Зомби-Киев

Глава 77

По дну коллектора журчал поток, с арочного, из продольных бетонных панелей, свода свистали толстые наплывы сталактитов. Ход то заворачивался, то шел прямо. Ира с Пантюхиным поднимались за Жуком по перекатам с водопадами в перепадных камерах, где глубина была по пояс. Особенно понравилось в высокой комнате, где слева из широченной трубы трубы шабашила вода, а наверх, в острую от потёков люковую шахту вели ржавые скобы. Жук поскользнулся и растянулся в воде, изрядно хлебнув.

Все и раньше были до трусов мокрые — около входа в лежащий чуть ниже моста Патона портал Наводницкого ручья, из Днепра пришлось идти в воде. Голос встававшего Жука прозвучал уверенно:

— Не ссы братишка, работает спецназ!

— Что? — спросил Пантюхин.

— Это есть один диггер, Дворф. Он нерабочую рацию древнюю на поясе носит. И вот его когда клинит, он такое говорит. Еще что-то про товарища майора, типа он ему докладывает в эту рацию.

Жук полез в карманы и долго силился оттуда нечто достать, поучительно говоря:

— В условиях зомби-апокалипсиса, на Правом берегу свободу перемещения будут иметь только диггеры, а на Левом — паркурщики.

Вытащил кулечек со смартфоном, извлек его наружу и пролистал пальцем необычные карты.

— Что за схемы? — заглянул через плечо Пантюхин.

— Диггерский кадастр.

— Я думал ты в голове все держишь.

— Не. Я вообще только начинающий. К тому же я с Левого берега. Вот это со стороны хлещет ручей с Дружбы Народов. Там когда-то озеро даже было, под больницей четвертого управления. Дайте подумать.

— Куда мы по нему вылезем? — спросила Ира.

— К низу улицы Струтинского, потом оттуда можно на Бастионную.

— А если прямо, основным ходом?

— Вот туда я и веду.

В коридорах, между потоком и стенами оставались узенькие наклонные берега, где было неудобно идти. Жук топал по воде в бахилах, давно не обращали внимание на мокрую обувь и Пантюхин с Ирой.

— Вот мы уже миновали Зверинецкое кладбище, сообщил Жук, — Оно было левее. Можем вылезти на Старонаводницкой, но я предлагаю свести перемещение на поверхности к минимуму и свернуть в дренажно-штольневую систему Печерская. Она под Царским селом идет до станции метро Печерская. Придется…

Пришлось присядом и на четвереньках, по трубе диаметром один и два, как справочно поведал Жук. Внизу трубы по намывам протекал ручей. Потом они лезли металлическими трапами вдоль стен, на уровни выше, где можно было разогнуться, почти коснувшись головами потолка, в прямоугольного сечения бетонных коридорах. Там вода отводилась в желоба, а вдоль стен длились скользкие дорожки, и проще оказалось снова идти по ручьям.

Пантюхин уже не мог сказать, болит раненая нога или нет — болело всё тело. Они не останавливались отдохнуть, потому что боялись, что у Жука сядут фонарики, а это означало смерть в темном подземном лабиринте. И хотя Жук робко предложил спортивно подтянуться еще на уровень выше, в ДШК Суворовскую, чье название относилось к Суворовскому военному училищу, Ира с Пантюхиным решительно отказались.

И вот они щурятся наверху, хотя небо заполонили тучи, но всё равно светло по сравнению с сырой, холодной подземлей. Рядом зеленая оградка из прутьев, за нею детская площадка — ага, садик. Липы, елочки, надо всем — позади — небоскреб. Царское село, террасами сходящее в Наводницкий овраг.

— Когда-то здесь был частный сектор, — обвел местность руками Жук.

Одна дорога огибала садик, другая поднималась на зеленый, в деревьях пригорок вверх. Там тоже небо закрывал небоскреб, похожий на корабль. По обочине у возвышения шла выложенная камнем бровка.

Медленно, уже по недавней привычке пригибаясь, троица выбралась по дороге наверх. На другой стороне пустого шоссе — бульвара Леси Украинки — виднелось приземистое, напоминающее таблетку строение о двух этажах, обустроенное под кафе и закусочные. Это была Круглая башня Васильковского укрепления.

— Может туда постучимся? — предложил Жук.

— Ну давай попробуем, — ответила Ира.

Они стали переходить дорогу.

— Вообще я забыл, надо было из дренажки проникнуть на станцию метро Печерская, — Жук махнул направо, к площади, где за высотками скрывалось здание ЦИК, — Метро сейчас безопаснее всего. В принципе.

Около башни тротуар был вымощен плиткой. Между современными окнами и дверьми, в стенах располагались бойницы — расширяющиеся вовне, чтобы стрелять можно было под углом. Из небольшой полоски земли росли побеленные снизу липы. На лавочке под навесом остановки лежал человек, свесив руку до пола. Под ним натекло много темной, сгустившейся уже крови.

— Почему он не оживает? — спросила Ира.

— Он наверное и так жив, — Пантюхин пошел за Ирой, чуть приотстав. Жук вообще оказался с другой стороны остановки, за стеклом.

Мужчина в джинсах и порванной на груди футболке лежал. Левая рука под головой. Веки смежены, рот приоткрыт. Оттуда доносилось мерное, сильное дыхание.

— Привет! — сказала Ира, дотронувшись до плеча. Нет ответа. Приподняла его руку и положила на живот раненого. Поняла, откуда столько крови — из подмышки, там всё вокруг просочилось.

— Вы меня слышите?

— Он умирает, — сказал Пантюхин.

Жук стучал, грохотал в двери:

— Впустите нас! Тут человеку плохо! Он погибнет!

Кто-то мелькал в окошках тех дверей, внутри ходили затемненные люди.

— Жук, — обратился к нему Пантюхин, — Они в крепости, им на нас насрать. Они нас боятся больше чем зомби. Это такие сейчас люди.

— Нет, ну так не может быть, — Жук еще раз постучал, прижавшись лбом к стеклу, вглядываясь.

Пантюхин говорил в никуда:

— Сейчас Киев превратится, уже превратился, в острова. Там где нет зомби — там острова жизни. Крупные ТРЦ, мелкие магазины, жилые дома. Люди будут сидеть в них, как мыши в норах, и перебежками куда-то вылезать, допустим в те же магазины, за харчами, но их туда никто не пустит, потому что магазин теперь тоже остров, и люди там будут жить, пока хватит жрачки. Они отведут себе там какой-нибудь угол, будут гадить в ведро, и ну может месяц прокукуют, ожидая, пока прилетят а хоть бы твои спецназовцы на бирбалетё и постреляют всех зомби.

— В домах будет хуже всего, — сказал Жук.

— Почему?

— Вода. Я думаю, если это везде, то скоро отрубится электричество. Это означает отключение насосов. Всё, прикиньте — нет воды.

— Мля, — Пантюхин почесал подбородок.

Ира что-то говорила на ухо лежащему. Он не двигался, не моргал, он просто дышал. Она повернулась:

— Идем.

— Да, — ответил Жук, — Нам туда.

Они пошли от башни к угловому советскому дому, большой панельке. Ира прислушалась:

— Стреляют.

Жук пояснил:

— Там за башней, в квартале, военный городок. Но нам дальше.

И были витрины с манекенами и спортивными снарядами, и мозаика у входа в бывший магазин «Юный техник», а у обочин распустили ветки каштаны. Завернули за дом, на улицу Кутузова — слева белел тот же здоровенный советский дом, а справа НИИ — одинаковые окошки со шторками и кондиционерами, жалюзи и кактусы. Жук указал на махонький проезд в квадратную арку, вглубь двора.

Жук долго возился, поднимая фомкой люк. Перед спуском посмотрел на небо:

— Мне это не нравится. Если пойдет ливень, нам скорее всего капец.

— Не заморачивайся, — сказала Ира. Жук посмотрел на нее:

— Как скажешь.

Уже передвигаясь на четвереньках по тесным трубам, с перевешенным на живот рюкзаком, Жук снова жалел:

— Спортивные товары… Фонарики…

— Сколько нам лезть? — спросила Ира.

— По прямой около двух каэм.

Пантюхин, замыкавший унылое шествие, выругался. Жук продолжил:

— У меня еще одна смена батареек в основном фонарике, и налобный еще светит. Как только в основном начнут садиться следующие батарейки, эвакуируемся через ближайший люк. Как только усилится поток воды — то же самое.

Ползли, шли на карачках, пригнувшись, как угодно. Коридор менял очертания, поворачивал. В нем лежал тошнотворный мусор, какие-то рамы, сопли порванной ткани, пол был то ровен, то усыпан ломаными камнями.

Говорить не хотелось, просто была цель двигаться дальше. Жук уже не пояснял, где они, что на поверхности, один только раз произнес мечтательно:

— Мы ща под дворцом «Украина». Там справа есть окошко в заводской стене, и в нем продают пирожки. Боже, как я хочу тех пирожков! Жареные с картошкой, как лапти большие. Когда вся эта херня закончится, я пойду и куплю там… Десять пирожков и сразу съем. Буду стоять и есть один за другим!

Потом над головами забрезжил через решетки свет. По решеткам развалисто ходили мертвецы. Тогда же вода стала прибывать и скоро уже струилась вокруг ног и все ускорились, насколько это было возможно, а труба становилась ниже и уже. Время от времени поток срывал кого-то и тащил на лезущих впереди — будь человек один, унесло бы дальше.

Промокшие до нитки, продрогшие, исцарапанные, в ссадинах, они наконец перестали сопротивляться и поддались бешено текущей воде, грохотавшей вокруг. Не могли даже кричать, иначе захлебнулись бы. Погас фонарик. Некий круглый свет бледнел впереди. Ближе, ближе.

Упали кучей из жерла бетонной трубы — вода хлестала через них дальше, в желоб Лыбеди. Тут ливня не было, но тучи стояли грозно и надвинулся мрак.

— Раздавил, сука, кто сверху? — прохрипела Ира. Пантюхин отвалился в сторону, его вырвало грязной водой и пеной. Чуть в подале отполз Жук, на немыслимо сохранившемся рюкзаке.

— Мля, — Пантюхин попытался привстать на руках и не получилось.

— Я наверное попал на тот свет и меня окружают знакомые лица, — тихо сказал Жук, глядя на людей, шагающих к трубе речки Ямки, — Веста, где мой фонарь с последней диггерки?