Ведущие в зал двери распахнулись. Павел Лазарев вошёл в гостиную, где вот уже несколько часов его ждала его семья.
Тотчас же Валерия вырвалась из объятий дочери и вскочила, бросившись к супругу в руки.
— Павел! Артур, он…
— Он жив, — коротко произнёс Лазарев, обняв жену.
От этих слов у Валерии едва не подкосились ноги. Она упала на руки мужа, и тот нежно подхватил её, не дав рухнуть на колени.
— Он жив, Валерия. Всё хорошо. Сейчас с ним всё хорошо, — спокойно продолжил Павел. — Его доставили в один из госпиталей в Берлине, а наши люди наблюдают за его здоровьем.
— Насколько всё плохо? — спросил сидящий рядом с Анастасией на диване Роман.
— Он стабилен, — только и ответил Лазарев-старший, но от его сына не могло не укрыться, что этот ответ больше походил на отмазку, чтобы не продолжать разговор в этом направлении. Слишком короткий. Слишком малоинформативный.
— А Кирилл? — спросила Настя, с тревогой глядя на отца. — Он в порядке? Он приедет сюда или…
Услышав это, Павел скривился, как если бы его мучила зубная боль.
— Кирилл сам может о себе позаботиться, — коротко произнёс он, показав тем самым, что средний сын семьи Лазаревых, как обычно, проявил характер и продолжил заниматься своими делами в Японии, даже несмотря на случившееся. — Сейчас самое важное — это вернуть Артура сюда, домой.
Чуть отодвинув от себя супругу, он посмотрел ей в глаза.
— Валерия, с ним всё в порядке, поверь мне. Но сейчас мне нужно, чтобы ты отдохнула.
— Павел, я не могу. Я…
— Это не обсуждается, — твёрдо ответил он, глядя ей в глаза. — Ты многое пережила за последние часы, но сейчас уже нет поводов для беспокойства. Тебе нужно отдохнуть. Я попрошу Настю, чтобы она побыла с тобой, а я пока поговорю с Ромой. Хорошо?
Ему было почти физически больно смотреть сейчас на свою супругу. Всегда сильную, такую уверенную в себе… Теперь же она выглядела так, словно была сделана из тончайшего фарфора. Казалось, всего одно неловкое движение — и рассыплется на осколки. Настолько хрупкой и беззащитной она ему казалась. Смертельная угроза одному из детей едва не сломила дух этой женщины. И Павел не хотел, чтобы его дальнейшие слова стали той последней каплей, которая, наконец, сделает это.
— Иди в спальню, — уже куда более мягким, но всё ещё не терпящим возражений тоном приказал он. — Я скоро приду, и мы поговорим, обещаю. Настя, иди с матерью.
Последние слова уже оказались лишены какой-либо отеческой мягкости и являлись недвусмысленным приказом. После её выходки отношения между ними всё ещё оставались натянутыми.
Тем не менее в этот раз Настя не стала спорить, а лишь кивнула.
— Конечно. Пойдём, мам. Я провожу тебя…
Когда они остались вдвоем, Роман выждал несколько секунд, прежде чем заговорить.
— Что произошло? — спросил он.
— Произошло то, Рома, что кто-то посмел на нас напасть, — с ненавистью проговорил Павел, направляясь через гостиную в сторону стоящего у стены шкафа. Сейчас ему как никогда хотелось выпить. Этот день теперь казался ему слишком долгим.
— Это я уже понял. — Роман встал с дивана и последовал за отцом. — Я имею в виду, что именно случилось с Артуром? Кто на него напал? У нас есть хоть какая-то информация?
— Понятия не имею, — на удивление искренне ответил Павел, подходя к шкафу и раскрывая его дверцы.
Выбрав среди стоящих бутылок ту, буквы на этикетке которой были написаны на английском, он вынул её и следом достал один из натертых чуть ли не до абсолютной прозрачности бокалов.
— Артур занимался одним из моих проектов, — сказал он, наливая себе виски.
— Каким именно проектом? — уточнил Рома, подходя ближе и доставая бокал для себя. — Если я не ошибаюсь, то у нас сейчас нет дел в Германии. По крайней мере, таких, за которыми Артуру пришлось бы присматривать лично. Если только он не…
— Это связано с той информацией, которую мы получили от Харитоновых, — сказал его отец, передав бутылку с виски сыну, а сам направился к одному из кресел. — Артур познакомился с одним человеком, который мог бы помочь нам с перевозкой товара и его перепродажей, но…
— Подожди, — перебил его сын. — Пап, как так вышло, что он начал это так скоро? Мы же не планировали использовать их сеть ещё около года, пока не появится возможность к…
— В данном случае Артур получил моё одобрение, — резче, чем ему хотелось бы, ответил Павел, перебив сына. — Этого тебе должно быть достаточно.
Поморщившись, он сделал глоток и прикрыл глаза, несколько секунд наслаждаясь дымным послевкусием дорогого шотландского виски. Эту бутылку, как и ящик других, точно таких же, он получил шесть лет назад в подарок от шотландского короля, и сейчас запас поистине бесценного напитка уже подходил к концу.
Находись Павел в куда лучшем расположении духа и не в подобной ситуации, он бы обязательно подумал, как можно получить ещё один ящик. Ему всегда нравился шотландский виски. Особенно тот, ящик которого достался ему прямиком из королевского погреба.
Но сейчас ему на это было наплевать.
— Как я уже сказал, Артур познакомился с крайне интересным человеком. Из империи. Если верить словам Артура, тот, по крайней мере, на его взгляд, заслуживал доверия и мог пригодиться нам в дальнейшем.
— Он из России? — удивился Роман, уже успевший налить себе. Он вернулся к отцу и сел обратно на диван, расположившись напротив отца. — Простолюдин или…
— Брат одного барона из Ростова, — отмахнулся Павел. — До недавних событий я даже имени его не знал. Довольно нищий род, так что ничего удивительного, что они решили подзаработать на стороне…
— Контрабандой оружия? — усмехнулся Роман, и в его усмешке прозвучал явно заметный скепсис.
Нет, конечно же, он знал, что за пределами «центра» империи и главных её городов ситуация была несколько иной. Если здесь, в Москве и других мегаполисах люди ещё старались сохранять видимость приличия и нормальных отношений, не пытаясь при случае перегрызть друг другу глотку из-за близости к императору, то в отдаленных регионах всё обстояло иначе. Вот уж где всё ещё не запрещённый дуэльный кодекс применялся и по сей день.
Роман не был идиотом, а потому крики о том, что столица и другие крупные города якобы выкачивают ресурсы из регионов, пожирая их потенциал и возможности к развитию, не вызывали у него никаких эмоций. Конечно же, они это делали. Но далеко не в том объёме, в каком представляли себе эти «борцы с несправедливостью». В отличие от умственно отсталых крикунов, Роман прекрасно понимал, что тот уровень богатств, которым довольствовались столичный Санкт-Петербург, Москва или другие города, в первую очередь был обусловлен тем, что они сами продуцировали огромное количество денег, превращаясь в промышленные и экономические центры империи.
В итоге это приводило к тому, что экономическая ситуация в регионах была… ну, мягко говоря, скверной. Отсюда и попытки заработать чуть ли не на всём, чем только можно было. Поэтому росла и преступность, куда более зубастая, наглая и беспринципная, чем столичная. Да, может быть, ей не хватало ресурсов, но зато она с лихвой компенсировала это другими аспектами. Здесь, насколько знал Роман, есть хоть какие-то правила и понятия, которые держали их в рамках. Там же существовал лишь один закон — право сильного.
— Рома, я не хочу сейчас это обсуждать, — отрезал отец. — Тем более что в данный момент это не имеет никакого значения. Боюсь, теперь на нашей семье висит долг за ещё одного сына.
Услышав это, Роман нахмурился.
— Что?
— Ты меня слышал, — сказал его отец. — Артур жив только благодаря этому человеку и его людям. Именно они отразили первое нападение, а после доставили Артура в больницу.
Роман хотел было задать вопрос, но затем передумал.
— И? Насколько он в плохом состоянии? — спросил он вместо этого. — На самом деле, а не то, что ты сказал маме, я имею в виду.
— В очень плохом, — вздохнул Павел, и Рома заметил, как сжимающие бокал пальцы побелели, с такой силой он сжал бокал. Казалось, что ещё чуть-чуть — и стекло треснет и разлетится на осколки. — Обширные ожоги. У него повреждены внутренние органы и несколько открытых ран. Последствия близкого взрыва. Это из самого тяжёлого. Когда его доставили в госпиталь, сердце Артура уже не билось. Слава богу, его смогли реанимировать. Опоздай они хотя бы на минуту, и мы потеряли бы его.
Теперь ясно, почему он не хотел вдаваться в подробности при матери, мельком подумал Роман. Одна только мысль, насколько близки они сегодня были к тому, чтобы лишиться Артура, могла привести её в ужас.
А ещё ему в голову пришла ужасающая мысль, насколько все они уязвимы. Даже несмотря на охрану, наличие Реликвии и всё остальное, уже двое сыновей семьи Лазаревых оказывались на грани смерти, спасшись лишь благодаря удаче. Не самая жизнерадостная тенденция, как ни посмотри.
— Распутин? — сразу же предложил он, и его отец кивнул.
— Да. Я уже позвонил Григорию. Как только Артура стабилизируют, мы займемся его перевозкой сюда для дальнейшего лечения.
— Есть информация, кто именно это сделал?
— Нет, пока никакой, — покачал головой Павел и сделал глоток виски. — Наши дипломаты уже решают этот вопрос, и немцы обещали держать нас в курсе относительно расследования, но я не уверен, что это куда-то приведет.
— Почему ты так решил? — удивился Роман. — Если они…
— Вот почему, Рома, — перебил его отец, достав из кармана собственный телефон.
Он что-то нажал на экране, после чего положил его на столик между ними.
— … и ты хочешь сказать, что никого не осталось в живых⁈ — рявкнул из телефона голос его отца. — Совсем никого⁈ Думаешь, что я поверю в это⁈
— Я хочу сказать, что, когда мы попытались взять одного из них живым, он подорвал себя, — ответил ему другой, куда более молодой, но не менее спокойный и хладнокровный. — Ваше сиятельство, при всём уважении, но мы сделали всё, что могли. Мои люди пострадали, пытаясь защитить вашего сына, так что не надо читать мне нотаций. А я ведь мог вообще этого не делать. Уж простите, но моя личная безопасность и безопасность моих людей для меня в приоритете.
Роман мысленно поаплодировал этому незнакомцу и его выдержке. Вести такой разговор, да ещё и, судя по всему, прекрасно зная, с кем именно он говорит, надо иметь храбрость.
Либо быть последним идиотом. Что, в целом, порой бывает довольно близко друг к другу.
— А ты не думал, что целью нападения мог быть этот парень? — поинтересовался Роман, когда его отец остановил запись.
— Нет, — покачал он головой. — Я уже просмотрел записи с места нападения. Рома, эти люди целились в первую очередь именно в Артура. Это хорошо видно на записях.
Услышав это, Роман лишь покачал головой.
— Безумие какое-то. Кто? Кто это мог быть?
— Отличный вопрос, сын, — вздохнул его отец. — К сожалению, я не знаю.
Эти слова он произнёс чуть ли не через силу. Было ясно, что сама мысль, что кто-то посмел напасть на семью Лазаревых, а глава рода до сих пор не знал, кто именно это был, выводила Павла из себя.
— Но я узнаю, — спустя несколько секунд пообещал он. — Обязательно узнаю, Рома. И когда это случится, тот, кто посмел поднять руку на моего ребёнка, не увидит свой следующий рассвет.
В голосе Лазарева появились стальные нотки.
— С сегодняшнего дня я удваиваю вашу обычную охрану, — сказал он. — Не важно, куда ты поедешь, ты должен быть постоянно в окружении доверенных людей, ты понял меня, Рома?
— Я-то понимаю, — отозвался он. — Но Настя вряд ли обрадуется подобной перспективе, пап. Ты сам знаешь…
— Мне плевать на то, будет Настя довольна или нет, — отрезал его отец. — Тем более что я не собираюсь выпускать её из поместья до тех пор, пока мы не поймём, что именно происходит.
— Ну тогда она точно будет в бешенстве, — усмехнулся Рома, представляя себе реакцию сестры в тот момент, когда ей скажут, что она теперь, по сути, заложница в собственном доме.
— Как я уже сказал, мне на это наплевать, — фыркнул его отец. — Живая будет, потом спасибо скажет. Я не собираюсь рисковать ни ей, ни кем-либо ещё из вас.
Одним глотком осушив бокал, Павел Лазарев встал с кресла.
— В тот день, когда я узнаю, кто именно виновен в нападении на Артура, я мир переверну, но найду его и всех, кто ему дорог. И поверь мне, Рома. Я буду очень тщателен в своих поисках.
Тут Роман спорить с ним не собирался. Он и сам был бы не против вытрясти душу из ублюдков, которые посмели поднять руку на его старшего брата.
Какой-то абсурд. Просто безумие!
Я до сих пор помнил, как Князь вернулся через пятнадцать минут, и выражение на его лице слишком уж хорошо говорило о том, что разговор ему не понравился.
Андрей, мой брат, собирается мстить за отца.
Эта мысль, какой бы с одной стороны логичной и правильной она ни казалась, вызывала у меня… Блин, я даже понять не могу, что она у меня вызывала. Для меня Илья Разумовский был никем иным, как человеком, который «удачно» развлёкся с моей матерью, после чего свалил в закат и больше не появлялся в нашей жизни.
Нет, конечно же, можно сказать, что дело в том, что родился я всего за несколько месяцев до того, как их убили, но… сути дела это для меня не меняло. Он никак не участвовал в моей жизни и не влиял на неё. Я не знал его и остальных Разумовских. Они были для меня чужими. Вся семья для меня ограничивалась Ксюшей, Марией и Князем. Ещё Виктор. И Вика. Да даже девочки из «Ласточки», с которыми я порой перекидывался фразами в мимолётных разговорах за чашкой кофе, были мне ближе, чем родной отец.
Но похоже, что для Андрея ситуация обстоит иначе. Совсем иначе, если верить словам Князя, что он довольно часто виделся со своим отцом.
И теперь он вместе с Ольгой пришёл сюда… Зачем? Я до сих пор пытался переварить в голове пересказанный мне Князем разговор. Он хочет вернуть былое? Восстановить род? Отомстить тем, кто виновен в гибели их семьи? Но это же бред какой-то. Как он собирается восстанавливать род Разумовских после того, как собственноручно прибьёт часть знатных аристократов империи? Да и как он вообще собрался это делать⁈
— Простите? Так я правильно ответила или нет?
Я удивлённо моргнул и поднял глаза на Екатерину. Руденко в ответ смотрела на меня, и я вдруг понял, что, погружённый в собственные мысли, абсолютно прослушал её ответ на заданный мною вопрос.
Если так подумать, то я и половины прошедшей лекции сейчас вспомнить не смог бы. Настолько мысли о случившемся вчера заняли всё место в моей голове. Блин, стыдоба-то какая. Надо как-то выкрутиться…
Сделав взгляд построже, я посмотрел на Катерину.
— Катя, о чём я, по-твоему, тебя спрашивал? — спросил я и добавил в голос иронии, чтобы не казалось, будто я хочу вывести её на пересказ своего ответа на мой вопрос. А то ещё подумает, что я его прослушал.
А я ведь его и правда прослушал.
— В смысле, ваш вопрос? — не поняла она.
— Да, именно мой вопрос, Катя, — повторил я за ней. — Что я у тебя спросил? Ну?
— Имеет ли адвокат право не брать порученное ему дело, если он не хочет этого делать, — с лёгкой примесью недоумения в голосе произнесла она.
— Молодец, — кивнул я. — И вот теперь, как ты на него ответила.
— Так я же уже всё сказала… — начала было она, но я остановил её поднятой ладонью.
— Катерина, а ты уверена, что ответила правильно? — поинтересовался я с усмешкой.
— Э-э-эм… — Она хлопнула глазами. — Вроде да. Такое возможно. Но только в определённом случае. Если уже заключено соглашение — отказ исключительно по уважительной причине. Например, если клиент нарушает закон или требует от адвоката это сделать. Либо же есть вероятность отказа при учёте недостаточной квалификации адвоката в той или иной области, рассмотрение которой подразумевает дело, но только до того, как соглашение между ним и клиентом будет подписано.
— Правильно, — кивнул я, а сам вспомнил засранцев, которые отказывались от защиты подруги Марии, чтобы не попасть против Стрельцова. Те тоже ссылались на недостаточную квалификацию.
Эх, сладкие воспоминания по более простым денькам…
Ладно. Надо работать. Ну что, Саша. Вот и оказалось, что ответила она правильно. И? Что дальше? Думай давай, а то, как идиот, сейчас будешь выглядеть.
— Молодец, Кать, — похвалил я её. — Но давай не забывать, что мы здесь не только параграфы из учебника читаем, но ещё и этические конфликты разбираем. Так ведь? Так. Так что давай задачку немного посложнее. Представь, что ты защищаешь человека по уголовному делу. Допустим, он в личном разговоре сообщает тебе, что действительно виновен в случившемся. Например, что-то вроде «да, прикинь, это я его убил». Как-то так. Твои действия в такой ситуации?
— Продолжаю работать, — пожала она плечами. — Я не судья и не присяжный. Он признался мне как своему адвокату. А значит, я по-прежнему являюсь его защитником в суде, а эта информация попадает под адвокатскую тайну.
— Но разве это этично? — поинтересовался я. — Ты будешь и дальше защищать заведомо виновного человека и будешь стараться добиться для него оправдательного приговора. Оправдательного, Екатерина. За убийство. Разве это не является подрывом доверия к профессии?
— Пф-ф-ф, — фыркнула она. — Я юрист, а не жрица морализма. Адвокат защищает человека, а не истину. Не наша задача устанавливать объективную правду. Наша задача — это защита прав и интересов клиента…
С одной из задних парт раздался весёлый смешок.
— Да? — раздался голос. — А если он насильник? Что, проявишь к нему точно такое же отстранённое отношение, а? Вот обрадовалась бы твоя сестра, если бы узнала…
— Рот закрой! — рявкнула Екатерина, рывком обернувшись, а всё внутри неё вспыхнуло таким гневом, что я всерьез забеспокоился, а не воспламенится ли она.
— Шарфин! — Я нашёл глазами этого пижона. — Если хочешь что-то сказать, то в следующий раз поднимай руку. Ты меня понял?
Видно, что его прёт. Парень прямо сдерживается, чтобы не расхохотаться. Будто издеваясь, он, словно послушный школьник, поднял руку.
— Слушаю тебя, Шарфин, — вздохнув сказал я.
— О, я просто хотел узнать, с каким лицом она будет защищать кого-то вроде человека, который изнасиловал её сестру, — с явной и надменной насмешкой в голосе сказал он. — Ну тут же налицо этический конфликт. Как же наша Катенька будет выполнять свою работу, если её…
— Она будет делать её с точно таким же лицом, с каким хирург оперирует убийцу, — резко произнёс я, перебив его на полуслове. — Но раз уж ты такой умный, то ответь мне на вопрос. Когда адвокат может отказаться от дела, если соглашение уже подписано?
Шарфин пожал плечами, что вызвало у меня приступ сильного раздражения.
— Я тебе вопрос задал, Шарфин. Изволь отвечать, когда тебя спрашивают. И встань.
Юрий явно не ожидал подобного. Да и не особо хотел отвечать. Тем не менее ему пришлось. Чуть ли не закатив глаза, он поднялся на ноги.
— Когда клиент не платит. Деньги кончились — закончилась и защита. Всё просто.
— Да что ты? — съязвил я. — А если это дело о жизни и смерти и суд в понедельник? Ты что? Уходишь домой в пятницу?
— А что? — фыркнул он. — Мы не занимаемся благотворительностью. Я что, должен работать бесплатно?
— Иногда да, — жёстко ответил я. — Если твой отказ от защиты несёт непоправимый вред клиенту, а ты не обеспечил замены, то ты не адвокат. Ты жалкий трус и беглец, который пасует перед трудностями. Хочешь свободы? Она дорого стоит. Сядь на место и не возникай, если я тебя не спросил.
Скорчив недовольную рожу, Шарфин опустился обратно за свой стол.
— Ты тоже садись, Кать, — уже куда мягче произнёс я, обращаясь к девушке. — Ты молодец. Отлично ответила.
Когда она садилась, то я заметил на её лице лёгкую, едва заметную улыбку, а её эмоции стали немного светлее.
Встав со стула, я прошёл в центр аудитории.
— Запомните одну простую вещь. Пока вы не заключили договор с клиентом о защите его интересов и не подписали его, вы вольны уйти. Но! — Я поднял указательный палец. — Если вы это сделали, то с этого момента перестаёте быть просто человеком. Вы структура. Инструмент, который должен выполнить задачу по защите прав и интересов. Потому что права и интересы нашего клиента — это что? Алина?
Дьякова хлопнула пару раз глазами, но очень остро сориентировалась.
— Права и интересы клиента первостепенны, — ответила она, быстро вспомнив мой постулат с первой лекции, чем заслужила одобрительный кивок.
— Молодец. Правильно. Запомните это хорошенько. Когда вы покинете университет и выйдете в реальный мир, то обнаружите, что абсолютно все твёрдые правила и постулаты, на которых строится ваше образование, там, за воротами университета, могут не работать. Они могут искажаться в угоду ситуации. Могут вообще исчезнуть. Никаких правильных ответов там уже не будет. Только последствия вашего выбора. Для клиента, для суда, для вас самих и для вашей репутации. Это и есть адвокатская этика. Не набор заповедей. Это территория выбора, где каждый шаг стоит очень дорого. Запомните это. Очень хорошенько запомните…
Меня прервал прозвеневший звонок. Бросив короткий взгляд на экран телефона, с удивлением обнаружил, что всё правильно. Лекция уже закончилась.
— На сегодня всё, — сказал я им. — На следующем занятии займёмся проблемами унификации этики, так что подготовьтесь.
Пока они собирали вещи и постепенно покидали кабинет, я взял мобильник и написал короткое сообщение. Надеюсь, что он ответит, потому что поговорить мне с ним хотелось…
— Рахманов?
Подняв голову, обнаружил стоящую у двери женщину лет сорока. На то, чтобы вспомнить, что она была одним из ректорских секретарей, у меня ушло всего несколько секунд. Была ещё одна, с которой я уже успел познакомиться. Та ещё стерва. У этой хоть выражение на лице добродушное, что как-то сразу настраивало на разговор.
— Да?
— Я Галина Абрамова, секретарь Аркадия Ростиславовича, — представилась она. — Ректор попросил вас зайти к нему. Прямо сейчас.