Адвокат Империи 14

Глава 16

Что нам делать?

Этот вопрос крутился у меня в голове всю ночь и большую часть дня. Даже сидя в аудитории и наблюдая за тем, как мои ребятки пытаются всеми силами выйти из этического тупика, в который я их загнал, не переставал размышлять над тем, что случилось ночью.

Андрей рехнулся. Окончательно. Так думал Князь. Так думал и я сам. После того, что случилось с Марией, первое желание, которое пришло мне в голову — найти подонка и набить ему морду. В тот момент мне было плевать на любые моральные аспекты, то, что Андрей с какой-то стороны был в своём праве и всё остальное. Нужно остановить это, пока всё не зашло слишком далеко. Сложность заключалась только в том, что понимание этого простого факта никоим образом не приближало нас к решению данной проблемы. А это, мягко говоря, очень меня тревожило.

Надо будет что-то придумать. И желательно поскорее, пока крышку с котла не сорвало вконец.

Закончив свою лекцию, я не стал терять время. Быстро собрав вещи, вызвал себе такси и направился в центр города к зданию суда. Сегодня у нас первое основное заседание по делу Руслана, и, по-хорошему, стоило бы им это дело и закончить. Впрочем, большой надежды на то, что сделать это так просто, Калинский мне не даст, у меня не было. Уверен, что засранец будет крутиться, как уж на сковородке, лишь бы мне подгадить.

Ладно. Посмотрим, как оно там будет…

Руслан ждал меня у здания суда вместе со Скворцовым. Они стояли около входа и о чём-то беседовали, но прервались, когда Рус заметил меня.

— Паршиво выглядишь, — негромко хмыкнул себе под нос Скворцов, когда мы поздоровались и направились к дверям.

— Спал паршиво, — быстро ответил я, не желая развивать эту тему. Но уже и так по его эмоциям понимал, что вряд ли это хоть как-то сработало. Скворцов явно занервничал.

— Потому что всю ночь готовился к делу? — осторожно поинтересовался Владимир, стараясь скрыть свои истинные чувства относительно предстоящего слушания.

— Да, — не моргнув и глазом соврал я, открывая перед собой дверь здания суда и заходя внутрь. — Именно поэтому…

— Руслан, будь добр, подожди нас здесь, — неожиданно попросил его Скворцов, когда мы оказались внутри. — Мне нужно кое-что обсудить с Александром. Всего две минуты.

— Да, конечно, — немного растерянно тот.

Владимир мягко положил руку мне на локоть и кивнул в сторону. Мы отошли на достаточное расстояние для того, чтобы Руслан не мог нас слышать.

— Александр, ты действительно плохо выглядишь, — обеспокоенно сказал Скворцов, всмотревшись в моё лицо.

Поначалу я думал отмахнуться от этого, но потом решил, что большого смысла это не имеет. К чему лишний раз проявлять грубость? Тем более, что Владимир своё слово держал и в это дело не лез, оставив его мне полностью на откуп. Даже здесь, я чувствовал это, он говорит со мной потому, что в первую очередь беспокоится о клиенте и только во вторую обо мне.

А такой профессионализм мне импонировал. На его месте я поступил бы так же.

Только вот я не на его месте.

— Да, — вздохнул я и в этот раз сказал ему чистую правду. — Знаю. Почти не спал этой ночью.

Это заставило его нахмуриться.

— Это связано с делом или…

— Нет, — покачал я головой. — Не сявзано. Это… Владимир, это личное и у меня нет желания это обсуждать, так что уж не обессудьте.

Выслушав меня, он терпеливо поджал губы. Я почти ждал, что он начнёт копать дальше, но, к моему удивлению, похоже, что от этого варианта он отказался.

— Ты уверен, что…

— Да, — кивнул я и зевнул. — Уверен. Не переживайте. Если бы я знал, что не смогу вести дело, я не стал бы упорствовать. Я доведу его до конца.

Ну ладно. Тут, может быть, я немного слукавил. Владимир внимательно посмотрел на меня, после чего неохотно кивнул.

— Хорошо. Я тебе в этом плане доверяю, — со вздохом произнёс он наконец. — Но, если что, Александр, я готов помочь.

— Спасибо, — я глянул на часы. — Пойдёмте. До слушания ещё два часа. Нет смысла терять ещё больше времени. Нужно подготовиться…

— Я всё сделала, — негромко сказала Ксения, стоя в дверях его кабинета. — Может быть, ещё что-то…

Она замялась и так и не закончила фразу, явно не зная, что ещё сказать. Как и многие, она слышала крики ночью и понимала, что произошло что-то нехорошее. А когда ей сказали, что Мария не сможет некоторое время работать, эта мысль только укрепилась в её голове… Ровно до того момента, пока Александр не рассказал ей о том, что произошло ночью.

И у неё до сих пор кровь в венах стыла после его рассказа, хоть она всеми силами и старалась этого не показывать.

— Нет, Ксения, — отрицательно покачал головой Князь, сидя в своём кресле и задумчиво глядя в экран ноутбука. — Спасибо тебе большое за то, что подменяешь Мари. Я очень это ценю. Правда. И за стойкой, и в работе с документами…

— Да ладно вам, — смутилась Рахманова. — Я только рада помочь. Честно.

— Верю, Ксюша. Верю. Я подниму тебе зарплату за то время, что Мария… пока она не поправится, — сказал Князь, надеясь, что эта заминка была не слишком заметной.

— Спасибо, — только и сказала Ксения, не став отказываться. Потому что знала, что Князь её отказа не примет. Или, может быть, потому, что и сама была не против получить прибавку к зарплате.

В целом Князю на это было наплевать. Он привык платить своим людям справедливо и по совести, и не собирался отступать от этой практики, считая, что преданность выстраивается на честности между людьми. Своих он никогда не предавал и не обделял, чем заслужил их преданность.

Когда Ксения ушла, оставив его одного, хозяин «Ласточки» позволил себе прикрыть глаза и откинуться на спинку кресла.

Ситуация выходила из-под контроля. Он понимал это так же хорошо, как и то, что увидит солнце на небе, если сейчас выйдет на улицу. То, что произошло с Марией, было его виной. Последствиями его нерешительности. Всё именно так, как она и говорила.

В ту секунду, как лежащий в кармане брюк телефон зазвонил, Князь впервые задумался о том, что, возможно, ему всё-таки стоило послушать Марию. Внезависимости от собственных чувств.

Достав мобильник, он взглянул на экран и нисколько не удивился тому факту, что номер не определился. Даже на секунду поспорил сам с собой, размышляя о том, кто именно мог позвонить ему в такое время.

Впрочем, с чего это он должен гадать, ведь так?

— Не мог позвонить ещё позже? — резко поинтересовался Князь, «сняв трубку». — Я ждал твоего звонка раньше.

— Как Мария? — спросил в ответ знакомый голос из динамика.

— Жива, — сухо отозвался Князь. — Не твоими молитвами, замечу.

— Приятно слышать, что ты обо мне думаешь, — хмыкнул в трубку великий князь Николай Меньшиков. — Как узнал, что тебе звоню я?

— В этом мире не так много людей, которые могут позвонить мне так, чтобы у меня не определился их номер, — ответил Князь. — А среди тех, кто может, большей части до меня просто нет дела. Так что считай, что это метод исключения и щепотка везения…

— Щепотка? — полюбопытствовал с усмешкой Николай. — Так мало? Думал, что я заслуживаю несколько большего.

— Думал, что ты позвонил мне по делу, а не для того, чтобы пустые разговоры вести. Что тебе надо?

В телефоне повисла напряжённая пауза. И, прекрасно зная своего собеседника, Князь хорошо понимал, что добра в этом мало.

— Ты напортачил, Князь. Очень сильно напортачил, — с хорошо читаемым осуждением проговорил Меньшиков.

— Удивительно, что это говоришь мне ты, — хозяин «Ласточки» не смог удержаться от улыбки. — Или хочешь сказать, что забыл, кто именно заварил всю эту кашу…

— Не тебе меня судить! — резко перебил его Меньшиков. — Ты не хуже меня знаешь, что мы…

— Ой, Николай, давай только вот без разговоров о высшем благе, — взмолился Князь, даже не пытаясь скрыть издёвку в голосе. — И без этого сейчас тошно. Так что давай ты не будешь строить из себя всего такого хитрого и загадочного. Мария заметила хвост твоих людей ещё до того, как добралась до аэропорта.

— Пф-ф-ф, — Меньшикова явно это нисколько не удивило. — Макияж, парик, поддельные документы и пять часов петляния по городу. Не могла придумать ничего получше? От человека с её навыками я ждал большего.

— От человека с твоими ресурсами она ждала большего. А ты думаешь, что я послал бы её туда… Хотя знаешь, что? Нет. Не так. Думаешь, что я не послал бы её туда в любом случае?

— Что только подтверждает твою вину! — с нажимом сказал Меньшиков. — Ты защитил отпрысков Ильи!

— Отпрысков, — Князь раздражённо цокнул языком и уставился в потолок своего кабинета. — Какое малоприятное слово…

— Да плевать мне на то, приятно тебе это или нет! — рявкнул Меньшиков. — Ты хоть понимаешь, что сотворил⁈

В ответ на это Князь лишь тяжело вздохнул.

— Они были детьми…

— Иди и скажи это своей женщине! — бросил Николай. — Ах да, прости. Я забыл. Она сейчас лежит едва живая из-за твоей сердобольности! Только за одно то, что ты спрятал их, мне стоит прямо сейчас послать людей и пристрелить тебя. Раз и навсегда, Князь. Раз и навсегда! Потому что с каждым разом от тебя всё больше и больше проблем…

— О, как мы заговорили, — тут же не примкнул ответить Князь. — Сколько гонора, Николай. Сколько воинственной экспрессии. Удивительно, что это говоришь мне ты! Кстати. Как там племянники нашего Императора поживают? А? Не расскажешь?

В телефоне повисла гнетущая и тяжёлая тишина.

— Рахманов.

Всего одно единственное слово, но сколько в нём было эмоций.

— Да, — не стал скрывать Князь. — Знаешь, мы тут посидели с Александром и покумекали на досуге. Я ведь знаю, насколько ты бываешь рационален, Николай. Ты практик. Но и Александр тоже не дурак. Так что, когда речь зашла о том, что ты вполне себе можешь прийти за нашими головами, он рассказал мне о вашем маленьком секрете с Браницким.

— Князь, если ты думаешь, что…

— Я не думаю, Николай, — отрезал Князь. — Я это знаю. Или что? Ты думал, что я не пойму причину твоего визита в мой бар, провокатор ты несчастный? Я ведь знал, что вероятность того, что ты будешь следить за Марией так упёрлась в потолок, что пробила его ко всем чертям…

— Думаешь, что я поверю в эту чушь? — с явной злостью в голосе спросил Меньшиков. — Что ты знал о том, что мои люди проследят за ней, и всё равно послал…

Ну, тут он был прав, с сожалением подумал Князь.

— Не буду спорить, тут у меня оставалось слишком мало вариантов. К сожалению, ситуация была такова, что я не мог оставить происходящее на самотёк. Но мы оба с тобой знаем, что в этом мире мало безумцев, которые пошли бы на такое в самом сердце Британской Империи. В любом случае у меня готов был план и на тот случай, если вы о них узнаете…

— Лучше бы у тебя был план на тот случай, если сынок Ильи слетит с катушек! — отрезал Меньшиков. — И что теперь? Будем играть в эту игру до взаимного уничтожения?

Последний вопрос он задал не просто так. Никто из них не сомневался в том, что произойдёт в случае, если Князь обнародует информацию о том, что племянники Императора не просто живы, а были спасены лично Меньшиковым. Багратионову будет плевать на то, по какой причине это было сделано. Долг чести или личная прерогатива — всё едино. В любом случае всегда будет оставаться вероятность того, что Николай оставил их в живых исходя из личных мотивов.

А это означало лишь одно. Из верного и полезного инструмента Великий Князь становился потенциальной угрозой. Да, шансы на это, учитывая его преданность, были малы. Как и то, что после этого Меньшиков и его семья повторит судьбу Разумовских. О, нет, Князь не сомневался в том, что произойдёт дальше. Тихий уход со сцены, лишение влияния и почётная отставка где-нибудь в провинции далеко-далеко на востоке.

Не гибель, да… Но для человека вроде Николая подобное было куда хуже. Смерть — это мгновение. Но жизнь без смысла — это вечность, полная мучений и растянутая на каждый день.

И Князь ни на миг не сомневался в том, что после того, как он это сделает, жить ему останется не так уж и долго. И, разумеется, Николай достаточно хорошо должен был его изучить, чтобы понимать, что эта информация поступит куда надо в случае его смерти. Уж на этот случай Князь подготовился.

— Пат, — равнодушно ответил Князь. — Так, может быть, стоит заняться решением проблемы…

— Придётся, — со скрежетом произнёс Николай. — Потому что времени у нас на это остаётся всё меньше.

Что-то в его голосе заставило Князя занервничать.

— В каком смысле?

— Британцы зашевелились. Их агентура в Империи начала работать куда активнее в последние два дня. Особенно в столице. Думаю, что мне не нужно объяснять, что это означает.

Да, объяснять это было не нужно.

— Британцы не идиоты, — сухо заметил Князь. — Они так или иначе не стали бы сидеть на своих задницах после того, что случилось с Лаури и…

— Разумеется, они не идиоты, — резко перебил его Николай, и голос аристократа так и сочился сарказмом. — Особенно если учесть, кто занимается у них такими делами. Галахад летит сюда.

— Что?

Князь даже выпрямился в своём кресле, когда услышал это.

— Он летит сюда? Лично?

— Да, — ответил Меньшиков. — Официальной причиной названа личная встреча с главой их дипломатического консульства здесь, в столице…

— Это чушь, — не удержался Князь от сарказма. — Никто в это не поверит…

— В это никто и не должен верить, — оборвал его Меньшиков. — Главное, что он в своем праве и причина названа. И всем плевать на то, что это не более чем ширма. Она достаточно логична, а мы не можем отказать им в этом праве. И я думаю, что мне не надо рассказывать, что будет с тобой и Рахмановым в том случае, если Галахад узнает, что безумец, который убил Лаури — не единственный Разумовский, кто пережил…

— Вашу чистку?

— Называй, как хочешь, — отмахнулся от него Меньшиков. — Британцы не станут довольствоваться полумерами.

На это Князю ответить было нечего. Сейчас, двадцать лет спустя, он ещё мог рассчитывать на то, что со временем ситуация устаканиться. Если информация о том, кто является отцом Александра, и выйдет в народ и станет известной, пусть даже в ограниченном кругу людей, его не сочтут представляющим опасности.

Здесь нежелание Александра идти по стопам своего отца только играло ему на руку. Более того, Князь прекрасно понимал, что Меньшиков уже видит в парне возможный потенциал. В противном случае Саша не дожил бы до следующего утра после их знакомства.

Нет. Для Британии нет такого понятия, как истечение срока давности. Проклятые англичане были в этом плане столь же консервативны, как в своей любви к проклятому чаю. Не важно, сколько времени прошло, они всё равно придут к выводу о том, что нужно доделать работу.

— Что ты предлагаешь? — наконец спросил Князь.

— Ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой, — ответил Меньшиков. — Сами мы сидеть сложа руки не станем, но если ты его найдешь раньше, то я буду ждать звонка. И тогда всё это закончится прежде…

— Ты убьёшь его, — закончил за него Князь, не желая слушать дальше.

— Я убью их обоих, — поправил его Николай. — Да. О девчонке нам тоже известно. И только не вздумай юлить! Ты не хуже меня знаешь, насколько может быть мстителен Пендрагон. С него станется войну начать, лишь бы обелить свою «честь» перед вассалами.

Последние слова Меньшиков произнёс уже с нескрываемым отвращением.

— Так что, да, — продолжил он. — Мы избавимся от них раньше, чем нанесённый ими урон станет непоправимым.

— Если честно, то я всё равно не понимаю, зачем мы сюда пришли, — проворчал Самойлов, протискиваясь между рядами стоящих в зале суда кресел для зрителей.

Процесс должен был начаться через пятнадцать минут, и они успели сюда как раз вовремя. Пришлось заказывать такси от университета, чтобы успеть к началу после последней пары, но не то чтобы это была какая-то большая проблема. Руденко заплатила за всех. Она куда больше переживала о том, что они застрянут в пробках в городе и не успеют к началу.

— А тебе не интересно, как он будет вести себя в суде? — спросила идущая перед ним Екатерина, пробираясь между кресел к дальней части зала. — После всех лекций?

— Интересно, — буркнул Самойлов. — Врать не буду. Но у меня планы были и…

— Ой, да знаем мы твои планы, Володя, — весело фыркнула идущая следом за ним Алина. — Опять в книжки закопаешься…

— Все мы закопаемся, Алин, — мягко пожурил её Пётр. — Экзамены скоро.

— Не сыпь мне соль на раны, — горестно вздохнула девушка. — У меня скоро мозги кипеть начнут от количества материалов. Кстати, вы не знаете, кто-нибудь достал билеты по финансовому праву?

— Мне и самой это интересно, — Екатерина дошла до свободной четвёрки кресел и села в одно из них. — Если Карпатыч и дальше будет так лютовать, как на лекциях, то у нас минимум треть курса на финансовом праве на пересдачу пойдёт…

— А ведь он обещал, что половину не пропустит, — тут же напомнил ей Пётр, весьма шустро протиснувшись мимо Самойлова, чтобы занять место рядом с Екатериной. — Ребята со старших курсов говорят, что он специально это делает, чтобы народ не расслаблялся.

— Да, — тут же встрял Владимир, стараясь скрыть разочарование. Он сам хотел сесть рядом с Катей, которую не без оснований считали одной из самых красивых девочек на курсе.

Правда, и возникать не стал. Как и остальные, он знал о том, что Пётр ни на шаг от неё не отходит, хотя природа их отношений не была ему до конца понятна. Она вообще, она мало кому была понятна. Они вроде всегда вместе были, но не встречались, а Пётр, как верный страж подле своей королевы, всегда находился возле неё.

А уж если те робкие слухи, что ходили о недавно случившемся на парковке, были правдой…

— Эй, — неожиданно зашептала Алина. — Вы только гляньте туда!

Она указала рукой в дальнюю от них часть зала. Ту, где кресла для наблюдателей процесса располагались позади стола стороны обвинения. Прямо за тем местом, где рядом с прокурором сидел высокий адвокат, Екатерина, присмотревшись, увидела знакомое лицо.

— Вот говнюк, — прошипел Дьяков. — И сюда припёрся.

— Это было ожидаемо, — презрительно фыркнула Екатерина, отвернувшись и потеряв к Шарфину всякий интерес.

— Небось ожидает, что Рахманов проиграет, — предположил Самойлов. — Вот для него радости то будет.

— А чего ещё он может ожидать? — спокойно спросил Мелехов. — Учитывая, что одно только упоминание Рахманова вызывает у него такую боль, словно его по яйцам пнули.

Никто из них не заметил, как губы сидящей слева от него блондинки тронула едва заметная улыбка. Екатерина незаметно шевельнула рукой, коснувшись пальцами ладони Петра, и тот так же незаметно ответил на это прикосновение.

— Поверить не могу, что мы с ним тусовались, — негромко выплюнула Алина. — Такой урод…

— За себя говори, — тут же в укор ей буркнул Владимир. — Я с этим мудаком и так никогда не общался…

— Как думаете, Александр выиграет? — между тем поинтересовался Пётр, на что Екатерина лишь пожала плечами.

— Если свои дела он ведёт так же, как свои лекции, то, думаю, что ответ очевиден.

Слушание началось без каких-то неожиданностей.

Подготовительная часть заседания прошла, чётко, как и должна. Судья открыл слушание, назвал номер дела и участников. Затем ещё немного времени заняла проверка явки сторон. Подсудимый и его защита, то есть я. Представители обвинения. Потерпевшие — Жеванов со своими дружками. Присяжные. После — разъяснение прав сторонам и процедура присяги присяжных, где судья самым строгим голосом напомнил им об их вне всякого сомнения важной роли, обязанностях и запрете на обсуждение дела вне суда.

И только двадцать с лишним минут спустя, после окончания всех этих процедур, Лебедь вышел «в зал», чтобы зачитать свою вступительную речь.

— Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели. Государственное обвинение утверждает, что вблизи спортивного клуба, принадлежащего подсудимому Руслану Терехову, произошёл конфликт между ним и группой граждан, — прокурор быстро перечислил всю сторону истцов, начав с Жеванова.

При этом я вновь отметил, что он был не плох. Действительно не плох. По крайней мере выступать он умел. Да, с точки зрения прозорливости своих действий у него имелись пробелы, иначе в ту глупую ловушку, в какую я загнал его на прошлом заседании, он не попал бы, но в остальном очень даже неплохо.

— В ходе конфликта, — продолжал прокурор, — подсудимый, прекрасно зная о своё физическом превосходстве, умышленно применил силу, в результате чего троим из нападавших был причинён тяжкий вред здоровью. Обвинение признаёт, что действия подсудимого носили характер защиты от нападения…

О, в этот момент у меня едва лицо не треснуло от улыбки. Судя по всему, сейчас он собирается признать свою прошлую ошибку. Точнее ему придётся её признать, так как из протокола слов не выкинешь.

— … однако Руслан Терехов превысил пределы необходимой обороны, действуя с избыточной и опасной для жизни силой, что привело к тяжким последствиям для их здоровья и тяжёлым травмам! Эти люди подверглись жестокому насилию и получили тяжкие увечья. Своими действиями Терехов нарушил требования Уголовного кодекса Империи и подпал под ответственность по статье — причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны.

Произнося это, Лебедь смотрел в сторону присяжных, сделав свой голос тяжёлым и мрачным. Явно старался, чтобы тон сказанного прозвучал неприятно и вызывал отторжение. Молодец! Прекрасная манипулятивная попытка! Мне прямо хотелось оглянуться туда, где сидели ребята и ткнуть пальцем со словами: «Не, ну вы видели, видели⁈»

Вот как нужно! Только посмотрите! Вот вам эмоциональное давление! Учитесь, ребятки! Эх, жаль Григорьев не пришёл. Он ведь в прокуроры хочет податься. Посмотрел бы на работу этого парня… Впрочем, наверно хорошо, что он не пришёл. А то бы и ошибок нахватался. Но вообще, я даже был рад, что ребятки решили заглянуть. Заметил их ещё когда шёл к своему столу. Как и Шарфина.

Лебедь, между тем, явно заканчивал свою речь и повернулся к судье.

— Ваша честь, обвинение намерено доказать, что, хотя право на защиту принадлежит каждому, это право не оправдывает непропорционального и чрезмерного насилия, — с пафосом в голосе заявил он. — У стороны обвинения всё.

— Хорошо, — вздохнул судья с таким лицом, словно с куда большим удовольствием пожелал бы оказаться в каком-нибудь другом месте, но только не здесь. Дождавшись, когда прокурор занял своё место, он повернулся ко мне. — Сторона защиты готова выступить?

— Да, ваша честь, — кивнул я, вставая со стула и застёгивая пиджак на верхнюю пуговицу.

Ободряюще кивнув Руслану, я вышел вперёд.

— Уважаемый суд, уважаемые присяжные заседатели, — громко произнёс я. — Речь прокурора вне всякого сомнения прозвучала весьма впечатляюще, но я просто не могу не отреагировать на то, что только что прозвучало с его стороны. Нам представили сухую формулу: Руслан Терехов применил физическую силу к потерпевшим. Всё. Чётко. Уверенно. Без каких-либо иных трактовок. Но мой уважаемый коллега по непонятной для меня причине не уделил внимания обстоятельствам, почему это произошло.

А вот теперь пришла пора показать, что в эту игру можно играть вдвоём.

Сделав несколько шагов в сторону присяжных, я посмотрел на них и выдал самую сочувственную улыбку, какую только мог, добавив в неё печальную нотку.

— Мой уважаемый коллега, по забывчивости или же умышленно, но ни единым словом не обмолвился о том, что на моего клиента напали пятеро. Пятеро против одного. Но уважаемый прокурор с особым усердием создаёт картину, в которой обороняющийся выглядит как агрессор, тем самым лишая ситуацию столь необходимого ей контекста. Всё равно, что вырвать кадр из фильма и судить героя, не зная, что за секунду до этого на него бросились с ножом.

Сказав это, я чуть опустил взгляд в пол и выдержал короткую паузу, покачав головой, словно одна только мысль о происходящем ввергала меня в глубочайшую печаль. А почему бы и нет? Мне правда было печально, что приходилось тратить время на Жеванова, Калинского и остальных дебилов.

— Я напомню вам: закон требует рассматривать действия человека в контексте угрозы, которая перед ним стояла, а не в вакууме, — уже куда строже продолжил я. — И этот контекст мы здесь будем подробно рассматривать, шаг за шагом. Без домыслов. Без искажения ситуации. И абсолютно точно мы собираемся сделать так, чтобы настоящие виновные произошедшего понесли заслуженное наказание вместо того, чтобы пытаться спрятаться за скорбной личиной проигравших. Проигравший, не сумевший принять поражение, начинает торговать своей болью — чтобы выиграть через жалость то, что не досталось ему в борьбе.

Встретившись с присяжными глазами, я заметил, что они неотрывно смотрят на меня. Двенадцать человек. Пятеро мужчин и семь женщин.

— Кроме того, в связи с этим же происшествием мы с моим доверителем сочли необходимым подать гражданский иск против Жеванова и остальных нападавших, которые сейчас пытаются обвинить моего клиента и очернить его репутацию. Этот иск — о возмещении вреда, который они причинили Руслану: медицинские расходы, утраченный заработок, моральный вред, а также судебные издержки. Я обращаю ваше внимание, что вы, уважаемые присяжные, не будете решать этот иск — это полномочия судьи. Но сам факт его подачи — прямое следствие нашей позиции: мы считаем Руслана потерпевшим, а не преступником. И мы намерены доказать это и в уголовном, и в гражданском порядке. Сегодня мы начнём с фактов. И эти факты, я уверен, расставят всё по своим местам…

— А он хорош, — шепнула Екатерина, наблюдая за тем, как Рахманов идёт к своему месту после выступления. — Действительно хорош.

— После его лекций ты ещё сомневалась? — с тихим весельем в голосе спросил её Пётр. — Меня больше всего интересует то, откуда он всё это знает. Он же младше меня, но…

— Такое ощущение, что он этим лет сорок занимается, — согласно с ним прошептала Алина. — Если бы я сейчас туда вышла, то стояла бы и заикалась минут пять, прежде чем начать говорить. Трындец просто. Когда на тебя столько людей смотрит…

— Ты же на лекциях нормально выступала, — припомнил ей Самойлов, на что Алина лишь поморщилась.

— Так я там перед вами была, — шикнула на него Алина. — И то не сразу привыкла. Мне всегда тяжело выступать перед другими людьми.

— И всё-таки, — вновь задался вопросом Пётр. — Откуда у него такие знания и опыт? Не родился же он сразу с книжкой по праву в руках?

Екатерина вдруг представила себе недовольно ревущего младенца, которого неожиданный процесс рождения прервал от изучения главы уголовного права, и чуть от смеха не прыснула.

Само слушание, между тем, продолжалось. Когда этап выступлений закончился, начался процесс исследования и предоставления доказательств.

И в этот момент у Кати чуть не сложилось впечатление, будто она смотрела за партией в шахматы. Как-то так в своих фантазиях она и представляла судебный процесс, где каждый ход имел скрытый смысл, а оппоненты стараются переиграть друг друга. Именно так это выглядело в её фантазиях, когда она представляла себя там, стоящей в зале суда с гордо поднятой головой перед судьёй, присяжными и наблюдающими за процессом людьми.

Но то, что она увидела, мало походило на игру профессионалов.

Это больше напоминало матч в какие-то дурацкие шашки, где оба противника с каждым ходом кушали белые и чёрные кругляши друг-друга. Прокурор методично выкладывал перед присяжными фотографии травм потерпевших, умело выставляя им на обозрение самые болезненные изображения. Так ещё и приправил всё это медицинскими показаниями. Явно давил на эмоции. Посмотрите, какие они несчастные. Какие ужасные страдания принес им этот человек.

Но стоило ему сделать малейший намёк на то, что эти «травмы и страдания» стали следствием нападения Терехова, как Александр вставал с возражением, заставляя судью останавливать речь обвинения и требовать переформулировки. Раз за разом. Порой Екатерине казалось, что Александр делал это даже тогда, когда смысл формулировок прокурора был ясен и так. Один раз судья даже отклонил протест, но Рахманов, несмотря на свой уставший вид и синяки под глазами, всё равно выглядел довольным.

— Такое ощущение, будто он над ним издевается, — задумчиво пробормотала она, слушая выступления.

— Да, — кивнул сидящий рядом с ней Пётр. — Мне тоже так кажется. Ты заметила, что он протестует только тогда, когда обвинитель не выдаёт подтекст?

— Ага.

Присмотревшись, Екатерина заметила, что, кажется, присяжные тоже уже начинали замечать этот ритм: каждое доказательство, поданное прокурором со, скажем так, намёком, тут же встречало аккуратный, но цепкий протест со стороны защиты.

В итоге даже у Екатерины, абсолютно не знакомой с делом, начало формироваться мнение о том… о том, что здесь происходит какой-то идиотский цирк. Да кто в здравом уме вообще поверит в том, что какой-то парень, даже такой накаченный, как тот, кто сидел за столом защиты, будет настолько глуп, чтобы нападать на пятерых человек в одиночку?

— Как думаете, — будто прочитав её мысли, спросила Алина, глядя на сторону стола, который занимали Александр и его клиент. — Он действительно виновен?

Екатерина бросила взгляд в её сторону и… едва не рассмеялась тому, что увидела. Сокурсница прямо поедала глазами крупную фигуру сидящего рядом с Александром парня. Впрочем, она её понимала. Костюм на том сидел так, словно перчатка, подчёркивая мощную и накаченную фигуру. Парень действительно был красавчиком.

— Только не говори, что ты втюрилась в кого-то в зале суда, — ехидно шепнула она, чем вызвала смешок со стороны Самойлова и густую краску на лице Дьяковой.

— Вот ещё! Что за чушь…

После того, как этап представления свидетелей дела закончился, судья объявил тридцатиминутный перерыв. Впервые за три с половиной часа я позволил себе выдохнуть с облегчением.

— Отлично выступил, — сказал мне Скворцов, когда мы втроём оказались в комнате для ожидания, предоставленной нам, как участникам процесса.

— Там бы и тюлень отлично выступил, — усталым, но довольным голосом оторвался я, направляясь к стоящему у стены автомату с кофе. — Тоже мне, достижение. Кажется, что теперь я понимаю, почему этот парень так и не продвинулся по карьерной лестнице.

В этот момент мне захотелось взглянуть на его личное дело. Вот правда. Уверен, что если сделаю это, то обнаружу, что все свои дела он старался вести через присяжных. Потому и знал всего один способ атаки — эмоциональное давление. Как игрок заучивший всего одну комбинацию. Вот почему он был так хорош в своих выступлениях. Да он просто на них собаку съел. Успел уже наловчиться давить на пожалейку.

Проблема заключалась в том, что работало это до определенного момента.

В остальном же этап допроса свидетелей прошёл относительно предсказуемо. Прокурор и Калинский начали с тщательно подобранных свидетелей — друзей и родственников пострадавших. Каждый их вопрос был построен так, чтобы присяжные видели в пострадавших беззащитных жертв, а в Руслане — холодного и бесчувственного амбала.

Они подчеркивали разницу в физическом развитии, акцентировали на спортивных достижениях Руслана, обыгрывали его уверенность в зале как признак агрессии. Несколько раз в речи прокурора мелькали слова, намекающие на «маниакальную» одержимость драками.

— Это со мной это не пройдёт, — сказал я, нажимая на кнопку. Автомат зажужжал и принялся наливать мне кофе в бумажный стаканчик. — Предугадать, что они так поступят, было проще простого. Точно так же, как и дробить их показания.

Наблюдая за тем, как чёрная и вне всякого сомнения мало похожая на кофе жижа потекла в стакан, я перебирал в голове происходящее. Наводящие вопросы. Предположения со стороны прокурора. Придание эмоциональной окраски. Навязывание показаний. Уже после четвёртого протеста Лебедь начал потихоньку сыпаться. Он бы и окончательно развалился, но Калинский вовремя это заметил.

— Жаль, что Калинский влез, — вздохнул я, забирая стаканчик. — В противном случае я его додавил бы прямо там. Хотите кофе?

— Нет, Александр, спасибо, — покачал головой Скворцов. — Мы с тобой оба знали, что это произойдёт.

— Толку-то, — пожал я плечами и, попробовав кофе, испытал сильное желание тут же выплюнуть его обратно в стаканчик. Эх, разбаловала меня Мария.

Выливать не стал. Какая-никакая бодрость лучше, чем вообще ничего. Надеюсь, что там хотя бы кофеин есть.

— Так что? — спросил сидящий за столом Руслан, нервно тарабаня пальцами по поверхности столешницы. — Мы побеждаем или…

— Побеждаем, — сказал я, но Скворцов вслед за мной быстро добавил:

— Давайте не будем торопить события, хорошо? — предложил он.

— Чего это? — удивился я, и Владимир посмотрел на меня с укором.

— Александр, я не стал бы спорить, если бы решение зависело от судьи. Ты выступил достаточно хорошо, чтобы он уже сейчас мог вынести оправдательный приговор с учётом всех особенностей дела. Но присяжные…

— А что с ними? — спросил я, стараясь, чтобы у меня на лице не вылезла ухмылка.

— Тебе нужно их единогласное решение, — напомнил мне Скворцов, на что я едва глаза не закатил.

— Будто я мог это забыть. Не переживайте, если и дальше всё будет происходить так же, то ничего страшного не случится.

Не говорит уже ему, что из двенадцати свидетелей девять уже на нашей стороне. Лишь трое пока что колебались в эмоциональном плане.

И я сделал очень много для того, чтобы добиться такого результата. Мы вытащили из ситуации с допросом Жеванова, его дружков и Руслана всё, что можно. Рус рассказал присяжным события со своей стороны. Как у него произошёл конфликт с этими парнями. Что они были знакомы ещё до случившегося.

Более того, я заставил Жеванова подтвердить этот факт, сославшись на то, что мне достаточно будет предоставить показания клиентов зала, которым владеет Руслан, чтобы доказать, что Жеванов и остальные находились с Русом в конфликтных отношениях задолго до случившегося. А хорошая репутация самого Терехова, подкрепленная письменными показаниями более чем двадцати ребят из его зала, стала хорошим таким и увесистым камнем, который я положил им на головы.

Впрочем, я понимал, о чём именно беспокоится Скворцов.

— Не переживайте, — сказал я ему и Русу одновременно. Глотнул кофе и поморщился от отвратительного вкуса. — Мы закончим это дело сегодня.

Говорить о том, что Калинский что-то задумал, я не стал. Придётся отдать ему ход, хотя я и так уже примерно представлял, что именно он собирается выкинуть.