Зомби-Киев

Глава 49

Злое солнце палило асфальт, зато здесь, в тенечке картинного ясеня, можно было не щуриться. Лёха думал, что успел. Рванул на себя Милу, и Дима, разорвав зубами на плече ее футболку, отвалился. Сразу же, дёрнувшись, попытался захватить ее руками, но обнял пустоту — Мила уже отскочила на несколько метров в сторону шоссе.

— Всё, нам тут делать нечего, — Лёха повел ее за руку через дорогу, удаляясь от подножия Лысой горы, на деле вовсе не лысой, а покрытой буйной зеленью.

Неистово сигналя, от Демиевки гнал старенький жигуль, внутри сидело четверо. Лёха остановил Милу, а так бы она шла, шла, шла. Всё равно.

Перебрались через широкую, на много полос Саперно-Слободскую. Жилья тут не было никакого, только к Демиевке, вдоль предварявшего Лыску холма Саперной Слободки торчали небоскребы. Мила оглядывалась — под ясенем шевелился мертвый Дима.

На другой стороне дороги, при заезде эстакады, был забор из металлических прутьев. Рекламные щиты предлагали строительные материалы и соль, от хозяйственной до каустической.

— Боже мой, — пробормотал Лёха, — Так открыто продают…

Он хотел было свернуть тропкой в заросли, растущие до самого моста, но вспомнил, что там пути через железную дорогу закрыты оградой.

Шоссе полукругом поднималось к мосту над путями в долине Лыбеди. Мост был пуст, если не считать стражников-фонарей. Впереди высились, разделенные оврагом спрятанной под землей речки Бусловки, застроенные жилыми комплексами склоны гор — Черной и Бусовой.

Лёха с Милой долго шли по мосту. За их спинами над Лыской поднимался загнутый к Днепру столб дыма. Огонь перекинулся и на деревья, покрывавшие холм.

Мила, не остановливаясь, оттянула на плече разорванную футболку и посмотрела. Разорванная кожа темнела кровью.

— Теперь я превращусь в зомби, — сказала Мила.

— Не превратишься, пока не умрешь, — ответил Лёха, — По законам жанра. А от такой раны как у тебя не умирают. Хотя заражение крови может быть.

— Да мне как-то всё равно.

— Рано себя хоронишь.

Мост не кончался. Ветер нарастал, иначе они бы расплавились и не дошли до перекрестка у низовья улицы Киквидзе. И без того всегда сонная, сейчас она была мертва. Постепенно набирая высоту, дорога восходила за поворот вдоль притихшего ряда общаг.

— Я тут вырос, всё знаю, — говорил Лёха, — Вон транспортный институт, потом художественная академия, где я учился давно. Ты где живешь?

— Комнату снимаю на Коперника.

— Во, я через Коперника в рок-шоп ходил… Думаешь, теперь реально туда добраться? Транспорт кажется не ходит.

— Люди тоже. Только мы.

— Да.

Они поравнялись с деревянным теремком около пятиэтажки, возле троллейбусной остановки. Под острыми причудливыми крышами теремка приглашал освежиться бювет.

— Давай попьем? — предложила Мила.

— Там дальше есть вода вкуснее, — сказал Лёха, — К тому же там спокойнее будет.

— Да и тут никого. Ну ладно.

Светофор напротив теремка сменил цвет на красный. На остановке под навесом был киоск с сигаретами и напитками на витрине. В закрытом окошке — надпись на картонке: «Технический перерыв».

— Ничего не стоит, — заметил Лёха, проходя мимо, — Разбить сейчас стекло и затовариться какими-нибудь батончиками и банками. В кино всегда так делают. Всё, наступил коммунизм.

— А чем ты разобьешь?

Лёха поглядел по сторонам.

— Да, нечем. Ну обычно локтем разбивают.

— Ну попробуй.

— Да я так локоть себе травмирую. Лучше пойдем из родника попьем.

Они двинулись дальше. Между домами, в глубине дворов, стеной поднимался темный от могучих деревьев склон Бусовой горы. Среди кустов выглядывали входы в погреба. Окна общаг, стоящих за побеленными снизу нарядными каштанами, были зашторены, изнутри не слышалось ни звука.

— Извини, — сказал Лёха, — Я забыл, как тебя зовут.

— Мила Нирванова.

— Нирванова? — удивился.

— Сначала, у прадеда, было Нерванова, потом по ошибке попала в паспорт буква «и», ну и так осталось.

— Вот бы мне такую фамилию. А я Лёха, Алексей Карпенко.

— Я волнуюсь о родителях, — сказала Мила, — Но они живут в Чернигове.

— Может до Чернигова еще не докатилось, — потом добавил, — И не докатится. А мои родители умерли, так что мне не о ком беспокоиться. Мне проще.

Мила кивнула. Задала вопрос:

— Как думаешь, почему людей нет?

— Все по домам попрятались. Сами догадались или им по телеку сказали. Я когда ужинать сажусь, смотрю на дом напротив — все сидят перед плазмами. Что там скажут, тому и верят.

В следующем просвете меж домами, у очередной остановки, Мила увидела необыкновенное. Сначала ей показалось, что вдоль горы, попирая зелень, кто-то выстроил большие кубики.

Начиналось это грудами щебня и ползло вверх по склону раскрашенными стенами, комнатками с проемами окон и дверей. Со стен весело глядели разноцветные кружочки. Слева ржавыми листами бурело приземистое сооружение с навесом.

— Что это? — спросила она, — Что за трущобы?

— Раньше тут был магазин, гараж при нем, и разные пристройки. Это всё, что от них осталось, — пояснил Лёха, сворачивая туда. Он остановился, не доходя до развалин гаража в самом низу и всмотрелся. Мила тоже.

— Что там?

— Никого. Обычно тут живут. Видно тоже спрятались. А теперь сюрприз, — он подошел к прямоугольной дыре в земле. Обложенный кирпичом колодец с двумя трубами, одна выше другой. Из верхней стекала вода.

— Гараж построили над знаменитым в девятнадцатом веке источником, родником Бусловкой, он питал одноименную речку. Тут, — Лёха указал на задний двор близлежащего дома, — Есть еще один колодец, но там неудобно пить. К Бусловке съезжались водовозы со всего Киева. Сам городской голова Эйсман пил только воду из Бусловки, даже во время эпидемии холеры. Так что теперь, во время эпидемии зомби, тоже я думаю можем пить спокойно.

Он встал на колени около колодца, наклонился и черпая воду ладонью, начал сёрбать. Потом уступил место Миле. Вода оказалась очень студёной и сладкой. Лёха сказал:

— Те кто живут в этих трущобах мне рассказали, что в окретсных склонах содержится серебро. Поэтому вода такая вкусная.

— Наверное серебро ее и очищает, — Мила утёрла губы.

Глухой двор за общагой, узкий, между домом и громадными клёнами при самой горе, отделялся от развалин сетчатым забором, в котором зияла дырка.

Лёха с Милой пошли туда. Из щелей невысокой бетонной опорной стены сочились рыжим родники. Асфальт был мокрым и в языках железистой гнили.

— Куда теперь? — спросила Мила, — Вообще, куда мы идем?

— На кудыкину гору! Я сам не знаю, куда податься.

— Если улица, по которой мы шли, пуста, значит на ней опасно.

— Логично. Тогда давай полезем наверх.

— А что там?

— Задворки гаражей, переулок — дай вспомню — Снежанский. И потом по Зверинецкой улице мы выберемся к ботсаду, а там остановка, может еще что ходит. Ну как?

— Годится. Лезем!

По груде земли они забрались на опорную стену, в нагнетаемую кленами темень, и начали восхождение по крутому боку Бусовой горы.