Эпилог

Император Халиб откинулся на спинку библиотечного кресла и хихикнул:

— Он сделал ему укол, да? Должно быть, у Лэннета вспыхнули в глазах звезды. А эта фразочка насчет Марда — отличный ход. Мальчик изменился так, что трудно поверить.

У управляющего Веда настроение было таким же хорошим. И все же он позволил себе не согласиться с императором:

— Вы считаете, что действительно стоит делать из Марда великого героя? Он же совершенно лишен моральных устоев. Это вообще не личность!

— В том-то и дело. Он видел запись допроса в доме той женщины? Убийство на Хайре и допрос у Улласа?

— Как вы приказали, сэр.

Халиб развел руками.

— Тогда он понимает. Если Солнцедарительница когда-нибудь увидит эти кадры, то он, считай, уже покойник. Она не может позволить себе быть связанной с убийством или убийцей. Неважно, что вся империя считает, будто Мард убил Этасалоу из нравственных побуждений. Нам известны все мотивы его поведения и вся его ложь. А ему известно, что кое-кто в курсе всех этих делишек. Это ничуть не хуже ножа, приставленного к горлу.

— Мне это попросту не нравится, — печально проронил Вед. — Для вас использовать Марда — все равно что разбрасывать по двору навоз, чтобы привлечь скарабеев. А пачкать руки приходится мне.

— Я всегда говорил тебе, Вед, что у тебя душа поэта. В тебе погиб отличный Наставник. Кстати говоря, Дафанилу удалось узнать, кто в старой организации Свободных был агентом?

— Нет, сэр. — Вед нахмурился. — Я очень беспокоюсь об этом. Как только мальчик потребовал себе трон Улласа и использовал ваших Стрелков для наведения порядка, он разыскал вашего прежнего начальника разведки, этого типа по имени Бетак. Теперь они работают вместе. Говоря честно, Возвышенный, Дафанил делает слишком много громких высказываний относительно своей «независимости» и об участии народа в управлении своей планетой. Это мне не нравится. В нем есть задатки радикала, если мне позволено будет так сказать, сэр. Я подозреваю, что Бетак плохо влияет на него.

Стараясь выглядеть беспристрастным, Халиб согласился:

— Следует присматривать за ними. Это как раз для тебя, Вед. Займись этим. — Император потер руки. — Милейшая доктор Бахальт ухаживает за своим пациентом?

Бросив взгляд на часы, Вед ответил:

— Сегодня с капитана снимают повязки. Мне сказали, что ее психологические проблемы разрешились практически сами по себе, как только она вернулась вместе с ним на Атик. Немного гипнотерапии, немного мягкого лечения. Я и не осознавал, насколько тяжело пострадала ее психика в последнее время. Однако она быстро оправилась. В ее семье рождаются сильные характеры — мы все слишком хорошо это знаем. Как бы то ни было, после своего возвращения они практически неразлучны. Вы превращаетесь в сваху на старости лет.

— Это у кого еще старость лет! — возмутился Халиб, затем рассмеялся. — Это гораздо лучше, чем обманывать идиотов и жуликов, которые служат только сами себе.

Он встал и вышел на балкон, под яркое солнце Коллегиума. Вед прошествовал за ним. Халиб стоял у перил балкона, наслаждаясь зрелищем блистающего в солнечном свете города, ярко выделяющегося на нежном зеленовато-пурпурном фоне далеких гор. Император сказал:

— Я никогда не подозревал, что у Дафанила хватит ума отправить Лэннета обратно ко мне, не разрушив при этом его прикрытие. В особенности после всего, что произошло. Убедить докторов держать его в полубессознательном состоянии, пока он не окажется у меня в руках, — это проявление интуитивного гения. — Халиб повернулся лицом к Веду. — Много ли ошибок я сделал, Вед? Только будь честным.

— Я бы сказал — да, Возвышенный. Если бы я был честным. Но как благоразумный человек, которому время от времени приходится наблюдать за казнями, я скажу — нет.

— Фигляр. Мы подарим юному Дафанилу его собственную голову — пусть остается у него на плечах. Он действительно сумел утихомирить Хайре.

Морщины у глаз Халиба стали глубже, губы поджались.

— Я император. И я не потерплю вызова своей власти. Ни от кого. Сколько Стрелков у него сейчас?

— Одна рота, сэр.

— Этого достаточно. У вас есть план — как вернуть Лэннету его статус Стрелка и звание? Если я правильно помню, вы предлагали сослаться на проблемы со здоровьем? Сейчас он снова похож на самого себя?

— Да, сэр.

Халиб прошелся туда-сюда, заложив руки за спину.

— Мне не нравится, что Бахальт знает об этом фокусе с Вэлом Борди. Это лишняя ниточка.

— Хотелось бы мне иметь в своем распоряжении хотя бы пять человек, столь же достойных доверия, как Нэн Бахальт.

Остановившись, Халиб пристально посмотрел на Веда, словно изучая его.

— У меня есть один человек, достойный доверия. И это все, что мне нужно.

— Это моя жизнь. Я горжусь тем, что служу вам.

— Мы проделали хорошую работу, Вед.

Халиб вернулся к ограждению. Широким жестом, похожим на плавное движение руки танцора, он словно бы обозначил разом весь Атик и небо над ним. Затем, воздев руки, император продолжил:

— Мы должны быть честными сами с собой. Отказываясь признавать то, чего мы достигли, мы умаляем себя. Я вырастил сына, куда более способного, чем я осмеливался надеяться. Мы подавили чрезвычайно жестокое восстание, мы уничтожили секреты, представлявшие собой немыслимую угрозу человечеству. Мы должны признать это — мы великолепны.

Император опустил руки и склонил голову, словно читая молитву.

Вед низко поклонился, не обращая внимания на то, что Халиб смотрит в другую сторону. Оставаясь в таком положении, он заметил:

— Как жаль, что мы должны скрывать наш блестящий ум так же тщательно, как мы развиваем свою скромность.

Халиб продолжал любоваться городом.

— Хорошо, что при рождении я не был наделен совестью, — сказал он. — Может ли человек жить, имея две совести? Позволяю удалиться, управляющий Вед.

Все еще не разгибая спины, Вед попятился с балкона в библиотеку и таким манером проделал весь путь до потайной двери. Всю дорогу он качал головой и подозрительно пофыркивал.

В другой, отдаленной части Коллегиума с лица Лэннета сняли последнюю повязку. Нэн Бахальт сказала ему:

— Теперь можешь открыть глаза. Все позади.

Лэннет замер в нерешительности:

— Все в порядке? Я…

Нэн негромко и радостно засмеялась:

— Ты — что? Вновь капитан Лэннет, как всегда красивый? Конечно. Я потребовала с них обещание, что это будет именно так.

Лэннет улыбнулся, открыл глаза — и немедленно заморгал. Его рука нащупала старый, знакомый шрам на лбу, начинавшийся над правым глазом и тянувшийся через левый. Кончиком пальца Лэннет провел по шраму через скулу и дальше вниз, к челюсти.

— Очень чувствительный, — пожаловался Лэннет. Теперь он улыбался так, словно хотел проверить, как работают лицевые мускулы. — Соберись с мыслями. Или я — Лэннет, или я красивый. То и другое сразу ты получить не сможешь.

Нэн одарила его легким быстрым поцелуем. Затем, едва не касаясь губами его лица, она шепнула:

— Смогу. Уже получила.

— Дай мне зеркало.

Нэн повернулась к маленькому шкафчику с выдвижными ящиками. Помимо кровати и стула, это была единственная мебель в комнате. Дневной свет, сочившийся сквозь прозрачный потолок, и осветительные трубки на стенах придавали обстановке скучный и чисто функциональный вид. Нэн потребовалось лишь несколько секунд, чтобы найти в одном из ящиков маленькое квадратное зеркальце и протянуть его Лэннету. Но за эти мгновения Лэннет успел полностью изучить обстановку в помещении. Не то чтобы он не мог это сделать за время своего пребывания в госпитале. Все оставалось точно таким же, как и при его появлении здесь. Помещение было настолько безликим, что было ясно — оно специально спланировано с этой целью.

Мысль о побеге отсюда была связана с целой кучей забот. Конечно, было бы чудесно уйти из этого здания, которое было ничуть не лучше тюрьмы. Однако вернуться к Стрелкам — это означало лгать всем, кого он знает или когда-либо встретит, мужчинам и женщинам, которые ценили его честность так же высоко, как он сам. Но какой выбор был у него?

Лэннету хотелось бы понять все интриги, связанные с тем, что произошло.

Однако подумав еще, он решил, что лучше ему их не понимать.

Нэн держала зеркало обратной стороной к Лэннету.

— Ты уверен, что хочешь взглянуть? Вид у тебя все еще несколько бледный и опухший после операции. Ты выглядишь точно так же, как выглядел до того, как тебя изменили, однако если судить по твоему виду, можно решить, что ты побывал в хорошей драке.

— В таком случае откуда ты знаешь, что я буду выглядеть прежним, когда опухоль спадет и синяки сойдут?

— Поверь мне. Я врач.

Лэннет схватил зеркало.

— Тогда дай мне взглянуть на себя.

Немного подурачившись, Нэн отдала зеркало. Лэннет уставился на отражение, затем с облегчением вздохнул:

— Это я.

Последние слова были всего лишь обычным замечанием, однако Нэн услышала скрытое в них напряжение, почти страх. Она отвела зеркало в сторону и вновь поцеловала Лэннета, на этот раз более уверенно. Этот страстный поцелуй подвигнул Лэннета обнять Нэн. Когда он разжал объятия, Нэн не дала ему возможности сказать что-либо еще. Она заявила:

— Прошлое миновало. Все это закончилось. Теперь мы свободны и чисты, мы оба. Мы — это мы.

Едва прозвучали эти слова, как в тот же миг оба вздрогнули и замерли, словно от удара тока. Лэннет сел прямо и заключил Нэн в объятия, будто пытаясь защитить ее от чего-то. Он оскалил зубы, словно собираясь зарычать. Нэн смотрела на него, и на лице ее отражалась смесь страха и любопытства. Она хрипло прошептала:

— Музыка. Женский голос, поет. Здесь нет никаких женщин. Что происходит?

— Взыскующая. — Это слово прозвучало так, как будто Лэннету пришлось заставить себя произнести его. — Она не должна подвергать тебя этому. Она не должна делать это. Только не с тобой.

— Она? Кто она? — Нэн смотрела куда-то в сторону от Лэннета. Теперь в ее голосе и поведении явно преобладал страх. — Кто-то поет прямо у меня в голове. В моем сознании.

Лэннет обнял ее еще крепче.

— Не бойся, — сказал он. Но тон этих слов предал капитана.

— Послушайся его, — произнес мягкий успокаивающий голос. — Я его друг. Я хотела бы стать твоим другом. Я молюсь о том, чтобы вы оба были мне друзьями.

Закашлявшись, Нэн попробовала высвободиться из объятий Лэннета. Но тот продолжал отчаянно сжимать руки.

— Это Астара, последовательница культа Взыскующего, — объяснил ей Лэннет. — Она может говорить с тобой посредством мыслей. Она не причинит тебе вреда.

Капитан чувствовал, как напряжение Нэн ослабевает. Она больше не делала попыток освободиться. Лицо ее теперь выражало лишь удивление. Лэннет тоже расслабился.

В голосе Астары прозвучала радость:

— Вот. Так гораздо лучше. Доктор Бахальт, я прошу прощения за столь грубое вторжение. Если вы хотите сделать общение со мной более приятным, закройте, пожалуйста, глаза. Представьте себе старую женщину в черном одеянии, с длинными серебристыми волосами, которая держит в руках трость. Вы увидите меня. И ты тоже, друг мой Лэннет. Я хочу, чтобы ты был с нами, пока мы беседуем.

Лэннет ответил резко:

— Ты испугала Нэн. Мне нечего сказать тебе. И так было всегда.

И все же, говоря это, он наблюдал за Нэн, и когда она закрыла глаза, так же поступил и Лэннет.

Мысленный образ разрушенного храма на Дельфи замерцал перед ним. Рядом с ним восхищенно вздохнула Нэн:

— Цветы, Лэн!.. Такие алые, такие красивые… целый ковер! А этот храм… он прекрасен. Это все настоящее? Где…

Она повернулась к Лэннету, и тут между ними и разбросанными камнями святыни вспыхнуло белое сияние. Из него вышла Астара, и сияние угасло. Слегка вскинув голову, Астара стояла лицом к Лэннету и Нэн; ее слепые глаза были устремлены прямо на них. Она промолвила:

— Мы должны узнать друг друга, Нэн Бахальт, потому что мы обе питаем любовь к одному и тому же человеку. Для тебя он тот, с кем ты готова разделить свою жизнь. Для меня он — один из многих, в ком нуждается Взыскующий. Он сопротивляется мне, но мы должны получить его.

— Но я никогда не отдам его. — Нэн шагнула вперед, высвободившись из объятий Лэннета. — Я немного знаю о вас, Астара. Я видела, как его волнует и тревожит нечто, чего он не может объяснить. Это были вы. Вы причиняли ему мучения.

— Да, — горько призналась Астара. — Не больше и не меньше мучений, чем он причинял мне. Но я не могу прекратить это. Моя забота — благо всех людей, и нам нужны такие сердца, такие люди, как он. Именно поэтому мы должны узнать друг друга. Мне отрадно видеть, что он нашел женщину, которая пройдет рядом с ним через всю его жизнь. Я желаю вам обоим счастья. И все же — ты выбрала мужчину, отмеченного судьбой. Все мы служим истории. Большинство из нас слишком поздно понимает, что мы делаем это такими путями, о которых не могли даже помыслить. Лэннет же — по причинам, о которых никто из нас не ведает, — является невольным катализатором, вызывающим изменения. Нравится ему это или нет, но он стал центральной фигурой в эпохальной битве добра и зла. Я пришла к тебе, Нэн Бахальт, с мольбой, с видением, с предупреждением. Люби своего отважного Лэннета. Люби его всем сердцем до самой смерти. Но помни, что ты не можешь владеть им безраздельно. Он нужен Взыскующему.

Лэннет шагнул вперед и встал рядом с Нэн. Вместе они предстояли красоте и угрозе, исходящим от туманной, колышущейся фигуры.

— Я не принадлежу вашему культу, — ответил Лэннет. — Я совсем не то, что ты сказала. Я человек, я простой солдат.

Медленно кивнув, Астара сказала:

— Взыскующий понимает это. Быть может, лучше, чем ты, друг мой.

— Послушайте меня, — вмешалась Нэн. — Меня совсем не радует перспектива делить его с кем бы то ни было. Если вы попытаетесь изменить его, забрать его у меня или сыграть какой-нибудь трюк с его — или моим — сознанием, то я буду бороться с вами. Я не понимаю, кто или что вы такое. Вы пугаете меня. И все же я смогу победить вас. Я это сделаю. Но вы называете его другом. Тогда скажите мне — защищаете ли вы его? Будете ли вы защищать его всегда?

Лэннет отшатнулся, с удивлением глядя на нее. Рот его приоткрылся от изумления.

Нэн нетерпеливо взмахнула рукой.

— Не пытайся понять. Это дело женщин. — Затем, слегка покраснев, она вновь посмотрела на Астару и гордо вскинула голову. Лэннет заметил, что руки Нэн сжаты в кулаки. — Так как же?

Астара усмехнулась:

— Я любила его, дитя. Да, я защищаю и буду защищать его. Изо всех сил. Тебе уже известно, что и для меня существует предел. Однако не там, где дело касается моей надобности в нем. Я не стану лгать тебе о том, насколько он важен. И насколько твердо мое решение.

В течение долгого времени все трое стояли молча. Нежные алые цветы, равнодушные к людской суете, колыхались на ветру в беспечном ароматном танце. Неожиданно Нэн сорвалась с места и побежала по цветочному ковру к Астаре. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она подняла руки ладонями вперед. Астара, прислонив трость к ноге, тоже вытянула руки ладонями вперед. Пальцы старой женщины с жутковатой точностью соприкоснулись с пальцами Нэн. Астара улыбнулась. Нэн сказала:

— Быть может, мы никогда не станем друзьями. Но мы не должны становиться врагами. Можем ли мы стать сестрами, как вы думаете?

Астара рассмеялась, ее смех музыкой вплетался в песню ветра.

— Хорошее предложение. Мне кажется, мы уже стали ими.

Лэннет, обиженный и смущенный, возразил:

— Не забывайте, женщины, что не только вам нужно договориться о терминах. Эти термины касаются меня — моей чести. Не забывайте об этом. И вы обе знаете, что единственное мое стремление — это служить моему императору.

Астара взяла обе руки Нэн в свою. Тяжело опираясь на трость, она провела Нэн через кивающие на ветру цветы и вложила ладони Нэн в руки Лэннета. И только тогда она заговорила с ними обоими:

— Теперь я покидаю вас. Такие встречи слишком быстро утомляют меня. А вы должны вернуться в свой секретный госпиталь, к вашей прерванной жизни. Однако унесите отсюда одну мысль: мы трое — со всеми нашими лелеемыми, такими важными целями — можем в один прекрасный день осознать, что мы никогда не были друг от друга так далеко, как мы полагали.

Лэннет и Нэн по-прежнему сидели рядом, молчаливые и необычайно задумчивые, когда в комнату вошел человек в маске, ежедневно заставлявший их твердить наизусть легенду, скрывающую истинные причины их долгого отсутствия. В этот день ему показалось, что его слушатели были чрезвычайно рассеянны во время урока.


Загрузка...