109

Невысокий, среднего роста человек в ладно подогнанной форме, мягко захлопнул дверь автомобиля и сразу же сел на переднее сидение. Едва он занял свое место, как небольшой кортеж тронулся.

Власик (Власик Николай Сидорович, 1896 г. рождения, с 1931 г. возглавил личную охрану В.И.Сталина) прекрасно понимал, что ехать в Тимирязьевскую академию для того чтобы лично передать благодарность сотрудниками учреждения за внесенные в фонд Победы средства, было совершенно необязательно. «Раньше Хозяин так не делал, — размышлял он, продолжая контролировать дорогу. — Несколько строчек в газете всегда хватало… А тут всех на уши на ночь глядя.»

— Коля, — вдруг раздался голос Сталина, в котором отчетливо прослеживались нотки веселья. — Чего нахмурился? Знаю, что не одобряешь поздние поездки. Но надо, Николай, надо. Да, сейчас и не сорок первый…

«Точно! — ойкнуло в груди Власика. — Не просто так едем». На мгновение он пожалел, что не привлек дополнительной охраны.

— Ничего, долго там не будем, а то меня Ситанка (прозвище, данное В.И.Сталиным своей дочери, Светлан) сегодня на даче ждать будет, — продолжил он. — Поблагодарим ученых, да посмотрим, что они нам покажут…

Последняя фразы прозвучала так двусмысленно и многообещающе, что начальник охраны вновь тяжело вздохнул, понимая, что предстоит бессонная ночь.

Автомобиль мягко затормозил перед громадой здания, очертания которого еле угадывались из-за маскирующих его конструкций.

— Все-таки неплохо у нас господа жили, — пробормотал Сталин, выходя из машины. — С размахом…

Мешковатая ткань и фальшивые конструкции не могли скрыть красоту монументально здания — бывший господский дом в стиле барокко Петровско-Разумовского имения, где в настоящее время размещалась сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева (одновременно являвшаяся вузом Норкомзема). Большие арочные окна смотрели на приехавших забитыми досками проемами, словно с трудом победивший в бою великан. На втором этаже угадывалась встроенная колоннада, придававшая зданию изящный, тянущийся в небо, вид.

— … Дорогие товарищи! — чуть позднее в большом зале академии собрался весь оставшийся коллектив — чуть более ста человек. — В эти тяжелые дни весь советский народ, начиная с колхозника-чабана в далеком узбекском селе и заканчивая заслуженным академиком в едином порыве выступили против захватчика. Каждый из вас своим трудом приближает этот радостный для всех нас день — день Победы, — десятки глаз не отрываясь смотрели на невысокого человека за трибуной, который в эти годы олицетворял для них сражающуюся страну. — … Выражаю коллективу академии высшего учебного заведения свою искреннюю благодарность не только за внесенные фонд Победы немалые средства, но и за самоотверженный труд и несгибаемую волю!

Едва он сделал небольшую паузу, как зал взорвался. Вставшие с мест люди аплодировали и этот звук, отражаясь от сводов зала, многократно умножался.

— Знаете, — неожиданно продолжил он, когда аплодисменты начали стихать. — Я уверен, что когда мы разобьем врага и уничтожим его логово, наша советская наука сумеет не только не только догнать, но и превзойти достижения капиталистической науки за пределами нашей страны. Пока у нас есть такие люди, — он открыто посмотрел в зал, — которые жертвуют последним ради общего блага, наша страна всегда будет идти вперед!

Аплодисменты вновь взорвали зал.

— А теперь, Василий Сергеевич, показывайте то, о чем вы так восторженно рассказывали, — едва собравшиеся разошлись Сталин обратился к директору академии. — Посмотрим, посмотрим, что такое нельзя было показать в Кремле…

— Сюда, товарищ Сталин, — полноватый, с чуть седеющими волосами профессор Немчинов по привычке хотел придержать гостя за локоть, но поймав взгляд Власика, мгновенно передумал. — Прошу в нашу лабораторию.

Довольно просторное полуподвальное помещение с небольшими окнами почти у самого потолка было жарко натоплено и ярко освещено. Едва внушительная делегация прошла внутрь, как директор сразу же плотно прикрыл обе двери.

— Вот, эта наша лаборатория, товарищ Сталин, — с гордостью Немчинов очертил рукой полукруг. — Здесь мы совместно со Всесоюзным селекционно-генетическим институтом (с 1936 г. его возглавлял Лысенко Т.Д.) выводим новые высокоурожайных сорта многих зерновых, ягодных и плодовых культур, а также адаптируем фруктовые культуры к климатическим и географически условиям регионов нашей страны.

Столы и длинные стеллажи были буквально заставлены специальными контейнерами с разного рода растениями, над многими из которых установлены мощные лампы, разнообразные приборы.

— И главное, товарищ Сталин, это те люди, благодаря которым у нас появились особо урожайные и морозоустойчимые сорта пшеницы и картофеля. Иван Исидорович Гунар, Леонид Викторович Панишкин и Татьяна Эриковна Цимбалист, — в самом центре буквально мраморными застыли три фигуры — худой и высокий как каланча грузин с выдающимся носом, миниатюрная девушка с большой копной волос и плотный паренек с веснушчатым лицом.

Сталин с любопытством посмотрел на троицу и пожал каждому из них руку.

— Товарищ Сталин, — первым из молодых ученых опомнился от ступора Гунар, тот самый грузин. — Это совершенно особый мир! — он быстро заговорил восторженным голосом — голосом, которым докладывают о выдающихся свершениях и великих победах. — Нам посчастливилось прикоснуться к новой, странице науки о растениях и даже может науке о человеке…Мы сейчас все покажем, — вдруг виновато произнес он, поймав брошенный на него укоризненный взгляд директора академии.

Сев на стоявшие рядом несколько стульев, Сталин переживал странное чувство, которое уже не первый раз посещало его. «Не от мира сего…, — трое молодых ученых монтировали на столе какую-то конструкцию. — Кажется так называли в семинарии таких людей. Это просто поразительно! Работая по двенадцать часов в сутки, не доедая, думать о новых открытиях… Железные люди! Хм, — он вдруг улыбнулся, вспомнив свою фамилию. — Настоящие люди!».

— Мне кажется… Мы думаем, — поправился Гунар, беря в руки какой-то горшок с растением. — что растение обладает зачатками сознания. Конечно же не в том виде, как высшие животные, но все же… Растения могут испытывать настоящие, подобно человеческим, эмоции — они сопереживают, испытывают страх, радость. Вот! Причиняя растению боль, мы фиксируем отчетливую его реакцию на данный раздражитель, — девушка подсоединила к одному из лепестков цветка несколько проводов, которые протянулись к массивному прибору, а потом стала водить зажженной зажигалкой возле стебля растения. — Прибор показывает, что растение испытывает определенную реакцию. К сожалению, насколько эта реакция близка к боли мы можем только догадываться.

Сталин чуть наклонился вперед, показывая свою заинтересованность увиденным. «Если они раскопали не только это, то у нас может появиться в разговоре с Лесом дополнительный козырь, — пронеслось у него в голове. — А козыри нам не помешают…».

— У нас зафиксированы десятки наблюдений за растениями, установленными в больницах, школах, заводских корпусах, — парень потянулся рукой за небольшой стопкой самых обычных тетрадок. — Выяснилось, что растения совершенно не выживают в палатах, где есть безнадежно больные или пациенты с тяжело переносимыми заболеваниям. В психиатрических отделениях рост растений приобретает совершенно странный, подчас неконтролируемый, характер…, — лицо у Власика в этот самый момент несмотря на всю его выдержку ясно выражало его оценку всего демонстрируемого и декларируемого — полное неверие и неприятие. — Более цветы быстро хирели, когда внезапно умирал человек, который за ними долгое время ухаживал. Вот… сейчас…, — он открыл одну из закладок в тетради. — Медсестра… Заикаина Вера Николаевна умерла, не приходя в сознание, после ранения грудной клетки осколков авибомбы. В ее комнате в течении нескольких дней засохли почти все растения, несмотря на то, что за ними ухаживали. Но удивительнее даже другое…, — третий ученый при этих словах вытащил из кармана перочинный ножик, отчего Власик резко дернулся к кобуре.

Глаза у Гунара расширились от неожиданности.

— Смотрите, смотрите, — зачастил он. — Как реагирует растение. Если причинить боль тому человеку, который за ним ухаживает. Давай, Леня! — третий из них медленно проводит лезвием ножа но тыльной стороне ладони, по которой сразу же протянулась кровавая дорожка и несколько капель упало на пол. — Вы видите, видите?! — торжествующе вскричал Гунар, указывая пальцем на небольшой экран прибора, где несколько раз сильно дернулась невесомая стрелка. — Нам еще непонятен сам механизм, но факт связи определенно установлен.

— Это интересно, — вдруг негромко произнес Сталин, вставая со стула. — Это действительно представляет научный интерес. А какая может быть польза от этих открытий на практике? — даже сейчас, когда Сталин знал многое такое, что этим самонадеянным молодым ученным даже и не снилось, он оставался прежде всего руководителем воюющего государства, для которого важность именно практическая ценность открытий и изобретений. — Вот сейчас? Что это может дать?

Странно, но этот заданный в лоб «неудобный вопрос» совершенно не обескуражил ученых. Позднее выяснилось, что именно этот критерий открытия — практическая полезность — они отрабатывали в первую очередь, пытаясь найти применения таких способностей растений.

— Товарищ Сталин сфера использования этого феномена огромна. Например, мы можем продемонстрировать, как использовать растения для разоблачения вражеских шпионов и диверсантов, — Сталин на мгновение замер; ему показалось, что он ослышался. — Благодаря тому, что наши приборы могут улавливать реакцию растений на эмоции человека, различать наиболее ярко выраженные из них, мы можем с довольно высокой степенью достоверностью говорить не только о настроении конкретного человека, но и о его намерениях…, — увидев, что интерес к его словам начала проявлять и охрана Сталина и другие его сопровождающие, парень сразу же оговорился. — Конечно, многое еще не до конца отработано и просчитано… Приборы не обладают достаточной чувствительностью, но … все это рабочие инструменты.

— Покажи, — от тщательно скрываемого волнения грузинский акцент Сталина проявился чуть сильнее чем обычно. — Как это работает.

— Нам … нужны три или лучше четыре добровольца, — неуверенно произнес Гунар, почему-то глядя не на Сталина, а на начальника его охраны. — Чтобы все это продемонстрировать.

После еле заметного кивка Сталина, Власик выбрал из сопровождающих четверых, а сам встал рядом с ними четвертым.

— Товарищи, нужно, чтобы там за дверью вы решили, кто из вас будет шпионом…, — голос Гунара дрогнул и зазвучал еще более нерешительно. — или диверсантом. Этот человек должен спрятать на себе какое-нибудь оружие и потом вместе со всеми зайти в лабораторию, — группа уже начала выходить, как ученый добавил. — Еще одно… Шпион, мне кажется, должен испытывать определенные эмоции, — он переводил глаза с одного охранника на другого. — Возможно даже сильные! Поэтому выбранный вами человек должен в помещении думать о чем-то плохом…, — в конце речи он чуть на шепот перешел, отмечая выражение лиц у охранников.

Сталин, наблюдая все эти приготовления, улыбался. Его определенно рассмешила двусмысленная ситуация, в которой оказались его собственные охранники. Действительно, охранники, долг которых защищать первое лицо государства, попали в ситуацию, где они должны выступать в совершенно противоположном качестве — в роли потенциальных убийц. Совершенно естественно, что это нервировало людей…

Сотрудники охраны, за исключением Власика, вытащили пистолеты и вышли из лаборатории.

— Ну, и задали вы задачку, — добродушно рассмеялся Сталин, с интересом разглядывая опутанное проводами растение. — Посмотрим, что же из этого выйдет.

Наконец, двери открылись и все четверо вошли внутрь. Кобура у Власика была открыта и оружия в ней не было, что сразу же было отмечено всеми.

— А теперь медленно пройдитесь возле цветка, — Гунар в очередной раз оглядел прибор и тянувшиеся к нему провода. — Не так быстро.

Бойцы начали осторожно подходить к столу. Бросаемые ими на цветок взгляды были отнюдь не дружескими, что сразу же отметил и прибор. Его стрелка совершала нервные и неглубокие броски, когда к цветку подходил очередной человек.

Третьим шел Власик, с волнением косившим глаза в сторону прибора. Стрелка вновь дернулась, но не сильно. Следом пошел последний — коренастый парень с чуть оттопыренными ушами. Едва последний приблизился к растению, как стрелка резко дернулась и задрыгала как сумасшедшая.

— Вот и поймали тебя, — с азартом произнес потиравший руки Сталин. — Раз и все!

Охранник при этих словах побледнел, словно он действительно был разоблаченный шпион.

— Это хорошо, товарищ Гунар! — довольно проговорил Сталин. — Это очень хорошее изобретение. И надо уже сейчас думать, как его использовать на фронте, — последнее он произнес уже даже не ученым, а своим сопровождающим. — А как вы считаете, товарищи, — тут он обратился к стоявшей у стола троице. — Может ли растение думать как человек и, а чем черт не шутит, разговаривать как человек?

Своим тоном он дал понять, что его вопрос можно рассматривать и как шутку. По крайней мере им так показалось. Однако, Гунар, как самый старший из троицы, решил ответить, максимально серьезно.

— В данный момент, товарищ Сталин, я могу лишь выдвигать предположения. Мои коллеги, я уверен, находятся в таком же положении. В тоже время, уже проведенные эксперименты, позволяют говорить о том, что растения — это сложный организм, который, что можно утверждать, способен общаться с себе подобными, в состоянии улавливать информацию из окружающего пространства. Мне думается, растение способно думать… Просто на данный момент мы в состоянии судить об этом лишь по косвенным признакам — возмущение электрического потенциала, изменение температуры и цвета и т. д. То это растение не способно говорить и думать, это человек не может понять его и говорить с ним!

— Однако…, — с некоторой долей восхищения пробормотал Сталин. — Молодцы.

У Гунара даже на какой-то момент промелькнула мысль, что высказанные им предположения, что там греха таить слишком смелые предположения, Сталина ничуть не поразили. Ученый не увидел в его лице даже намека на удивление или улыбку. Нет! Ему отчетливо показалось, что тот услышал что-то такое, что и так уже знал и без него, то есть что-то совершенно обыденное. К счастью для науки эта мысль исчезла без следа едва только были произнесены следующие слова Сталина.


— Знаете, Василий Сергеевич, вы можете гордиться, что в стенах вашего учреждения выросли такие ученые. Признаюсь, я поражен широтой взглядов и смелостью их фантазии. Это действительно наши советские ученые, которые по по большевистски смело отстаивают свои мысли. Разве там, на Западе, есть такие? — он с улыбкой оглядел всех троих, лица которых моментально стали алыми. — А?! — тут он вновь повернулся в сторону своей «свиты». — Представляется верным, если деятельность такого молодого, но правильно коллектива будет под нашим самым пристальным вниманием. Все наработки данной лаборатории необходимо незамедлительно готовить к внедрению в действующую армию. Владея такими возможностями советская контрразведка просто обязана будет избавить войска от диверсантов и предателей. Лаврентий Павлович, как вы считаете? — он многозначительно посмотрел на Берию.

Стоявший все это время молча, нарком государственной безопасности выдвинулся вперед.

— У меня также нет никаких сомнений, что работа ученых заслуживает высокой положительной оценки и с ее результатами необходимо в самом скорейшем времени познакомить ответственных сотрудников наркоматов и особых отделов фронтов и армий.

Загрузка...