах в ста. — Скажите, а если я вдруг не послушаюсь, что меня ждет? Шарик этот светящийся я видела, боюсь. Но на самом деле — что?

Хотел отшутиться, но подумал — а зачем?

— Умрешь. Если прикоснусь, могу что угодно с тобой сделать, даже в камень превратить, не всю, но какой-нибудь орган — точно. Но это долгий процесс. А по-быстрому, сердце остановить, кровоизлияние в любом месте, инфаркт, тромб — моментально, даже на расстоянии, но это, Белова, мелочи.

— Что же тогда по-настоящему страшно? — хмыкнула блондинка.

— Совсем страшно? Остановись.

Мерседес притормозил, припарковался на обочине. Я пересел на переднее сидение. Заранее наложенный текст на эме-галь еле проявился белыми символами вокруг шеи — эх, такая закладка пропадает. Неделя труда. Еще минуту, и почувствует, тут надо быстро действовать.

— Видишь руки? В них ничего нет, и до тебя я не дотрагиваюсь.

— Вы прям как фокусник, — Ира хотела улыбнуться, но не смогла. Вместо этого она выхватила пистолет, навела на меня и нажала два раза на спусковой крючок. Потом выскочила из машины, то же самое проделала еще три раза, в воздух, залезла обратно, захлопнула дверь, вставила дуло себе в рот. Курок щелкнул.

Глаза ее приняли нормальное выражение, выдернула пистолет изо-рта, повертела в руках, сняла с предохранителя и засунула в кобуру. Символы на шее исчезли.

— Это когда вы рядом? — быстро придя в себя, спросила она.

— Это когда я захочу, Белова. И сделаешь ты это с теми, на кого я укажу. С начальством, с близкими, с друзьями, с ребенком, наконец. Как ощущения?

Ира завела машину, тронулась с места, долго молчала.

— Знаете, Марк Львович, — наконец медленно произнесла она.

— Знаю. Таких как я надо убивать. Причем заранее, да? Лучше в детстве.

— Да. И что, остальные тоже такие? — она нервно сжала руль.

— Нет, Ира, но будут. Я их научу, или сами дойдут, но будут. Но ни ты, ни твое начальство ничего с этим сделать не смогут.

— Почему?

Я улыбнулся

— Это как болезнь, генетическая. Можно убить всех больных, но появятся новые, это ведь не зараза, человек с этим рождается. Представь восемь миллиардов, среди которых только одна сотая процента имеет какой-то дар. Это почти миллион человек, а вы знаете всего о двух-трех тысячах.

— Вы так говорите, словно есть мы, жители Земли, а есть вы. У вас же здесь родители, брат с сестрой, девушка, наконец. Я читала аналитические записки, Артур мне кое-что рассказывал, в том числе про вас, ну, я не знала тогда, что про вас. Год, всего год вас не было, и вы уже не наш, может даже не человек. Вы как эта женщина, которую мы из Бразилии вывезли, она милая, справедливая, очень приятная, но мы ей неинтересны, словно не ее вид, посторонние, вот. Вот вы, и пятеро ваших ребят — она с натяжкой считает вас своими. А остальные для нее как вещи, нужные или нет.

— А начальство твое — как к людям относится?

— Это другое. Хотя вы правы. Я вот, когда вас встретила, вы мне понравились, честно, хоть и по работе надо было следить. Такой независимый, не кичливый, внутренняя сила и все такое. Если бы не встретила Сережу, может, как дура бы бегала за вами, к Кате ревновала. Знаете, когда я очнулась окончательно? Когда вы за горло меня схватили. У людей, когда они убивают, в глазах что-то есть, какая-то эмоция — ненависть там, гнев. Или равнодушие. А у вас заинтересованность была — как к предмету, про который решаете, выбросить или оставить. Я тогда не смерти испугалась — вас, Артур был почти такой же, когда он бандитов шел убивать, песенку бормотал себе под нос, представляете? Для него они уже были покойники. Причем он знал, что я за ним слежу, и все равно был совершенно спокойным. Но все равно, он хоть относился к ним как к людям. Нет, что-то не то говорю, в общем, я не хочу вещью быть, я же человек. Мне это важно, особенно, чтобы вы… Ой. Я все это рассказала, да? — Ирина ошарашенно поглядела на меня. — Ну вы и сволочь, Марк Львович. Редкостная.

— Да, — вздохнул я. — сволочь. Но ты не права. Если бы мне было наплевать, я бы сюда не вернулся. И рассказала ты мне все это потому, что сама хотела, слегка только твое желание усилил. Это не мы другие, это твое начальство относится к нам как к другим, и ты тоже. Вот только ты, Ира, упускаешь одну вещь.

— Какую?

— Потом расскажу, должна же у меня быть от тебя какая-то тайна, а то ты вон как — насквозь меня видишь.

На Земле-ноль оторванные конечности проблемами не являлись, медкапсулы отлично выращивали неодаренным и руки, и ноги, и даже все туловище, только мозг желательно было сохранить. Если с проблемой сталкивался одаренный, и сам не мог себя починить, то в ту же медкапсулу встраивался пси-блок, реабилитация проходила гораздо медленнее, но зато лечение он с двух сторон получал — и собственными силами, и пси-воздействием такого же псиона, только медика по специализации.

На этой Земле, к сожалению, медкапсул не было. Тут только ногти умели наращивать, и зубы вставлять, и силикон в сиськи. Так что вариант с отдельным выращиванием руки, или восстановлением по ген-коду отпадал. Оставалась единственная известная мне возможность, кроме протеза — в принципе, не такая уж сложная работа, но требующая внимания и точности. И еще для пациента неприятная.

Составная схема запоминала здоровую руку, а потом уничтожала ее. И воспроизводила обратный процесс, только уже на двух сторонах. У человека образовывался энергетический каркас, внутри которого наращивались ткани, стыковались со старым образом, и получались две здоровые конечности, одна в зеркальном отражении другой. Будь я посильнее и поопытнее, руку бы уничтожать не пришлось — глаз-то я восстанавливал, просто считывая одной схемой состояние второго, а другой схемой как на 3-д принтере печатая орган. Но тут масса была совсем другая, и этот способ не подходил. Ашши была готова помощь — услуга за услугу, но тут речь не шла о жизни и смерти, а без ани мне было не справиться с местными псионами.

Зато у меня был кот, который, кроме еды и монет, ну еще внимания и поглаживаний, и восхищения, ничего не требовал, и я очень на него надеялся.

Уфимцев, предупрежденный своими людьми, уже сидел возле палаты.

— Два дня никого не впускать, — предупредил я. — Со мной будет Белова.

— Она зачем? — отец Кати ее недолюбливал.

— Два дня я буду работать без сна и отдыха. Мне нужен помощник, — обьяснил ему. — Нет, хочешь, давай ты, просто там кровищи будет столько, что хоть плавай, и дочку твою раздеть придется. Не думаю, что отцовское сердце выдержит.

— Да, да, ты прав, — Юрий Григорьевич даже забыл, о чем хотел поговорить, — давай. Но точно все будет в порядке?

— Зуб даю, — пообещал я. — И, Юр, помнишь, у тебя знакомый был, Гольцман?

— Веня? Да. У нас, ты ведь тоже его знал.

— Он где сейчас? Не уехал? А то звоню ему, нет. В справочной тоже не найти, сын его не отвечает.

— Нет, дом новый купил, телефон поменял, сын в Южной Африке, — Усольцев подозрительно на меня посмотрел. — Марк, мы с тобой этот вопрос обсуждали. Если собираешься Катю замуж звать, я против.

— Учту, — пообещал я. — Скинь мне его контакты, надо с ним пообщаться, и предупреди, что я позвоню, а то этот старый поц слишком осторожничает. Ира, расставляй бойцов, никого не впускать. И пойдешь со мной, мне из этой палаты лучше не выходить.

Белова кивнула, набрала на смартфоне номер.

— Стоять, смотреть! — рявкнул я на нее. Палата была не то что закрыта — забаррикадирована. Плюс наряд из трех человек, менявшийся каждые четыре часа. Плюс запасы еды и воды на два дня, благо санузел в палате был свой. Бойцам охранения был дан четкий приказ — что бы не творилось внутри, не входить и никого не впускать. Террористы, эпидемия, ядерная война и появление инопланетян форс-мажором не считались.

Здоровая рука чернела, и уже начала гнить. Ира пыталась проблеваться в санузле, потом — просто в углу, позже — в утку рядом с кроватью, далеко я ее не отпускал. Пусть смотрит, ей полезно. На вопросы не отвечал, только когда она бросилась меня от пациентки оттаскивать — спасать бедную девушку от злодея, приклеил ей руки к спинке кровати.

Распад — процесс не быстрый, а главное, плоть не уходила токсинами в организм, а накапливалась в созданных каркасах. Что-то вроде бульона, в котором была и кровь, и кости, и сухожилия, и мясо, только теперь это делилось на две части, для левой и правой руки.

Первые семь часов я именно этим и занимался, уничтожал. Правда еще один раз поел, не для себя — чтобы моей помощнице помочь адаптироваться. Но той стало еще хуже, сама она есть не могла, все что было из запасов — ушло в унитаз, ведро и утку, девушка, и без того стройная, чуть ли не высохла.

Да и ела она немного, большую часть кот уговорил. Помогал он только в самые ответственные моменты, просто своим присутствием и безмятежным выражением мордочки.

— Ну что, Белова, приступаем к самому интересному, — подмигнул я ей, — зря что-ли старались столько времени.

— К чему? — прохрипела Ира.

— Иди сюда. Вставай, хорошо видно? Смотри.

Пришлось стукнуть ее по спине, чтобы заблокировать рвотный рефлекс. Черно-коричневая слизь, в которую превратилась правая рука, колыхалась — обьем из-за потерь был меньше каркаса. А потом начала перетекать из одной условной руки в другую. Словно через одно плечо к другому протянули тонкую черную трубочку, через которую шел поток перегнившей плоти. То из одной, то из другой части руки вырывало кусочек гноя, иначе не называть, и перемещало в другую половину. Для Иры казалось, будто черная рука стала похожа на губку, а я видел, что каждый воздушный пузырек заполнен схемой. Войди сейчас кто-то и выстрели в меня, даже табуреткой если бы ударили, все — конец, сил защищаться не было, они практически полностью ушли на подготовку.

Поэтому периодически зажигал светляка — сил он почти не требовал, а впечатление производил. Да и Иру я напугал основательно, подумает тысячу раз, прежде чем мне навредить.

Кот лег Кате на грудь, слизь, до этого шедшая с трудом, полилась свободнее, белые искорки вперемешку с красными словно обволакивали каждую каплю. А один раз даже лизнул девушку в щеку, посмотрел на меня, мол, смотри, какой милый и добрый котик. Разве можно такому отказать, и не скормить последнюю парочку ману?

Показания приборов, подключенных к введенной в кому девушке, шли на монитор главврачу, он наверняка тоже переживает, если что с генеральской племянницей случится, головы не сносить. Просто за компанию вместе с другими ответственными лицами. Но по сети передавалось то, что мне было нужно — иначе давно тут бы уже бригада реаниматологов в дверь ломилась. Сердце останавливалось минимум два десятка раз, а когда перекачка из одной будущей руки в другую закончилась, билось раз в минуту. Давления практически не было, нервные импульсы не проходили, зачем организм нервировать, он и так в глубоком стрессе.

Когда буро-черная жидкость начала розоветь, Беловой вроде полегчало. Она даже поспала час, потом еще и еще — мне мертвая от недосыпа охранница ни к чему. Когда проснулась в очередной раз, удивилась

— Что, уже все?

— Нет, — гордо оглядывая плоды своего труда, ответил я. Руки выглядели как настоящие, и это всего через сутки после начала процесса. В них еще не было костей, даже ногтей на пальцах не было, но кожа выглядела почти натуральной. Да, сероватая немного, но это ненадолго, кровеносные сосуды уже почти сформировались, еще час-полтора, и нормализуется кровоток, начнут наращиваться кости, продукты распада, проходя через схему-фильтр, будут восполнять необходимые запасы белков, минералов и элементов.

— Тридцать восемь часов, — хлопнул я Белову по заднице, без всякой задней мысли. Она просто так привалилась к стойке с аппаратурой и спала одним глазом. — Иди, поешь, сейчас будем финальные штрихи делать.

— Мы?

— Ну ты тоже должна как-то поучаствовать, не только жрать, спать и блевать. Даю тебе десять минут.

Руки у Кати, по-крайней мере внешне, восстановились. Все-таки чужой организм лечить труднее, чем свой. Грубыми схемами не обойтись, не даром ан Траг говорил, что слабый псион для такого дела предпочтительнее, главное видеть тончайшие линии, и уметь их компоновать. Кости еще оставались слабыми, трубчатыми, внутри должна была нарасти губка, но зато потом будут тверже, чем у обычных людей, а то два раза ломала уже. Хорошо, что правую руку, а то бы были две руки со следами переломов.

— Ну вот, — приобняв Белову за плечи, подвел ее к больничной кровати, — что скажешь?

— Я бы сказала, что это чудо, Марк Львович, но так вымоталась, что просто могу вас по-дружески поцеловать. Или укусить. Хотите?

— Нет, это лишнее. Тут нужна, понимаешь ли, женская рука. И взгляд, как тебе ногти?

— Ногти как ногти, — Ира вздохнула. — Можно я сделаю то, что нужно, и посплю? Вообще не поняла, что я тут делала, но вымоталась так, словно на дежурстве неделю без сна.

— Да. Помоги мне отодвинуть кровать. Отлично. Клади ей руки на виски, чтобы уши прикрывали. Вот молодец.

— Да. Зачем я это делаю?

— Хочу посмотреть, как она без ушей выглядит, может, симпатичнее станет. Шучу. Держи, только сильно не нажимай. Сейчас.

Кот оторвался от очередного бутерброда — красную рыбу он сьедал, а хлеб аккуратно скидывал на пол. И смотрел, что я буду делать, словно начальник на подчиненного.

Я зашел Беловой за спину, обнял ее, прижав своими руками ее ладони. Ира ойкнула, попыталась вырваться. Но даже шевельнуться не смогла. Подмигнул коту, и послал мощный импульс, как совсем недавно, а кажется, что в прошлой жизни, сделал Арраш. И как я вот пару недель назад делал в бразильской деревеньке. Поток белой энергии, раньше шедший от локтей, теперь формировался где-то в районе трахеи, стало трудно дышать, кот, заметив это, подошел, потерся шерстью об ноги, сразу полегчало. Сильное продолжительное воздействие я бы создать не смог, хватило на три коротких импульса. Но и это неплохо, учитывая, сколько до этого сил я потратил. Отпустил Иру, она свалилась кулем на пол, без сознания.