32

Плохо смазанные оси жутко скрипели, что однако совсем не влияло на скорость движения телеги.

— Тьфу! — смачно сплюнул Гнат, расстегивая на груди темно-зеленую рубаху. — Вот стерва, до сердца продирает! Говорил же тебе, смазать надо!

— Так нечем, — буркнул в ответ лежащий на боку детина. — Масло кончилось и, кажется, нам его вообще больше никогда не видать… Господин капитан сказал, что мы дураки и все наши запасы сгорели.

Лошадь медленно переставляла копыта, словно намекая, что неплохо бы и подковать ее заново. Впрочем, на меланхоличной морде было сложно что-то прочитать. Глядя на эти поникшие уши, заросшие бельмами глаза и отвисающую губу, вообще ничего не хотелось спрашивать, тем более у лошади.

— Дураки, дураки…, — не следя за дорогой, бормотал Гнат. — Это не мы, а ты дурак! Я же тебе говорил, ломай дверь! А ты, что? Не могу, не могу… Дверь дубовая, да из ладных досок, — он очень похоже, гнусавым голосом, передразнил напарника. — Не могу. Очень больно. Дохляк! Теперь все, алес! Изба сгорела! Девки убежали! От барахла осталась кучка пепла… Что сопишь? А? С кого теперь господин лейтенант спросит? С кого, с кого? С меня, конечно. Вот, опять Гнат Михеич за всех отдувайся… Молчишь?!

Наконец, так и не дождавшись ни какой реакции, полицай повернулся назад.

— Мить, ты чего? — напарник, чуть не свесился с телеги, всматриваясь куда-то вдаль. — Скачет за нами кто? А? Матерь божья! Людишки какие-то… Смотри сколько! Один, два, три…, человек десять кажись. Ненашеньские, вроде. Точно ведь, Митрофан?! Я всех в округе знаю! Нету у нас таких!

У самой кромки леса, действительно, виднелись какие-то фигуры.

— А что делать то будем? — почему-то с дрожью в голосе, спросил Митрофан. — Вона их сколько. Тикать надо! А то разом нас побьют.

Не смотря на свое тугоумие, Митрофан обладал поразительным чутьем на опасность, что не раз его выручало. Бывало еще в детстве, соберется местная шантрапа в колхозный сад за яблоками и обязательно зовет его. Знали хитрецы, что он всегда сухим из воды выходит.

— Тикать, говоришь? — внезапно Гнат дернул на себя вожжи. — Неее, Митка! — он с превосходством посмотрел на товарища. — Сейчас мы их уконтропопим, как говаривал мой папашка. Посмотри-ка, лучше… Винтарей то у них нету! А у нас есть! Поди совсем там в лесу оголодали, раз на дорогу лезут…

Спрыгнув с телеги, полицай начал заряжать винтовку. Как назло, именно в этот момент, затвор ни как не хотел открываться… Сгоревшее масло и здесь успело отметиться!

— Давай, вылазь! — зло он выкрикнул, ковыряя в железке. — Дурак, медали нам дадут! Господин лейтенант после этого, точно все забудет. Понял? А может и денег каких дадут… Нет! Если всех партизан в плен возьмем, в Неметщину поедем! Точно, в Неметчину! Люди бают, что там хорошо… В магазинах всего полно, морды у всех сытные, а бабы там знаешь какие? Вооо! Так что хватай винтарь, а то назад уйдут!

Фигурки людей приближались чересчур медленно, буквально еле передвигали ноги. «Как есть, оголодали, — про себя усмехнулся Гнат, с теплотой вспоминая припрятанный в котомке большой кусок сала. — Поди кору да лебеду там жрали… Дурни! Чего в леса переться?! Если мозгами то шевелить, то и здесь хорошо прожить можно… Ха-ха-ха-ха-ха! Так, скоро, глядишь, и начальником каким сделают».

Телега вновь скрипнула, освобождаясь от тяжелого груза. Митрофан, все-таки решился… Нервно оглядываясь, он застыл около лошади.

— Эх, вояка. Рожа, как у хряка, а малохольный что ли? — еле слышно пробормотал Гнат, увидев, как у напарника в руках ходит ходуном винтовка. — Что-то еле плетутся они… Может покричать им для скорости? — уже вслух проговорил он.

До них оставалось примерно с километр, если напрямую идти. Через болотистую ложбинку перемахнул и все, встречайте, дорогих гостей. К удивлению обоих полицаев. первый же ее бредущий партизан пошел прямо на них. Было прекрасно видно, как он с трудом вытаскивает ноги из илистого дна.

— Видно, допекла их такая жизнь, — приложив ко лбу руку, пристально наблюдал за переправой Гнат. — Сами в руки идут… Заживем теперя, Митька! Ух как заживем! Жрать будем от пуза, пить как господа! А это что еще?

Прямо за их спинами, как раз со стороны деревни, в которую они направлялись, кто-то ломился через камышовые заросли. В воздухе стоял хруст высохших стеблей и какого-то бормотания!

— Что-то не пойму я, — забеспокоился Гнат, поворачиваясь в сторону шума. — А там-то кто так прет… Эй, кто там такой шебутной? Отзовись-ка, а то возьму и стрельну для острастки!

— Гнатушка, — вдруг, в его плечо вцепился Митрофан. — Не нравиться мне это. Давай уедем отсюда! Вона до деревни сколько…

— Да что там может быть, — уже без твердой уверенности в голосе, пробормотал полицай. — Плечо отпусти, а то раздавишь! Сейчас я им пальну туда. Будут знать, как со мной шутки шутковать…

Клацнув затвором, он выстрелил в стороны камышей. Шум, раздававшийся до этого немного в стороне от них, не затих. Наоборот, теперь кто-то шел целенаправленно в стороны телеги.

— Похоже ты и прав, Митрофанушка, — ему окончательно поплохело. — В комендатуру надо сообщить. Пусть они и разбираются с этими…, — во рту вдруг оказалось подозрительно сухо. — Давай-ка, садись в телегу!

Едва стена камыша рухнула на дорогу, как кобыла попыталась изобразить галоп. Хлясть! Хлясть! Хлясть! Обезумевший от страха, Гнат, что есть силы хлестал лошадь по крупу. А та, выпучив от неожиданности и боли глаза, сорвалась с места.

— Стреляй, Митька! Стреляй в окаянных! — не оборачиваясь, заорал Гнат. — А то не уйдем!

На дорогу что-то упало! Человек! Непонятной кучей каких-то лохмотьев, он копошился. Неуклюже помогая себе руками, попытался встать… Выстрел! Еще один! Упал! Голова откинулась в сторону, а из груди толчками забила какая-то жидкость.

— Еще пали! — орал Гнат, продолжая лупцевать лошадь. — Не жалей патронов!

Телега уже исчезла за поворотом, а выстрелы все еще продолжали звучать.

Валявшийся на дороге человек в остатках покрытого пылью кителя шевельнулся снова. Обгрызаная до костей рука упорно царапала твердую землю, оставляя быстро засыхающие на солнце следы…

Через полчаса, показавшиеся полицаям вечностью, кобыла буквально влетела в село и была, чудом, не продырявлена огнем пулемета.

— Не стреляйте, — запоздало начали орать два голоса, демонстрируя при этом нарукавные повязки. — Не стреляйте! Мы не партизаны!

Телега, не успевая за резко свернувшейся лошадью, перекувырнулась перед шлагбаумом и два визжавших тела покатились к крыльцо. Сразу же раздался довольный гогот, собравшихся полюбоваться на зрелище, немецких солдат.

— Не надо стрелять, — продолжал бормотать Митрофан, подобострастно вглядываясь в лица здоровых и довольных собой молодых парней. — Мы не партизаны…

Это были настоящие хозяева жизни. Победители! Тогда еще победители, крепко стоявшие на своих ногам… Небрежно накинутые на плечи кителя, из под которых проглядывали белые майки… Широкие искренние улыбки на все тридцать два зуба…

— Нам нужно к господину лейтенанту… Можно? — с несмелой собачьей улыбкой, заговорил Гнат. — Мы там вон ехали… Около Малых Хлебцов, а там на дороге люди какие-то…

— Was? — пролаял загорелый здоровяк — настоящая ровня Геркулесу. — Papiren? Кто есть вы? О, mein Goot! — последнее он уже адресовал Митрофану. — Erlich gesagt, er ist echtes Wiking! Кароший soldat! О!

— Господин начальник, — продолжал Гнат, стараясь попасться ему на глаза. — Из Березы мы ехали… Господин начальник, нам бы увидеть господина лейтенанта…

Вдруг, солдат вздрогнул. Несколько секунд он их внимательно рассматривал, словно что-то вспоминал. Губы его при этом еле заметно шевелились.

— Was, was? Beresa? — нервно облизывая губы несколько раз повторил он, то ли спрашивая, то ли вспоминая название города. — Beresa?

Наконец, его глаза приобрели осмысленное выражение. Это был ужас! Лицо скривилось в гримасе. Рот приоткрылся…

— Achtung! Achtung! Achtung! — не хуже паровой сирены взревел он, бросаясь в сторону комендатуры. — Sie kommen aus Beresa! Herr Hauptman! Hier ist durchseucht! Achtung!

Мирная идиллия развалилась как карточный домик! Прозвучало страшное слово «Береза», ставшее в последнее время для солдат и офицером немецкой армии синонимом ада на земле.

— Не двигаться! Не двигаться — раздалось откуда-то с боку, со стороны покосившейся избенки, где к стене прижимался переводчик. — На землю! На землю! Сесть на землю!

Напуганные солдаты мгновенно очистили небольшую площадь перед комендатурой.

— Не стреляйте! Не стреляйте! — Митрофан уже давно валялся на земле и, закрывая голову руками, рыдал. — Не надо! Не стреляйте! Это же мы…

В паре метров от него на животе лежал ничего не понимавший Гнат. До него только сейчас стало доходить, что вот-вот, в эти самые секунды, его могут пристрелить. Он даже физически представлял, как крошечный кусочек металла попадал в него…

— А-а-а-а-а-а-а! — не выдерживая оживающих в его мозгу картин, он попытался резко вскочить.

Прямо поверх его головы простучала пулеметная очередь.

Загрузка...