Зеленый фронт

111

15 сентября 1942 г. Москва. 10 ч. 36 минут.

По всему Садовому кольцу молча стояли тысячи людей. Где толпами по несколько сот человек, где группами по десять и двадцать, москвичи напряженно всматривались в темнеющие вдали фигурки. Они не разговаривали друг с другом, не переминались с ноги на ногу. Они просто стояли и ждали, когда мимо них пройдут те, кто так жаждал вступить ногой на каменную брусчатку древнего города.

— Через десять минут подойдет первая колонная товарищ Сталин, — негромко доложил высокий подполковник, чуть наклонившись к Верховному. — Вторая закончила формирование.

Не желавший афишировать своего присутствия, Сталин распорядился приготовить для небольшой группы людей несколько помещений в здании, из которого можно было бы беспрепятственно наблюдать за всей операцией.

— Сегодня исполнится мечта многих немецких солдат, — попыхивая трубкой, проговорил Верховный стоявшему рядом с ним наркому госбезопасности. — Они увидят Москву.

— Да, товарищ Сталин, — подтвердил Берия, отрываясь от открывавшегося со второго этажа вида многотысячной толпы людей. — Москву они запомнят на долго.

Люди на улицах в нетерпении зашевелились. С нарастающим шумом на улицу начали накатываться звуковые волны, образованные шаркающими звуками идущих в разнобой ног. Первая колонна, пятидесятысячной серой змеей, начала втягиваться между высокими зданиями. Впереди этой людской массы шагало почти 1300 пленных с офицерскими и генеральскими званиями, в том числе 19 генералов, шедших в форме с оставленными им орденами, и 6 полковников и подполковников. Бывшие командиры корпусов и дивизий шли с гордо поднятыми головами, сверкая тульями потускневших фуражек и стеклами сохраненных пенсне.

— Хорошо идут, — пробормотал Сталин, различая в толпе москвичей нескольких человек с кино и фотокамерами. — Думаю, Лаврентий, следующий парад должен состояться в Берлине. Возможно даже в следующем году. Как ты считаешь?

— У меня нет ни каких сомнений, что Красная Армия уже к концу этого года вышвырнет немецко-фашистское отребье с территории Советского Союза, — уверенно произнес тот. — И к началу 1943 г. мы должны забить фашистского зверя в его логове.

Люди напряженно всматривались в медленно проходящих офицеров противника. Женщины с притихшими малышами, высохшие старухи в ветхих черных платках, пожилые мужчины и подростки с горящими глазами следили за теми, кто принес многомиллионному народу страшные страдания, кто, возможно, убивал или издевался над их близкими, родными или друзьями. Они смотрели и не понимали, почему эти люди так поступили с ними? По улице шли точно же такие, как и они! У них также было две руки, две ноги, волосы на голове. Эти молодые и пожилые солдаты и офицеры также, как простые советские граждане, где-то там у себя дома, наверняка радовались яркому весеннему солнцу, которое особенно ярко начинало светить после долгой зимы. Они с такой же любовью шептали заветные слова своим любимым, с такой же нежностью прижимали к груди своих детей… Но, почему же? Почему же они так поступили?

Тут девушка, стоявшая почти у самого края оцепления, не выдержала. Из покрасневших глаз по бледно-серой щеке скатилась слезинка и она вскрикнула:

— Убийцы! Убийцы! Вы, слышите меня?! Убийцы!

С рыданием она навалилась на молодого солдатика из оцепления, который от неожиданности чуть не выронил винтовку с примкнутым штыком.

— Убийцы! — снова закричала она, пытаясь вырваться из рук схватившего ее сзади мужчины. — Убийцы! Вы, убийцы!

— Тихо, тихо, дочка, — шептал державший ее пожилой мужчина. — Не кричи. Не надо, — сквозь слезы шептал он, пытаясь удержать бьющуюся в истерике девушку. — Не надо, дочка. Терпи, терпи… Пусть больно! Пусть сердечко рвется на части…, а ты терпи, — девушка, глухо рыдая, еще пыталась вырываться, но чувствовалось, что это не более чем трепыхания смертельно раненного лебедя. — Терпи, моя хорошая! — горячо зашептал он, пытаясь сдержать собственный стон, рвущийся из его груди. — Нельзя нам, перед этим зверьем, слабость свою показывать. Понимаешь, нельзя! — девушка перестала трепыхаться и крепко его обняла. — Пусть они не видят наших слез!… Терпи, моя хорошая, терпи…

Ближний ряд гитлеровцев неуловимо дернулся, словно по ним прошлись чем-то острым. Небритые лица с грязными спадающими на глаза волосами испуганно повернулись в сторону девушки. Один из них с остатками майорского кителя, надетого вместе с грязными серыми кальсонами, подскользнулся и упал под ноги, шедшему за ним, солдату. Тот, смешно взмахнув руками, тоже навалился на него…

— Смерть! Смерть Гитлеру! — закричал уже кто-то с противоположной стороны улицы. — Смерть! — подхватил кто-то еще грозный крик. — Смерть Гитлеру!

Услышав знакомое слово, шедшие немцы ускорили шаг, стараясь пройти пугающее их место.

— … Лаврентий, кажется, начинается… — Сталин наклонился к Берии, продолжая уже давно идущий тяжелый разговор. — Наши «друзья» зашевелились, — слово «друзья» он произнес таким тоном, что у собеседника не осталось никаких сомнений, о ком именно и что именно он хотел этим сказать. — Не верю я им! Понимаешь, Лаврентий, не верю… Чувствуют они что-то. Как звери чувствуют опасность от сильно хищника, — Сталин оторвался от окна и посмотрел наркому прямо в глаза. — А мы этот хищник, мы…

Последние несколько дней эта тема в тех или иных вариациях уже не один и не два раза звучала в разговорах с глазу на глаз между ними. Снова и снова встречаясь с Берий (единственным человеком, который кроме самого Сталина на тот момент обладал полной информацией о Лесе и странных «телодвижениях» союзников), повторно изучая разведданные, Верховный страшно боялся ошибиться… Он конечно понимал, что и Черчиль и Рузвельт решились начать свою игру, в которой противником скорее всего уже будет не фашистская Германия, а Советский Союз. Об этом говорило слишком многое, чтобы не принимать всерьез эту информацию в дальнейших вешнеполитических раскладах. Но Сталин прекрасно понимал и другое! Союз между САСШ, Великобританией и Германией был настолько скороспелым и вынужденным, что любой поспешный и неудачный шаг, от кого бы он не исходил, мог привести к совершенно неожиданного результату.

— Нам нельзя ошибиться, Лаврентий, — прошептал Сталин, невидящим взглядом смотря через окно. — Нужно еще немного выждать. Пусть высаживаются. Эти две армии только по названию армии. Необстрелянные, не обученные с минимум тяжелого вооружения, они нам не противники.

— Нужно, товарищ Сталин, идти вперед, — вдруг прервал, молчавший до этого Берия. — Нужно идти вперед. Только делать это надо быстрее. Сейчас все вплоть до Варшавы можно взять практически без боя. Похоже, на всей этой территории даже единого командования не осталось. Все эти сотни тысяч бродящих там немецких солдат и офицеров совершенно разрозненны и практически неуправляемы. Они массово бросают технику, оружие… Нужно нанести несколько молниеносных и концентрированных ударов по всему фронту и все там развалится как трухлявый пень.

Он на несколько секунд замолчал, словно вспоминал что-то важное, и сразу же продолжил.

— Разведка докладывает, что только в нескольких местах на этой территории сохранилось некое подобие единого командования. Этой настоящие крепости. В … и в … сконцентрировались наиболее боеспособные немецкие дивизии. Партизаны докладывают, что фашисты стягивают туда оставленную другими подразделениям технику — танки, артиллерию, горючее. Скорее всего речь идет о примерно стотысячных группировках в том и другом случаях. Ими установлен полный карантин…

— Да, да… это все и так ясно, — устало проговорил Сталин. — Нужно вырваться к Одеру, а там нанести удар в самый центр. Все это понятно! Но нам нужно время. Ты знаешь не хуже меня, что еще недавно Красная Армия вела ожесточенные бои. Нужно хотя бы несколько спокойных и полноценных недель для перегруппировки войск. Если мы прямо сейчас попытаемся ударить тем, что у нас есть…

Берия прекрасно понял недосказанное. Тяжелые оборонительные бои конца 41-го и ряд непродуманных наступательных операций начала 42-го практически полностью выбили наиболее подготовленные и опытные части. Были катастрофические потери в тяжелом вооружении. Не хватало средних и тяжелых танков. Еще несколько месяцев назад доходило до того, что Сталину лично приходилось распределять танки по армиям и дивизиям. И вот теперь они пожинали плоды этого страшного по своим последствиям периода. В их распоряжении не было значительных армейских соединений с тяжелым вооружением, не потрепанных предыдущими боями и способных в этот самый момент выступить в качестве того бронированного кулака, который вышвырнет остатки гитлеровских войск с территории Союза.

— Товарищ Сталин, но Лес же обещал…, — начал было говорить Берия. — Что готов перенести войну и дальше — за оке…

— Что Лес? — тот аж изменился в лице, что в последние дни случалось с ним всякий раз, когда заходил разговор о тайном союзнике. — Что Лес? Он что за нас будет воевать? Он за нас выиграет эту проклятую войну, которую мы чуть не просрали!? Да?! — последнюю пару вопросов Верховный практически выкрикнул, отчего в комнату неслышно заглянул обеспокоенный Власик и моментально испарился, увидев лицо своего хозяина. — Эту войну мы должны выиграть сами! Ты меня понял!

В этот самый момент перед его глазами стояло лицо среднего сына…