Второй разбойник умер, лошадей, привязанных в тени, мы забрали. Триен сказал, это будет плата жителям деревни за похороны мага и его подручного. Шаманский конь вернулся к хозяину, а мой мерин спокойно ждал нас в тени деревьев.
Серьезный разговор я откладывала до подходящего момента. Когда никакие житейские мелочи не будут отвлекать, когда Триен обмоется и переоденется из окровавленной одежды в чистое, когда я приведу себя в подобающий вид. Мы устроились у дерева, я достала из сумки хлеб и сыр на перекус, Триен протянул мне вымытую редиску.
— Ты ведь знал о Фейольде, — прозвучало обвинительно, но тон смягчить не вышло. — Не отпирайся. Я видела, как ты прощался с родными.
Он вздохнул и честно ответил:
— Да. Я знал. Метку раньше разрушить не получалось. Если бы я его на себя не отвлек, он бы выследил тебя и убил. Поверь, это был единственный способ уберечь тебя.
— Ценой твоей жизни? — возмутилась я.
Он отложил хлеб на полотенце, повернулся так, чтобы смотреть на меня прямо.
— Алима, послушай. До конца выслушай, хорошо?
Я кивнула, встретила взгляд серьезных серо-зеленых глаз.
— Если для того, чтобы ты была жива и счастлива, понадобится моя жизнь, я ее отдам. Потому что я люблю тебя.
— Ты поражаешь меня, Триен, — ошеломленно вглядываясь в лицо этого удивительного мужчины, я не знала, что делать. Плакать или смеяться от счастья. — Ты одновременно такой умный и ужасно глупый. Как же ты не понимаешь, что без тебя мне моя жизнь не нужна? Потому что я люблю тебя.
Он поцеловал меня. Нежно, ласково, и я отвечала на самый желанный поцелуй в жизни, от которого сладко заходилось сердце, и я забывала, где нахожусь. Важен был только Триен. Чудесный, родной, любимый. Рядом с ним, в его руках я была на своем месте, а это даже больше, чем дом.
Мы оба хотели большего, много большего, чем поцелуи, но место не располагало, а Триен еще и подчеркнул, что вначале нужно спросить разрешения моих родителей и пожениться. Действительно, как я могла подумать, что правильный и порядочный Триен решится на внебрачную связь? Но это было так трогательно, так уважительно по отношению ко мне и законам Каганата, что нарушить правила хотелось только сильней.
Немного меня отрезвило то, как на северянина-шамана смотрели мои соотечественники в ближайшей деревне. В Аваине и Итсене я привыкла, что к словам Триена относились с уважением, его совета спрашивали, никому и в голову не приходило оспаривать сказанное им. А каганатцы насторожились, о доверии не было и речи. Люди, даже мужчины, предпочитали разговаривать со мной. Закрадывалось подозрение, что, если бы я не объяснила произошедшее, Триена посадили бы в тюрьму, обвинив в убийстве двух человек.
Как все же странно, что Триен моим соотечественникам настолько чужд. На меня на севере с такой подозрительностью не смотрели! Хотя надо признать, что там доброжелательное отношение ко мне создавал один взгляд на моего спутника-шамана. Здесь же моя неочевидная и недоказуемая принадлежность к роду мэдлэгч никак не спасала ситуацию. Удивительно.
Из-за отношения каганатцев к Триену я предложила и дальше устраиваться на ночлег под открытым небом. Скрытые защитным куполом от глаз и ушей посторонних мы нежились в объятиях друг друга и целовались в те немногие часы, которые ошейник позволял мне проводить в человеческом облике.
Артефакт срабатывал все чаще, истощал безмерно и задерживал нас в пути. Триена это беспокоило, но он неизменно меня подбадривал, брал к себе в седло и считал дни до Гюльхота. Их оставалось всего пять.
Мой ошейник был не единственным артефактом, свойства которого изменились в Каганате. Триен перестал носить повязку, сказал, что в ней больше нет нужды. Я спросила, почему, а тема оказалась неожиданно очень трудной. Он рассказал мне о своей наставнице, Санхи, о других воплощениях и о том, что они обрели посмертие. Триен подчеркнул, что эту тайну, кроме меня, знает лишь Симорт, и объяснил, какова была роль брата во всей этой истории.
Я о подобном прежде никогда не слышала, откровенность ценила безмерно и секрет обещала хранить. Ρассказ Триена объяснял очень многое. И одиночество такого видного жениха, и невозможность долго путешествовать, и подслушанный мной разговор с Симортом, и даже изменившееся в Каганате поведение Триена. Призраки былых воплощений не давали ему покоя.
До Гюльхота оставалось всего три дня пути, а магия ошейника уже не просто мешала, а отравляла существование. Из-за нее я перекидывалась раз в час, к полудню была в полуобморочном состоянии и почти не соображала. Знала, что Триен взял меня к себе седло и приспособил два полотенца так, чтобы мне было удобно отдыхать и не соскальзывать.
Я не помнила ни ужина, ни привала, не осознавала, что происходило вокруг. В плотном мареве слабости ощущала постоянное движение и цеплялась за голос Триена, уговаривавшего меня потерпеть еще немножко.
— Мир этому дому! — ясно и громко произнес Триен на каганатском. Надо же, не замечала раньше, как другой язык изменяет его голос. — Мне нужно немедленно поговорить с господином Азатом. Немедленно!
С господином Азатом? Это имя моего отца! Мы уже в Гюльхоте?
— А кто приехал? — сторож на воротах никакой почтительности к шаману не выказывал.
Я удивилась такому непростительному для работника мэдлэгч безрассудству, выглянула из-за плаща Триена. Щурясь в свете фонаря, посмотрела на незнакомого человека.
— Его дочь, — отрезал Триен. — Это очень срочно!
— Я скажу ему, — недоверчиво ответил сторож. — Подождите тут.
— Я не буду ждать, — в этих словах наверняка была магия, потому что сторож без пререканий пропустил нас во двор, а сам велел заспанному парнишке сообщить о госте.
Триен спешился, прижимая меня к себе одной рукой. Тогда же я заметила, что только светает. Мы, оказывается, ехали всю ночь. Триен залез в седельную сумку, достал что-то, велел позаботиться о конях.
— Они очень устали. Мы за сутки только раз останавливались, — услышала я сквозь наваливающийся сон.
За пазухой у Триена было хорошо, тепло и уютно, я запряталась обратно так, что торчал только нос, и уснула.
— Эй, господин. Подождите! — наперерез Триену, идущему к большому дому, бросился пожилой каганатец в наспех надетом кафтане.
— Я же сказал, мне нужен господин Азат. Где он?
— Господин в это время спит! — с вызовом ответил слуга.
Триен коротко выдохнул, указал на лису, которую придерживал левой рукой.
— Это Алима. Его дочь. Εсли в ближайший час не снять с нее рабский ошейник, она умрет.
Слуга отшатнулся, недоверчиво нахмурился, глянул на Алиму, снова на шамана.
— Проходите в дом. Господин сейчас подойдет, — пообещал слуга. Щелкнул пальцами, привлекая внимание мальчишки: — Проводи господина в гостиную.
Сам побежал к другому входу.
Гостиная оказалась большой комнатой с двумя мягкими диванами, украшенными пестрыми подушками. Мальчик зажигал светильники, и с каждым новым огоньком помещение становилось просторней и приветливей. Триен не садился. Придерживая Алиму одной рукой, ходил туда-сюда по мягкому ковру, прислушивался и поглядывал на часы.
Отпущенное время он нарочно приуменьшил, а опасность для девушки, к сожалению, не преувеличивал.
Родителям Алимы понадобилось меньше десяти минут, чтобы проснуться, спешно одеться и прийти в гостиную. И двухминутного объяснения хватило, чтобы они поверили и прониклись серьезностью ситуации. Изучение формул потребовало больше времени, но оба мэдлэгч были опытными магами и разобрались довольно быстро.
— Вы, наверное, хотели бы участвовать? — предположил господин Азат.
— Хотел бы, — честно признался Триен. — Но доверю ритуал вам. Я двое суток не спал. А здесь нельзя ошибиться.
— Но присутствовать, думаю, не откажетесь? — уточнила госпожа Сайна и, не дожидаясь ответа, поманила Триена. — Пойдемте, не нужно, чтобы вы изводились в неведении здесь.
Он кивнул и пошел следом за целеустремленным господином Азатом и его женой, которая все время оглядывалась на Алиму. Лиса спала и не заметила даже того, что мать погладила ее по голове.
Комната для ритуалов находилась в другом крыле здания и больше всего напоминала храм. Высокий круглый потолок, множество окон с цветными узорами, десятки свечей, алтарный камень в центре. Пока хозяева зажигали свечи и перешептывались, Триен положил лису на алтарь. Тихо приговаривая, что все будет хорошо, нужно лишь немного потерпеть, был рядом с ней, сжимал в ладони теплую лапу, гладил по плечам.
— Зачем? — напряженный вопрос хозяина.
— Формулы северные, — коротко ответила женщина. — Я такие первый раз в жизни вижу. Мне будет спокойней, если помощь будет рядом.
— Ладно, — сухой ответ, данный нехотя.
Триен, услышавший разговор, усмехнулся. За вежливостью заботливого предложения госпожи Сайны на самом деле скрывался личный интерес. Если Алима привыкла к таким отношениям, не удивительно, что она все время искала, в чем же выгода, корысть Триена. Не удивительно, что долго не могла поверить в искренность. Тем прекрасней и драгоценней была сердечность, с которой Алима помогала Триену, делилась силой в ритуалах и не ждала ничего в ответ, кроме улыбки и слов благодарности.
Свечи горели ровно и ярко, пахло сандалом и незнакомыми пряностями. Господин Азат попросил гостя отойти и сесть у стены. Там на полу лежали подушки, и Триен, нагромоздив их друг на друга, устроился так, чтобы видеть Алиму. Хозяин дома положил у головы дочери открытую тетрадь с расчетами, выпростав открытую ладонь, прощупывал плетения, сверял с тем, что Триен описал. Госпожа Сайна закрыла дверь, опустила щеколду, и уже через минуту начался ритуал.
Триен видел волшебство, отмечал, как с магией работали мэдлэгч, и верил, что они справятся. В сиянии нитей госпожа Сайна казалась очень похожей на Алиму. Тот же разрез глаз, аккуратный нос, красивые губы. На отца девушка внешне была похожа меньше, но в тот момент, когда господин Азат осознал, какой ритуал нужен, стало очевидно, что Алима его дочь. Тот же стержень, такая же решительность.
Триен старался думать только об этом и верить, верить в то, что родителям девушки удастся снять ошейник, тянущий из Алимы жизненные силы. Что господин Азат, понимая, что ошибка может быть смертельной, смирит гордыню и попросит о помощи, если будет нужно. Что Санхи ошиблась, назвав Алиму связанной с Φейольдом до смерти. Что получится обмануть губительное проклятие Орлов, с которыми девушка будет связана еще десять дней.
Встало солнце. Заиграли яркими красками витражи, разноцветные пятна света легли на противоположную стену. Судя по чарам, все шло так, как должно было. Триен зяб от усталости, кутался в плащ, обхватил себя обеими руками и ждал, наблюдая за магическими потоками.
Солнце поднялось высоко, красные, желтые и синие лучи доползли до самого алтарного камня. Раздался хруст — ошейник рассыпался. Господин Азат с явным облегчением вздохнул, отступил от камня. Госпожа Сайна погладила дочь, так и не вернувшую себе человеческий облик.
— Я думал, она перекинется, — признался Триен, подходя к алтарю.
— Она очень истощена, у лисьей ипостаси больше сил, — тихо пояснила госпожа Сайна. — Она поправится.
— Маг, который сделал, а потом исправлял ошейник, расшатал формулы, — зло бросил хозяин. — Руки поотрывать мало!
— Он мертв. Этого достаточно, — хмыкнул Триен и, мягко отстранив господина Азата, взял лису на руки. — Куда ее отнести?
Женщина бросила короткий удивленный взгляд на мужа, и только тогда Триен сообразил, что в хозяйскую часть дома посторонних обычно не пускают. Но ни отец, ни мать Алимы не стали убеждать гостя, что ему лучше подождать, а они справятся сами. Госпожа Сайна указывала дорогу, завела на второй этаж в светлую просторную комнату, отдернула прозрачный полог кровати, жестом предложила Триену уложить лису на подушки.
— Ей нужно отдохнуть, восстановиться. Вы очень вовремя ее привезли. Спасибо вам, — заглянув в глаза шамана, поблагодарила госпожа Сайна.
— Я не мог сам снять ошейник, а второго мага для поддержки в Аваине не так просто найти, — Триен сел на край кровати, положил руку на плечо лисы. Естественно и просто, как делал всегда.
Госпожа Сайна прокашлялась и как-то торопливо сказала:
— Вы валитесь с ног от усталости. Пойдемте, я покажу гостевую комнату. Об Алиме не беспокойтесь, пойдемте.
Дорогу туда Триен не запомнил. Напряжение последних дней пропало, сменилось облегчением и покоем. Алима избавлена от ошейника, дальше может быть только лучше.