Золочёные латунные кости

18

Звук шёл от кровати. Я отбросил антологию шедевров Джона Спасителя. Я решил, что Морли давится.

Он и давился. Словами. Глаза открыты, он пытался говорить.

У него были дикие глаза. Его не занимало, где он, и что происходит. Последнее, что он помнил, это как его пырнули. Моё присутствие не помогало. Он не узнавал меня.

Время было на моей стороне. Он никуда не собирался. На это у него не было ни сил, ни воли. Он чувствовал каждую рану. Ему хватило одной попытки приподняться, чтобы ясно представить себе, как он проведёт следующие несколько недель.

Он едва не кричал. Ему не хватало громкости, чтобы сюда сбежался весь дом. Он лежал, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя. Наконец он узнал меня.

— Ты всё-таки достал кого-то немного чересчур. Наверное, возложил свои благословения не на ту жену или дочь.

Он выдал звук, означающий отрицание.

— Тогда это бизнес, или прошлое дало о себе знать.

Он не ответил. Он задумался. Так как сейчас он вроде бы стал честным ресторатором, я предположил, что он перебирал в памяти связи.

Он продолжал молчать.

Стоит ли мне отложить идею о мстителе из прошлого? Несколько ещё были живы и представляли угрозу. Морли, которого я знавал в молодости, не оставлял живых врагов.

Он провалился в сон, затем проснулся несколько часов спустя всё ещё не в состоянии говорить. Он дал мне понять, что хочет пить.

Он спал, когда Диди и Страсть пришли для вечерней приборки и кормёжки. Я не стал делиться хорошей новостью. Я хотел побыстрей от них избавиться.

Мисс Ти заглянула во время уборки, но ушла, ничего не сказав.

Морли ушёл в продолжительную глубокую спячку. Когда Джон Спасение осточертел мне — пока я читал, мне всё время слышался его раздражающий, ноющий, скрипучий голос — я притушил лампы, растянулся на кушетке и тоже отправился на боковую.

В какой-то момент я наполовину проснулся со смутным ощущением, что Морли пытается что-то сказать. Очень механически и столь же понятно, как горький пьяница, он бормотал на своём родном языке. Вскоре я проснулся окончательно от того, что мне показалось, будто нечто пытается открыть окно. Стекло треснуло. Рама скрипнула.

За вспышкой и взрывом снаружи последовали вопли и крики. Потом пронзительная трель свистков гражданской гвардии. Я ничего не увидел, когда подошёл к окну. Света не было. Была густая мгла.

Больше я ничего не услышал, пока ранние пташки — Диди и Исчадие Ада — не разбудили меня, гремя дверью по кушетке.

Исчадие Ада. Ух. Какое изумительное имя. Но я буду уважать её выбор и называть её Страстью.