А не как Лёнька!

17

Едва перед моим взором полотно двери сменилось на обстановку палаты, как я замерла. Даже не уверена, что вообще пересекла дверь, а не стояла теперь, наполовину из неё торча.

— Охренеть… — только и смогла пробормотать я, не веря своим глазам.

— И я про тоже, — поддержал Лёнька, который также не смог уйти далеко от двери, как и я, застыв от удивления. Но он-то хотя бы точно находился в палате, а не в двери, как, возможно, находилась я.

Исключительно эти мысли заставили меня сделать шаг вперёд и обернуться, чтобы удостовериться, что дверь действительно осталась позади.

— Что думаешь? — спросил у меня Сыроежкин с такой трогательной наивностью, что я даже задумалась над ответом, не решившись сходу ответить честно: «Понятия не имею».

Мы оба смотрели на девушку, что сидела подле Лёнькиной койки и, наверно, до этого читала какую-то книгу, но сейчас роман лежал на её коленях закрытый, а обложка указывала на его фэнтезийное содержание. Девушка сидела в пол оборота, так что обложку мы видеть могли, а вот лицо гостьи — пока нет.

— Хм… — решила разрядить обстановку, поскольку девушка в палате — это странно, но не страшно и вроде как даже не опасно. — Вспоминай, Сыроежкин, всех своих пассий и определяй, кто это! И вообще: как ты мог? — иронично подняв вверх брови, воззрилась я на него деланно укоризненно. — Я ревную. Хоть я и всегда опровергала, что я твоя девушка, но ты ж сам считал себя моим парнем. Так и кто это тогда?

— Да ну тебя, — махнул рукой друг, которого и правда заинтересовала эта загадочная гостья. — Может, это… — Он ненадолго задумался, медленно обходя девушку, чтобы заглянуть в её лицо, потому что со спины вообще было не понять, кто это. Явно не кто-то близкий — близких легко узнать и по походке, и по покатости плеч, и по осанке… Лёнька бы точно узнал её, если б она была для него значима. — Может, медсестра? — предположил он. — Интерн! Точно! Следит за показаниями, а в перерывах книгу читает. На ней халат белый, видишь?

Халат и правда был белый, но явно не её размера. Словно она напялила чужой.

— Это халат на здорового дядьку, — сообщила я Лёньке, который, как любитель порядка и стиля, должен был заметить это первый.

— Может, им такие только и выдают. Или какой на складе остался, — парировал Сыроежкин. — Ты что, не знаешь, как у нас всё хреново работает в бюджетных организациях? Вот выдали такой — придётся либо за свои покупать, либо перешивать. А у неё до этого ещё руки, может, не дошли.

Звучало убедительно. Особенно для меня: я с сотрудниками, как выразился Лёня, бюджетных организаций не общалась так тесно, чтобы знать, как им там сейчас форму выдают. Но почему, если она медсестра и следит за аппаратурой, то около меня такой нет? Ладно, на это может быть масса причин…

Но я поняла одно: Сыроежкин болтает, чтобы потянуть время. Он просто боится посмотреть девушке в лицо и узнать, кто же это.

Решив не разоблачать его, я просто тоже пошла к гостье, чтобы опередить Лёньку и первой узнать личность девушки. Всё-таки мы с этим парнем давно дружим, так что я знаю почти всех, кто может знать его.

Страннно, я думала, Лёня бросится мне наперерез, желая опередить, но нет. Он подождал, пока я посмотрю в миловидное усталое лицо гостьи, и спросил:

— Ну что?

— Охренеть… — пожала плечами я, повторяя своё изначальное мнение о происходящем.

Лёнька заинтересовался и поспешно добрался до меня. Я тактично отступила к стене, словно позволяла ребятам побыть наедине и без моего участия выяснить что-то важное и личное.

— Это ж Ира… — не веря своим глазам, пробормотал Лёнька, заглядывая в лицо девушке, а потом позвал меня так громко, что, кажется, Ира даже ощутила лёгкой ветерок на своей щеке. — Даринка, смотри, это ж Ирина Истомина! — поражаясь неожиданной встрече, недоумевал мой друг. — Помнишь её? Она со второго курса на другую специальность ушла!

Кинув взгляд на сгорбленную фигурку девушки, что сидела на стуле возле Лёнькиной койки, я подумала, что она сидит тут давно. Мы шатались по району, занимаясь всякой ерундой, а Ира Истомина всё это время сидела здесь, не сводя глаз с белобрысого бывшего одногруппника.

— Хм… — я обошла её вокруг, чтобы рассмотреть со всех сторон и убедиться, что это и правда она. — Интересно…

Я помнила её плохо, хоть и девчонок у нас на потоке было мало. Вообще, люди, с которыми я не общаюсь тесно, обычно оказываются за пределами моего восприятия. Словно никогда не попадают в фокус внимания, и потому остаются в памяти какими-то неясными силуэтами или даже образами. Ира, например, вообще осталась размытым серым пятном — я не помнила о ней ничего особенного, кроме того, что да, какая-то там Ирина Истомина числилась в нашей группе, а потом перестала, перейдя на другую специальность. Я бы и этого не запомнила, но её фамилия начиналась на букву «И», а моя на «К», и потому я отлично помнила, что при перекличке я сразу после Иры. Была. Да второго курса. Потом пришлось ориентироваться на Костю Иванова.

— Что она тут делает? — продолжал вопрошать Лёнька, словно ко всем прочим своим недостаткам ещё был и непроходимо туп.

— Ну, что она тут делает — это как раз понятно: ты ей, видимо, нравился. Ну, в смысле, ты и сейчас ей нравишься, очевидно… — я задумалась, силясь припомнить все события того года. — Я даже думаю, она перешла на другую специальность из-за того, что ты бегал по всему универу и орал, что я твоя девушка. Мы тогда с тобой как раз «съехались», вот она и свалила… — я наблюдала за тем, как лицо друга недоумённо вытягивается от моих слов, а на лбу пролегают морщинки, выдающие бурную мозговую деятельность: он пытался вспомнить и сопоставить факты. — Чувак, ты что, вообще не замечал? — сочувственно спросила я, замечая, что новость огорошила его. — Блин, ну когда на тебя кто-то западает, это ж всегда заметно! Я бы лично заметила, что нравлюсь тебе, даже если б ты не трындел на каждом углу про наши якобы отношения.

Лёня посмотрел на меня с укором, а потом на Иру с некой нежностью. Мне показалось, я уже вижу образы, которые рисует ему его воображение. Прикидывает, небось, как бы было, если б они с Ирой стали парой…

Вообще, это довольно странно: чтобы кто-то так сильно полюбил Сыроежкина… Сомнительно… Да и вообще: как можно влюбиться в Лёньку? Блондины с голубыми глазами считаются смазливыми и милыми, но мне они никогда такими не казались. По большей части потому, что вызывали стойкие ассоциации с Лёней.

Посмотрела на одухотворённого друга и решила, что не стоит ему обнадёживаться раньше времени. То, что это Ира Истомина ещё не отменяет того, что она может быть медсестрой или интерном, следящим за оборудованием ради какого-то эксперимента или потому, что прибор может быть несправен.

— Как её вообще сюда пустили, вот что интересно, — сменила тему я, поскольку отношения, которых и не было, меня мало интересовали.

Парень воззрился на меня так, словно я сморозила какую-то чушь, причём лично его оскорбившую. Мол, уж ради встречи с ним-то девушка легко нашла способ попасть в закрытую на ночь больницу, да ещё в палату…

— Что? — легко выдержала его взгляд я. — Кем она назвалась, что ей разрешили прийти и торчать тут полдня?

Про «полдня» было не точно, но звучало весомо.

— Ты просто завидуешь, что у тебя никто по полдня не торчит, — парировал Лёня.

— Я просто переживаю за нашу безопасность, — ответила я с достоинством, приосанившись и поправив волосы с умным видом. — Мало ли, кто придёт и отключит тут всю аппаратуру. Это явно очень легко сделать.

Сыроежкин скептически смотрел на меня, а я для важности даже надула губы: чтобы он видел, что я на полном серьёзе: не дело, что у нас с ним не палаты, а проходной двор!

Мой друг прищурился, подходя ко мне ближе:

— У тебя есть враги? Которые придут отключать аппаратуру? Даринка, я чего-то о тебе не знаю? — неожиданно Лёнькино настроение улучшилось, глаза загорелись, и он принялся шутить.

— Ты и о себе-то многого не знаешь, не то, что обо мне, — усмехнулась я. — Вон, очевидного не замечал, а теперь светишься, словно тебе в любви признались!

— Так и признались, — пожал плечами довольный Лёнька, которому очень льстило, что Ира, уйдя из нашей группы, не только не забыла его, но и разыскала и была рядом в трудную минуту. — Она любит меня, это ж теперь ясно! И про халат сошлось: не её он. Она его где-то подхватила и надела, чтобы только ко мне проникнуть. Или ты думаешь, она реально пришла аппаратуру отключить?

— Я б на её месте пришла отключить, — на полном серьёзе ответила я. Если б меня угораздило влюбиться втакого типа, как он, то точно умом бы я не блистала и пришла уничтожить такого твердолобого занудного типа.

Нашу милую дружескую перепалку прервали звуки шагов по коридору. Мы по привычке замерли, словно нас могли увидеть или услышать. Мы даже отошли к стеночке, чтобы сквозь нас не ходили, а то это не очень приятно и служит лишним напоминанием о нашем незавидном положении.

Шаги замерли около нашей двери, а потом дёрнулась ручка, и в палату вошёл крупный мужчина: высокий и крепкий, от появления такого палата сразу показалась мне маленькой, а лежащий на койке Лёнька — просто тощим мальчишкой. Походка вошедшего была какой-то тяжёлой, но уверенной и спокойной, и оттого в нём чувствовалась какая-то мощная сила. Он вошёл в палату в ослепительно белом халате и с бейджиком, подошёл к Ирине и, соответственно, к нам, а потом устало вздохнул, привлекая внимание даже не обернувшейся на него девушки.

— Завотделения, — прокомментировал Лёнька, который в силу своего занудства читал бейджики у всех подряд, даже у кассиров в гипермаркетах. — Истомин Валентин Васильевич… Это ж выходит…

Мы переглянулись, а потом оба начали рассматривать пришедшего врача на предмет его похожести с Ирой.

— Отец, наверно, — пробормотал Лёнька, всматриваясь в его лицо.

И тут Валентин Васильевич напугал нас: перевёл взгляд точно на Лёньку и, кажется, даже в глаза ему посмотрел в течение нескольких секунд. Мне стало не по себе, даже как-то жутко, словно это не Истомин узрел призрака, а я.

Не знаю, могла ли у меня стынуть кровь в жилах, но поощущениям мороз по коже пошёл. Неужели этот колоритный врач видит нас?

Лёнька под этим взглядом замер и нервно сглотнул, не зная, как вести себя. Этот мужик — не Сашка, с ним не будет так просто и легко, словно всю жизнь знакомы.

Но потом, после этого долгого пристального взгляда, Истомин моргнул и посмотрел на Иру, которая подняла на него печальный взгляд и тихо спросила:

— Папа звонил, да? Просит выгнать меня?

Спросила так, что у меня внутри всё сжалось от сострадания. Девушка и правда переживала… Наверно, просидела бы здесь ещё полночи, до самого утра.

Я перевела взгляд на Лёньку, который стоял и, как завороженный смотрел на Иру, которая восхищала его всё больше и больше, и за этим любованием и восхищением он не понимал, насколько всё трагично и грустно.

— Значит, не отец. — Пробормотал он, разглядывая Истомина. — Кто тогда?

— Муж. Или младший брат. — Мрачно пошутила я, но шутка не показалась смешной ни мне, ни Лёньке.

Истомин смотрел на девушку с сочувствием, но явно за рабочий день он устал немало, а ещё предстояло дежурство, так что искать какие-то особенно точные и убедительные слова он не стал. Кроме того, мне показалось, что все такие слова уже давно сказаны, но не возымели должного эффекта.

— Ириш, тебе домой надо. — Спокойный голос завотделением не настаивал, но и не терпел возражений. Таким и должен быть голос у сильных людей, которые точно знают, что они правы. — Я такси вызвал уже.

Ира подняла на него взгляд чистых голубых глаз, которые походили на глаза Лёньки и Богдана, но показались мне какими-то особенно умными, не такими, как у ребят. Верно говорят, что глаза — зеркало души. Душа у Истоминой была, видимо, красивой.

— Но… — она хотела возразить что-то, но сама же не смогла найти нужных слов и замолкла, так ничего и не придумав.

— Мы договаривались, Ир… — Как-то вдруг виновато напомнил Валентин Васильевич. — Родителям твоим в Иркутск звонить не буду, но чтоб на учёбе эти твоим посиделки с коматозником не отражались, лады? А то скажут, отправили, чтоб дядька присмотрел, а он на самотёк всё пустил. Завтра тебе к первой паре. Такси внизу ждёт.

— Значит, дядька, — уловила основную мысль я, но Лёнька уже потерял интерес к родственным связям этих двоих.

Он смотрел на Иру, словно не мог насмотреться и не понимал, что она вернётся сюда снова. Я знала это, видела и чувствовала, а вот Сыроежкин никак не мог поверить, и потому смотрел, ловя последние секунды сегодняшней встречи.

Явно не хочет расставаться с ней… Так это не проблема! В нашем-то положении!

— Хочешь, проводи её до дома, — предложила я, толкнув Лёню локтём в бок. — Сядешь с ней в такси… Может, признания в любви к тебе послушаешь, если она решит с таксистом поболтать о жизни. Отличный план?

Лёня смутился и, кажется, даже покраснел.

— Да ну тебя, — отмахнулся он. — Я ж не ты всюду преследовать людей.

Это он намекал на то, как я потащила его сперва за Сашей, потом за Богданом, а потом снова за Сашей… Да, я любопытная. И сейчас бы сама отправилась за Ирой, вот только в этом не было никакой интриги: всё и так предельно понятно. Ей нравится Лёня, вот и всё. Возможно, это любовь. В общем, ничего интересного.

Мы, а также Валентин Васильевич проводили Иру к выходу через приёмный покой.

Истомин остался стоять на крыльце, закуривая сигарету, а Ира села в такси и поехала домой.

— Вот такие люди имеют право курить, — заявил Сыроежкин. — У них нервы и всё такое, работа трудная… А такие, как Майский, курят от слабости, вот и всё.

И Сыроежкин гордо отправился в свою палату, оставив меня на крыльце вместе с Истоминым.

Я наблюдала, как он курит, а потом, набравшись смелости, подошла и попыталась поймать его взгляд, чтобы он посмотрел на меня так, как в палате на Лёньку. Чтобы увидел и дал понять, что видит.

Но ничего не получалось. Истомин всё равно смотрел мимо, сквозь меня…

— Ты ж бросил! — из больницы вышел сутулый дежурный врач с приёмного покоя и достал зажигалку с сигаретами.

— Бросил. — Ответил Валентин Васильевич и невнятно добавил: — Это так…

Из оборвавшейся фразы было не совсем ясно, о чём он, и потому сутулый коллега уточнил:

— Из-за Иришки?

— Да нет. — Щурясь от сигаретного дыма, что лез в глаза, пожал плечами Истомин и привалился плечом к стене. — Чертовщина какая-то…

Сутулый понимающе кивнул, а потом дал дельный совет:

— В отпуск тебе надо…

Истомин многозначительно покивал, соглашаясь с коллегой, а потом внезапно, когда я совсем этого не ожидала, посмотрел мне прямо в глаза…